София огляделась. Остальные, сидевшие за столом, разговаривали и смеялись, курили и пили. Казалось, каждая тема протягивалась ниточкой к чему-то большому. Инес пригнулась к ней, пытаясь поговорить. Гектор переводил как мог, однако они с Инес то и дело начинали над чем-то смеяться, глядя друг на друга. Соня не смеялась, лишь улыбалась легкой улыбкой, которая придавала ее красивому лицу новое выражение — словно ей на некоторое время все начало нравиться, словно она решила насладиться моментом. Гектор вел себя с мальчишеской растерянностью — ему было весело, она это видела. Всем было весело. Адальберто впал в детство — беспрерывно говорил что-то по-испански, чего никто, кажется, не понимал, однако все смеялись. Дафни и Терри еще теснее прижались друг к другу, сидели, крепко обнявшись. Софии казалось в тот момент, что весь мир совершенен и прекрасен.
Около половины четвертого она вышла из ресторана, ей не хотелось уходить, но вечеринке не было видно конца.
Гектор проводил ее до такси, открыл дверь.
— Спасибо, — сказала она.
— Тебе спасибо.
София чуть подалась вперед, давая ему себя поцеловать. Его губы оказались мягче, чем она могла представить. Однако он держался очень осторожно и тут же оторвался от нее.
Приехав домой, София не могла заснуть. Села на веранде, прислушиваясь к пению птиц, вдыхала сказочные запахи раннего утра и наслаждалась красотой, окружавшей ее. Глубокий зеленый цвет газона, пышные кроны деревьев, совершенство всей картины. Она знала, что это состояние вызвано наркотиком, однако не испытывала ни малейших угрызений совести.
София спросила себя, почему вдруг позволила себе отпустить тормоза и с внутренней улыбкой нарушить так много границ. Что произошло с ней в последнее время?
Ларс стоял, прислонившись к стене. Он смотрел на Эрика, который сидел, положив ноги на выдвинутый ящик стола, и ковырял в ухе карандашом. Эва Кастро-Невес слегка поворачивалась туда-сюда на своем вращающемся стуле, а Гунилла, нацепив очки, изучала какую-то бумагу. Наконец она дочитала бумагу, сняла очки и оставила их висеть на шнурке на шее.
— Начни ты, Ларс.
Ларс заерзал, словно искал дыру, в которую можно было бы скрыться. Когда его просили выступить перед другими, он всегда испытывал страх. Он искал внутри себя спасательный круг, который выручил бы его в этой ситуации, — агрессию, пустоту или что-нибудь еще. Нащупав подходящий имидж, он подключил его и начал довольно ровным голосом рассказывать о том, как София столкнулась с Гектором в универмаге «НК» и как накануне вечером она отправилась на банкет в ресторан «Трастен» в Васастане.
— Но все это я описал в своих отчетах.
Гунилла взяла слово:
— У Софии с Гектором роман, теперь нам это известно. Будущее покажет, что у них за отношения. Ларс, расскажи о банкете.
Он откашлялся, не зная, куда деть руки: они висели как-то странно, и ноги никак не могли прийти в расслабленное положение.
— Я не заметил ничего необычного, помимо двух телохранителей, которые стояли на охране у ресторана после того, как туда зашел пожилой мужчина — по всей видимости, отец Гектора. В три часа двадцать восемь минут София села в такси: с большой вероятностью — чтобы ехать домой.
— Спасибо, — сказала Гунилла и кивнула Эве.
— Я сфотографировал других гостей, когда они покидали ресторан, — добавил Ларс. — Фотографии немного нечеткие, но, может быть, ты захочешь взглянуть на них, Эва?
Голос Ларса звучал чуть фальцетом, и ему это не нравилось.
— Отлично. Дай фотографии Эве, — сказала начальница.
Ларс почесал в затылке.
Эва вернулась к своим бумагам, заглянула в них, перелистала несколько страниц:
— София Бринкман, урожденная Лантц, живет вполне благополучной жизнью — видимо, на наследство, полученное от мужа; иногда общается с подругами и изредка с матерью. Ее прошлое практически безупречно. Окончила школу, оценки выше среднего, год проучилась по обмену в США, после окончания гимназии несколько месяцев путешествовала с подругой по Азии, затем поработала в нескольких местах и поступила учиться на медсестру. Повстречалась с Давидом Бринкманом, два года спустя родила сына Альберта, они поженились, переехали из квартиры в Стокгольме на виллу в Стоксунде. После смерти Давида в две тысячи третьем году она продала виллу и купила небольшой домик в том же районе, где проживает вдвоем с сыном.
