— Ну, в общем-то, да! Ты заварил эту кашу, ты и должен… кое-что знать о… неофициальной версии, — ответил Антон, — ибо она тебя тоже касается.
— То есть убийца все ж не Хиль?
— Мимо кассы, доктор. Не перебивай, слушай…
В ту субботу Хиль вернулся как только стемнело. Вернулся потому, что у его шибко импортной машинки вырубилось все освещение. Напрочь вырубилось! И на иноземных машинах такое, оказывается, иногда случается. Он кое-как, по сути на ощупь, доехал до дома и поставил машину в гараж. И его никто не видел. Дальше — все было так, как Хиль и рассказал. Только кое о чем он умолчал. Впрочем, это не принципиально. Пошел он туда для того, чтоб забрать «беретту» — он ее там издавна в надежном тайничке хранил. А дальше все по его рассказу: и кувалда, и мозги, и пожар, который он запалил с чисто унитарной целью — скрыть убийство.
— А здесь — маленькое отступление, — продолжил Горькавый. — Хиль — очень богатый человек. Его состояние оценивается почти… в полмиллиарда долларов! Да, да — пятьсот миллионов! — многозначительно повторил полковник. — Древесина, золотые прииски, удачные вложения в нефть (очень удачные), акции крупных сталелитейных предприятий, ну и кое-что еще по мелочи. Но в последнее время он попал на кидалово: привыкла старая и большая озерная щука, что она — самая страшная, и нарвался на акул… То есть он ввязался в финансовые операции, в которых участвовали о-о-очень крупные фигуры. Те, против которых даже он — финансовый карлик. Вот они его и обошли «по кривой». В результате этих игр — впервые в своей карьере он должен стать полным банкротом, нищим. То есть если даже распродать все (что само по себе тяжело), если пересесть на любимую «Ниву» и поселиться в хибаре стоимостью 30 тыров, то и тогда долги он покрыть бы не смог. Выхода у Хиля не было. Бежать? Да, можно. Но, во-первых, рано или поздно найдут, а во-вторых, он и сам всю жизнь не сможет просидеть как мышка под веником — тихохонько. Не та натура!
Вот поэтому этот случайный инцидент с пожаром и двумя трупами его сначала никак не задел. Подумаешь — сжег? Так ведь свое! Подумаешь — убил двоих? Так ведь людишек-то бесполезных! Мразь, мусор! А на следующий день он узнал, что приехавший судмедэксперт сразу же распознал: с трупами не все так просто, что там, скорее всего, убийство. Сначала он запаниковал, испугался, даже мелькнула паническая мысль — этого лепилу, из этой «беретты»… Но это была мимолетная, очень глупая мысль. Потом, когда он на следующий вечер курил у обрыва и увидел на пачке ROTHMANSа кровь — его озарило. Лучше сесть в тюрьму, чем быть убитым самому. Он в ту ночь тщательно продумал весь план операции, где своя роль отводилась и оперку с сигаретами — дальнему родственнику жены Хиля и еще одной убойной улике… ну и еще кое-чему по мелочи. О них узнает в нужное время только следователь…
— Не понял этой глубокой мысли, — сказал эксперт, хватанув рюмочку коньяка, — про тюрьму!
— А все просто! Если должник по реально, совершенному случайному, но серьезному преступлению отправляется на нары, то он на время отсидки… ну не то что б освобождается от долга, нет! Но его перестают доить и преследовать по полной, типа он и так под присмотром, то есть он такой ценой получает передышку. А там, как говорится, либо Эмир помрет, либо ишак сдохнет!
— Это в зоне-то передышка?
— А что зона? Во-первых, она ему знакома не понаслышке. Имеет две ходки — шестерик отмотал в свое время. Денег для смазки начальства зоны ему хватит. Переговоры о том, что как только он откинется и все возвернет — проведутся. Заверения будут даны… Уж лучше париться на нарах десять лет, чем гнить в заброшенном канализационном люке эти же годы.
Вот только преступление должно было быть настоящим. И поэтому следователь Катюша не должна знать этих нюансов. Она, как слеза ребенка, должна быть чиста, правдива и беспристрастна, ибо те — все проверят, очень серьезные люди, а уж возможности у них…
Некоторое время все молчали, видимо, «переваривая» сказанное и услышанное.
— А вообще, господа в погонах, вы нехорошие люди! Редиски конкретные! Отправили молодую девчонку-следака и меня, штатского, практически постороннего человека к этому… к убийце. Он ведь и нас мог… того!
Полковник и майор переглянулись и дружно рассмеялись.
— Чего ржете-то? Вы бы еще напоследок, когда мы шли к нему, сказали, мол, не волнуйтесь, граждане, если станут убивать, мы вовремя подоспеем и его опередим. Арестуем с поличным.
