– Не так-то просто меня отправить против моей воли, – огорченно вздохнула Мальяра и решительно вывернулась из-под надежного тепла его руки, – но если это и удастся, то ждать я никого не буду. Есть три важные причины… и главная, нельзя ни за кого решать.
– Мальяра… у меня тоже есть причины, и они не менее важны. – Гарт еще пытался договориться с нею по-хорошему, но уже понимал, что это ему не удастся. – Почему бы тебе не посмотреть на все с моей точки зрения?
– А кто тебе сказал, что я не смотрела?! – внезапно развеселилась женщина. – Или матушка всего не продумала? Пойми, она нас защитила… и сейчас тоже не сидит сложа руки. Знаешь… я предлагаю не спорить… и не портить это плавание, я так давно не отдыхала… да и ты, наверное, тоже. Отставим на эти четыре дня все пререкания… все равно сейчас ничего изменить нельзя.
– Тогда иди сюда?! – затаив дыхание, предложил он, но получил в ответ короткий смешок.
– Матушка всегда говорит, что мужчины привыкли решать все споры с женщинами одним способом… – лукаво сообщила вдова, – спокойной ночи… сюда идет Хас.
И растаяла в темноте.
– Ох уж мне эта матушка! – сердито фыркнул Гарт. – Везде она успевает!
Глава 16
– Ты изменилась. – Хасит неторопливо нанизывал на нитку мелких жирных рыбешек, пролежавших ночь в крутом рассоле, и не смотрел на женщину, сидевшую на краю плота, свесив в воду ноги.
Чего на нее смотреть, если он и так уже все разглядел?
– Я решила вернуться на родину… когда закончу дела. И не хочу больше жить по законам чужой страны.
– Только не говори этого вслух. За такие мысли мать торемца могут и высечь на площади. Не поможет и метка свободной вдовы.
– Я это знаю, Хасит. Но ты ведь не пойдешь доносить, а больше никто не слышит.
– Зато видят. Ты все чаще забываешь повязать платок.
– Ты прав. Но так хорошо, когда ничего не давит на голову… и на душу. Я за все эти годы только один раз ничего не делала, как сейчас… когда простыла и не могла встать.
– Это тогда Кор рыбу ловил?
– И ловил, и готовил, и зелье варил… сама бы я провалялась дольше. Хасит… я хотела сказать… ты все умеешь делать и с людьми умеешь договариваться… а здесь тебе оставаться опасно. Кто-нибудь узнает и выдаст. Идем с нами, тетушка найдет тебе дело по душе, если я не найду.
– Смешная ты… сама еще не знаешь, как жизнь сложится, а обо мне беспокоишься. – Вор внезапно хитро подмигнул. – А того не видишь, что твой друг на нас уже минут пять смотрит, и в его глазах дротики мелькают.
– Не вижу, – согласилась Мальяра, – зато слышу. С той самой секунды, как его лодка причалила. Но он не имеет никакого права своими дротиками играть… я женщина свободная.
– Заткни покрепче уши, свободная женщина, я сейчас ругаться буду. Не люблю, когда умные люди говорят глупости, а еще больше не люблю, когда женщины врут.
– Не помешаю? – ехидный голос командира, вынырнувшего из-за шатра, ни для одного из напарников не оказался неожиданностью.
– Надеюсь, помешаешь, – честно сообщила Мальяра, понимая, насколько прав Хасит.
Во всем. И в том, что слишком рано она начала поднимать голову, и в том, что ей приятно внимание Лаиса, который внезапно перестал избегать ее и Кора и почти весь день старался находиться рядом. Так откровенно, что это заметили даже воины с первых плотов. И Тулос немедленно примчался на лодке, якобы за указаниями.
– Не надейся, – отрезал вор. – Кто тебе еще правду скажет, как не я?!
– А ты сначала спроси, нужно мне, чтоб ты ее говорил? – попыталась остановить разошедшегося проводника вдова. – Или сам не знаешь, что самое последнее дело – копаться в чужой душе?