Эва остановилась, перелистала свои бумаги и продолжила рассказ:
— Сын Альберт — ее единственный близкий человек. Создается впечатление, что у нее нет хобби или каких-то особых интересов. Ее социальные связи трудно поддаются анализу: мы не знаем ее друзей, кроме подруги Клары, — той женщины, с которой она ходила в ресторан, когда ты следил за ними, Ларс. У меня пока все.
Снова заговорила Гунилла:
— Она и раньше была такой, до того, как мы ею занялись? Ходила по ресторанам с мужчинами? Или была скорбящей вдовой — и Гектор первый, кто заставил ее выбраться из панциря на свет божий?
— Пожалуй, что так, — ответила Эва.
— А именно?
— Что Гектор первый.
— Почему ты так думаешь? — уточнила начальница.
— Ничто не указывает на то, что она встречалась с мужчинами после смерти мужа, но я буду копать дальше.
— Эрик, что ты думаешь? — спросила Гунилла.
— На мой взгляд, это совершенно неинтересно. Вопрос в том, понравилась ли она нашему испанцу — в этом случае она будет выполнять важную функцию. В остальном вопрос лишен смысла.
В комнате наступила тишина, словно все, кроме Ларса, погрузились в свои мысли. Он смотрел на них, и его не покидало чувство, что он внезапно остался один. Гунилла очнулась первой:
— Ларс, ты можешь меня подвезти?
Они ехали в потоке машин, типичном для середины дня. Гунилла сидела на переднем сиденье и подправляла макияж.
— Что скажешь? — спросила она, сжимая только что накрашенные губы.
— Не знаю.
Гунилла закрыла помаду крышечкой и положила обратно в сумочку.
— Мне нужно твое мнение, Ларс. Не рассуждение или аргументация, а только твое мнение.
Он думал изо всех сил, пока они стояли позади автобуса на Стюрегатан.
— Все слишком зыбко, — ответил он.
— Так и есть. Все обычно бывает очень зыбко — чаще всего у нас ничего нет. В данном случае все скорее наоборот — у нас предостаточно материала.
Ларс кивнул:
— Ты наверняка права.
Ему приходилось все время смотреть вперед — движение было оживленным.
— Тебе необязательно со мной соглашаться, — проговорила Гунилла.
Ларс почему-то закашлялся. Ему так хотелось, чтобы она почувствовала, что на него можно положиться.
— Мне кажется, я способен на большее, Гунилла.
— Что ты имеешь в виду?
— Я могу заниматься не только наружным наблюдением. Ведь я аналитик, я многое мог бы привнести в работу группы, как мне кажется. Мы говорили об этом, когда ты предложила мне перейти к вам.
Гунилла показала, где ее высадить.
— Ты очень важен для группы, Ларс. Исключительно важен. Я хочу подключить тебя к основной работе, но чтобы это произошло, нам нужно от чего-то отталкиваться. А добыть это что-то можешь только ты. Я беру на себя все полноту ответственности, если что-то выйдет не так, но сейчас мы должны выйти на новый уровень… новый уровень наблюдения. Ты понимаешь меня?
— Думаю, я понял.
Ларс нашел «карман», заехал в него и остановился.
— Мы на верном пути, — продолжала она. — Не сомневайся в этом. Просто сделай все, что в твоей власти, чтобы продвинуться еще на шаг. — Гунилла закрыла сумочку. — Я пошлю тебе номер. По нему ты найдешь человека по имени Андерс. Он поможет тебе. Андерс отличный специалист.
Гунилла погладила его по рукаву, открыла дверцу и вышла из машины.
Ларс сидел неподвижно, мысли кружились в голове — он испытывал чувство легкой эйфории от того, что начальница только что сказала о нем и его ценности. Однако на душе остался какой-то неприятный осадок — впрочем, он был там всегда. Главное, чтобы Гунилла не разочаровалась в нем. Он сделает все, чтобы ее мнение о нем оставалось прежним.
Ларс снова вырулил на улицу. Телефон звякнул, и на дисплее возник вопрос, хочет ли он сохранить новый контакт: «Андерс».
На море вздымались высокие волны, Йенса обдавало каскадами воды. Он стоял на носу корабля, глядя на плоский берег вдали. Голландия.
Внезапно двигатели корабля смолкли, гудение и постукивание пронеслись по корпусу, когда штурман дал задний ход. Поначалу это даже не ощущалось — большой корабль двигался вперед с прежней скоростью. Нужно время, чтобы остановить судно такого размера. Йенс огляделся, пытаясь понять, почему капитан принял решение об остановке на таком расстоянии от берега.
