…Дверной звонок разразился пронзительной трелью как раз в тот момент, когда Рита повесила полотенце и перешагивала через край ванны, на ходу заворачиваясь в пушистый белый халат. Рита чуть не поскользнулась, вздрогнув от неожиданного и резкого звука. Вообще говоря, у звонка в этой квартире был свой особенный нрав. И повадки, далёкие от тривиальных. Сколько раз он выдёргивал её из уютного кресла, а то вовсе из постели, и она мчалась в прихожую, теряя спросонок шлёпанцы… только затем, чтобы убедиться – ложный шухер, перед дверью никого нет.
– Иду!!! – на всякий случай заорала она во всё горло, хорошо зная, что тонкая дверь даже менее громкий вопль пропустит без особых помех. – Иду!..
Быстренько обмотала голову полотенцем и, не найдя тапок, босиком бросилась открывать. На коридорном линолеуме оставались мокрые следы. Звонок был способен запросто испустить ещё трель, да не одну, ибо редко заглядывавшие деятели жилконторы почему-то считали, что в квартирах обитают безнадёжно глухие… а «эффект второго сапога» Рита до смерти не любила.
Звонок не зазвонил: на сей раз она успела вовремя. Глазок в двери отсутствовал, и Рита громко спросила, протягивая руку к замку и одновременно подхватывая сползшее с волос полотенце:
– Кто там?..
– Гость, – долетел с другой стороны мужской голос, показавшийся смутно знакомым. – Приглашали?
«Ой, мамочки!» Рита открыла дверь и отступила в прихожую, остро осознавая всё великолепие куцего, с оторвавшимся пояском халата, мокрых волос и голых босых ног. Добро бы почтальон или сантехник! Но предстать в таком виде – перед ним!..
«Я дурак, – хмуро подумал Скудин, стоявший на площадке с тортом в руках и кагором за пазухой. – И шутки у меня дурацкие…»
Он угодил-таки в снежный шквал, и сколько ни отряхивал куртку – на лестничный бетон гулко шлёпались талые капли.
– Вы проходите, пожалуйста, – выговорила Рита… И вдруг прыснула, а потом расхохоталась очень искренне и оттого заразительно: – Ой, мамочки, вот это конфуз!..
Скудин сперва ощутил ещё большую неловкость, но потом вдруг успокоился. Да что он, действительно? Оба взрослые люди. Не к девочке-однокласснице тайком от родителей в гости пришёл. Подумаешь, кто в каком неглиже. А то не видал он женщин в банных халатах… И даже совсем без халатов…
Большая комната была разгорожена шкафами: спаленка у окна и коридорчик вдоль стенки. Туда был втиснут раздвижной стол, крохотный диванчик и телевизор, не работающий ввиду сломанной антенны на крыше. Чтобы поддержать имидж Поганки, Рите следовало бы проводить гостя в этот закоулок, с гордостью поименовав оный холлом, на худой конец – залой. Увы! Психологический настрой – тонкая и коварная штука. Целенаправленно выйдя из образа, Рита не сумела оперативно «впрыгнуть» в него снова.
– Я сейчас! – заметалась она. – Вы проходите, пожалуйста…
И скрылась за шкафами, чтобы через секунду вернуться уже в мягких домашних джинсах и беленькой футболке с изображёнными на ней возящимися котятами. Шмыгнула мимо Скудина в кухню:
– Вы садитесь, сейчас чайник согрею…
Иван садиться не стал. Вместо этого он с тортом и бутылкой пошёл следом за Ритой:
– Может, чем помогу?
Он давно сделал вывод – во всех сколько-нибудь симпатичных ему российских домах основная жизнь происходила на кухне. То же было и здесь. На полированной поверхности «парадного» раскладного стола просматривался тонкий, но отчётливый слой пыли. Явно не сфера каждодневных интересов хозяйки. Так зачем создавать лишние сложности, вынуждая таскать чашки-ложки в несвойственную им зону квартиры?.. А кроме того, обитавшая здесь женщина становилась Ивану чем далее, тем более интересна. Он, конечно, не сунулся за ней в спаленку, но край секретера и серо-пластиковый бок ноутбука на нём отлично просматривались и из «холла». Не говоря уж об элегантной дублёнке в прихожей и о запахе дорогого шампуня, распространявшемся со стороны ванной… Классический, то есть, обиход вульгарной цветочницы с рынка. Ну-ну. «Кто ты на самом деле такая, вот что интересно было бы знать?..»
