— Из-за чего сыр-бор?
— Утайка зерна, — коротко ответил Маран.
— Как? — не понял Дан.
— Сиди и смотри.
По выражению лица Марана Дан вдруг понял, что их слушают. Кто? Он оглядел салон. Подслушивающее устройство? Где? И почему Маран раньше его не обрывал? Может, эта штука на ходу не работает, мешает шум двигателя? Или?.. Ну не прослушивается же весь двор!.. Чертовщина!
Маран усмехнулся его растерянности, выражение надменной холодности сползло с его лица.
— Там, за тобой, лежит фляга с карной, — сказал он почти весело. — Давай выпьем по глоточку.
Глава Вагринского отделения Лиги выглядел озабоченным, но не напуганным, в отличие от Начальника Охраны, который, видимо, боялся Марана до судорог. Пока они влезали в машину, пока Мит и Навер устраивались на откидных сидениях, Маран молчал, и только когда мобиль тронулся, небрежно бросил:
— Говори!
— Кто, я? — дрожащим голосом вопросил Начальник Охраны.
— Кто сообщил в Бакну, ты?
— Ну я, — выдавил из себя тот.
Что-то, очень похожее на ненависть, мелькнуло на одутловатом, с мешками под глазами, лице Главы Лиги.
— Что молчишь? — возвысил голос Маран. — Дело делать не умеешь, сразу кинулся стучать в Бакну. Говорить хоть умеешь?
— Старейшина Четвертого земельного объединения Ила Лес… — начал тот.
— Как? С ведома Илы Леса? — несколько деланно удивился Маран.
— Не с ведома, а по прямому распоряжению. Ила Лес велел часть собранного зерна задержать, а потом, после окончания сдачи, раздал его крестьянам.
— Всем?
— Всем. Но не поровну. Одному двору мешок, другому пять, третьему еще больше.
— А по какому принципу он распределял зерно? — с неожиданным любопытством спросил Маран.
— Кто лучше работал, тот больше получил. Якобы. — Начальник постарался вложить в свой голос максимум сарказма.
Маран недовольно хмыкнул.
— Ты говоришь, что я дела не делаю, — снова с отчаянием заговорил Начальник Охраны. — Но что я мог сделать? Ходить по дворам и собирать зерно? Как? Разве его найдешь теперь? И как отличить это зерно от того?
— Ты не сейчас должен ходить, — отрубил Маран. — Ты должен был вмешаться вовремя — тогда, когда это зерно отделили и припрятали. Еще до сдачи.
— Так я же не знал!
— А зачем ты там сидишь? Не знал. А теперь узнал? От кого?
— По своим каналам.
— По своим каналам! Ну да, конечно, до твоих доносчиков только дошло, что к чему. Они просто водят тебя за нос… Или такие же болваны, как ты… — он сердито махнул рукой. — Где у него контора, у Илы Леса, на старом месте?
Старейшина Ила Лес имел внешность примечательную. Низкорослый — даже по бакнианским меркам, он был настолько широкоплеч, что казался квадратным. Длинные руки, огромные кисти и ступни — тело питекантропа, и на этом теле вдруг, резким диссонансом, голова мыслителя: высокий скульптурный лоб, большие умные глаза, тонкий нос…
Увидев в дверях Марана, он не растерялся и не смутился, даже не встал из-за стола, на котором стояла тарелка с остатками ужина, а только произнес, насмешливо кривя рот:
— Ба! Светлейший Маран!
Насколько это обращение задело Марана, Дан понял по тому, как раздулись ноздри его изящного носа и напряглись губы. Впрочем, он сразу овладел собой и ответил в таком же тоне:
— Мое почтение высокому Иле Лесу! Разрешите войти?
На явление Дана и охранников Ила Лес не отреагировал, увидев Главу Лиги, помрачнел, а при виде Начальника Охраны пренебрежительно усмехнулся.
— Донес?
