— Варган хотел поговорить с тобой, — сказал он. — Я не вижу смысла, но…
— Что случилось с Фэйксом? — спросил Варган. — Неважно. Выпей сперва.
Яд?
Искреннее отрицание. Мы сильнее, чем ты…
Бартон взял бокал и сел на жесткий кухонный стул: он не хотел слишком расслабляться. Его мозг был настороже, хотя он сознавал бессмысленность предостережений. Карликовая фигурка Варгана ссутулилась в мягком кресле; он сидел, потягивая ликер. Взгляд его был тверд.
— Так как насчет Фэйкса?
— Я убил его, — ответил Бартон.
— Он был самым слабым из всех нас…
Всех?
Нас троих…
Прекрасно. Теперь остаются только двое.
Варган усмехнулся.
— Ты уверен, что можешь убить нас, а мы уверены, что сможем убить тебя. А поскольку наше секретное оружие является неосязаемым, — безграничное чувство самоуверенности, — мы можем говорить на равных. Как ты узнал о нашем способе общения?
Он не сумел скрыть мысль о Мелиссе; мозг иногда проявляет слишком большую самостоятельность.
— Ее нам тоже придется убить, — сказал Смит. — И ту, другую женщину, о которой он подумал, — Сью Коннот.
Не было никакого толку пытаться что-то скрыть. Бартон направил мысль в мозг Мелиссы.
Они знают. Слушай. Если они воспользуются своей секретной длиной волны, сообщи мне сразу же.
— Сразу же — достаточно быстро, — заметил Варган.
— А мысли так и перемещаются.
— Ладно. Ты нас недооцениваешь. Фэйкс был новичком; он оказался слишком неповоротливым, и он стал для тебя легкой добычей. Мы же отлично натренированы, и наши разумы действуют быстрее твоего. — Это было лишь предположение: знать он, в действительности, не мог. В нем говорило непомерное самомнение.
— Вы думаете, — спросил Бартон, — вам все сойдет с руте, что бы вы там ни пытались сделать?
— Да, — сказал Смит; в его мозгу сверкал огонь фанатичной убежденности. — Так должно быть.
— Хорошо. А что вы хотите сделать?
— Сохранить расу, — ответил Варган. — Но активным, а не пассивным путем. Мы, не нелыски, — он все еще употреблял этот термин, хотя и носил парик, — не желаем склоняться перед низшей расой, homo sapiens.
— Старая уловка. Кто сказал, что лыски — homo superior?[19] Просто они обладают дополнительным чувством..
— Это как раз то, что отличает человека от зверя. Дополнительное чувство. Разум. А теперь появилась новая раса, раса телепатов. Следующая раса, в конце концов, может обладать… даром предвидения. Не знаю. Но я знаю, что лыски — это будущее мира. Господь не наделил бы нас этими способностями, если бы не хотел, чтобы мы ими пользовались.
Это был не только поединок разумов, но и нечто большее. Бартон испытывал сильное любопытство — по ряду причин.
— Вы пытаетесь убедить меня?
— Разумеется. Чем больше людей войдет в нашу организацию, тем быстрее она вырастет. Если ты откажешься, мы убьем тебя.
Только такие расплывчатые понятия делали возможной мысленную секретность. Семантика никогда не смогла бы так незаметно изменить расхождение в абсолютных точках зрения.
— Какие у вас планы?
— Экспансия. — Варган взъерошил свой неопрятный каштановый парик. — В абсолютной тайне, конечно. Что касается саботажа — мы еще только начинаем. Но в конечном счете это будет иметь большое значение. В настоящее время мы сосредоточили усилия на том, что мы можем сделать…
— Саботаж… А что можете вы предложить взамен?
На Бартона накатила волна неописуемого самомнения.
— Нас самих. Мы — homo superior. Когда наша раса освободится от рабства, сбросит иго обычных людей, мы сможем… достичь звезд, если захотим!
— Рабство. Мне это не кажется рабством.
— Тебе не кажется. Тебя приучили принимать манную кашу из рук трусов. Это нелогично. Это несправедливо и неестественно. Когда появляется новая раса, ей судьбой уготовано править.
— Помнишь линчевания прошлых лет? — спросил Бартон.
— Конечно, — кивнул Варган. — У людей есть то, чего нет у нас, — численное превосходство. И они организованы. Вся штука в том, чтобы разрушить их организацию. А при помощи каких средств она удерживается?
— При помощи связи.