А с другой стороны, его-то каким боком это касалось?..
Поставить на плиту чайник Рита гостю категорически не доверила. Разжигание огня в этой квартире было небезопасным процессом, требующим сноровки и почти молитвенного сосредоточения. Рита лишь благодаря острому нюху дважды избегала взрыва духовки. Оба раза панически вызванные газовщики констатировали полную исправность всей техники.
Однако сегодня духи, обитающие в плите, ей явно благоволили. Чайник нагрелся в срок, который следовало признать рекордно коротким, и жизнерадостно заверещал.
– Вам чаю или кофе?
– Кофе, – попросил Иван, водружая и развязывая свой торт. Вообще-то он больше любил чай, но решил выяснить, какой кофе она держит в хозяйстве. Уж верно, не дешёвенький «Бразилиан», продаваемый в баночках по цене плохой колбасы. И не индийский «Mysore», транскрибируемый неунывающими россиянами как «Мусор». Точно! Скудин сразу понял, что его маленькое расследование взяло верное направление. «Моккона», появившаяся перед ним, была сортом далеко не для бедных. И к тому же требовала настоящего ценителя. Ну-ну!
Он сам нашёл в ящике стола тёмный от прожитых лет штопор и принялся лишать невинности бутылку с кагором. Хозяйка дома зашарила по шкафам в поисках рюмок и наконец извлекла из глубины буфета две занюханные, потребовавшие ополаскивания стопки. «А квартирка-то не твоя, – сделал вывод Иван. – Чтобы в собственной кухне да сразу рюмочку не найти?..»
– Анапский! Прелесть какая!.. – присмотревшись к бутылке, радостно изумилась молодая женщина. И тем, что называется, выдала себя окончательно. «Да тебе, милая, только портвейн от политуры положено отличать. А ты?..»
Иван налил бархатно-красное вино в чисто отмытые стопки:
– Ну что ж… будем знакомы…
– Ой! – спохватилась Рита. – Вот именно. Маргарита Даниловна.
– Иван Степанович.
Чокнулись. Выпили.
Существует целая наука о том, какое вино с какой едой следует подавать. Надо прислушиваться к рекомендациям и советам этой науки, чтобы не осрамиться перед гостями, выставив под селёдку ликёр…
Но.
Следует также помнить, что главное во вкусе вина – это не кислота, не терпкость, не сладость и подавно не градусы, а трудно описываемое словами, однако безошибочно ощущаемое благородство. И если таковое имеет место быть, вино с равной лёгкостью уживается и с салатом «оливье», и с шашлыками, и со сладким десертом…
– Прелесть какая. – Рита поставила стопку и запустила чайную ложечку в свой кусок торта, состоявший, как выяснилось, на добрую треть из взбитых сливок. Иван тоже отпробовал торта, нашёл его отменно съедобным и приготовился к новой фазе интересного разговора. Чёрт возьми, ему начинало казаться, будто он сотворил не совсем уж махровую глупость, притащившись сюда… Тут в кухонное окно шарахнул такой залп ветра со снежной шрапнелью, что стёкла вздрогнули и затрещали. Рита оглянулась, зябко поёжившись. Южное солнечное тепло только успело достигнуть желудка, а вот ноги мгновенно заледенило промчавшимся по полу сквозняком. Она решила не рисковать.
– Я сейчас! – И опять убежала.
– Дело хорошее, – одобрил Иван, когда она вернулась в толстых, домашней вязки носках. А Рита, вновь усевшись за стол, съела ещё ложку торта и, словно прочитав мысли гостя, негромко ответила на его невысказанный вопрос:
– Я вообще-то в разводе…
– А я вдовец.