– Самое последнее дело – назидательно поднял испачканный палец торемец, – это когда друг совершает ошибку или чего-то не понимает и идет прямиком к гибели, а ты все видишь, но стоишь в сторонке, ждешь, пока он сам сообразит. Но не каждый способен разобраться сам, все знают, со стороны виднее!
– Хас! Я не такой человек! И все вижу и знаю не хуже тебя! Так что ругаешься ты зря… но я и в самом деле лучше уши заткну!
– Какой у вас интересный разговор. – Гарт сбросил сапожки и сел рядом с Мальярой, опустив ноги в воду. – Продолжайте.
– Мы уже договорились, – стрельнула в напарника сердитым взглядом вдова. – И он кое в чем прав… признаю. Но не во всем. Я восемь лет живу чужой жизнью и ни о чем не жалею, это был мой выбор. Но теперь хочу снова стать самой собой, делать то, чего хочется, а не то, что положено по закону. Мне надоело, что все время кто-то решает за меня. Все, кому не лень… Кахрим, Ахчар… где бы я была, Хас, если бы не сбежала той ночью? Припомни?
– Это другое, – насупился вор.
– Это все одно и то же! – Малиха резко вытащила ноги из воды и встала. – Ты просто сейчас упрямишься! А я это давно поняла… он ведь тоже так считал, мой Инзар! Женщина должна ждать мужа дома! А ведь если бы я поехала с ним, возможно, остался бы жив…
Вдова развернулась и опрометью умчалась в свой шатер, забыв сгоряча про вышитые мягкие туфельки.
– Плачет… – хмуро вздохнул через минуту Хасит и зло швырнул назад в котелок рыбешку. – Откуда же мне было знать? Раньше она никогда не плакала!
– А кто это такие, Кахрих… как его там?
– Кахрим торговец, ее прежний хозяин… – нехотя объяснил Хасит, – специально к ней придирался, чтобы согласилась третьей женой пойти. А Ахчар – приказчик моего бывшего хозяина, заставил меня помогать ее воровать. Но Малиха еще днем сбежала… а вокруг люка навозом намазала и всякие лоханки снизу подставила… вот он и влетел. Тогда я и удрал, ему не до меня было.
– Демонская сила… – рыкнул сквозь зубы Гарт, все эти торемские законы он знал давно, за десять лет сотни раз переходил границу, горы товаров и золота перевез, море историй слышал… Но почему-то раньше, пока речь шла не о женщине, к которой его тянуло все сильнее, особого возмущения эти порядки у него не вызывали.
За обедом Малиха сидела, не поднимая глаз, плотно завернувшись в свой платок, и ела так же торопливо и стеснительно, как и ее подружки, ведь именно так положено вести себя женщинам в присутствии мужчины. И это ее показное послушание словно ножом резало Гарта по сердцу, заставляя все четче понимать, что забитость и покорность – это вовсе не те качества, какие нравятся ему в женщинах.
И пусть восторгаются такими послушными женщинами ленивые торемцы, не желающие и шага сделать ради того, чтобы завоевать любовь смелой и умной девушки, а у графа Феррез от безропотных красавиц сводит оскоминой скулы, как и от капризных жеманниц, каких он встречал на балах и приемах в родном королевстве. Ему по душе другие… втайне он завидовал отношениям брата и Эсты, Арвельда и Тэйны.
Гарт огорченно вздохнул, вспомнив проводницу, в те времена они были по разные стороны тропы, и хотя ему ни разу не пришлось столкнуться в бою с Мастом, граф не мог не предполагать, что крутилась такая задумка в черном разуме Зоры.
Вечер угас как-то незаметно, сразу после ужина оказалось, что все яркие краски заката уже утонули в темнеющей синеве неба, и командир, распределив ночные посты, по новой привычке побрел на корму плота, туда, где возле последних тюков с упряжью валялась приглянувшаяся ему кошма.