— Не донес, а сообщил, — поправил Маран, но в его глазах мелькнули веселые искорки.
— Опять ты за свое, Ила, — сказал он почти дружелюбно, садясь на широкий табурет у дощатого стола.
Ила не ответил. После короткой паузы Маран положил на стол небольшой зеленый конверт.
— Я привез приказ о твоем аресте.
— Подписанный?..
— Изием Гранитом, в Крепости Бакна, сегодня, в два часа пополудни.
Ила усмехнулся с откровенным презрением.
— Еще бы! Нас осталось — по пальцам можно пересчитать, и все же мы застим ему небо. В чем меня обвиняют? Кого я тайно отравил, с кем вступил в сговор, на кого работал, Дернию или Латанию?
— Тебя обвиняют в извращении идей Лиги.
Ила Лес невесело рассмеялся.
— В извращении идей Лиги! Твой Изий слыхом не слыхивал о Лиге, когда мы ее идеи обдумывали и обосновывали, когда доводили эти идеи до людей. Я участвовал в Учредительном Собрании Лиги, тогда нас было всего сорок восемь, десятки раз я встречался с Роном Львом еще до того, как в Лигу вступил Изий… я уже не говорю о молокососах вроде тебя!.. Они, видишь ли, меня обвиняют — да это я вас обвиняю, это вы извратили идеи Лиги, и не только идеи, во что вы превратили саму Лигу? Во времена Рона Льва она объединяла самых честных людей страны, главным в нашей жизни была верность долгу, а долгом нашим было служение Бакнии. А вы? Вы превратили Лигу в сборище беспринципных карьеристов, вы поставили ее над народом…
— Отличная речь, — заметил Маран спокойно. — Тебе надо было произнести ее на Большом Собрании.
— Издеваешься?
— Почему же? Ты ведь выступал на последнем Большом Собрании, разве нет?
— Мне не дали бы договорить до конца.
— А ты бы попробовал.
Ила Лес вдруг сник.
— Ах, Маран, Маран, — пробормотал он.
— Что — Маран?
— Не знаю, кто ты и что ты есть, но в одном не сомневаюсь: ты не дурак. Неужели ты не понимаешь, что вы творите, и чем это кончится? Ну ладно он, — кивок в сторону Начальника Охраны, — но ты, неужели ты не разу не задумывался над тем, почему у нас с каждым годом падают урожаи?
Маран не ответил. Неожиданно вмешался Начальник Охраны.
— Не знаю, кто выполнял расчеты, — начал он вкрадчиво, — но, по-моему, они завышены. Мы оставляем крестьянам непомерно много зерна и плодов. Разве человек в состоянии за год съесть два мешка зерна? Полмешка можно бы спокойно скостить.
— Можно бы скостить и два мешка, — тихо, с трудом сдерживаясь, заговорил Ила Лес, — да вот беда… пустяковая, конечно, но все же… на будущий год уже некому будет сажать и выращивать это зерно.
— Я не говорил «два», я сказал «пол»…
— Идиот! — заорал Ила Лес, уже не пытаясь сдерживаться. — Два мешка — такой была доля крестьянина при императоре! Еще и плюс наградные. Да ты представляешь себе, что такое два мешка? Это полуголодное существование… если б не плоды и тана — это голод… Кстати, Маран, ты знаешь, что творится в соседних районах? Под корень вырубают тану и вместо нее сажают карну!
— Правительственное указание, — значительно произнес Начальник Охраны.
— Слушай, ты! — не повернув головы, тихо сказал Маран, — выметайся отсюда. Иди к мобилю и жди нас там.
— Но я…
Маран искоса взглянул на него. Начальник исчез.
— Под корень? Но указание было только насчет старых деревьев.
— Старые деревья и дают большую часть сока. Пойми, Маран, испокон веку тана была главной пищей бакнов. Карна бодрит, но не питает, они не взаимозаменяемы.
