— Не говори так, — тихо говорит он, опуская глаза. — Не говори так. Нехорошо так говорить.
— Джеймс.
Он снова поднимает на меня свой взгляд, на сей раз медленнее. Я опускаюсь на колени и притягиваю его к себе, прижимаясь своим лбом к его лбу. Я смотрю в пол, и знаю, что он делает то же самое. Я слышу, как колотятся в тишине наши сердца.
— Я люблю тебя, — наконец, говорю я ему. — Ты ведь знаешь это, да? Ты всегда для меня на первом месте. Все мои действия направлены на то, чтобы я мог позаботиться о тебе. Защитить тебя. Обеспечить тебя всем необходимым.
Джеймс кивает.
— Ты на первом месте, — говорю я ему. — Ты всегда был на первом месте, а все остальные — на втором. И это никогда не изменится. Хорошо?
Джеймс снова кивает. Слезинка падает на пол между нами.
— Хорошо, Адди.
— Иди сюда, — шепчу я, притягивая его в свои объятия. — С нами все будет хорошо.
Джеймс цепляется за меня, сейчас он ведет себя как настоящий ребенок, он уже давно не вел себя так, и я рад это видеть. Иногда я беспокоюсь из-за того, что он слишком рано повзрослел в этом дерьмовом мире, и, хотя я и знаю, что не могу защитить его от всего, я все равно пытаюсь.
Сколько я себя помню, он всегда был единственной константой в моей жизни; если бы с ним что — либо случилось, то это, я думаю, убило бы меня.
Я никогда никого не полюблю так, как я люблю этого ребенка.
Глава 4
Столовая практически опустела после завтрака. Джеймс был обязан отправиться в убежище вместе с другими детьми и пожилыми людьми, которые не будут принимать участия в битве, а все остальные в это время готовились к выступлению.
Некоторые семьи все еще обмениваются заключительными прощаниями. Мы с Джульеттой уже несколько минут избегаем зрительного контакта. Она смотрит на свои руки, изучая свои пальцы так, словно желает убедиться в том, что они по-прежнему на месте.
— Ну и ну. Кто умер?
Черт возьми. Этот голос. Это лицо.
Невозможно.
— Святое дерьмо. Черт побери, — я поднимаюсь на ноги.
— Я тоже рад тебя видеть, Кент, — Кенджи широко улыбается и кивает мне. Он чертовски плохо выглядит. Усталые глаза, бледное лицо, его руки немного дрожат, пока он держится за стол. Но хуже всего то, что он уже полностью экипирован — словно он на самом деле полагает, что отправится на поле боя. — Готовы сегодня надрать кому-нибудь задницу?
Я все еще смотрю на него в изумлении, пытаясь подыскать какой-нибудь ответ, когда Джульетта вскакивает на ноги и практически набрасывается на него. В действительности, это всего лишь объятие, но Бог ты мой…
Немного рановато для подобного, думаю я.
— Ого… эй… спасибо, да… это… эм… — Кенджи прочищает горло. Он старается принять это, но очевидно, что он пытается отодвинуться от Джульетты, и — да, она это замечает. Ее лицо омрачается, она бледнеет, широко распахивая глаза. Она прячет руки за спину, несмотря на то, что сейчас она в перчатках.
Сейчас Кенджи на самом деле ничего не грозит, но я понимаю его нерешительность. Парень чуть не умер. Он попытался разнять драку в тот же момент, что и Джульетта, и — бум, он моментально рухнул на пол. Это было чертовски страшно — и, хотя я и знаю, что Джульетта не намеревалась этого делать, другого объяснения этому на самом деле нет. Должно быть, это сделала именно она.
— Да, эм, может быть, тебе некоторое время следует воздерживаться от того, чтобы дотрагиваться до меня, хорошо? — Кенджи улыбается — он снова превратился в милого парня — но ему не удается никого убедить. — Я еще не очень хорошо стою на ногах.
Джульетта выглядит настолько подавленной, что это разбивает мне сердце. Она так сильно старается быть в порядке — сделать так, чтобы со всем этим дерьмом все было нормально, — но порой все выглядит так, словно мир попросту не позволяет ей этого делать. Он наносит все новые и новые удары, и она продолжает испытывать боль. Я ненавижу это.
Я должен что-нибудь сказать.
— Это была не она, — говорю я Кенджи. Я бросаю на него сердитый взгляд. Оставь ее в покое, говорю я одними губами. — Ты же знаешь, что она даже не дотрагивалась до тебя.
