— Сомневаюсь в этом, — сказал я. — Уже индустриальный век был достаточно плох, но атомный, из которого я прибыл, выглядит еще более мрачно.
Тут я вспомнил кое о чем.
— А как у вас в Малеско насчет индустриализации? — спросил я. — У вас механистическая цивилизация, но люди воспринимают некоторые технические достижения слишком уж серьезно. Та проекция Лорны на облаке, например…
— Вы знаете, как это делается? — Кориоул внезапно подался вперед, его бледно-голубые глаза засияли. — Вы знаете?
— Я знаю один способ. Возможны другие.
— Так это не было чудом?
Я хмыкнул. Веснушчатое лицо Кориоула расплылось в улыбке.
— Вы нужны нам, кузен, — сказал он. — Жрецы берут под контроль все технические новинки с момента их появления и объявляют их чудесами. Всякая вещь, которую человек не в состоянии сделать голыми руками или с помощью орудий, изготовленных самостоятельно из природных материалов, классифицируется ими как чудо.
Если вы нажимаете на кнопку и звенит спрятанный колокольчик — это чудо. Этот экран, на который из воздуха приносятся картинки, — тоже чудо. Никому, кроме жрецов, не позволено интересоваться, как все это работает. Вы понимаете?
Я попытался представить себе картину жизни Нью-Йорка, приводимую в движение чудесной подземкой, чудесным такси, чудесной электроэнергией, и не смог.
— И народ примирился с этим? — недоверчиво спросил я.
Кориоул пожал плечами.
— Люди со многим мирятся, — сказал он. — Время от времени они устраивают революции, и трон переходит в другие руки, но это никогда не подрывало основы — власти жрецов. То восстание, которое произошло триста лет назад, ближе всех подошло к этому, но вы уже знаете, что из этого получилось.
Народ слишком долго дурачили, чтобы он смог одолеть духовенство. Хотя с прошлым поколением произошло нечто, заставившее Иерарха поволноваться…
Он замолчал и лукаво посмотрел на меня.
— Что случилось?
— В Малеско появился мой отец, — сказал Кориоул. — Он, вероятно, был великим человеком, этот Джиммертон. Жаль, что я не узнал его получше.
Я молча смотрел на него и думал, как он рыжеволосым мальчуганом рос в Малеско, пока я рос в Колорадо, как мы оба изучали язык и обычаи Малеско, как бережно мы храним память о Джиме Бартоне, который так внезапно исчез и из его, и из моей жизни.
— Продолжайте, — попросил я. — Что же тогда произошло?
— Он появился во время одной из равноденственных Церемоний, шагнул через Земные Врата прямо в Храм, когда Иерарх славословил Нью-Йорк. Эмоциональный накал был так велик, что все были готовы принять Джиммертона за божество из другого мира. Имей Иерарх хоть каплю рассудка, он бы все так и обставил. Но он начал кричать о рыжеволосых дьяволах, и жрецы уволокли Джиммертона в тюрьму.
Я хотел бы перенестись в те дни, — сокрушенно продолжал Кориоул. — Жаль, что тогда не нашлось человека, который смог бы правильно воспользоваться представившейся возможностью. Народ был доведен до отчаяния. Если бы нашелся руководитель, то все поднялись бы, как один, на борьбу с духовенством. Но этого не случилось.
Однако среди тюремной охраны нашлись люди, которые не побоялись последствий того, на что они решились. Одним из них был мой дед. Такой же отчаянной была и моя мать. Они тайно переправили Джиммертона в один поселок у Восточного залива. Позднее люди совершали туда паломничество. О, это были великие дни!
Жрецам не удалось сохранить известие о побеге в тайне. Они не смогли поймать Джиммертона, хотя пытались сделать это в течение десяти лет. Поселившись в горах, он начал собирать войско для решительного наступления на жрецов. Рассказывают, что Джиммертон месяцами не ночевал дважды в одном месте.
Моя мать скиталась вместе с ним и помогала ему во всем. Я родился в рыбачьей лодке на Гонви, на расстоянии выстрела от бивачных костров алхимиков. то было в самый разгар их кампании против революционеров.
Кориоул замолчал, и его задумчивое лицо потемнело, совсем как у дядюшки Джима, когда тот размышлял о вещах, которые я и представить себе не мог. Теперь-то я кое-что узнал об этом. Выходит, все мои буйные фантазии о герое-землянине, сражающемся с врагом в неравной схватке, были не так уж далеки от истины.
Я просто представлял все несколько иначе. Подобные вещи происходят именно так, как о них рассказывал Кориоул. Конечно, в воображении перед нами предстает доблестный герой с потрясающей мускулатурой, занесший шестифутовый меч над головой непобедимого доселе противника, пока на заднем плане красиво дрожит от страха героиня, вдохновляя его на сверхчеловеческие подвиги… Это все отдает липой.
