— Все эти неприятности ты заслужил, и сам отлично знаешь почему.
— И почему же он их заслужил? — посверкивая глазами, спросил Джулиус.
— О, ничего особенного. Так, маленькое suppressio veri и маленькое suggestio falsi.
— На нынешний твой день рождения, который, мы, слава богу, проведем дома, я, как и сегодня, приготовлю форель, посыпанную миндалем. Но подам ее не с белым бургундским, а с рейнвейном.
— У тебя скоро день рождения, Аксель? — спросил Джулиус.
— Да. И лучше бы Саймон не суетился по этому поводу. Мне же не десять лет.
— Я очень люблю дни рождения, всякие годовщины, юбилеи, — сказал Саймон.
— Точнее, любой повод выпить, — уточнил Аксель, начиная поглаживать мочку правого уха.
Саймон налил себе еще виски.
— Когда твой день рождения? — спросил Джулиус.
— Двадцатого.
— Значит, ты Рак. Я Лев. А кто Саймон?
— Стрелец.
— Ты, значит, тоже в курсе этих дел? Саймон у нас точно знает, кто — кто. Он истово верит в звезды.
— Морган — Близнец, Руперт — Рак, Таллис — Козерог, Хильда — Дева, Питер — Водолей, — отчеканил Саймон.
— Я тоже истово верю в звезды, — сказал Джулиус. — И страшно суеверен. Железная рука судьбы для меня не пустой звук. И поэтому я никогда не решусь составить свой гороскоп.
— А я не верю в судьбу, — сказал Аксель. — Я верю в усилия.
— И какова цель усилий? Чего ты хочешь от жизни, Аксель?
— Работать, выполнять свои обязанности и мирно дружить с приятными интеллигентными людьми.
— Ты восхитительно скромен. Не правда ли, Саймон?
— Я думаю, что этого достаточно, — сказал Саймон. Колено Акселя снова коснулось его ноги.
— Ну а мне нужно большего, — возразил Джулиус.
— И чего именно? Развлечений? Власти?
— Не развлечений. Власти? Пожалуй. Но что это за дружбы, о которых ты говорил, Аксель?
— Просто дружбы. «Лучшая любовь та, что не поддается определению». Виттгенштейн.
— Не хотите конфету? Это шоколад с мятной начинкой, — предложил Саймон.
Раздался звонок.
— Это еще что за черт? — удивился Аксель. — В такое позднее время! Саймон, кто бы там ни был, выпроводи. — Аксель не выносил незваных визитеров.
Встав, Саймон вышел из столовой и небрежно прикрыл за собой дверь. В холле было светло, поблескивал старательно отполированный дубовый комод, на нем — это была идея Саймона — букет белых роз в медной чаше и высокое зеркало в резной деревянной раме, пришедшее из семьи Акселя. Глянув в зеркало и мимоходом поправив волосы, Саймон подошел к двери и приоткрыл ее.
Там стоял Таллис.
Первым порывом Саймона было мгновенно захлопнуть дверь. Вторым — выйти и закрыть ее за собой. В смятении он потянул дверь на себя, потом рванулся вперед и, ухватившись за наружную дверную ручку, заставил Таллиса чуть отступить.
— Ш-ш-ш, — выдавил он из себя.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Таллис, не понижая голоса.
— Ш-ш-ш! У нас Джулиус Кинг и…
— В чем дело? — раздался у него за спиной голос Акселя. — С кем это ты таинственно перешептываешься? — Аксель распахнул дверь: — О-о!
— Простите за такой поздний визит, — начал Таллис. — Я знаю, Аксель, что вы не выносите поздние посещения, но дело в том…
— Дело в том, что у нас в гостях Джулиус Кинг.
— А-а, так вот что ты мне говорил, — сказал Таллис Саймону. — Я не смог разобрать и подумал, что начинаю уже помаленьку глохнуть.
— Входите и познакомьтесь с ним, — сказал Аксель. — Весь этот шепот на пороге как-то неприятен.
— Таллис и не шептал, — сказал Саймон.
— Да, но я не расслышал, что ты сказал.
— Входите же, — повторил Аксель. — Или вы предпочтете не входить?