В Ритиных глазах отразилась цепочка мгновенных сопоставлений. Насколько мог судить Иван, совершенно правильных.
– Царствие Небесное… – Её пальцы коснулись и сжали его руку, лежавшую на столе. Рита вновь наполнила рюмки благородным кагором: – Земля пухом… Давайте помянем…
Выпили. Помянули. Помолчали. Потом Рита спросила:
– Она… там работала?
Иван пожал плечами:
– Там даже тел не нашли. Одна копоть по стенкам. – Он говорил самым будничным тоном, без желваков на щеках и трагического надрыва, но после месяца на цветочном посту Рита хорошо понимала, какова была цена его спокойствию. А он вздохнул и добавил: – Ребёнка мне обещала.
– Господи!.. – ахнула Рита. И… отчаянно, неконтролируемо разревелась.
Её собственная, очень давнишняя, первая и единственная беременность завершилась абортом. Дело было на первом курсе; отцу ребёнка, Ритиному ровеснику, «проблема» оказалась без надобности. («Всё правильно, – хмуро подумал Иван. – Уложить девчонку в постель, позабыв от восторга натянуть элементарный презерватив, – это мы мигом. А взять на себя мужскую ответственность за будущего ребёнка и за ту, что сделала тебя, сопляка, мужчиной, – это нет, это нам ещё рано, это мы ещё маленькие…») Саму Риту… о нет, мать не тащила её насильно в больницу, не угрожала выгнать из дому. Хотя лучше бы угрожала. Тогда Риту, может, спасли бы природные упрямство и гордость. А так… Постоянная промывка мозгов – тихие материнские слезы под лозунгом «я для тебя… я на трёх работах… чтоб выучилась… а ты!» – возымела должное действие. Плюс косые взгляды соседок, которым, конечно, до всего было дело: «Яблочко от яблоньки…» Соседки помнили Ритину мать точно в таком же положении; Ритин отец, проходивший под кодовым названием «Данила-мастер», тоже предпочёл кануть в безвестности. И наступил день, когда на вопрос равнодушного врача в женской консультации: «Аборт делать будешь?» – Рита тихо выговорила: «Да…» И жизнь пошла дальше своим чередом. Учёба, работа, замужество. Когда выяснилось, что детей иметь Рита категорически больше не может, супруг оформил развод. Матери, жившей в Луге, она с тех пор звонила реже и реже…
Всё это она вывалила Скудину задыхаясь, всхлипывая и икая. То есть в «мирной жизни» Рита, конечно, давно своё горе пережила. Не падала в обморок при виде играющих на улице ребятишек, не глядела с тоской вслед молодым мамашам с колясками. Коллеги (далеко не по рынку) прозвали её «железной леди», и было за что. Но… вот случается же. Синдром попутчика в поезде, которого не увидишь назавтра и которому именно оттого изливаешь всё самое сокровенное. А если он ещё и сознаётся в сходной беде?! И вот коротнуло. И вот прорвало. И понесло…
– Училась-то где? – спросил Иван. Он передвинул свою табуретку и обнимал плачущую женщину, гладя по голове. Рита, переставшая притворяться Поганкой, была очень даже симпатична ему. Нежное, не испорченное «боевой раскраской» лицо, ухоженная фигурка… И под футболкой на ней совсем ничего не было надето. «Интересно, чем же это у нас с ней кончится?..»
Рита честно ответила:
– В ЛИАПе…[23]
Вот это было не совсем в точку: Кудеяр ждал, что она упомянет филфак или скорее даже журфак. А впрочем… чем только наши технари нынче не занимаются. От бескормицы-то.
– Ты, – посоветовал Иван, – на базаре своём поосторожней смотри. За деньги они… маму родную, не то что тебя.
Рита в последний раз утёрла платочком слезы и сопли и собралась было отстраниться, но возле Ивана Степановича было до того тепло и надёжно, что отстраняться расхотелось, и она осталась сидеть как сидела. Только спросила:
– А сам-то чем занимаешься?
Иван усмехнулся:
– А я этот их институт охраняю.