И людям с такой совершенно не романтической внешностью, какая была у Джима Бартона, в отчаянных ситуациях все же приходится играть героические роли. Я был рад, что героиней оказалась смелая и умная женщина, которая не тратила времени попусту, трусливо дрожа в каком-нибудь углу, И еще я подумал о том, что дядюшка Джим вряд ли находил большое удовольствие, разыгрывая из себя псевдогероя.
Наше время изобилует примерами, когда люди ведут партизанскую войну с обстоятельствами, не принимая при этом мелодраматических поз. Я не мог представить себе, чтобы дядюшка Джим оказался позером.
— А что было дальше? — снова спросил я.
— О, Джиммертон, конечно, потерпел поражение, — со вздохом сказал Кориоул. — Вы хотели услышать другое? Однажды они его настигли. Я был уже достаточно взрослым и все помню. Они с матерью отдыхали в горной деревушке после долгой кампании.
Как-то раз в полдень я дремал у родника за домом. Я и в самом деле очень хорошо это помню.
Кориоул снова вздохнул.
— Просто произошло одно из этих чудес, — с горечью сказал он. — Вся деревушка… А впрочем, нет смысла вдаваться в подробности. Настоящее чудо заключается, наверное, в том, что мы оба — Джиммертон и я — остались живы. Но он никогда больше не слышал обо мне. Я сильно обгорел и был заживо погребен под лавиной, сошедшей в результате взрыва.
Через три дня меня откопал один старый пастух и вернул к жизни. Когда я смог задавать вопросы, выяснилось, что Джиммертон вернулся в Рай. А вы не знаете, что на самом деле произошло?
Я покачал головой.
— Он никогда не рассказывал об этом. У него я научился языку Малеско, узнал немного об этом городе и его жителях совсем немного. Джиммертон долгое время проболел, возможно, это было последствием… чуда.
— Очень возможно. Моя мать погибла, и он, конечно, решил, что меня тоже нет в живых. После этого он, вероятно, махнул на все рукой. Если бы он вернулся…
Кориоул помолчал некоторое время, потом вдруг задумчиво сказал:
— Ну что ж, может быть, я завершу дело, которое он начал. Возможно, вы и я — мы вместе сумеем это сделать. Что вы на это скажете, Бартон?
Я бестолково заморгал:
— То есть как?
Он сделал нетерпеливый жест, его бесцветные глаза были холодны и решительны.
— Вы знаете многое из того, что нам необходимо знать. Вы тоже из Рая, как и Клиа, но вы не кукла, не марионетка, как она. Вы могли бы научить нас…
— Я актер, Кориоул, — твердо сказал я, — просто актер, только и всего. Я не знаю, как сделать ускоритель элементарных частиц из старого корыта и зажигалки. Я ничему не могу вас научить.
— Но ведь вы умеете считать? — с оттенком отчаяния в голосе спросил он. — Вы ведь знаете арабские цифры, которые начинаются с нуля, не так ли?
Я молча кивнул, внимательно глядя на него.
— А я не знаю, — сказал он. — Я не умею. Нам не разрешают пользоваться арабскими цифрами. Единственное, что у нас есть, — это римские цифры, но такая неуклюжая система счета позволяет решать лишь самые простые задачи. Вы понимаете, о чем я говорю?
Я понимал, хотя довольно смутно, и кивнул, вспоминая, что читал об изобретении нуля и о тех математических открытиях, к которым оно привело. Умножение и деление с римскими цифрами было очень нелегким делом. Используя арабские цифры, любой человек с улицы мог освоить такие арифметические премудрости, которые были доступны лишь немногим римским ученым, и с той же затратой труда.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал я, — и хотя не очень разбираюсь в современной технике, но все же знаю, как тесно связано развитие, например, физики с математикой, Я понимаю ваши трудности. Эти алхимики — весьма ловкие ребята.
— Я создал крепкую организацию, — продолжал Кориоул все с тем же холодным пылом, который почему-то вызывал у меня неприязнь. — Расклад таков. Я не буду вдаваться в подробности, но я вошел в контакт со многими сподвижниками Джиммертона, и мы учли многие его ошибки. Например, мы поняли, что должны ударить в самое сердце духовенства — захватить Иерарха. Невозможно их одолеть, если начинать с периферии, как это пришлось делать Джиммертону. На всех ключевых постах я расставил своих людей, таких, как, например, Фалви. Ведь он одна из крупнейших фигур в Алхимии.