— На самом деле, я не знаю этого, — говорит Кенджи, игнорируя мои более тонкие намеки сменить тему. — И я не пытаюсь винить ее… я просто говорю о том, что она, возможно, проецирует свою способность, не подозревая об этом, хорошо?
— Потому что, насколько мне известно, другого объяснения тому, что случилось вчера, у нас нет. Это, безусловно, был не ты, — говорит он мне, — и, черт, насколько мы знаем, то, что Уорнер может дотрагиваться до Джульетты, может быть всего лишь случайностью.
— Пока что мы ничего о нем не знаем, — пауза. — Верно? Разве что Уорнер прошлым вечером достал какого — нибудь волшебного кролика из своей задницы в то время, пока я был занят смертью?
Я хмурюсь. Смотрю в сторону.
— Верно, — говорит Кенджи. — Так я и подумал. Что ж. Думаю, будет лучше, если я буду сохранять дистанцию, за исключением случаев крайней необходимости, — он разворачивается к Джульетте. — Да ведь? Без обид, да? В смысле, я чуть не умер. Думаю, что ты могла бы дать мне небольшое послабление.
— Да, конечно, — тихо говорит Джульетта. Она пытается рассмеяться, но ей не удается этого сделать. Жаль, что я не могу дотянуться до нее; жаль, что я не могу притянуть ее в свои объятия. Мне хочется защитить ее… мне хочется, чтобы у меня была возможность заботиться о ней, но теперь это кажется невозможным.
— Как бы там ни было, — говорит Кенджи, — когда мы выступаем?
Это привлекает мое внимание.
— Ты с ума сошел, — говорю я ему. — Никуда ты не пойдешь.
— Что за чушь.
— Ты едва можешь самостоятельно стоять на ногах!
— Я лучше умру там, чем буду сидеть здесь как какой-то идиот.
— Кенджи… — пытается сказать Джульетта.
— Кстати, я слышал, что, по слухам, Уорнер прошлой ночью убрал отсюда к чертям свою задницу, — Кенджи смотрит на нас. — О чем это толкуют?
— Да, — говорю я, мое настроение ухудшается. — Кто знает. Я никогда не считал хорошей идеей держать его здесь в заложниках. Еще глупее было доверять ему.
Кенджи поднимает бровь.
— Сначала ты оскорбляешь мою идею, а затем и идею Касла?
— Это были плохие решения, — говорю я ему, отказываясь отступать. — Плохие идеи. Теперь нам приходится за это расплачиваться.
Кенджи решил взять Уорнера в заложники, а Касл решил выпустить его из комнаты. И теперь мы все страдаем из-за этого. Порой я думаю, что все это движение возглавляет кучка идиотов.
— Откуда мне было знать, что Андерсон с такой охотой сможет позволить своему собственному сыну сгнить в аду?
Я невольно вздрагиваю.
Сегодняшним утром я не могу вынести напоминания о своем отце и о том, что он был готов сделать со своим собственным сыном. Я сглатываю желчь, поднимающуюся вверх по моему горлу.
Кенджи замечает это.
— Ох, эм… прости, чувак… я не хотел говорить об этом таким образом…
— Забудь, — говорю я ему. Я рад, что Кенджи жив, но иногда мне хочется лишь одного: надрать ему задницу. — Может быть, тебе следует вернуться в медицинское крыло. Мы скоро уходим.
— Я никуда не пойду, кроме как на поверхность.
— Кенджи, пожалуйста… — снова пытается Джульетта.
— Нет.
— Ты ведешь себя безрассудно. Это не шутки, — говорит она ему. — Некоторые люди сегодня умрут.
Кенджи смеется, смотря на нее.
— Я извиняюсь, но ты действительно пытаешься учить меня реалиям войны? — он качает головой.
— Ты забываешь о том, что я был солдатом в армии Уорнера? Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, как много всякого сумасшедшего дерьма мы видели? — он указывает жестом на меня. — Я прекрасно знаю, чего ожидать от сегодняшнего дня. Уорнер был сумасшедшим. Если Андерсон хотя бы вдвое хуже своего сына, то тогда мы ныряем прямо в кровавую бойню. Я не могу бросить вас, ребята, в такой ситуации.
Джульетта замирает, ее губы приоткрыты, глаза широко распахнуты, заполнены ужасом. Ее реакция кажется слегка чрезмерной. С ней сегодня определенно что-то не так.