На горизонте он заметил большую открытую моторную лодку, которая приближалась к кораблю, подпрыгивая на волнах. Прищурившись, Йенс изо всех сил старался разглядеть хоть какие-нибудь признаки, объяснявшие, что это за лодка и кто ее ведет. Так ничего и не разглядев, он покинул свое место на носу, прошел по палубе до железной лестницы, ведущей на капитанский мостик.
Йенс распахнул дверь. Штурман и капитан увлеченно играли в нарды, попивая чай и покуривая омерзительно пахнущие сигареты.
— К нам приближается лодка.
Капитан кивнул.
— Таможня? Полиция?
Капитан покачал головой.
— Пассажир, — спокойно проговорил он и сделал еще глоток из своей чашки.
Йенс занервничал — видимо, это было по нему заметно, потому что капитан повернулся к штурману, что-то произнес по-вьетнамски, и оба расхохотались.
Когда лодка причалила к борту корабля, все пришло в движение. Спустили трап, и по нему на борт поднялись двое мужчин — один коротко стриженный, с накачанными мускулами, второй темноволосый, в темной куртке до талии. Стриженый нес в руке спортивную сумку. Пока моторная лодка отчаливала и снова брала курс на берег, один из мужчин отправился на капитанский мостик. Другой, стриженый, ждал на палубе.
Со своего места Йенс мог наблюдать за ними — видел, как один из них разговаривал с капитаном, который заискивал и отчаянно жестикулировал, словно раскаиваясь в чем-то и пытаясь оправдаться. Разговор был коротким, мужчина вышел оттуда на металлический трап.
— Лежек! — крикнул он второму и жестом показал, чтобы тот шел на нос корабля.
Лежек кивнул и исчез из виду.
Двигатели снова заработали, и корабль лег на прежний курс, двинувшись, рассекая волны, вперед, к Роттердаму. Йенс спустился в трюм.
Капитан запретил ему находиться в трюме во время поездки, но он и не собирался спрашивать у него разрешения.
Йенс взломал два контейнера, собрал оружие и переложил в два небольших ящика, которые легко было бы перенести в фургон, заказанный прямо на причал. В цену, заплаченную Йенсом за перевозку груза через Атлантику, входило условие, что таможня не будет делать выборочных проверок в первый час пребывания в порту. Йенс хотел, чтобы все прошло как по маслу — он намеревался как можно скорее покинуть судно и исчезнуть.
Несколько часов спустя судно вошло в порт. Йенс сидел на крыше капитанского мостика, пил плохой кофе и курил сигарету. Море было спокойное, солнце светило сквозь дымку. Он услышал вдалеке звуки сигнальных сирен, а затем стал отчетливо виден и сам порт Роттердам — огромный, здесь все было гигантское: краны, контейнеры, чудовищных размеров корабли, стоявшие у исполинских причалов. Йенс почувствовал себя ничтожным червяком, пока они пробирались среди всех этих гигантов.
Через час судно пришвартовалось бортом к каменному причалу в отделенном уголке порта. Со своего места на мостике капитан открыл грузовой трюм, над судном наклонились краны, и грузчики принялись крепить ремни и тросы вокруг контейнеров, которые стали медленно выгружать на сушу.
Как раз в тот момент, когда Йенс начал ломать голову, где же заказанный им фургон, на причале появилась машина и остановилась рядом с кораблем. Йенс понимал, что это не его машина — она была слишком маленькая. Из нее вышли трое мужчин. Один высокого роста и широкоплечий, другие немного поменьше. Решительными шагами они направились к кораблю и поднялись по трапу на палубу. Йенс следил за ними взглядом со своего места на крыше. Самый большой из троих взошел на капитанский мостик, двое других остались внизу.
Йенс отставил чашку, спустился по трапу и прошел по палубе мимо двух мужчин. Он поздоровался — так, как это делают в гольф-клубе, а не на контрабандистском вьетнамском корабле. Ни один из них не ответил. Проходя мимо, Йенс успел разглядеть их. Вблизи они казались изможденными, худыми, с ввалившимися глазами и покрытой шрамами кожей. Так выглядят наркоманы.
В тот момент, когда Йенс поставил ногу на трап, ведущий в трюм, у него за спиной раздался голос одного из мужчин:
— Михаил!