Антон, пока я произносил эту речь, налил всем коньяк и, подняв рюмку усмехнувшись, сказал:
— Дело в том, что здесь был один ма-а-аленький нюанс. Мы еще на неделе осмотрели то место, где опер, по его словам, нашел рассыпанные сигареты, и пришли к выводу, что он брешет! Мы пробовали рассыпать сигареты туда, где он их нашел, и в лучшем случае в щель попадала всего одна сигарета из десятка. В общем, прижали мы оперка и выяснили и про родство, и про то, что именно Хиль попросил засветить его сигареты. То есть он давал нам, следствию, наколку. И иной трактовки таким поступкам Хиля нет. А это, согласитесь, наводило на определенные умозаключения. В частности, и о том, что идти к нему вам двоим безопасно.
Мы выпили, пожевали и опять нырнули в парную. Посидели и тут до меня дошло:
— Да… вы только что про проверку толковали? Ну, ту, что устроят те богатеи… Это надо понимать, что и меня проверят?
— Я думаю, здесь есть два варианта, — впервые подал голос начальник криминальной полиции. — Первый вариант. Вас, Владимир Николаевич, вызовет ваше начальство с заключением по этим двум трупам. А там вас будет долго, тщательно и нудно опрашивать человек вашей специальности — судмедэксперт, — приехавший откуда-то из центра, с целью выяснить правдивость и объективность вашего заключения — типа не выдумка ли это! Причем никакой это не мафиози, это будет честный профессор, классный специалист своего дела, не подозревающий, что формально выполняет заказ… заинтересованных лиц.
Второй вариант: в Бюро приедет комплексная проверка в составе нескольких человек, и они честно проверят работу вашей судебно-медицинской организации. В том числе и качество актов-заключений. По странному совпадению, одним из проверяемых окажетесь вы, Владимир Николаевич. Особо их заинтересует тема исследований трупов людей, погибших при пожаре. Понимаете?
«Вот уж точно, любопытство сгубило не только женщину, — мрачно подумал эксперт. — А если еще в Бюро узнают, что именно я стал причиной такой звездной проверки, то ох и огребусь я от начальства, ох и огребусь!»
Вот и вся история, которая еще не закончилась, ибо впереди эксперта ждал экзамен по специальности. Именно поэтому он в тот вечер слегка «перепарился» и до дому его довез экипаж ДПС — по приказу полковника милиции.
Где ты, друг мой?
— Да, начальник, тебе бы не картины, тебе бы книжки писать, — голосом Евстигнеева сказал Самуилыч. — Я так понимаю про то, как ты исследовал сгоревшие трупы и выявил криминал это — правда, а все остальное — твоя фантазия?
— Ну да, — ответил Влад. — Все как-то само собой неторопливо придумалось-сложилось.
— Конечно, есть вопросы, конечно, есть кое-какие несообразности в твоей истории, ну да ладно — слушать было интересно. Кто следующий?
— «…кричит заведующий», — брякнул Серега Бурков. — Давайте я расскажу о своем друге. Грустная история постепенного и незаметного ухода человека. — Серега помолчал немного и начал:
— Его уже нет на белом свете, поэтому я его буду звать ну, например… Михаил.
Серега снова помолчал и немного растерянно произнес:
— Вот решил рассказать и не знаю, с чего начать. С юности? Глупо. С его первых махинаций? Ни к чему. То, что было, давно быльем поросло.
— Ну, раз не знаешь с чего начать, начни с самого яркого события, — подумав, ответил Биттер.
— Ладно. С яркого, значит… Хорошо. Где-то в середине октября вызвал меня следователь присутствовать на допросе обвиняемого в убийстве, по которому я делал экспертизу. Прислали, конечно, машину. Весь допрос длился долго, нудно и противно. То адвокат, то подследственный «дурака» валяли. В общем, я проторчал в ИВСе часа два, если не больше. И вот вышел я «из тьмы подземелий» на крыльцо нашей ментовки с мыслью, как можно быстрее добраться домой и… остановился. Потому что увидел погоду: яркое и совсем не осеннее солнце, глубокое голубое небо, а теплый ветерок так ласково обдувал меня, слегка замерзшего, что я решил прогуляться, насладиться последними солнечными и теплыми деньками. Ну, я отказался от дежурной машины и неторопливо пошел в сторону дома. И вот не успел я пройти и сотню метров, как возле меня тормозит черная «Ауди».
— Садись! — радостно кричит водила — это и был мой старый друг Мишка! Как я не отпирался, пришлось ехать. От Мишки фиг отвяжешься. Я сел спереди и потянул носом: салон «благоухал» ядреным перегаром, а вглядевшись в Мишку, понял, что именно он и является источником этого до боли знакомого запашка.