— Нет, почему же? Я войду. Я, собственно говоря… Я все понимаю…
Следом за Акселем и Саймоном Таллис уже оказался в холле и сразу же подслеповато заморгал от света. Сравнительно невысокий, с коротко стриженными рыжими, клочковатыми волосами и кустиками огненно-рыжих бровей. Лоб блестящий и шишковатый, желто-коричневые глаза необычайно широко расставлены, носик — короткий и лоснящийся, рот маленький и по-детски серьезно сжатый. Остановившись посреди холла, он начал было снимать свой потертый плащ, потом опять надел его и так и стоял в растерянности, пока Аксель не протолкнул его, взяв под локоть, в столовую, где в одиночестве, при свечах, лицом к двери сидел за столом Джулиус.
— Джулиус, у нас гость. Таллис Броун — Джулиус Кинг. Джулиус встал. Он был значительно выше Таллиса. Пристально глядя на Джулиуса, Таллис заметно дрожал.
Потом сделал шаг и протянул руку:
— Здравствуйте.
Подчеркнуто приподняв бровь, Джулиус взял протянутую руку.
— Добрый вечер, — сказал он и сел.
— Выпей что-нибудь, Таллис, — растерянно сказал Саймон. Он любил Таллиса, никогда не считал, что его нужно опасаться, и очень расстроился из-за неловкого положения, в котором тот теперь оказался.
— Прошу садиться, — сказал Аксель. — Или вы очень торопитесь?
Таллис сел на стул Саймона, напротив Джулиуса. Саймон пододвинул себе еще один стул.
— Что ты выпьешь, Таллис?
— Немножко пива. Хотя, простите, пива у вас нет, я помню. Ну, что угодно. Хересу. Немножко белого вина — это прекрасно. Спасибо, Саймон.
Саймон и Аксель сели. Саймон, чуть отодвинувшись от стола, положил руку на спинку стула Таллиса. Джулиус, как бы стараясь лучше видеть всю компанию, сдвинул свой стул назад и рассматривал Таллиса: слегка насмешливо, но вполне дружелюбно. Чуть приподнятые углы его длинных губ слегка подрагивали. Аксель хмурился и подергивал ртом, что всегда свидетельствовало о крайней озабоченности. Таллис отпил вина из бокала Саймона. Сделал он это серьезно и как бы совершая ритуальное действо: глаза опущены, взгляд устремлен на дно бокала. Ресницы у него были длинные и тоже огненно-рыжие. Последовало короткое молчание. Джулиус явно наслаждался происходящим. Саймон и Аксель заговорили одновременно.
— Ты добирался автобусом или подземкой? — спросил Саймон.
— О чем вы хотели поговорить? — спросил Аксель.
— Подземкой, — сказал Таллис Саймону. — О Морган, — ответил он Акселю.
— Укх, — поперхнулся Аксель и принялся вертеть бутылку с виски.
Джулиус снова приподнял домиком бровь. Саймон откашлялся:
— Таллис…
— Морган в Англии? — спросил Таллис и посмотрел сначала на Акселя, а потом на Джулиуса.
Последовала пауза.
— Да. Она появилась несколько дней назад. Живет у Хильды и Руперта, — ответил Джулиус.
— Спасибо. — Таллис встал. — Простите меня за вторжение, Аксель.
— Как вы узнали или догадались, что она здесь?
— Питер все время намекал. Хотя впрямую не сказал ничего.
— Мы должны были сообщить вам. Извините, Таллис, — сказал Аксель.
— Ничего страшного.
— Хильда уговорила нас молчать, — заторопился Саймон. — Она хотела дать Морган время прийти в себя, ну и так далее.
— Понимаю… Я не приду туда… Если она не… — Таллис запнулся. Саймон положил руку ему на локоть. — Я не приду туда. — Взмахнув рукой и этим как бы прощаясь сразу со всей компанией, Таллис вышел и, миновав холл, открыл наружную дверь.
Саймон выскочил следом и сбежал по ступенькам на тротуар.
— Таллис, она не с Джулиусом. Они приехали врозь. Они не встречаются. Что-нибудь передать ей?
Фонаря рядом не было, и лицо Саймона оставалось почти невидимым.
— Спасибо, не надо. Но спасибо, что предложил это. Спокойной ночи.
Саймон бегом помчался назад, в столовую. Аксель сидел, спрятав лицо в ладонях. Джулиус, улыбаясь, покачивался на стуле.
— Ну и ну, — сказал он.
— О боже! — выдохнул Аксель, проводя рукой по волосам.
— Какой удивительно странный маленький человечек, — сказал Джулиус. — Ему пристало бы сидеть на грибной полянке.
— Ему не пристало брать вашу руку, — сказал Саймон. Он вдруг ужасно расстроился, и ему стало невыносимо жаль Таллиса.
— Согласен, — сказал Аксель.
