— Ты только молчи. И Серебряковой не говори. Этой фирме уголовных преступлений на весь оставшийся век хватит.
— А Саша знает?
— Да, ей не повезло. Ладно, Марина, кто там по мою душу? Соединяй. — Он с откровенной тоской посмотрел на телефон.
2
Жару, что пришла в Москву в начале июня, в общем-то, ждали. Количество холода прямо пропорционально количеству тепла, — такую формулу давно уже вывел для себя Алексей Леонидов. Если в мае были морозы, значит, в июне должна быть жара. Чем сильнее был мороз, тем больше градусов тепла покажет термометр. Но таково непременное свойство природных катаклизмов: сваливаться на голову неожиданно. Неожиданно для всех стало очень жарко. Бешеным спросом стали пользоваться кондиционеры, прохладительные напитки и мороженое. Людям порою казалось, что они сходят с ума. Зацементированный и заасфальтированный город был раскален добела, словно адова сковорода. Кто мог, уехал за город, в райские кущи. Кто не мог, работал. Варился в этом котле. А безжалостное солнце, хозяин этого ада, все подбрасывало и подбрасывало поленьев в топку.
Как правило, Леонидов выходил из офиса уже под вечер и всегда мерз. В кабинете у него исправно работал климат-контроллер, установленный еще роскошным Пашей Сергеевым. Двадцать три градуса. И не меньше. За что деньги плачены! Сегодняшний вечер стал для Алексея настоящим открытием. Он вышел из офиса и почувствовал, что жарко. На него, одетого в пиджак смотрели, как на сумасшедшего. Улицы Москвы теперь напоминали гигантский пляж: мужчины разделись до трусов, женщины до бикини. Поверх бикини были накинуты полупрозрачные платки. Почувствовав себя идиотом, Алексей быстренько снял пиджак и пошел к машине.
«Как жить?» — в отчаянии подумал он, забираясь в эту камеру пыток.
Все мировые катаклизмы мгновенно стушевались перед индивидуальным горем: необходимостью находиться в городе в неимоверную жару. Есть не хотелось. Котлеты сочные из мяса молодых бычков и из тех же бычков пельмени на таком солнце мгновенно бы размякли. Алексей ограничился тем, что купил фруктов. И молодой картошки, которую честно собирался пожарить. Потом он купил воду и два мороженых. После некоторого раздумья купил третье. И бегом домой. Пока не растаяло.
В квартире было так душно, что он сразу понял: не уснуть. Надо дождаться, когда стемнеет. Когда скроется безжалостное солнце. Алексей достал из дипломата распечатку того, что похитил на даче Клишина. Наугад вытащил один из листков, прочитал и хмыкнул. Понятно, почему Михин с этим не справился! Такая философия отпугнет любого. Рассуждения самовлюбленного негодяя о людях и о себе.
Павел Клишин стал вызывать у Алексея еще большее отвращение.
«Смерть на даче». Отрывок
«…и каждый день я вижу в зеркале именно это лицо. Давно надо было отрастить бороду и избавиться от непременной утренней процедуры. От бритья. Плеснуть в лицо водой — и бежать! Бежать!!! Но я словно рожден для страданий. Каждое утро я вновь вижу это и прихожу в отчаяние. Опасная бритва в моей руке дрожит и невольно ползет со щеки все ниже и ниже, к самому горлу.
Лицо мое похоже на коробку дорогих шоколадных конфет, такое же яркое снаружи и пустое внутри. Жалкая горстка шоколада, а поверх розочки, розочки, розочки… Глаза слишком синие, волосы слишком желтые, рот слишком красный, а ресницы и брови слишком черные. Это величайшая разноцветная глупость, которую я только видел в жизни, от ее созерцания тошнит уже через несколько минут. А мне приходится рассматривать буйство плохо сочетающихся красок изо дня в день. Каждое утро я тщательно умываюсь с мылом, словно надеюсь, что они хоть немного полиняют, эти глаза, брови, губы… Но — тщетно! Такое ощущение, что после обязательных утренних процедур они становятся еще ярче!
Это самое большое наказание в моей жизни, хотя многие со мной не согласятся. Если бы лишние килограммы не вызывали у меня раздражение, и страх перед болезнями толстых людей не давил бы так на психику, я давно отрастил бы брюхо. Но я ужасно мнителен. Когда, взбегая по лестнице на пятый этаж, обнаруживаю у себя небольшую одышку, сразу начинаю думать, что это начинается рак. Смешно? И мне. Поэтому в спортзал я хожу тайно и тайно же не ем жирного и мучного. Как какая-нибудь баба!