И едва оказавшись на излюбленном месте, резко остановился, силясь утихомирить рванувшееся вскачь сердце. Мальяра уже сидела на его кошме, подтянув к подбородку колени и обхватив их руками.
Долгую минуту Гарт стоял молча, но так и не дождался ни слова. Осторожно опустился рядом с ней, прислонился спиной к тюку, помолчал. Потом еще осторожнее развернул застывшую женщину к себе, провел пальцами по щеке и стиснул на миг зубы, лицо Мальяры было мокро от слез.
Демонская сила! А Хас говорил, будто она не плачет ни от каких обид. Да он и сам видел… скорее умрет или убьет обидчика…
Мысли метались в голове взбудораженным роем, а руки сами делали то, что считали нужным. Прижали покорную женщину к груди, нашли платок, вытирали слезы и одновременно гладили по мягким волосам, с которых куда-то пропал платок. А губы уже пробовали солоноватую кожу век, щек, спускаясь к губам, так манившим своей упрямой недоступностью…
– Не нужно… – опомнилась Мальяра через долгую минуту, – я так не хочу.
– Угу, – кивнул Гарт, отлично понимая, о чем она, этот поцелуй как ураганом вымел мусор обид, недоверия и сомнений, – я тоже.
– Я про другое. – Она не отстранилась, только отвернула лицо. – Просто хотела объяснить… у меня такой характер. Если что-то не нравится, убегаю. В детстве пряталась, когда заставляли пить перед сном молоко, потом убегала от нудных гувернанток. Сбежала от брата, потом из монастыря… настоятельница советовала сначала закончить обучение, потом выходить замуж. А когда погиб муж, сбежала из семьи. Вернулась с Кором… и снова сбежала, когда поняла, что они не оставили своих намерений выдать меня за старшего сына. И потом много раз убегала… а теперь, первый раз… не хочу бежать. Мне надоело быть дичью, за которой гонятся, я хочу стать свободным человеком… но если ты скажешь – бежать…
Она смолкла и крепче стиснула руками колени, словно пыталась удержаться и не побежать прямо сейчас.
– Мальяра, – Гарт прислонился щекой к ее затылку, потерся о волосы, вдохнул их запах и на миг закрыл глаза, представляя, будто они вовсе не здесь, посреди чужой реки и чужой страны, а на родине, и заставил себя поверить, что когда-нибудь так и будет, – не нужно бежать. Сейчас. Но дай слово, если случится что-то очень… гадкое, ты возьмешь сына и уйдешь. Она же дала тебе… способ?
Слова «настоятельница» и «капсула» командир предпочитал не произносить.
– Да. И Кору тоже. И ты дай слово… не сопротивляться, если мы уведем тебя. Но это только в крайнем случае.
– Угу. – Сейчас он мог пообещать ей все, что угодно. – Утром мы приходим в Хазран, там отдыхаем, пока заберем лошадей и разгрузим плоты. И ждем распоряжения, в какой порт идти, «Летящая» ждет нас каждый раз в новом месте.
– Осторожен, гад, – сердито фыркнула Малиха и потянулась за платком. – Кто-то из воинов идет. Пойду спать.
Но прежде чем уйти, коротко и крепко прижалась к Гарту, чтобы прихватить с собой как можно больше надежного тепла.
Глава 17
– Лаис! Мне нужно тебе что-то сказать… – Тулос выпрыгнул из лодки и ждал, не заходя в шатер, где командир завтракал в окружении служанок.
Гарт нахмурился и нехотя встал с ковра, сидеть возле невысокого столика приходилось по-торемски, на полу.
Выходя, украдкой оглянулся успокоить взглядом Мальяру, и обнаружил, что на него смотрят все присутствующие: и служанки, и Хас, и даже маленький Кор, прижавшийся по обыкновению к матери.