— И я согласен, — сказал Джулиус, — но дело в том, что это он протянул руку, хотя, скорее всего, и не думал этого делать, а протянул ее инстинктивно. Он нервный субъект, это видно сразу.
— Он замечательный человек, — сказал Саймон и налил себе еще виски.
— Не сомневаюсь, — откликнулся Джулиус. — Я говорил о первом впечатлении, которое вряд ли буду иметь возможность откорректировать. Ну, Аксель, мне пора. Если ты помнишь, я всегда ложусь рано. Моя машина — только что взял напрокат — стоит рядом с домом, так что я, к счастью, не столкнусь с вашим рыжеволосым другом где-нибудь на платформе метро.
Джулиус поднялся, и все вышли в холл.
— Твое пальто наверху? — спросил Аксель. — Одну минуту, я его принесу.
Саймон и Джулиус остались вдвоем.
Саймон и Джулиус остались вдвоем.
Слегка наклонившись, Джулиус улыбнулся Саймону. Потом, чуть подавшись вперед, дотронулся до плеча. Не понимая, как это истолковать, Саймон вздрогнул.
— Приходи ко мне в пятницу в восемь вечера, — прошептал Джулиус ему на ухо. — Ни слова Акселю.
Наверху хлопнула дверь. Аксель вернулся, неся пальто Джулиуса.
— Ну, большое спасибо, Аксель, и большое спасибо тебе, Саймон, тоже. Видите? Вот и моя машина. Думаю, вы одобрите то, что она английская. Руперт был бы доволен. Доброй ночи, друзья, доброй ночи.
Заперев дверь, Саймон следом за Акселем прошел в гостиную. Приглашение Джулиуса повергло его в полную растерянность. Что оно значило? «Ни слова Акселю». Но почему? Не лучше ли сразу же все рассказать?
Сидя около газового камина, Аксель снимал туфли. Саймон машинально собирал пепельницы. Как правильнее поступить? Непонятная ситуация.
— Да, получилось неудачно, — сказал Аксель.
— Но Таллис отреагировал, в общем, легко, — возразил Саймон.
— Кто может разобрать, легко или нет реагирует Таллис. Когда он смотрел на Джулиуса, вид у него был жалкий.
И тут Саймона вдруг осенило, что могут означать слова Джулиуса. Пятница — это уже недалеко от дня рождения Акселя. Вечером Аксель идет на «Фиделио». Джулиус хочет посоветоваться с Саймоном о подарке. Так. Иначе и быть не может. И в этом случае, разумеется, нужно молчать. Саймона лихорадило от возбуждения и беспокойства.
Остановившись возле Акселя, он посмотрел на сидящего в кресле друга. Каминная лампа бросала ему на лицо рассеянный яркий свет, и оно выглядело суровым, усталым и грустным За спиной Акселя на стене висела фотография бога-хранителя их любви — высокого, стройного и длинноносого греческого куроса из Национального музея в Афинах.
— Если забыть о финале, вечер, пожалуй, прошел неплохо, — сказал Аксель. — Как видишь, Джулиус тебя не съел. А ты так нервничал перед его приходом.
— Если уж говорить начистоту, я нервничал несколько дней.
— Почему же ты ничего не сказал, глупышка?
— Конечно, надо было. Но сама мвхслв о Джулиусе как-то пугала. Теперь я его увидел, и это прошло. Он само обаяние. И это легкое заикание тоже прелестно, правда?
— Да. Знаешь, я тоже слегка волновался.
— Так почему же тел ничего не сказал?
— Берег чувство собственного достоинства.
— А у меня разве нет собственного достоинства?
— Ни крошки. Иди сюда. Становись на колени. Нет, я не собираюсь тебя бить, хоть ты и ослушался моего знака. Просто хочу обнять твою голову. Ба! Да ведь ты убрал этот искусственный тростник!
— Ты ведь сказал, что он тебе не нравится.
— Не надо так поддаваться моим словам, милый. И я могу ошибаться.
7
— Морган, тебя не узнать.
— И мне гораздо лучше, Руперт. Чувствую себя отдохнувшей. Вы с Хильдой — мои ангелы-хранители.