Если бы при всех моих статях я родился дураком — это было бы огромное для меня счастье. Но мне не везет. Слишком ясно понимаю, чем привлекаю к себе всех этих женщин, и что они хотят от меня слышать и что получить. Им плевать на то, что я мыслю, важно только то, что умею двигаться, умею ходить, есть, пить, укладывать их в постель и вообще, что я живой, а не экранный и не журнальный вариант. Конечно, были и такие, которые утверждали, что любят мою бессмертную душу. Бессмертная душа! Какого дьявола она попала в эту дешевую конфетную оболочку?
Так вот о женщинах. Все они врут. Быть может, попривыкнув к моему конфетному лицу, они и вгляделись в душу мою и попытались ее понять, но это до первого появления со мной на публике. На улице или в гостях я не теряю ощущения, что попал на выставку собак, что я породистый пес на поводке у раздувшейся от гордости хозяйки, и она с восторгом демонстрирует публике, какая у меня редкая масть, роскошный экстерьер и сколько на подобных же собачьих выставках я успел получить медалей. Любая женщина, идущая со мной, не устает ловить завистливые взгляды соплеменниц и чувствовать себя пусть временной, но владелицей того, что не каждой доступно.
Я всегда мечтал отомстить. Пусть не всем, но хотя бы части из них. Заставить страдать. Многие мечтают хоть на миг оказаться в оболочке очень красивого человека и понять, что он чувствует. Могу с уверенностью сказать только одно — красота не вызывает доверия. Что угодно: зависть, восхищение, желание обладать, но не доверие. От красивых людей все время ждут чего-то такого же неординарного, как и их внешность, и потому относятся к нам настороженно. Вот почему это мне мешает. Я не могу быть писателем. Я не могу ничего знать, потому что со мной никто не бывает откровенен, могу только обо всем догадываться. И еще я могу мстить…»
«Позер!» — откровенно зевнув, подумал Алексей. Сплошное самолюбование! Ни единому слову он не поверил. Клишин — великий лжец. А насчет желания отомстить — это интересно. Фантазия у Павла Андреевича богатая. И вновь холодок по спине. Не запрятал ли мстительный человек где-нибудь ампулу с ядом? Например, на даче у соседа.
Потом он представил себя на месте Клиши-на. Вспомнил южные фотографии, на атлетическом теле откровенные плавки… «Ох, кабы мне бы! — вздохнул и пошел к холодильнику, за последним мороженым. Врет негодяй Клишин! Он от себя в восхищении! Кого хочет обмануть? И зачем?» «Смерть на даче» была на время заброшена.
Съев мороженое, Алексей захотел жареной картошки. Он включил на кухне телевизор и попытался выслушать версию первого канала о Текущих событиях в стране и мире. Устав от избитых фраз, он выключил телевизор. Надо засесть за клишинскую «Смерть на даче». Наверное, этот доморощенный гений решил умереть, чтобы имя его прогремело. Хотел быть живее всех живых. Хоть после смерти — а на пьедестал! Алексей уже поставил Павлу Андреевичу диагноз — мания величия.
Вот, пожалуйста! Очередное подтверждение! Что Клишин был типичный псих, больной! Очередная страница «Смерти» начиналась словами: «Творчество — это состояние нервного стресса». Алексей с трудом собрался с силами, чтобы заставить себя читать.
«Смерть на даче». Отрывок
«…стресса. Писатель — всего лишь проводник, он похож на электрический провод, по которому идет ток. Дело в том, что даже сам воздух насыщен словами. Все давно уже написано. Все существует. Мы живем в мире, параллельном лучшему из миров. Надо только услышать и донести его идеи до сознания людей. Обижаясь на меня, люди и не подозревают, что я всего лишь зеркало. Да-да, именно зеркало! Потому что я только отражаю их самих, их слова, настроение, мысли. Если человек добр, хорошо относится к людям, если он внутренне не агрессивен, я ему улыбаюсь и говорю приятные вещи, от которых, в свою очередь, улыбается он. Но таких, увы, мало! Большинство — люди с большим самомнением, пренебрежением к окружающим, лицемерные и скрытные. Они говорят гадости завуалированные и очень обижаются, когда слышат в ответ гадости откровенные: а именно — правду о себе. Если их неискренняя улыбка, отразившись от моего лица уходит обратно к собеседнику как отвратительная гримаса, разве я в этом виноват? Как писатель я всего лишь изучаю, я настраиваюсь на того человека, с которым в данный момент нахожусь рядом. Настраиваюсь, словно на определенную волну радиоприемника, я его ловлю, а потом слушаю и отвечаю тем же. Вот и все. И, как говорится, нечего на зеркало пенять…
У меня очень много врагов. Все мои знакомые в итоге становятся моими врагами. И женщины, которых я бросаю. А бросаю я их потому, что иначе не могу. Жениться? Я не сумасшедший! Многие люди меня просто ненавидят. Плохо мне от этого? Не знаю. Во всяком случае, мое творчество имеет одну неприятную особенность: оно не видит ничьих достоинств. В центре повествования непременно должен стоять положительный герой, которому сочувствуешь. Поскольку я не вижу героя, то хочу, чтобы сочувствовали мне.