— Что я могу поделать, Ила? Это бредни Ласота! Он доказывает, что сок карны полезнее и экономичнее таны.
— Дело не в карне, а в Ласоте. Может, тебе неизвестно, что Ласот — однокашник Изия? Потому и вечно чем-то руководит. Теперь этот недоучка вообразил, будто что-то смыслит в сельском хозяйстве, и переворачивает в нем все вверх дном.
— Уже перевернул, — заметил Маран. — Ладно, Ила, это не в моей компетенции. Скажи мне лучше, у тебя сохранился список, по которому ты раздавал дополнительное зерно? Не торопись качать головой, сначала обдумай ситуацию.
— Мне нечего обдумывать, — упрямо сказал Ила Лес, — списков нет.
— И все-таки. Мне приказано отобрать и сдать это зерно. Если будет список, мы заберем только то, что роздано тобой, а если нет… ты же сам понимаешь, в горячке недолго прихватить и положенную долю.
— Будь проклят этот стукач! — хрипло выдавил из себя Ила.
— Ты лучше прокляни своих стукачей. Этот что — он на работе. А твои…
— Что ты имеешь в виду?
— А откуда он, по-твоему, узнал? Твои же крестьяне ему и сообщили. Может, даже из числа облагодетельствованных. Ты подумай над этим, Ила. Над этим стоит подумать.
— Мои крестьяне… Зерно получили все. Все! Правда, по-разному. По работе. По справедливости.
— То-то и оно. Справедливостью не наешься. Так есть список или нет?
— Есть.
Ила Лес достал из нагрудного кармана толстую пачку исписанных мелким почерком листков, молча протянул их Марану и отвернулся к окну.
Маран жестом заправского картежника развернул пачку веером, выудил один из листков, отдал его Миту и снова уселся.
— Подождем.
— Слушай, Ила, — вдруг сказал Глава Лиги, — а ведь они не отдадут зерно без драки.
— Без драки не отдадут, — согласился Ила.
— Без драки не отдадут, — согласился Ила.
— Но тогда ты погиб.
— Я давно погиб, Ган.
— Но раз так… — Ган замолчал, словно что-то взвешивая, затем неожиданно шагнул к Марану, сидевшему у стола с отсутствующим видом.
— Я знал об этом, — сказал он отрывисто.
— О чем? — рассеянно спросил Маран.
— О зерне. Ила советовался со мной. Я поддержал его. Арестуй и меня.
— У меня нет ордера на твой арест, — лениво процедил сквозь зубы Маран.
— Ничего, выпишешь его задним числом.
— И чего ты лезешь, зачем тебе это нужно? — сказал Маран неодобрительно.
— И верно, Ган, зачем и тебе пропадать? — вмешался Ила. — Нас и так мало осталось.
— Вот поэтому и нас мало осталось. Потому что каждый раз, когда одного из нас забирали, бесчестили, уничтожали, остальные говорили: зачем и мне пропадать?
В этот миг за окном раздались крики, и грохнул выстрел. Маран сорвался с места, как ошпаренный.
— Эй вы, — закричал он, выскочив на крыльцо, — не стрелять! Не сметь стрелять, я вам говорю!
Выстрелов больше не было, но из-за угла доносились шум голосов, ругань, какие-то причитания. Не колеблясь ни секунды, Маран сбежал с крыльца и решительно направился в ту сторону. Дан последовал за ним.
В большой толпе у сараев не было видно ни одного зеленого комбинезона, но Марана это не остановило, не замедляя шага, он вошел в толпу, и та расступилась перед ним.
На пыльной, плотно утоптанной земле лицом вниз, широко раскинув руки и ноги, неподвижно лежал человек в зеленой форме. Маран наклонился и перевернул труп… вне всякого сомнения это был труп… на спину. Начальник Охраны Вагры. Маран выпрямился и коротко спросил:
— Кто?