За последние дни мальчишка, почти не вылезавший из воды, загорел еще сильнее и ровнее и заметно поздоровел. Теперь он больше не напоминал чахлый оранжерейный экзотический цветок, скорее ровный, крепенький грибок, какие встречаются в Ардаге под соснами. И это радовало и одновременно беспокоило графа, в замке, куда они прибудут через несколько дней, такой свободы у малыша не будет. Гарт всегда недоумевал, глядя на вырубленный в тех скалах крохотный причал, до которого сквозь чащу усеявших бухточку обломков и валунов приходилось добираться на лодках, какому сумасшедшему пришла в голову идея строить себе жилье в таком диком месте.
– Что? – холодно осведомился он, остановившись в трех шагах от шпиона, и тот как-то нервно дернул щекой.
– С переднего плота можно рассмотреть возле причалов Хазрана вымпелы «Летящей».
– Не может быть… – ошеломленно выдохнул командир и с ненавистью уставился на помощника. – Донес… гадина!
– Кэнк… – горько кривясь, выдавил Тулос, – клянусь… не я. У меня нет пирамидки… и не было никогда. Ты же знаешь, у нас они работают только возле границы. Я должен был всего лишь отправлять доклады из Шархема и Хазрана. Он специально все время разговаривал со мной… хитрый шакал.
– Хорошо. – Гарт ему не поверил, но это не имело теперь никакого значения. – Возвращайся на первый плот. Возможно, он пришлет гонца с приказом.
– Можно отправить ее на берег, у вас же тоже есть лодка, – безнадежно произнес воин, но Гарт лишь хмуро глянул на непрошеного советчика и отвернулся.
Как не вовремя он вчера пообещал Мальяре, что не станет заставлять ее уйти! А теперь уже поздно уговаривать вдову или пытаться объяснять ей, насколько странно и необычно ведет себя в этот раз капитан корабля, обычно забиравший их на борт с самых отдаленных причалов и выбиравший для этого лишь те часы, когда там меньше всего народа.
Тейлах стоял на корме, с кажущейся невозмутимостью смотрел, как с верховьев Ло к причалам подходят три груженых плота, и незаметно потирал о плечо щеку, еще помнившую обжигающую боль тонкой и хлесткой нагайки. А в ушах звенели яростные и презрительные слова, заставляя снова и снова стискивать пальцы в бессильном гневе.
– Ты, дохлый ишак! Только и умеешь жрать мясо да смотреть на женщин снизу! Зачем ты отпустил их с обозом? Я два месяца жду, пока у него найдется хоть одно слабое место, плачу вам сумасшедшие деньги, а ты, едва появилась какая-то приманка, вместо того чтоб немедленно доставить их в замок, отправил неизвестно куда! А мне доносят, что они снюхались! Ты знаешь, какое наказание ждет тебя, если эта парочка сбежала вместе со щенком? Не знаешь. Но лучше тебе и не знать… спать спокойнее будешь!
«Герпень проклятая, гадина!» – рвалась из души управляющего ненависть. Каким дураком он был, когда согласился на эту работу, польстившись на тройное против обычного жалованье! Разве знал, сколько издевательств и унижений придется вытерпеть всего за несколько месяцев?! Да он столько не перенес до этого за всю жизнь! А теперь страшные подозрения разъедают его мозг голодным шакалом и с каждым днем становятся все обоснованнее! Разумеется, он догадывался, что большие деньги не платят просто так, и готов был на некоторые… особенные услуги, но вовсе не на всё!
Но хуже всего другое: теперь он не может разорвать контракт и уйти по-хорошему… сам себя запер в ловушку, подписав необычный договор.
Торемец рассмотрел суетившихся на плотах воинов, готовящихся к разгрузке, и на его губы выползла презрительная и мстительная ухмылка. Одно утешение… таким идиотом он оказался не один… все эти олухи тоже клюнули на блеск золота, и очень скоро им предстоит узнать, чем расплачиваются за свою жадность дураки. Жаль только, Тейлаху не доведется полюбоваться на их удивленные рожи, к тому моменту его с ними уже не будет… успел принять меры, чтобы нырнуть в заготовленную на самый крайний случай лазейку.