Я несчастный человек, и мне это нравится. Скажите, что может написать счастливый человек? Слюни в шоколаде. А несчастный? О! Несчастье имеет столько оттенков, что скучать не приходится! Страдают все и очень разнообразно. Миг наслаждаются и вечность страдают. Поедят под Новый год салатов, пропитанных майонезом, напьются всякой дряни вволю, испытают минутный кайф — и весь следующий день мучаются газами, а еще неделю выводят прыщи на лице. Вот это и есть счастье и его последствия. Я, например, чем больше накануне ною и жалуюсь, тем лучше у меня на следующий день все получается. Мой рецепт удачи — действие от противного. Дарю человечеству.
Как видите, поводов меня убить было предостаточно…»
Тут Леонидову стало смешно и он невольно хрюкнул. Этотпарень, и впрямь, страдал манией величия! И место ему было — дурдом! Особенно Алексею понравилось про параллельный мир. Это уже просто диагноз. «Надо только услышать и провести идеи…» Значит, уважаемый Павел Андреевич слышал голоса, которые приказывали ему делать людям пакости? Теперь более или менее понятно. Уже кое-что.
Леонидов отбросил листки и набрал номер Сереги Барышева. Трубку взяла Анечка:
— Аня, Барышев дома?
— Алексей Алексеевич?
— Девушка, я уже не на работе. Из дома звоню. Анечка работала в «Алексере» менеджером и стеснялась демонстрировать, в каких дружеских отношениях находятся ее семья и семья коммерческого директора А. А. Леонидова. На людях и в офисе они были «на вы». Алексея это слегка раздражало: Саша и Анечка были лучшими подругами.
— Сейчас позову Сережу, — раздалось в телефонной трубке.
Потом Барышев пробасил:
— Бездарный Леонидов, это ты?
— Я, я, глупый огромный Барышев. Кстати, не такой уж я бездарный, версия о хулиганах прошла. Хотя некоторые слишком уж умные и догадались, кто влез на писательскую дачу. Но, похоже, простили.
— На эту тему я не могу говорить, — понизив голос, сказал Серега. — Жена услышит. Ты-то один!
— Нет, коротаю вечер с Павлом Андреевичем Клишиным.
— Не понял, что ты делаешь?
— Читаю.
— И как?
— В сон клонит.
— Стоило хоть оно того?
— Чего? — насмешливо спросил Алексей.
— Того.
— Сам пока не знаю. Знаю одно — он был псих. Или косил под ненормального, говоря простым человеческим языком. Кстати, не хочешь ли послушать?
— А я потом усну? — с сомнением спросил Серега.
— Уснешь. Ладно, я пошутил. Я чего звоню… Намечается аж целых три выходных дня!
— В честь чего?
— Ну как же! А День независимости? Никто толком не знает, чего от чего у нас теперь не зависит, но все празднуют и весьма охотно, потому что лето. Целых три дня отдыха в такую погоду — разве не радость? Все-таки умные люди изобретают всенародные праздники! Во времена моей туманной юности, именно летом и зияла злосчастная дырка, но теперь ликвидирована.
— Слушай, Леонидов, да ты обчитался! Несешь ахинею!
— Возможно. Это жара на меня так действует. Короче, приезжайте часикам к двум ко мне на дачу. Пока жарятся шашлыки, мы с тобой щели в террасе фанерой забьем, — вкрадчиво сказал Алексей.
— Я думал, ты бескорыстный, а ты бесплатную рабочую силу ищешь, всего-то!
— Да, но обещаю достойно ее накормить.
— Согласен. Маршрут я помню, надо только перед женой прикинуться, что попал в ваши края впервые. Смотри, не выдавай.
— Клянусь! Значит, до субботы?
— Ага.
Леонидов повесил трубку и подумал, что Сашка ничего еще о гостях не знает. Придется в пятницу после работы закупить продукты и выпивку. А где? «Придется злоупотребить служебным положением и попросить кого-нибудь из водителей заехать на рынок. Неужели я становлюсь барином? Это, Леонидов, чисто по-человечески отвратительно и конкретно неправильно, но иначе ты теперь не проживешь…»
На этом его душевные терзания закончились, как и фрукты в вазе. Доев последний банан, он решил лечь спать. Балконная дверь была распахнута, в нее, наконец, повеяло прохладой. Нет, праздничные дни в такую жару — это настоящий праздник!