Джульетта замирает, ее губы приоткрыты, глаза широко распахнуты, заполнены ужасом. Ее реакция кажется слегка чрезмерной. С ней сегодня определенно что-то не так.
Я знаю, что частично ее чувства связаны с тем, что произошло с Кенджи, но внезапно я перестаю испытывать уверенность в том, что все дело только в этом. Что нет чего-то такого, о чем она мне не рассказывает. Я не могу в полной мере прочесть ее.
Но, опять же, мне кажется, что я уже какое-то время не могу прочесть ее в полной мере.
— Он действительно был настолько плохим?.. — спрашивает Джульетта.
— Кто? — спрашиваем мы с Кенджи одновременно.
— Уорнер, — говорит она. — Он действительно был таким безжалостным?
Боже, она так сильно одержима им. Она питает какой-то странный, непонятный мне, интерес к его запутанной жизни, и это сводит меня с ума. Я уже чувствую, как во мне поднимается гнев, раздражение — даже ревность, — и это нелепо.
Уорнер даже не человек; мне не следует сравнивать себя с ним. Кроме того, она совершенно не в его вкусе. Он, вероятно, съел бы ее заживо.
Кенджи, кажется, не испытывает той же проблемы, что и я. Он смеется настолько сильно, что уже практически хрипит.
— Безжалостным? Джульетта, этот парень — больной. Он — животное. Не думаю, что он вообще знает, что значит быть человеком. Если ад существует, то, я полагаю, он был спроектирован специально для него.
Я мельком замечаю выражение лица Джульетты как раз перед тем, как слышу торопливые шаги, раздающиеся в коридоре. Мы все смотрим друг на друга, но я чуть дольше задерживаю свой взгляд на Джульетте, желая иметь возможность прочесть ее мысли.
Я понятия не имею о том, что она думает или почему она все еще выглядит так, словно пребывает в ужасе. Мне хочется поговорить с ней наедине — понять, что происходит — но Кенджи уже кивает мне, и я знаю, что должен прояснить свой разум.
Пора идти.
Мы все поднимаемся на ноги.
— Эй… так Касл знает, что ты делаешь? — спрашиваю я у Кенджи. — Не думаю, что ему понравилось бы то, что сегодня ты собираешься подняться на поверхность.
— Касл хочет, чтобы я был счастлив, — говорит Кенджи. — А я не буду счастлив, если останусь здесь. У меня есть работа, которую нужно сделать. Люди, которых нужно спасти. Дамы, которых нужно впечатлить. Он с уважением отнесется к этому.
— А что насчет всех остальных? — спрашивает у него Джульетта. — Все так беспокоились о тебе… ты с ними уже виделся? Чтобы, по крайней мере, сказать им о том, что с тобой все в порядке?
— Нет, — говорит Кенджи. — Они, наверное, были бы в ужасе, если бы узнали, что я собираюсь на поверхность. Я подумал, что будет безопаснее сделать это как можно тише. Я не хочу, чтобы кто-нибудь сходил с ума. И Соня с Сарой — бедные девочки — они моментально заснули от переутомления. Это я виноват в том, что у них не осталось ни капли сил, и они по-прежнему говорят о том, что пойдут сегодня с нами.
— Они хотят сражаться, хотя у них и без этого будет куча работы сразу же после того, как мы закончим с армией Андерсона. Я пытался убедить их остаться здесь, но они умеют быть такими чертовски упрямыми. Им необходимо приберечь свою силу, — говорит он, — они уже и так слишком много истратили ее впустую на меня.
— Не впустую… — говорит Джульетта.
— Во всяком слуууууучае, — говорит Кенджи, — не могли бы мы уже, пожалуйста, пойти? Я знаю, что ты хочешь выследить Андерсона, — говорит он мне, — ну а я? Мне бы очень хотелось поймать Уорнера. Пустить пулю в этот никчемный кусок дерьма и покончить с этим.
Я собираюсь рассмеяться — наконец-то, кто— то согласен со мной — когда замечаю, что Джульетта практически сгибается пополам. Она достаточно быстро берет себя в руки, но она слишком моргает и тяжело дышит, поднимая глаза к потолку.
— Хей… ты в порядке? — я тяну ее в сторону, изучая ее лицо. Порой она просто — таки чертовски сильно пугает меня. Я беспокоюсь о ней практически так же сильно, как и о Джеймсе.
— Я в порядке, — повторяет она слишком много раз. Кивая и качая головой снова и снова. — Я просто мало спала прошлой ночью, но со мной все будет хорошо.