— Которая основана на технических устройствах. Весь мир — вроде плавно катящейся машины, в которой человечество сидит за рулем. Если машина сломается…
— Вы так сильны? — Бартон рассмеялся.
В мозгу Смита вновь вспыхнуло пламя фанатического самомнения.
Сотня, тысяча обычных людей не могут сравниться ни с одним из нас!
— Что ж, — вслух Варган говорил более рассудительно, — десять человек по-прежнему могут линчевать лыску, но при условии, что они не разобщены, и пока сохраняется общественный порядок. А вот к чему, разумеется, мы и стремимся — к полному социальному беспорядку. Наша цель — разлад, нарушение связей. Мы тогда сможем взять власть, когда разрушим единство обычных людей.
— И сколько же это займет времени? Миллион лет?
— Возможно, и так, — сказал Варган, — если бы мы не были телепатами и если бы у нас не было секретной длины волны. Чтобы научиться пользоваться ею, кстати, нужно некоторое время, но на это способен почти каждый лыска. Однако мы соблюдаем осторожность; среди нас не будет предателей. Да и как они могут появиться?
Верно, не могут. Любое сомнение, любая мысль о предательстве будут прочитаны. Это будет надежная организация.
Варган кивнул.
— Понимаешь? Тысячи лысок тайно работают на разлад, саботируют, когда надо — убивают… И никогда, никогда не возникает ни малейшего подозрения.
— По крайней мере, на это у тебя хватает ума, — сказал Бартон. — Даже малейшее подозрение будет иметь роковые последствия.
— Я знаю. — Гнев. — Люди терпят нас, и мы позволяем им это. Позволяем. Пришло время занять наше законное место.
— Мы и так к этому идем, пусть медленно. В конце концов, мы же в мире обычных людей вроде незваных гостей. Но люди понемногу принимают нас. Когда-нибудь мы завоюем их полное доверие и нормальное отношение.
— И что, вечно существовать благодаря терпимости, в качестве беспомощного меньшинства? Подбирать объедки, которые соизволят бросить нам те, кто ниже нас, — за то, что мы лижем их сапоги?
— Сколько лысок являются неприспособленными?
— До черта.
— Ладно. Они и на небесах были бы неприспособленными. Огромное большинство приспосабливается. У меня есть работа, которая мне нравится…
— Вот как? И тебя ни капельки не раздражает, когда люди узнают, что ты лыска, и таращатся на тебя?
— Никто не бывает совершенно счастлив. Конечно, в мире лысок жить было бы куда приятнее, но это придет. Есть множество миров, до которых мы когда-нибудь доберемся. Венера, например.
— Поэтому будем сидеть и ждать межпланетных путешествий, — насмешливо произнес Варган. — А дальше что? Появятся лозунги. Земля — людям. Никаких лысок на Венере. Ты просто дурак. Неужто тебе никогда не приходило в голову, что лыски — действительно новая раса? — Он взглянул на Бартона. — Вижу, что приходило. У любого из нас появлялась эта мысль. Но в нас с детства стараются эту мысль подавить. Слушай, как узнать, является ли новая раса доминирующей? Она должна быть способна господствовать. А мы это можем: у нас есть способности, получить которые нет надежды ни у кого из нелысок. Мы как боги, прикидывающиеся людьми, поскольку людям это приятно.
— Мы не боги.
— В сравнении с людьми мы — боги. Тебе доставляет удовольствие мысль о том, что нужно будет воспитывать детей в страхе, учить их никогда не обижать неполноценных по сравнению с ними, заставлять их носить парики? — Варган потянулся к своей голове рукой со скрюченными пальцами. — Это клеймо нашей трусости. В тот день, когда мы сможем без волос гулять по миру, где все будут безволосы, мы полупим то, что нам причитается. Ладно. Спроси себя — можешь ты сказать, что я не прав?
— Нет, — ответил Бартон. — Может быть, ты и прав. Но нас — меньшинство; риск слишком велик. Раз уж ты заговорил о детях, можешь добавить постскриптум о линчевании. Это не слишком приятно. Возможно, тебе удастся выйти сухим из воды, но ты совершенно уверен в том, что неудача исключена. А это просто безумие. Ты не желаешь прислушаться к доводам, не желаешь знать, что может разрушить твои планы. Если до обычных людей дойдут хоть малейшие слухи об этом, все лыски в мире, в париках или без них, будут уничтожены. Никакие менее крутые меры не смогут обеспечить им — людям — защиту. И их ни в чем нельзя будет обвинить. Я признаю, что ты логичен — в некоторой степени. И ты опасен, поскольку владеешь секретной телепатической волной. Но ты — параноид, а это значит, что ты слеп. Мы, лыски, в целом получаем все, что нам нужно, и только потому что отдельные параноидные лыски недовольны, вы создаете организацию якобы для спасения всей расы. Если твоя идея распространится…
— Она попадет на благодатную почву, не так ли?