Звук, раздавшийся со стороны коридора, он услышал гораздо раньше Риты. Это было тяжёлое, полновесное шлёпанье водяных капель. И производили его вовсе не талые хлопья, исступлённо молотившие по отливам с той стороны. Нет! Не атакующая автоматная дробь, а этакие шаги Командора. Неторопливые и неотвратимые.
Кап… Кап. КАП.
И раздавались они изнутри квартиры, из маленькой комнаты.
– У тебя там что, фрамуга открыта? – насторожился Иван.
– Мамочки!!! – Рита вывернулась из его рук и, снова потеряв тапки, пулей вылетела из кухни.
Иван подоспел следом, когда она уже зажгла в комнате свет.
– Мамочки, – ахнула Рита.
Кобры выползают из нор
Картина, открывшаяся их глазам, действительно повергала в отчаяние. Было полностью ясно: квартирный полтергейст нарочно вводил Риту в заблуждение, притворялся паинькой и усыплял её бдительность, чтобы сполна отыграться именно теперь. По полу во всё возрастающем темпе стучала капель, грозившая перейти в потоп, если не в камнепад. Дальний угол потолка густо пропитался водой, уподобившись перевёрнутому болоту. Штукатурка на глазах разбухала, всерьёз подумывая обваливаться. В нескольких оформившихся центрах собирались, то и дело срываясь вниз, крупные капли. Пахло тёплым, мокрым и затхлым. «Бирма. Сезон дождей…» – подумал Иван. Спасибо хоть это была просто вода. Не кровь, например. А то мало ли что в наше просвещённое время может протечь с потолка.
Но так или иначе, готовый извергнуться гейзер сочился прямо на кое-как застланную кровать. Старую, железную, выкрашенную голубой и серой краской и казённую до последней заклёпки. Древнее шерстяное одеяло, прикрывавшее сетку, было уже полностью мокрым. Рита стояла перед кроватью на коленях и силилась вытащить из-под неё угодивший в «зону затопления» большой чемодан. Чемодан принципиально не поддавался. Скудин отстранил женщину, нагнулся и выволок упрямца наружу. Это оказался даже не совсем чемодан, а натуральный дорожный сундучок довоенного образца. Фанерный, с четырьмя деревянными рёбрами по крышке и дну. Жизнь явно била его, но до сих пор сундучок оказывался прочней. И стало ясно, почему Рита никак не могла его вытащить: весил он уж точно раза в полтора побольше её самой. «Что там у неё, интересно? Кирпичи золотые?..» Рита между тем бросилась в ванную (где – о Господи! – до сих пор благоухало чудесной импортной пеной!) и примчалась обратно с тряпкой и пластмассовым тазиком. Taзик тотчас отправился на кровать, а тряпкой она принялась бережно протирать спасённый сундук. «Действительно, золотые…»
С потолка на кровать звучно шлёпнулся первый кусок штукатурки. Потом ещё и ещё.
Иван уже понял, что в этой маленькой комнате было устроено нечто вроде склада. Почти никакой мебели, сплошные ящики и коробки. Все как одна тяжеленные. «Тоже с драгоценностями небось», – подумал он, помогая Рите переставлять и перетаскивать их подальше от опасного места. Вслух же сказал:
– Иди аварийку вызови, что ли.
Рита чуть не плакала. Нет, такой пакости от квартирного домового она всё-таки не ждала. Болтовня это всё, будто полтергейстам якобы свойственно некоторое благородство!
И тут в дверь снова начали трезвонить. Но не так, как звонил Скудин, а нетерпеливо-напористо: дзынь! Дзынь-дзынь!.. Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-ДЗЫНЬ!!!
Рита бросила тряпку в таз и с невнятными стенаниями унеслась открывать. Иван успел испытать некоторое облегчение, вообразив себе соседа сверху, устроившего этот потоп и, что называется, осознавшего весь ужас содеянного. Вот тут он крупно ошибся.
Щёлкнул замок – и со стороны прихожей долетела серия изумлённых матюгов, произносимых несколько запыхавшимся мужским голосом. Краткий смысл их сводился к следующему:
– Блин!.. Опять ты!..