— Садись! — радостно кричит водила — это и был мой старый друг Мишка! Как я не отпирался, пришлось ехать. От Мишки фиг отвяжешься. Я сел спереди и потянул носом: салон «благоухал» ядреным перегаром, а вглядевшись в Мишку, понял, что именно он и является источником этого до боли знакомого запашка.
— Болеешь?
— Еще как!
— Так поехали ко мне в морг, я как раз вчера спирт получил, чистый, медицинский. Поправим твое здоровье в один миг. А не поможет один миг — призовем второй, третий!
Михаил усмехнулся и открыл «бардачок». Он был полон купюр! Как в той песне поется: эх, полным-полна моя коробочка! Денег было очень много, смятых, скомканных, скрученных в трубочку, стянутых резинками.
— Че ж ты думаешь, я не могу себе позволить похмелиться за эти деньги?
— Так, а что тогда страдаешь?
Мишка, приткнувшись в удобном месте, остановил свою «Ауди» и сказал:
— Понимаешь, Серега, я впервые в жизни сегодня испугался. Испугался как никогда…
— Не иначе с похмелья увидел… ну, этого… который с рогами и хвостом, да?
— Не перебивай. Слушай: как пить начинали — это, конечно, помню. Как продолжали и что делали — тоже помню, а в какой-то момент — полный провал. Открываю глаза, а я дома, на своей кровати, без обуви, но в одежде. Как я дома оказался? Кто привез? Не знаю до сих пор.
— Ну и что ты запаниковал. И у меня такое бывало.
— Нет, постой. Я посидел и пошел в гараж на машину посмотреть. А машина — на места, не помятая, с закрытыми дверками. И даже эти деньги не тронуты. А потом… а потом я вспомнил про помповуху. (Мишка с собой постоянно возил в багажнике помповое ружье 12-го калибра, с разрешением, все законно.) Ну, открываю багажник — нет, ружжо тоже на месте, все лежит как обычно. А вот потом глянул в стволы, а там нагара с полпальца. И ни одного патрона в патронташе — а там их с полсотни было, если не больше. И ты понимаешь, Серега, я вообще не помню факта стрельбы! С кем, в кого, когда стрелял? Кто стрелял? А может, меня уже сейчас менты ищут за че то? Понимаешь, Серега, — и он схватил меня рукой за предплечье и с силой сжал, — так однажды проснешься не на своей кровати, а в камере… за убийство! Если бы ты знал, как я испугался! Не поверишь, но до икоты! А тут еще башка раскалывается!
Ну, посидели, поговорили на эту тему еще с полчасика. Он сказал, что «завяжет, точно завяжет…». На том мы и расстались.
С тех пор прошло два месяца, вернее почти два месяца. Мишку видел мельком и, по слухам, он не пил. Он, надо сказать, был бизнесменом, и не из бедных. Конечно, не таким богатым, как Хиль в твоем Влад рассказе, но с пару лимонов точно имел, если не больше. Долларов, понятное дело. Мишка был хорошим другом для… старых друзей. Многим из нас помогал. Мне помогал. Ненавязчиво так, не обидно. Особенно в 90-е годы, когда все бюджетники без денег сидели. И, что характерно, никогда не лез с просьбами по вопросам экспертизы. С незаконными просьбами, я имею в виду. Вы понимаете, о чем я?..
И вот в декабре месяце, часов в 12 ночи раздался телефонный звонок:
— Федорыч, — это дежурный по РОВД звонил, — к нам только что привезли Михаила (он, конечно, фамилию назвал, а не имя), привезли из ресторана, где он из ружья застрелил Васю Пупкина (фамилия, как сами понимаете, ребята, тоже вымышленная). Михаил сейчас пьяный до невменяемости у нас в камере, — продолжил дежурный. — Начальник просит вас подойти к 9 утра в морг, а мы его с конвоем привезем на освидетельствование. Хорошо?
Меня будто кипятком ошпарило, а сон мгновенно улетучился. Посидел я и взялся звонить знакомым, тем, кто мог знать, что да как все произошло. И вот что в конце концов выяснил: Михаил из города приехал примерно в 22 часа и сразу в наш ресторанчик. И там вскоре завязал ссору с нашим… ну мафиози, так скажем. Кстати, они были прекрасно знакомы и даже приятельствовали. Чего они там не поделили — не знаю. Да и никто толком не знает. Причем, по словам очевидцев, Михаил особо-то пьяным и не выглядел. Поругались они так, вполнакала, без хватания друг друга за грудки, без мата и прочих непристойностей. Михаил выпил с полстакана коньяку и ушел. Потом минут через 20 вернулся уже с помповухой. И не говоря ни слова, пальнул недруга прямо в живот. Прикиньте — с двух метров из 12-го калибра, картечью. Тот умер практически на месте. Печень и часть брюшного отдела аорты — в клочья.