3
В пятницу вечером он приехал на дачу и первым делом стал выгружать из машины сумки. В одной позвякивали бутылки. Жена удивленно распахнула глаза:
— У нас что, прием намечается?
— И по высшему разряду. Завтра Барышевы часикам к двум приедут. Это ничего?
— Так ты с Барышевым на дачу к Паше лез? Теперь долги отдаешь?
Он уставился на Сашу:
— Когда лез?! Куда?!
— Да ладно тебе прикидываться, бедная овечка! Когда Михин полез с расспросами о моем чутком сне, я сразу поняла, что без тебя не обошлось. Уж очень тихо вели себя хулиганы, не дебоширили. К тому же рано утром, перед тем, как все это обнаружилось, я у Пашиной дачи кое-что нашла. Не твое?
Леонидов увидел в руках жены свой блокнот с адресами и телефонами. Который искал уже дня три, а сегодня утром списал как потерянный навсегда в неизвестном месте.
— Саша! А я его обыскался!
— Эх ты, профессионал! И чему тебя научила работа сыщика? Ходить на кражу с паспортом и правами, а потом надеяться, что любимая жена прикроет тыл? Нет, Леонидов, с тебя штраф.
— Согласен на все. Каюсь.
— Тогда до приезда гостей будешь таскать в душ воду. Из колодца, который находится на середине деревни.
— Есть!
— Только не забудь, что до него метров двести, ведер два, в каждом по десять литров, а бачок в душе абсолютно пуст. Мы с Сережкой задыхались от жары и воду израсходовали всю.
— Сашенька, я же умру!
— Не умрешь, но избавишься от намечающегося живота. Приказы старшего по званию не обсуждаются, рядовой Леонидов поворачивается кругом и идет в кухню принимать пищу.
— Саша, с каких пор жена по званию старше мужа? И почему это я рядовой?
— С тех самых, когда она ловит его на очередной глупости. Ты понижен в звании, пока не выслужишься. Рядовой Леонидов, почему вы еще не в процессе движения?
— Иду, иду. Только Барышеву не говори. Он и так меня бездарностью обозвал.
— Оба хороши. Один идеи дурацкие подает, а другой огромный, но, как ребенок, честное слово! Идет за тобой, словно собачка на поводке. Ты хоть алиби-то свое отработал?
Она вошла вслед за мужем в кухню и стала разбирать сумки, пока он полез в какую-то кастрюлю.
— Мясо? Так много? — удивилась Саша — Леша, это же так дорого! Нам еще приданое ребенку покупать!
— Прорвемся. Там еще много чего, ты разбирай, разбирай.
— Хорошо, что ты Барышевых пригласил. Я уже заскучала.
— Есть у меня мысль, завтра с Серегой додумаем.
— Ты что там ищешь?
— Еду.
— Еду я тебе в сковородке разогрела, а в кастрюле — соседской собаке. Они уехали на два дня, попросили кормить.
— Ой, а что она ест?
— Какая разница?
— Я это только что проглотил! Машинально. Саша, я умру? — испуганно спросил Алексей.
— Да. Завещание написал? Леша, ты что? Это просто позавчерашний суп, он даже не совсем прокис. Ну еще хлеба немножко и кусок печенки.
— Сырой?! — Леонидов взялся за грудь и опустился на стул. — Это ужасно.
— Что ужасно?
— Все. Жизнь ужасна. Еда, и та ужасна.
— Брось, Лешка! Недавно рассказывали по телевизору, как один геолог, у которого ноги отнялись, два месяца лежал в хижине без еды. Даже замазку из окон выковыривал и жевал. Так нашли его! Жив и сейчас в больнице килограммы набирает. Ученые его исследуют, как это так и откуда в кроличьей шапке, которую он сварил, органические и питательные вещества? А ты из-за собачьего супа ноешь!
— Сашенька, экстремальная еда не отравляет организм только в экстремальной ситуации. Конечно, где-нибудь в обезвоженной пустыне я мог бы поискать органику и в речном песке, если бы отбился от каравана. Но здесь, у себя дома, рядом с двумя сумками, полными деликатесов, съесть нечто, предназначенное какому-то псу! Нет, это жестоко. А что в сковороде?
— Жареная картошка и пара домашних котлет.
— Давай.
— Может, водки выпьешь, для дезинфекции? А то как бы диарея не прихватила.
— Кто-кто?
— Так загадочно в одной рекламе называют процесс, когда человек весь день из туалета не вылезает. Деликатно и красиво!
— Тогда давай водки. Диареи я не хочу. Знаешь, я сегодня пойду спать на террасу? Как там?