Рита пищала что-то в ответ, но её голос терялся под лавинным обвалом мужского рыка, в котором всё явственней слышались агрессивно-властные нотки. Иван ещё раз посмотрел на потолок, убедился, что гидрологическая ситуация вроде стабилизировалась, и тоже вышел в прихожую.
Сделал он это весьма вовремя. Рита из последних сил держала оборону на пороге квартиры и пыталась закрыть дверь, а со стороны лестницы, не давая ей захлопнуть замок, надвигался невысокий, но квадратно-кряжистый краснолицый мужик, облачённый в тёмно-синюю офицерскую нижнюю рубашку и такие же кальсоны.
– Да я тебя, шалаву!.. – выкрикивал он в перерывах Между многоэтажными лирическими отступлениями. – Протокол!.. Сто первый километр!..
Появление возникшего из глубины квартиры Ивана дало ему новую пищу для вдохновения.
– Ага!.. – заорал он, явно обрадовавшись. – Значит, ещё и гостей водить?.. И почём в час?..
Развить эту многообещающую посылку ему, увы, не пришлось. Иван отодвинул Риту, молча вышел вперёд и взял мужика за грудки. Ощутив, как ноги неотвратимо отделяются от пола, тот впал в крайнее изумление и заткнулся.
– Ваня, Ваня!.. – Рита заметалась вокруг, не решаясь ухватить Скудина за свободную руку. – Он… Он… Это же наш участковый…
– Вот как? Участковый? – Кудеяр не спеша поворачивал барахтавшегося Собакина так и этак, рассматривая, словно некую диковину. – Что же ты, участковый? Дела у тебя другого нет, как в подштанниках по лестнице бегать и на честных девушек нападать?
Вот уж кого чумазая и всклокоченная Рита в данный момент всего менее напоминала, так это честную девушку, но дело не в том. Иван говорил скорее задумчиво, нежели с угрозой, но взгляд оставался тяжёлым. Не внушал, прямо скажем, такой взгляд энтузиазма к дальнейшему спору. Тем не менее наконец-то выпущенный Собакин проворно отскочил прочь и опять закричал – хотя децибелов на сорок потише, чем минуту назад:
– Вы с ней что там, в ванне плескались?..
– Ага, – понял Иван. – Стало быть, участковый, и тебя залило? – Не дожидаясь ответа, обернулся к Рите: – Останешься здесь. А мы с тобой, – это снова относилось к Андрону, – наверх. Там у тебя кто живёт?
Слава Богу, они оказались всё-таки на одной стороне.
– Блаженный один… – Марши на лестнице были не особенно длинные, но довольно крутые, и Собакин сразу безнадёжно отстал. – Его тут все Ихтиандром…
Скудин кивнул и позвонил в Ихтиандрову дверь. Никто не отозвался ни на первый, ни на пятый, ни на десятый звонок. Иван вздохнул, слегка отстранил участкового и вышиб дверь точным ударом ноги. Хотел просто сломать замок, но тот оказался неожиданно прочным «Цербером» о трёх калёных стальных ригелях. Зато дверную коробку ставили явно в конце месяца. А может, даже квартала. Или просто с превеликого бодуна. Она и рухнула внутрь вся целиком, унеся с собой вешалку с двумя старенькими пальто. Взвилась пыль.
Скудин с участковым Собакиным проникли в прихожую и сразу обнаружили первоисточник потопа. Жителя этой квартиры Ихтиандром именовали не зря: он держал целое рыбоводческое хозяйство. Спал на убогом диване, одежда вмещалась в старый покосившийся шифоньер… а всё остальное место занимали аквариумы. Современнейшие, роскошные. Устроенные по всем правилам – с освещением, поддувом воздуха и автоматическим подогревом. В аквариумах хорошо себя чувствовали дивные тропические рыбки – радужные, переливчатые, чуть ли не светящиеся. Главное же место занимал прозрачный параллелепипед литров не менее чем на двести. И плавали в нём какие-то заморские редкости со среднего карпа величиной.