Я с некоторым сомнением кивнул головой, так как считал, что на этого типа полагаться нельзя. Но мне ли было говорить об этом.
— Народ с нами, — продолжал Кориоул, и от его холодного пыла каждое слово, казалось, хрустело. — Появление Клиа оказалось для нас помехой. Некоторое время мы надеялись, что сможем использовать ее в своих целях, но жрецы опередили нас, эти хитрецы никогда своего не упустят Они хорошо усвоили уроки, преподанные им Джиммертоном.
— А что произошло с Лорной — Клиа? — спросил я.
— Сейчас покажу, — сказал Кориоул, потянувшись к позолоченному переключателю под экраном.
ГЛАВА 9
Вновь перед нами засветилась золотая буква «А». Торжественным речитативом зазвучал архаичный язык Малеско. Через мгновение экран затуманился, и заиграла, все усиливаясь, величественная музыка.
Музыка стихла, и ее сменил отдающий эхом гул голосов. Мы увидели огромный зал с высоким помостом в дальнем конце, наполненный народом. Верхняя часть стен и весь потолок были окутаны клубами дыма, который собравшиеся, несомненно, воспринимали как небольшое чудо, хотя было очевидно, что он время от времени выбрасывается спрятанными от взглядов трубами — можно было заметить завихрения дыма там, откуда он поступал.
Это придавало Храму потрясающую таинственность. Сквозь изменчивую пелену проглядывали изображения на стенах, разноцветные и позолоченные: стилизованные львы — красные, зеленые, желтые; черные и красные орлы, золотые саламандры и все планеты со светящимися надписями.
У меня были кое-какие туманные воспоминания об алхимической символике, и я понял, что эти фигуры представляют именно ее. Но для народа они, очевидно, являлись таинственными знаками секретов духовенства. Взоры собравшихся были обращены на помост.
За этим возвышением находилось большое круглое окно с видом на город; хорошо была видна огромная сфера, окруженная огненно красными фонтанами, а дальше за ней — крыши и улицы. Это был тот самый вид Малеско, который впервые предстал моим глазам в дрожащем воздухе дядюшкиной квартиры. Я наблюдал за происходящим с огромным интересом.
— Это часть обычной Церемонии Равноденствия, — заметил Кориоул, потянувшись за очередным яйцом. — Они дают народу мельком взглянуть на Рай и читают лекцию о том, как туда попасть. Только в тот раз не все получилось так гладко. Смотрите.
Торжественно гудели огромные, свернутые спиралями трубы. Жрецы в сверкающих одеждах исполняли перед окном некий ритуальный танец, широко размахивая руками, как вдруг вид за стеклом начал туманиться. Затем облако, появившееся за окном, затрепетало и внезапно раскрылось, подобно кошачьему зрачку. Перед зрителями возникла картина Рая.
Это был настоящий Нью-Йорк, без Эйфелевой башни и пирамиды Хеопса. Камера как будто наплывала на Пятую авеню со значительной высоты. Над Манхэттеном стоял туманный вечер, эффектно подрагивали и мигали огни города.
Вдали за Центральным парком в тумане плавала усыпанная алмазами огней вершина многоквартирного дома, основание которого утопало в черных силуэтах деревьев. Под впечатлением от этого зрелища я почувствовал тоску по дому. Можно было себе представить, что думает о Рае человек, который не знает Нью-Йорка.
Городские улицы стали быстро удаляться. Огоньки автомашин оставляли в тумане яркие золотые полосы, — это попавшие в Рай жрецы вели огненных драконов по Пятой авеню. Я наконец понял значение этих слов.
— Это, знаете ли, — пояснил Кориоул, хрустя голубой яичной скорлупой, — всего лишь видение. Они думали, что это совершенно безопасно. Они не знали о трещине, сквозь которую прошел Джиммертон. Теперь смотрите — они наткнутся на нее через минуту. Вот! Видите?
Нью-Йорк на экране головокружительно закачался. На это страшно было смотреть. Люди, собравшиеся в Храме, пронзительно закричали и, казалось, тоже закачались. Рев труб превратился в дикую какофонию.
А Пятая авеню вдруг взмыла в небо и перевернулась, и теперь жрецы в Раю спокойно вели своих драконов по небесному своду. Затем город расплылся, словно его размыло дождем, и тут я с ужасом услышал голос Лорны, очень тонкий и слабый;
— Эдди, посмотри на меня! Эдди!
Откуда-то издалека я услышал свое собственное ворчанье, и это был потрясающий момент deja vu. На экране закружились какие-то тени. Это был, вероятно, мимолетный взгляд на мою квартиру, а для меня — на мое прошлое, хотя из-за быстроты все показалось незначительным.