Я колеблюсь.
— Ты уверена?
— Да, — говорит она. И затем хватается за мою рубашку, ее глаза широко раскрыты. — Просто будь там осторожен, хорошо?
Я киваю, с каждой секундой испытывая все большее замешательство.
— Да. Ты тоже.
— Идем, идем, идем! — прерывает нас Кенджи. — Сегодня тот самый день для того, чтобы умереть, дамы.
Я расслабляюсь и слегка толкаю его. Здорово, что он здесь — ему удается разбавлять монотонность здешней жизни.
Кенджи стукает меня по руке.
— Теперь ты еще и жестоко обращаешься с травмированным парнем, а?
Я смеюсь, показывая ему средний палец.
— Прибереги свои переживания для поля боя, бро, — ухмыляется он. — Тебе это пригодится.
Глава 5
На поверхности льет как из ведра.
Здесь холодно и влажно, грязно и вообще дерьмово, и я ненавижу это. Я хмурюсь, смотря на Кенджи и Джульетту, завидуя их причудливым костюмам. Они спроектированы так, чтобы защищать их от этой безумной зимней погоды. Мне тоже следовало попросить для себя такой костюм.
Я уже отмораживаю себе задницу.
Мы стоим на чистом, пустынном участке земли возле входа в Омега Поинт, и практически все уже успели рассредоточиться. Партизанская война — единственный доступный нам вариант, поэтому нас поделили на группы. Я, Кенджи, который болен и который едва может нормально ходить, и Джульетта, которая сегодня заперлась в своей собственной голове, — это и есть наша команда.
Да, я определенно волнуюсь.
Как бы там ни было, Кенджи, по крайней мере, выполняет свою задачу: мы уже невидимы. Но сейчас самое время обнаружить место действий и присоединиться к ним. В воздухе отчетливо слышны звуки выстрелов, поэтому мы уже знаем, в каком направлении нам необходимо двигаться. Никто ничего не говорит, но мы и без этого знакомы с правилами: мы сражаемся для того, чтобы защитить ни в чем неповинных людей, и для того, чтобы выжить. И ни для чего больше.
Дождь действительно очень мешает. Он становится все быстрее и сильнее, капли дождя стучат по моему лицу, застилая мне обзор. Я едва могу нормально видеть. Я пытаюсь стереть воду со своих глаз, но от моих действий нет никакого толка. Воды слишком много.
Я знаю, что мы становимся все ближе и ближе к соединениям. По крайней мере, в этом я могу быть уверен. В поле моего зрения появляются очертания строений, и я чувствую, как во мне поднимается волнение. Я до зубов вооружен и готов драться — готов сделать все необходимое для того, чтобы свергнуть Восстановление, — но я не стану лгать: я по — прежнему немного переживаю из-за того, что мы сами выбрали не самый оптимальный вариант.
Джульетта никогда прежде не делала ничего подобного.
Если бы я мог что-нибудь решать в этой ситуации, то я отправил бы ее обратно на базу, к Джеймсу, где она была бы в безопасности, но она не стала бы меня слушать, даже если бы я попросил ее об этом. Кенджи и Касл постоянно сыплют комплиментами в ее адрес, желая воспользоваться ее помощью, тогда как на самом деле им не следовало бы этого делать, и, честно говоря…
Это опасно. Нельзя заставлять ее думать, что она может делать подобные вещи, потому что, в действительности, это может погубить ее. Она — не солдат; она не умеет сражаться, она на самом деле понятия не имеет о том, как пользоваться своими способностями, а это только еще больше все усугубляет. Это все равно, что дать малышу динамит и посоветовать ему шагать в сторону огня.
Так что — да, я волнуюсь. Я действительно переживаю из-за того, что с ней что — нибудь случится. И, может быть, и с нами. По инерции.
Но никто меня никогда не слушает, поэтому мы здесь.
Я вздыхаю и медленно продвигаюсь вперед, испытывая раздражение. Я слышу пронзительный крик, раздающийся вдалеке. Повышенная готовность. Кенджи сжимает мою руку, и я отвечаю ему тем же, чтобы дать ему знать, что я понял.
Соединения возвышаются прямо перед нами, и Кенджи тянет нас вперед до тех пор, пока мы не оказываемся возле задней стены блока. Здесь есть небольшая навесная крыша, которая прикрывает нас от дождя. То, что мы занимаемся всем этим в такой дождливый день, можно списать на мою дерьмовую удачу.