Его поняли, но никто не ответил. Оглянувшись, Дан увидел, что толпа снова сомкнулась, окружив их стеной, в которой не было видно ни одного просвета, и стена эта постепенно придвигалась все ближе. Никогда еще Дан не чувствовал себя рядом со смертью — она была здесь, в этих угрюмых, грубоватых лицах. Сражаться, дорого продать свою жизнь? Но… на чьей он стороне? На чьей я стороне, подумал он со страхом, куда меня занесло? Он посмотрел на совершенно спокойное лицо Марана… Неужели я буду его защищать?.. А что еще я могу сделать? Предать?.. Какое это предательство, ведь правда не на его стороне… и все-таки это предательство. Он вспомнил рассказ Поэта и его презрительную реплику: я не люблю предателей ни в своем стане, ни в чужом… оказывается, и я не люблю предателей — ни в своем стане, ни в чужом… а в своем ли я стане?.. Даже если я по ошибке угодил в чужой, сейчас я не могу уйти из него. Дан придвинулся к Марану, стал рядом с ним. И тут кольцо распалось.
— Я слышал, что тебя называют бесстрашным, — сказал Ила Лес, подходя к Марану, — думал, преувеличивают. Оказывается, нет.
— Спасибо, что выручил. — Маран был невозмутим. — Разберись с этим. — Он ткнул пальцем в тело Начальника Охраны.
Ила Лес отшатнулся.
— Пойдем, Дан.
Маран, не оглядываясь, зашагал в сторону дома Илы. Дойдя до крыльца, он вдруг остановился и повернулся к Дану.
— Спасибо.
— За что? — удивился Дан.
— За то, что стал рядом. Думаешь, я не заметил твоих колебаний? Я, брат, все замечаю.
Дан смутился.
— Я не колебался… то есть колебался, ты прав, но не потому что… я колебался… словом, ты неправ.
— То я прав, то я неправ… — Маран улыбнулся, — ну-ну, не обижайся, я понимаю, что ты имеешь в виду. Но почему я не прав?
— Трудно объяснить. Вы забираете у крестьян весь урожай, который они выращивают…
— Не весь.
— Почти весь — оставляете им ровно столько, чтобы они не умерли с голоду. Вы заставляете их работать на вас…
— На кого — на вас? Разве они работают на меня? Разве я забираю зерно себе? Ты уже целый месяц живешь в Крепости, там, где и я — у меня нет другого дома, ты видел постель, на которой я сплю, стол, за которым я ем, и что я ем, видел тоже. Сегодня на мне форма, она и единственный штатский костюм — вот вся одежда, которая у меня есть. Зерно, которое мне приказано забрать отсюда, пойдет в соседнюю страну в обмен на горючее, металл…
— Мы говорим о разных вещах, Маран. Ты меня не понимаешь. Вот Ила Лес, он бы понял.
— Ила Лес — экономист.
— Как?
— Есть в Лиге такая группировка. Точнее, была.
— А теперь нет? — спросил Дан.
Маран бросил на него хмурый взгляд.
— Нет, — буркнул он. — Кто вышел из Лиги, а кого…
Он замолчал, и Дан спросил:
— Исключили?
— Из Лиги никого исключить нельзя. По Уставу, принятому еще на Учредительном собрании.
— То есть?..
— Куда это запропастился Мит? — озабоченно сказал Маран вместо ответа.
— Маран! Объясни мне…
— Сейчас не время, — оборвал его Маран. — Сначала разберемся со здешними делами.
— А ты не боишься, что Ила Лес сбежит? — полюбопытствовал Дан.
— Нет.
— Почему?
— Потому что ты знаешь, прав или неправ Ила, а я знаю самого Илу. Вон он идет, видишь?
— Вижу. — Дан замолчал.
Подошел Ила Лес.
— Они отдадут зерно. И пошлют людей в другие деревни предупредить, чтоб и те… Но дай слово не трогать долю.
— Я могу поручиться только за себя и своих людей.
— Это я понимаю. Поручись.