— Есть и другие неприспособленные лыски, — согласился Бартон. — Может быть, и я стал бы одним из них, если б не нашел подходящий мне образ жизни. — Он на минуту задумался. Работа в джунглях была увлекательной, но каково было бы, оставив ее, вернуться в общество, состоящее из одних лысок, в мир, к которому он принадлежал бы, как ни один телепат не мог по-настоящему принадлежать к миру, существующему в этом веке, сегодня.
Бартон отогнал видение. И в тот же самый миг предупреждающая мысль Мелиссы с силой проникла в его мозг — быстрее, чем крик. Бартон реагировал так же быстро, вскочив на ноги и подняв стул вместо щита. Он не уловил команды Варгана: она была дана на секретной длине волны; брошенный Смитом нож со стуком ударился о пластиковое сиденье стула и отскочил к стене.
Варган нападет, пока Смит подбирает свое оружие.
Мелисса была напугана; она, как могла, уклонялась от кровожадных мыслей, заполнивших комнату, и все-таки ее подсказки вовремя проникали в мозг Бартона. В ту минуту, когда Варган бросился к нему, он прыгнул в ту сторону, куда упал кинжал. Двое нападавших вернулись на обычную телепатическую волну, однако это мало что изменило.
Бартон мог защититься от одного человека, даже от двоих, действующих вместе. Но эти двое условились заранее: Смит дрался сам по себе, Варган — тоже. В мозг Бартона проникали сразу два мысленных потока. Варган сосредоточился на поединке: влево, вправо, выпад, снова выпад. Бартон был достаточно искусен, чтобы противостоять одному противнику, но Смит уже поднял упавший стул и приближался, держа его в руках. К тому же мысли его были спутаны:
Стулом вперед, пониже — нет, повыше — нет…
Этот прием заключается в переплетении двух мысленных образов: основного и скрытого. Один из них является истинным. Вдобавок Варган и Смит пытались действовать совершенно импульсивно, нарочно запутывая свои мысли, чтобы сбить с толку Бартона. И это им, похоже, удавалось. Не раз они переходили на секретную волну, поэтому путаница усугублялась еще и мысленными предупреждениями Мелиссы.
В руке Смита снова был кинжал. С грохотом перевернулся стол. К несчастью, Бартон считал само собой разумеющимся, что враги будут действовать вместе, но допустил ошибку, и острие ножа вспороло рукав рубашки; из глубокого разреза потекла кровь. В джунглях, где эмоции, тропизм, инстинкт сильнее рассудка, Бартон, случалось, путался так же, но там его всегда выручала способность мыслить. Здесь же его противниками были отнюдь не безмозглые твари — эти хищники обладали высоким интеллектом.
Тяжелый, удушливый завах крови вызывал тошноту. Крадучись, осторожно Бартон продолжал отступать, боясь оказаться между противниками. Бросок! — раздалось резкое мысленное предупреждение Мелиссы, и оба — Смит и Варган — бросились на него; лезвия их кинжалов сверкали — там, где на них не было крови.
Сердце… ключица… снизу вверх… выпад…
Он оказался в вихре яростных мыслей, спутанных и хаотичных. Бартон повернулся лицом к Смиту, понял свою ошибку и немного не успел увернуться — кинжал Варгана распорол его левый бицепс. После этого удара Бартон понял, что проиграл: теперь с двумя параноидами ему не справиться.
Он бросился к стулу, нарочно думая использовать его как щит, но в последний момент, прежде чем его мысли успели прочесть, швырнул стул в лампу дневного света. Зазвенело стекло, трубка раскололась. В темноте Бартон метнулся к двери. Противники уже знали о его намерении и предвосхитили его; они понимали, что в этот миг все зависит от скорости и силы, с которой он попытается пробиться наружу. Но они не смогли его остановить. Он поднял ногу на уровень своей челюсти и, совсем обалдев, стал размахивать ею вправо и влево, наполовину бессознательно. Возможно, это его и спасло.
Он прорвался и подумал о вертолете. Убежать, найти помощь. Бартон разобрал невольную мысль Варгана: короткий путь.