– Добрый день, господин. – Гарт, поднявшийся на корабль первым, стоял перед ним, покорно склонив голову. – Пока грузят мебель, отправить служанок в харчевню? И еще мне нужно найти табунщика, мы отправили сюда лошадей.
– Крикни, чтобы женщин подняли на борт, – процедил Тейлах, – посидят здесь, для них готова каюта. Тебе тоже. А Тулосу прикажи отправить кого-нибудь к табунщику, хоть того слугу, что нанимался со старшей горничной. Пускай продаст животных и отнесет деньги в гномий банк на мое имя… я потом проверю.
– Слушаю, господин, – ровно ответил Гарт, хотя внутри у него все обмерло, неизвестный враг опередил, предугадал все заготовленные хитрости и перекрыл пути отхода, исключая даже малейшую возможность сопротивления.
Не зря же среди бандитских рож дюжих матросов и стоящих за спиной господина телохранителей не видно ни одной знакомой по прежним путешествиям физиономии. И остался только один путь: принять весь гнев Тейлаха и его хозяина на себя, отдав Мальяре приказ немедленно бежать.
– Тулос! – шагнув к борту и чувствуя спиной десяток вонзившихся в него холодных взглядов, громко крикнул Гарт. – Отправь Хаса к табунщику, лошадей нужно продать, а деньги положить на имя господина в гномий банк. И первыми поднимайте на «Летящую» женщин, я буду отсюда следить.
Два слова, стоящие близко, «женщина» и «следить», – это условный знак, что он в ловушке, и приказ сестре Тишины уходить. Гартлиб очень надеялся, что сообразительная вдова найдет способ улизнуть. На пристани сейчас, в начале дня, толпится куча народа, грузчики, торговцы, пассажиры. Хотя большое судно у причала всего одно, зато болтается около десятка мелких, перевозящих людей и грузы на другой берег широкой Ло, расходящейся ниже на несколько рукавов дельты.
Пару минут он ждал, томясь тайной надеждой, но, увидев четыре женские фигурки, бредущие к крутому трапу под конвоем шестерки незнакомых воинов, и детскую ручку в лапище одного из них, свирепо сжал кулаки, вонзая в ладони ногти. Вот так всегда и бывает, когда мужчины потакают женским капризам, даже если эти капризы и обоснованы на первый взгляд очень разумными доводами. Одна рука непроизвольно скользнула на рукоять кинжала, но это движение тотчас остановил холодный голос Тейлаха.
– Оружие сдай, Лаис, – строго приказал он, и сквозь строгость прорезалась ехидная нотка, – в пути нас будут охранять люди капитана.
Командир спокойно вынул кинжал из ножен, протянул перед собой, и шагнувшие к нему бандиты застыли, не торопясь ощутить на своей шкуре намерения человека, в чьих прищуренных глазах горела ярость.
А он поднес лезвие ближе к лицу, словно заметив на тускло блеснувшем металле нечто занимательное, и теперь встревоженно застыл и сам Тейлах, проклиная себя за то, что не обезоружил дознавателя прежде, чем пускать на борт.
– Это оружие никогда не сдавалось, – сообщил Гарт очень учтиво, пряча под едкой усмешкой ярость и последнюю надежду, и резко швырнул кинжал за борт.
И вместе со всплеском, который за шумом причала расслышала лишь сестра Тишины, над судном взвился к небу громкий вой, заставивший сжаться сердца всех услышавших его на расстоянии в сотню шагов.
На несколько секунд смолкли говорливые торговцы, замерли, озираясь, грузчики, ринулись к бортам пассажиры и хозяева маленьких лодок и баркасов. И в этой тишине вой превратился в стон, а затем в бурный поток изощренных ругательств.