— Слово Марана. А кто стрелял?
Ила замялся.
— Пойми, Ила, раз есть труп, должен быть и убийца. И желательно, один. Коллективное убийство — это политика, это бунт. А один может убить… ну хотя бы из ревности.
Несколько секунд они молча глядели друг на друга. Затем Ила, решившись, отступил в сторону, и перед Мараном возник молодой крестьянин.
— Я стрелял. Он ударил мою жену, грозил мне пистолетом, ну я и вырвал у него оружие. Случайно выстрелил, я не хотел…
Ила смотрел на Марана с мучительной тревогой.
— Ну что ж. Будем считать это самозащитой, — после длинной паузы сказал наконец тот.
Ила Лес облегченно вздохнул.
В Бакну вернулись глубокой ночью. Не в полном составе — Мит остался в деревне один на один с крестьянами, узнав об этом, Дан поежился и подумал, что сотрудники Марана бесстрашием не уступят своему шефу. Правда, перед отъездом Маран отозвал Мита в сторону и тихо, так, чтоб его не слышал никто, кроме своих, сказал:
— Впредь до особого распоряжения не притрагивайся ни к одному зернышку. И распоряжаюсь тобой только я. Это на случай, если сюда кто явится. Все понял?
Мит кивнул и отошел от мобиля с арестованными… Глава Вагринского отдела Лиги Ган все-таки настоял на своем, «вдвоем и в тюрьме веселее и умирать легче», — сказал он Иле, пытавшемуся отговорить его, и поехал с ними, сам себя арестовав.
В Бакне Маран оставил арестованных охранникам во дворе Крепости, перемолвился парой слов с Навером и пошел к себе, позвав с собой Дана.
— Пойдем, посидим, поговорим, не хочется спать, тебе, наверно, тоже?
Поднялись в кабинет Марана. Заперев дверь, Маран кивнул Дану на диван и вынул из превращенного в сейф ящика стола фляжку с тийну.
— Самое время выпить по глотку, не находишь?
Он щедро разлил напиток в объемистые чашки для карны, плюхнулся в кресло, подумал и извлек из своего сейфа аппаратик для записи и воспроизведения, название его переводилось примерно как фонограф, однако по какому принципу эта штука работала, Дан понять не мог, то ли принцип был для него нов, то ли устарел, скорее, конечно, второе.
Поэт пел о любви.
— У него есть песни о любви? — удивился Дан.
— Всего несколько. Я собрал их на одну катушку.
— На концерте он не спел ни одной.
— Он поет песню, пока близок с женщиной, которой она посвящена. А как все кончится, он уже и петь об этом не желает.
— Хотел бы я знать, где Ника, — сказал Дан, почувствовал, что краснеет, и постарался придать своему тону легкий оттенок небрежности. — Ты мог бы это выяснить?
— Задал задачу, — усмехнулся Маран. — Она живет у Дины Расти.
— Ты знаешь? А почему мне не говорил?
— Ты же не спрашивал.
— А где живет Поэт?
— Везде.
— У него нет дома?
— Почему же? Помнишь, я тебе показывал развалюху, где я родился. Дом Поэта недалеко оттуда, только свернуть за угол, но там давно никого нет, его родители умерли, остальные жильцы разъехались, и он там почти не бывает. Он избрал образ жизни великого Расти, с поправкой на время, конечно.
— Слушай, Маран, а если Изий прикажет тебе арестовать его?
— Спроси чего полегче.
— Полегче? Скажи мне, если б Ила не вмешался… Там, в деревне… Что бы ты сделал? Стал стрелять?
— Я не ношу с собой оружия.
— А если б оно у тебя было, ты бы стал стрелять?
— Я потому его и не ношу, чтоб такого вопроса не возникало.
— Но ведь тебя могут убить. Собственно, выходит, и убили бы, если б не Ила.
— Может быть. Хотя я не уверен.
— Скажи честно, ты и правда не испугался?