Спасибо, — послал он насмешливый ответ.
Короткий путь сокращал расстояние, ноги у него были длинные. Никаких планов Бартон не строил, он и не пытался ни о чем думать. Удрать и найти помощь; детали потом. Параноиды бежали за ним, но не долго.
Толку нет: он успеет. Взять мой вертолет.
Верно. Мы выследим его.
Они повернули в другую сторону. Мозг Бартона, однако, улавливал мысли, которыми они обменивались, и он прибавил ходу. Не так просто было скрыться от параноидов теперь, когда они его знали. И контакт с его мозгом они тоже прерывать не станут.
Посадочная площадка была по-прежнему пуста, если не считать его собственного вертолета. Он забрался внутрь и направил машину на юго-запад: им руководила смутная мысль о Сью Коннот. Мелисса помочь не могла; он даже не знал, где она находится. А Сью была в Конестоге, и между ними двумя…
Кроме того, ее надо предупредить. Сквозь мили тьмы он попытался войти с ней в мысленный контакт.
Что случилось?
Он рассказал ей.
Достань оружие. Обеспечь защиту. Я лечу к тебе.
План…
Не старайся его продумать. Они узнают.
Появилась Мелисса — испуганная, с психически сильным ощущением страха в мыслях.
Чем я могу помочь?
Не сообщай, где ты находишься. Если нас постигнет неудача, расскажи правду другим лыскам. Этих параноидов необходимо уничтожить.
Сью: Может, мне попробовать перехватить их вертолет?
Нет. Не пытайся. Они следуют за мной, но пока не догоняют.
Вертолет преследователей, выглядевший фантастически в серебряном лунном свете, нагонял его. Бартон забинтовал раненую руку, потом, подумав, он обмотал левое предплечье несколькими слоями ткани. Щит — в случае, если…
Он не мог строить тактических планов: это имело бы роковые последствия. Телепаты не имеют возможности играть в шахматы или в военные игры, поскольку их намерения автоматически становятся известны противнику. Они могут играть в скип-гандбол, так как в этой игре присутствует элемент случайности. Если бы можно было ввести элемент случайности…
Какой, например? — Это Варган задал мысленный вопрос: он заинтересовался.
Бартон вздрогнул. Нужно каким-то образом ухитриться действовать импульсивно, без заранее намеченного плана. Иначе он, без сомнения, потерпит неудачу.
Он обратился к Мелиссе:
Они используют секретную частоту?
Нет.
Если нам не удастся, это будет твоей задачей. Варган и Смит должны умереть. Это более важно, чем просто убить троих людей. Если их идея дойдет до других параноидов, если они тоже узнают, как пользоваться секретной длиной волны, это самоубийственное движение будет шириться. И нелыски когда-нибудь неизбежно узнают о нем. А это приведет к физическому уничтожению каждого лыски на земле, поскольку люди не могут позволить себе идти на риск. Если мы не сумеем остановить параноидов, это будет означать гибель всей расы.
Заблестели огни Конестоги. Никакого плана пока нет. И не надо о нем думать.
Должен бить какой-то план, — настаивал Варган. — Какой?
Я поднимаю свой вертолет, — вмешалась Сью.
Внизу был зоопарк, в это время неосвещенный, если не считать серебристого лунного света. В небо, ярко сверкая, поднялся еще один вертолет. Я протараню их… — донеслась мысль Сью.
«Дура, — подумал Бартон. — Не предупреждай их!» Тут его мозга внезапно достигла новая идея, и он мгновенно отреагировал. Механическое управление действует не столь быстро: приняв решение снизиться, чтобы избежать смертельного столкновения с аппаратом Сью, Варган вдруг оказался в опасной близости к вертолету Бартона. Руки Бартона вцепились в рычаги управления.
Варган прочел его мысль, едва она возникла, но его вертолет с такой же скоростью реагировать не мог. С треском столкнулись лопасти винтов, раздался скрежет раздираемого металла: вертолеты соприкоснулись бортами. Сработали автоматические защитные устройства, которые остались целы, — но только то, что они были на небольшой высоте, спасло Бартона и его врагов от гибели.
Они упали в центральной части зоопарка, неподалеку от бассейна с акулой. Варган прочитал очередную мысль Бартона и срочно телепатировал Смиту:
Убей его! Быстро!
Бартон выбрался из-под обломков; Сью была поблизости в зависшем над ними, готовом сесть вертолете, и он скомандовал: