И их нельзя было посадить в клетки, ибо они были телепатами, а как можно заключить в клетку мысль?
Они завершили обед бразильским шоколадным тортом, черным кофе и ликером, приготовленным монахами из Лебединого монастыря, что на Миссисипи. Бартон прикурил сигарету от зажигательной бумажки на пачке и затянулся.
— Стало быть, это не слишком большой заговор.
— Такие вещи обычно и начинаются с малого. Всего несколько человек — но ты понимаешь, как это опасно.
— Понимаю, — кивнул Бартон, — вполне. Это очень дурное средство. Несколько лысок параноидного склада, разрабатывающих план безумной диверсии… Однако сперва расскажи мне побольше. Например, почему я? И почему ты?
Для нетелепата вопрос показался бы неясным. Сью подняла брови и сказала:
— Ты, потому что имеешь хорошие рефлексы, о которых я говорила, и потому, что мне повезло и я нашла тебя, прежде чем в отчаянии стала бы искать кого-то еще. Что же касается меня… — Она помолчала. — Это самая странная вещь. На них никак нельзя было натолкнуться, разве лишь случайно, поскольку телепатия не является направленным излучением, это транслирование. И передачу может принять любой восприимчивый разум. Как только достаточное количество людей собирается вместе, чтобы основать город, это становился заметным. И как только незначительное число лысок собирается вместе и создает организацию любого вида, это тоже заметно. Поэтому-то параноиды никогда не причиняли много хлопот, только единичные случаи. Объединиться в группу — все равно что поднять флаг, который видно за мили.
— Ну и?..
— По-видимому, они разработали особый способ общения. Это секретный, абсолютно не поддающийся расшифровке код. Но не просто код. В противном случае мы могли бы его обнаружить и определить источник, даже не имея возможности его расшифровать. Это телепатическая связь в совершенно иной полосе частот, которую мы не можем даже нащупать. Я не знаю, как они это делают. Может быть, отчасти механическим путем, может, нет. Дети обладают более высоким порогом восприимчивости, но мы можем уловить их мысли. А это, я бы сказала, ментальный ультрафиолет. Понимаешь, что это означает?
Бартон выпустил дым через нос.
— Да. Это может нарушить равновесие — полностью. До сих пор, благодаря децентрализации, сохранялся мир. Никто не осмеливался объединяться в чересчур большие группы, их могли обнаружить. Но эти середнячки носят плащи-невидимки. — Он сжал кулак. — Она может распространиться по всему миру — эта организация, с которой мы не знаем, как бороться!
— С ней необходимо бороться, — сказала она. — Ее необходимо уничтожить. И быстро, пока никто ничего не заподозрил. Если нелыски пронюхают о ней, подымется волна антилысизма, которая может нас смести. Если это допустить, люди не станут раздумывать, отделяя социальные группы от антисоциальных, «Мы пригрели змею у себя на груди, — скажут они, — и она показала зубы. Убить их всех».
За окном промелькнул всадник на лошади, цокот копыт отозвался в мозгу Бартона настоятельным призывом.
— Сколько их?..
— Говорю тебе, это только начало. Пока — немного. Но это может распространиться. Я полагаю, что первостепенная трудность для них заключается в обучении новичков особым телепатическим приемам. Поэтому я думаю, что здесь должна иметь место самоиндукция. Устройства могут быть обнаружены. К тому же они не должны мешать передвижению: никто не может знать наверняка, в какой момент потребуется связаться друг с другом. Большое устройство не станешь таскать с собой.
— Его можно замаскировать, — возразил Бартон. — Или оно может быть достаточно маленьким.
— Верно, — согласилась Сью, — но есть еще эта маленькая девочка, Мелисса Карр — она перехватила их волну без всякого устройства. Вероятно, она — какой-то особый вариант мутации.
— Мелисса Карр? — переспросил Бартон. — При чем тут она?
— Ах да, я не рассказала тебе. Это моя связь. Я постоянно вступаю с ней в контакт примерно уже в течение недели, но только вчера она проговорилась, совершенно случайно, о том, что узнала на этой мысленной частоте.
— Значит, она не из них?
— Уверена, что нет. Тут все очень странно. Даже то, как она впервые вышла на связь со мной..
Сью одевалась, готовясь к вечеринке, когда в ее сознание проник короткий предварительный вопрос.
— В некотором роде она была похожа на Золушку. Я чувствовала, как ей нравится мое платье — модель из Мозамбика и карельская сумочка. Она мысленно была со мной весь вечер. А после этого… — После этого между нами и установилась связь. Но прошел не один день, прежде чем Мелисса рассказала о телепатических сигналах, которые она нечаянно уловила.
Она догадалась, что они означают, но на нее, по-моему, грозящая нам опасность не произвела особого впечатления. Я имею в виду, ей не пришло в голову, что необходимо что-то предпринимать. В Мелиссе есть нечто загадочное; порою мне казалось даже, что она была членом группы, а потом вышла из нее. Иногда она вовсе не отвечает на мои сигналы.
Но теперь, когда она рассказала мне об этом Фэйксе, — мне кажется, я убедила ее в том, что это опасно. Сэм Фэйкс опасен. Он один из параноидных типов, и, насколько я слышала, он старается помешать каким-то экспериментам в Галилео.
— Зачем?
— Вот этого я не знаю. Очевидно, эти параноиды настолько хорошо проработали свой основной план, что им даже незачем думать о нем. Все их мысли обращены на непосредственные действия. И всегда на особой длине волны, которую мы не улавливаем. Только Мелиссе, судя по всему, удается поймать ее, — она, вероятно, родилась очень восприимчивой.
— Такое бывает, — согласился Бартон. — Мутанты, безусловно, сильно отличаются друг от друга, куда больше, чем немутанты. Что касается этого долгосрочного плана, то ты же знаешь параноидный тип. Им кажется, что лыски были созданы, чтобы править миром. Они рассматривают обычных людей в качестве низших существ. И если они хотят сорвать какие-то эксперименты, это говорит о многом. Интересно, что там разрабатывают в Галилео?
— Не знаю, — сказала Сью. — Мелисса весьма слаба в точных науках.
— Можно выяснить через Дэнхема. Он живет в Галилео.
— Там я и встретилась с ним. Но, может быть, тебе удастся вытянуть из Мелиссы больше, чем мне. Неразумно, — она помедлила, подыскивая нужное слово вместо невообразимых ментальных терминов, — расспрашивать ее слишком много, но это, разумеется, необходимо. Если почувствуешь зондирование, сразу же уходи.
— Такое было?
— Нет. Пока нет. Но мы должны держаться в тени.
Сью не спрашивала Бартона, будет ли он помогать, — она уже знала, что будет. Чувство сохранения расы было заложено в каждом лыске, хотя у параноидных типов оно принимало ненормальные, извращенные формы. Теперь сознание Сью устремилось куда-то, ища, задавая вопросы, подбирая замок, к которому подошел бы ее ключ. И почти немедленно пришел ответ, как будто одна рука соединила две других; Сью мысленно представила Бартону Мелиссу Карр. Поначалу он уловил какую-то робость, стеснительность и послал мысль, полную дружеского расположения и теплого ободрения. И сразу вслед за этим Бартон ощутил ярко выраженную женственность новой знакомой, это ощущение было близко к половому влечению. Наполовину ясно, наполовину смутно он осознал, что означает Мелисса Карр для самой себя: неуловимое осознание своего «я», разное у каждой личности, и мягкость вьющихся волос — волос? — парика; и мягкость губ под пальцами, легко поглаживающими их. Застенчивое отступление, имеющее свои оттенки, цвет и запах, а затем нечто, равноценное реверансу — чисто мысленному, — имеющему странный старомодный аромат. После этого он знал, что никогда уже не примет ее сознание за сознание какого-либо другого лыски.
Это Ддйв Бартон, Мелисса.
Узнавание, окрашенное удовольствием. Вопрос: доверие? Столько опасностей…
Полное доверие; да — сильное подтверждение.
Срочность
Много — (различных) — сообщений идет ясно
Тень угрозы от Сзма Фэйнса
Растущее взрывоопасное пятно в Галилео
Не могу говорить — другой символ для «говорить» — долго
Возможно, личная опасность
Все эти мысли, все их вариации звучали одновременно, три разума слились в некий разноцветный круг, в центре которого — белое пятно раскрытия и истины. Не было никаких барьеров, возникающих при устной беседе. Мысли, как свет, смешивались и сплетались в вопросах, ответах и утверждениях, и, несмотря на сосредоточение на одной проблеме, они у каждого имели свои оттенки, заменяющие интонацию. Именно способность устанавливать такой многосторонний контакт делала обсуждение за круглым столом столь популярным среди лысок — логическая и эстетическая игра разумов, способных целиком раствориться в экстазе полного общего понимания. Среди лысок не существовало полигамии в физическом смысле слова, но с психической точки зрения их социальная группа постоянно расширялась, придавая их жизни дополнительные глубину и богатство.
Возможно, личная опасность
Все эти мысли, все их вариации звучали одновременно, три разума слились в некий разноцветный круг, в центре которого — белое пятно раскрытия и истины. Не было никаких барьеров, возникающих при устной беседе. Мысли, как свет, смешивались и сплетались в вопросах, ответах и утверждениях, и, несмотря на сосредоточение на одной проблеме, они у каждого имели свои оттенки, заменяющие интонацию. Именно способность устанавливать такой многосторонний контакт делала обсуждение за круглым столом столь популярным среди лысок — логическая и эстетическая игра разумов, способных целиком раствориться в экстазе полного общего понимания. Среди лысок не существовало полигамии в физическом смысле слова, но с психической точки зрения их социальная группа постоянно расширялась, придавая их жизни дополнительные глубину и богатство.
То, что происходило сейчас, было лишь намеком на настоящий контакт. Бартон искал нужную информацию в том, что сообщала Мелисса. Он тоже не был техником, поэтому подходил к проблеме с другой стороны — с точки зрения натуралиста, натренированного в распознавании защитной окраски, прекрасно умеющего разгадывать хитрости хищников.
Сколько их?
Трое.
Не больше?
Трое: образы Галилео и других городов, символы имен и личностей. Чувство смутной общности; звенья ненависти…
Неожиданно он обнаружил в ее сознании что-то странное, тревожно знакомое. Бартон не понял, что это такое, но на мгновение, пока он вел свой поиск, оно прорвалось сквозь плавный поток мысленной беседы.
Это ничего не давало; он снова сосредоточился.
Трое?
Символ
Известен под именем Сэма Фэйкса
Жажда власти
Глубокая летаргия
Возникали и дополнительные оттенки; теперь ему казалось, что он легко узнает Сэма Фэйкса.
Последовали другие символы, и он узнал описание Эда Варгана, смешанное с понятием диспропорции, и Бертрама Смита, в котором ощущалась злоба, родственная жестокости пьющих кровь хищников. Хотя была и разница: Бартону как-то довелось проникнуть в мозг пирующей ласки, и сплошной поток восторга почти напугал его. Смит же был разумен, хотя он, как и другие, обладал этим странным качеством — каким?
Темнота. Извращение. Слепота.
Да, — подумала Сью, — они слепые. Ослеплены паранойей. Они вовсе не способны видеть мир — каким он должен быть.
И то, как Мелисса представляла всех троих; свирепые маленькие существа, бегущие, оскалив зубы, сквозь темноту. Бартон осознал, что она отождествляет их — с кем? — с мышами: она ужасно боялась мышей, которые для нее были значительно страшнее насекомых или змей. Что ж, он мог понять навязчивый страх — сам он необычайно боялся огня. Большинство лысок в той или иной степени страдало фобиями — плата за повышенную умственную восприимчивость.
Я должен действовать быстро, — подумал Бартон. — Если они свяжутся, они могут спрятаться. Я должен уничтожить их одним ударом. Могут ли они читать твои мысли?
Они не знают о существовании Мелиссы Карр.
Но если один будет убит, они будут предупреждены. Ты должна быть в безопасности. Где ты?
Отказ, определенный отказ.
Лучше сказать мне, чтобы…
Никто не может обнаружить меня, пока я не думаю о своем местонахождении. В телепатии нет радиопеленгаторов. — Выраженное ею понятие означало больше, чем телепатия; это был символ всей расы и ее единства.
Ты можешь определить местонахождение Варгана и Смита?
Конечно: на своей личной волне они разговаривают совершенно свободно. Варган в Райе, Смит в Гуроне.
Как случилось, что ты можешь прослушивать их длину волны?
Недоумение. Бессильное мысленное пожатие плечами. Врожденное?
Когда один из них умрет, — подумал Бартон, — другие будут предупреждены. Слушай их внимательно. Ты непременно должна сообщить их планы. Они не должны уйти.
Мелисса представила трех маленьких, серых, злобных существ, трусливо удирающих по полу. Бартон натянуто улыбнулся.