Долго я просидел, вспоминая тот осенний разговор и его слова, даже интонации, с которыми он тогда сказал ту фразу: «Понимаешь, Серега, так однажды проснешься не на своей кровати, а в камере… за убийство! Если бы ты знал, как я испугался! Не поверишь, но до икоты!» Я поразился такому совпадению. Неужели он уже тогда предчувствовал все это? Предчувствовал и не смог изменить будущее, которое теперь стало страшным настоящим?
На следующее утро Михаила привезли ко мне в начале десятого. В наручниках, под конвоем. Если бы я не знал, что это его привезут — то сразу и не признал бы в нем своего старого друга. Помятого, опухшего. И лицо настолько было не его, что я поразился — похмелье и переживания изменили лицо так, как и хорошие кулаки дюжих мужиков не смогли бы. Стал я его расспрашивать, а он мне и говорит:
— Понимаешь, Серега, все случилось, так как тогда я тебе и говорил. Очнулся в камере и только тогда узнал, что убил. А я — ты понимаешь! — я ничего не помню, что и как все произошло. Ни-че-го! — И в словах Михаила, старого циника и грубого материалиста-бизнесмена-алкаша было столько страданий, столько муки… Знаете, так не сыграешь. Осмотрел я его, потом опохмелил — чуточку спирта налил, уж сильно он плох был. Охрана сделала вид, что не видела этой процедуры, хотя носами шевелили, как будто призовые гончие след брали!
В общем, резонанс этого убийства был немалым. Михаил отсидел почти месяц. А потом был отпущен под подписку. Следствие длилось, длилось и… перестало длиться. Прекратили. Как, по каким статьям я до сих пор так и не знаю. Как я думаю, наличные доллары здесь свою роль сыграли. Вернее их количество. А с Мишкой мы эту тему никогда не обсуждали. А он примерно год не пил. Пока следствие, пока свежие воспоминания, а потом снова начал попивать. Причем формула пития изменилась. Раньше он пил до соплей дня 2–3. А после этого случая стал пить неделями, но не до упора. Он стал меняться, обрюзг, появились серьезные болезни типа гипертонии. Стали отекать ноги — признак сердечной недостаточности. Когда я с ним говорил, ну, увещевал его, мол, бросай, Миша, одумайся, ты ж еще не старый, лечись, все наладится. А он только мотал головой, и у меня было ощущение, что он втихаря радуется своим болячкам, радуется, что недолго осталось.
Однажды приехал он ко мне на работу с коньячком. Выпил немного, но его развезло — видать на старые «дрожжи» попало. Проспал он у меня с часок, и я его попытался усовестить, а он мне в шутку и говорит:
— Это я к моргу привыкать начинаю… — и засмеялся. А потом посерьезнел и продолжил:
— Ты знаешь, Сергей, Вася Пупкин второй человек, которого я убил. Первого — на машине задавил. И хоть вина моя там спорная, но в то время была еще Советская власть, могли и посадить. Именно тогда я первый раз дал взятку, настоящую взятку. Ты, наверное, и не знаешь об этом случае, потому что тогда на полгода учиться уезжал, помнишь? А будет и третий… Им буду я, — сказал он с тоской. — Жить-то я не могу… Вот что-то не дает мне ходить по земле, и все. Не пускает.
Все это говорилось с такой внутренней убежденностью и так безнадежно, что мои слова ничего не значили. Ничего. И я ему тогда не ответил. Не смог.
Умер Михаил после месячного запоя. Вскрывать его пришлось мне. Причиной смерти стало отравление этиловым спиртом.
Вот так он и стал третьим — не застрелился, не повесился, а медленно и без особых безобразий тихо ушел, будучи последние 6 лет — ну, после того убийства — почти постоянно под алкогольным наркозом. Я думаю, что жить пьяным ему было не так страшно.
Где-то он теперь, Михаил, мой товарищ?
Взятка
Глава 1
Некоторое время все молчали, переваривая услышанное…
— М-да, — первым нарушил тишину Сашка Царюк, — рассказ вроде и ни о чем. Подумаешь, история еще одного алкаша, столько наворотившего в своей жизни, что… — и Сашка махнул рукой. Помолчав, добавил: — Но мне его стало жалко! И стало очень грустно!
— Вот здорово, что рассказали такую историю. Спасибо, Сергей! Вот пока слушал, тоже вспомнил историю, которую вам, коллеги, надобно бы услышать. Рассказываю? Не возражаете? — улыбнувшись, спросил Зенин.
— Валяй, Евгений! Давай! Начинай… — раздались голоса.
Женька прошелся по комнате, задумчиво потирая щеку:
— Вся история началась в последнее воскресенье июля. В тот день я рано-рано утром увез жену в аэропорт: она к родственникам улетала. И когда ехал назад, мне в машину подложили деньги. Взятку.