Затем вдали раздались один за другим три выстрела. Йенсу показалось, что он услышал где-то за спиной крик, и в следующую долю секунды раздался свист вместе с глухим характерным звуком, который бывает, когда что-то маленькое на большой скорости впивается в мясо. Он инстинктивно слетел по трапу в трюм. В течение последующих секунд на борту царила полная тишина, словно выстрелы отменили все остальные звуки во вселенной. Поднявшись на пару ступенек, Йенс осторожно выглянул наружу. Один из мужчин, с которым он только что поздоровался, лежал в нескольких метрах от него в странной позе — судя по всему, он был мертв. Йенс разглядел у него под курткой пистолет. Против солнца он увидел фигуру Лежека. Тот стоял на коленях на площадке над капитанским мостиком и следил в оптический прицел ружья за вторым мужчиной, бежавшим по палубе. Затем стрелок сделал четыре выстрела подряд. Убегавший от него человек едва успел спрятаться за стеной под капитанским мостиком — пули срикошетили от металла.
Сердце Йенса отчаянно билось. Он видел, как Лежек закинул ружье за плечо, быстро слетел вниз по трапу и исчез. Внезапно послышались еще два выстрела. Они донеслись с капитанского мостика — похоже, стреляли из пистолета. Йенс увидел, как открылась дверь и человек по имени Михаил появился с дымящимся пистолетом в руках. Он крикнул что-то второму, находившемуся на палубе. Они обменялись короткими фразами по-русски. Михаил стал спускаться по трапу — казалось, он никуда не торопится. Затем оба удалились в сторону кормы. Йенс подобрался к мертвому, приподнял полу его куртки, схватил пистолет и пополз задом наперед обратно в трюм, торопясь укрыться в темноте.
Трюм был огромный, сырой и холодный, загроможденный контейнерами, ящиками и холодильниками. Впереди Йенс различил семь больших контейнеров, поставленных друг на друга, — один из них висел в воздухе прямо перед его носом. Когда началась перестрелка, краны замерли, вся работа прекратилась. Йенс нашел укромное место, отдышался, постарался собраться с мыслями. Но как бы он ни напрягал мозги, все время приходил к одному результату — группа Михаила и группа Лежека, стрелявшие друг в друга, знают, кто он, и, скорее всего, воспримут его как врага. Он посмотрел на оружие, зажатое в руке, — это был русский пистолет-пулемет «бизон».
Внезапно почувствовав себя безгранично одиноким, Йенс стал нервно поигрывать предохранителем. Предохранитель щелкал, когда он нажимал на него большим пальцем. Осознав, что этот звук разносится достаточно далеко, Йенс тут же перестал. С палубы больше не доносилось выстрелов. Он тихонько поднялся и стал пробираться между ящиками.
Внезапно из ниоткуда ударил залп — пули веером вонзились в деревянный ящик рядом с ним. Йенс бросился на землю и, не размышляя, приподнялся, выкинул вперед руку с оружием и нажал курок. Пистолет щелкнул, ничего не произошло.
Проклиная все на свете, Йенс присел и изменил положение предохранителя, который раньше теребил пальцем. Он втянул в себя воздух, понимая, что упустил свой шанс, — теперь стрелок знает его местоположение. Он поднялся, пробежал по открытому месту и кинулся в заднюю часть корабля, где спрятался за каким-то холодильником. Задыхаясь, Йенс изо всех сил вслушивался — и в конце концов у него начались галлюцинации. Он осторожно выглянул наружу, ничего не увидел, как раз собирался вылезти и бежать, когда незнакомый голос у него за спиной произнес по-английски:
— Бросай оружие!
Йенс заколебался, но мужчина повторил приказ, и он бросил свой «бизон» на землю.
— Сколько вас? — спросил голос.
— Я один.
— Кто ты?
— Пассажир.
— Почему вооружен?
— Забрал оружие у трупа на палубе для самообороны.
— Ты видел тех, кто вошел на борт? — спросил мужчина.
— Да.
— Сколько их было?
— Трое. Одного убили, второй поднялся на мостик, третий присоединился к нему. Мне кажется, они пошли назад, на корму.
Йенс чуть слышно выругался по-шведски, затем снова заговорил по-английски:
— Кто в меня стрелял? Ты?
Неожиданно мужчина ответил ему по-шведски:
— Нет, не я. В тебя стреляли другие, не мы.
Что-то зашевелилось в открытой части трюма. Йенс посмотрел туда, потом обернулся к мужчине. Тот исчез. Йенс поспешно снова схватил свой пистолет.
5
Человека, которому Ларс должен был позвонить по заданию Гуниллы, звали Андерс Аск. Он оказался мужчиной добродушным и веселым, его манера говорить вскоре начала действовать Ларсу на нервы. Они встретились в городе и поехали дальше в Дандерюд.
Удобно устроившись на переднем сиденье машины, Андерс оглядел микрофоны:
— А кто же такой Ларс?