Из кружащихся теней вырвался крик, поначалу слабый и далекий, а затем превратившийся в вопль сирены. Я уже слышал этот вопль, когда Лорна исчезла из моей квартиры, провалившись в брешь между мирами.
Тени заметались, на экране появилось искаженное ужасом лицо Лорны, которое медленно кружилось, пока растрепанные локоны не скрыли его. Потом раздался высокий вибрирующий звук, от которого заболели уши. И тут Лорна, вырвавшись из хаоса на экране, вдруг растянулась на помосте лицом вниз, ее волосы раскинулись веером по позолоченному настилу.
— Смотрите! — быстро сказал Кориоул. — Смотрите — сейчас все погаснет на мгновение. Вот — видите? Здесь жрецы вырезали немного пленки. Знаете почему? Не догадываетесь? Потому что все собравшиеся, все мужчины и женщины, увидев распластанную фигуру, выдохнули одно слово: «Джиммертон!»
Он вздохнул.
— Жаль, что жрецы не арестовали ее и не попытались как-нибудь избавиться от нее. Тогда нам было бы проще. Но Иерарх оказался слишком находчивым. Вот тот мужчина в золотых одеждах — это Иерарх. Смотрите.
Широкая, приземистая фигура, напоминающая монаха Тука или Санта-Клауса без бороды, вышла вперед и склонилась над Лорной. Затем Иерарх повернулся к народу и поднял обе руки. Мне показалось, что в усиливающемся ропоте толпы появились угрожающие нотки. Однако шум стих: все ждали, что скажет Иерарх.
— Ангел сошел к нам из Рая, — с важностью провозгласил он. Голос звучал так громко, что это наводило на мысль о микрофоне, спрятанном где-то на груди.
Лорна неподвижно лежала на помосте. Она, вероятно, ударилась головой при падении, так как это было совсем не похоже на нее — оставаться спокойной более пятнадцати минут подряд, особенно если ей представляется возможность единственный раз в жизни привлечь к себе внимание толпы.
— Потрясение от появления в нашем беспокойном и грешном мире, — елейно продолжал Иерарх, — оказалось слишком велико для утонченных чувств этой небожительницы. Мы должны молиться, чтобы она благополучно перенесла грубый прием нашего мира…
Экран опять померк. Кориоул хрустнул яичной скорлупой и сказал:
— Тут еще кое-что вырезано. Собравшиеся в Храме начали роптать. Они помнили, что случилось с Джиммертоном. Вероятно, у Иерарха и на этот раз было нечто подобное на уме, но, услышав этот ропот, он пошел на попятную, не рискуя спровоцировать еще одно восстание. А теперь — смотрите.
Почти без паузы Иерарх продолжал:
— Кубом Великого Алхимика, — торжественно заявил он, — я клянусь, что об этом ангеле мы всячески позаботимся. Посмотрите, она зашевелилась.
Он сделал шаг назад, и я увидел, что Лорна слегка дернулась.
— Мы подготовим ее для временного пребывания в нашем убогом мире и во всем будем следовать ее приказам, — продолжал он. — Вы будете собраны снова, когда она сможет лицезреть вас. А теперь, мой правоверный народ, давайте вознесем благодарственную песнь за это посещение небожительницы.
Затрубили трубы, и люди, не без колебаний, запели.
— Ну, этого достаточно, — Кориоул вытер пальцы и выключил экран. — А теперь я покажу вам кое-что действительно интересное. Посмотрите вот это.
Он встал на колени перед экраном и пошарил рукой под панелью с переключателями, от напряжения даже скосив немного глаза. Раздался легкий скрежет металла, Кориоул ахнул и аккуратно снял панель управления. От нее тянулись провода к какому-то сложному устройству в стене. Кориоул положил панель на стол и начал осторожно скручивать оголенные медные провода. Я слегка поежился.
— Это нужно делать осторожно, — веско заметил Кориоул. Если дотронуться до некоторых контактов, то невидимый огонь может спалить вас до костей. Но Фалви показал мне, как это делается, — совсем не сложно. Теперь нужно соединить эти провода с теми — вот так, и все готово. Превосходно. Сейчас вы кое-что увидите.
Оставив панель лежать на столе, Кориоул покрутил ручку, и экран мгновенно вспыхнул, на этот раз без золотой буквы «А», без музыки и без монотонных песнопений. Это выглядело совсем по-деловому.
— Это — тайна, известная только духовенству, — сказал мне Кориоул. — Обычные говорящие экраны показывают только те картины, что отобраны духовенством. Но если вы знаете этот секрет, то можете с помощью тех же экранов заглянуть куда угодно и подслушать любой разговор в этом Храме. Это же чудо, — криво усмехнулся он. — Что вы хотите увидеть?