Смотри, как они бегут, — сказал он ей. — Смотри, куда они бегут.
Его рука потрогала кинжал. Это, конечно, не большой нож для разделки туш, но сойдет и он.
Других сведений, кроме этих, было немного. Мелисса передала некоторые из подслушанных ею мыслей параноидов, и убеждение Бартона в опасности, исходящей от них, усилилось. В конечном счете они несли гибель всей группе мутантов. Смерть отдельных людей значила не так уж много в эту эпоху дуэлей, но ставить на карту существование всей расы — это похоже на тактику бешеных псов. Не было даже никакого определенного мотива. Простая злоба? Но это нелогично, а параноиды всегда логичны, хотя их мировоззрение и построено на ложной основе. Никакой путеводной нити пока не было, и Бартон не мог найти ее только с помощью своей профессиональной подготовки натуралиста. Животные не занимаются саботажем. Точно так же, как птицы не гадят в собственном гнезде.
После того как Мелисса оставила их, Сью сказала с нетерпением, на этот раз вслух:
— Я хочу тебе помочь. Должен же быть какой-то способ.
— Его нет. Ты сама говорила, что здесь нужно особое умение. Ты биолог. У тебя нет мгновенной реакции, как у меня, и, находясь рядом, ты будешь только отвлекать мое внимание, когда мне необходимо будет сосредоточиться.
— Значит, ты убьешь их?
— Конечно, убью. К счастью, со слов Мелиссы, их всего трое. Она не врала, я это чувствовал.
— О да, она искренна, — согласилась Сью. — Но она, безусловно, что-то скрывает.
Бартон пожал плечами.
— Это не имеет значения. Что сейчас важно, так это быстрое действие. Я не могу особенно заниматься расследованием. Если я начну подбрасывать мысли и вопросы в головы нелысок, параноиды насторожатся. Я должен уничтожить этих подонков прежде, чем зараза распространится. Многие лыски присоединились бы к подобному движению, если бы смогли проникнуть в тайну волны этой длины.
— Так что же делать мне?
— Сейчас, — сказал Бартон, — это неважно. Твоя работа закончена. Теперь это мое дело.
Они встали из-за столика. На улице он оставил Сью, попрощавшись с ней рукопожатием, значение которого было понятно только им. Вокруг текла обычная жизнь ярко освещенного вечернего города, символизирующая собой широкую и запутанную систему взаимозависимости и взаимоограничения, благодаря которой не распадалась цивилизация. Цивилизация, что терпела лысок и пусть неохотно, но давала им возможность найти путь к своему спасению. Оба они думали об одном: как легко эти обычные мирные люди могут превратиться в жаждущую крови толпу. Такое случалось прежде, когда лыски были еще совсем внове для мира; опасность этого не исчезла окончательно.
Итак, Бартон отправился один; ответственность за выживание всей расы требовала от него сделать то, к чему его готовили с самого рождения. Только существование всей их расы имело смысл; жизнь отдельной личности не так важна. Его вертолет уже обслужили, и он вылетел в Галилео, находившийся на Атлантическом побережье, по-прежнему раздумывая о том, что ему предстоит сделать. Он был так поглощен своими мыслями, что только автоматические радиосигналы не давали ему столкнуться с другими вертолетами. Наконец на горизонте показались огни городка ученых.
Как и все сообщества, занимающиеся технологическими разработками, Галилео был крупнее большинства других городов и деревень. Ученые были миролюбивым народом, и ни один из научных городов не был еще уничтожен. В Ниагаре с ее огромным источником энергии жило больше людей, но Галилео занимал гораздо большую площадь. В связи с опасностью некоторых экспериментов город растянулся на много миль и не был похож на большинство современных американских поселений — довольно маленьких, словно сжатых.
Благодаря этому здесь действовал наземный автотранспорт — нечто весьма непривычное. Бартон направился к дому Дэнхема — в их мире обособленных, хотя и взаимозависимых, отношений такого понятия, как квартира, не существовало, — и очень удачно застал его на месте. Дэнхем был лыской — круглолицым, с мягкими чертами; в его париках год от года появлялось все больше седины — в теперешнем виднелись уже и белые пряди. Он приветствовал Бартона тепло, но словами, поскольку на улице были люди, а лыски всегда тактично старались лишний раз не демонстрировать своих способностей.