Морган и Руперт сидели в его кабинете. Вечернее солнце пронизывало комнату сияющим трепетным светом. Запах табака смешивался с запахом роз. Руперт сидел за письменным столом, Морган — в кресле, положив вытянутые ноги на стул, с удовольствием перекатывая темный мальчишеский затылок по гладкому кретону обивки и чуть покачивая в руке ограненный стакан, на дне которого плескалось немного виски. Она и в самом деле выглядела гораздо здоровее и, с точки зрения Руперта, была очень красива: шелковое полосатое бело-голубое мини-платье с рубашечным воротом и мелкими голубыми цветочками на белых полосках, купленное сегодня на распродаже у «Маршалла и Снелгроува», шло ей необычайно. Худощавое загорелое лицо, темные розы румянца на щеках. И, как отметил Руперт, никакой косметики.
— Руперт, эта обивка кресел новая? Я ее что-то не помню.
— Да, только что перетянули.
— Она так приятно пахнет новым обивочным материалом. М-м-м… Обожаю запахи. Как ты сказал, где Хильда сегодня вечером?
— На заседании Общества по сохранению Челси.
— У Хильды столько энергии. Мне-то дай бог сохранить себя. Какое уж тут сохранение Челси! Саймон приходил плавать?
— Да. У них с Хильдой было еще одно совещание по вопросу новой отделки ванной. Он страшно огорчился, не застав тебя. Почему-то все время не застает.
— Ничего, я еще пообщаюсь с Саймоном. Пока ко мне только-только еще возвращается человеческий облик.
— Еще виски?
— Да, Руперт, пожалуйста. Мне непрерывно нужна подпитка. Как ты думаешь, это плохо?
— Ты снова и снова задаешь этот вопрос применительно к самым разным вещам. Лучше, наверное, самой следить за результатами. Но признаюсь, мне тоже нужна подпитка.
— Моя жизнь в обломках!
— Не глупи, Морган. Разум и сердце помогут тебе все наладить.
— В разуме хаос, а сердце мертво.
— Это неправда. Говорить так — предательство.
— Кого я предаю? Что? Бога ведь нет.
— Ты хорошо понимаешь, что я имею в виду.
— Странно, но вроде действительно понимаю. Как продвигается книга, Руперт? Можно прочесть какой-нибудь кусок? Ты объясняешь в ней, что такое предательство?
— Стараюсь объяснить. Прочтешь, когда я закончу.
— Твоя рукопись — в той толстой пачке желтых тетрадей? — Да.
— А все мои рукописи там, у Таллиса. То есть надеюсь, что они там. Трудно представить себе, чтобы он изорвал их в припадке ярости. Там все мои наброски по теории лингвистики. Жалко, что Хильда их не забрала.
— Таллис не согласился отдать.
— Да. И это чертовски обидно.
— Морган, как все же ты думаешь поступить с Таллисом?
— Я знала, что ты спросишь. Когда ты позвал меня в кабинет, я сразу же поняла, что ты все выяснишь и все расставишь по местам.
— Не смеши меня, Морган!
— А что? Ведь в каком-то смысле только ты в состоянии мне помочь. С Хильдой мы слишком близки. Других я, строго говоря, не уважаю.
— Я очень хотел бы помочь тебе, Морган. Но есть вещи, с которыми ты должна разобраться самостоятельно.
— Налей себе еще, Руперт. Я ненавижу пить в одиночку. Это усугубляет ощущение своей греховности.
Руперт налил себе немного хереса. От более крепкого он старался воздерживаться допоздна, хотя удавалось это, увы, не часто. Невольный вздох вырвался у него из груди. День на службе был длинный и трудный, особенно измотало совещание по вопросам компьютерного прогнозирования. Он чувствовал себя разбитым, но и довольным, готовым направить все силы усталого организма на сопереживание свояченице. Ради нее ему хотелось бы проявлять и мудрость, и проницательность, но мыслить ясно и четко он в данный момент был просто не в состоянии.
— Тебе нркно увидеться с Таллисом, — сказал Руперт.
— Да. Но мне страшно даже подумать об этом. Слава богу, он пока не догадывается, что я здесь.
Руперт нахмурился. И Аксель, и Саймон рассказали ему, как Таллис нелепо столкнулся с Джулиусом и узнал о приезде Морган. Он передал это Хильде, но та убедила его молчать. Она не хотела подвергать Морган отрицательным эмоциям. И ей почему-то казалось, что той будет невыносимо узнать о встрече Таллиса с Джулиусом. «Давай будем пока щадить ее», — упрашивала Хильда мужа. Руперт не одобрял обмана, не понимал и не мог увидеть, что именно творилось в душе Морган, но в конце концов согласился. На месте Морган он, безусловно, не мог бы отсиживаться в чужом доме, пока человек, страдающий по его милости, по-прежнему остается в неведении и ожидании. Оттягивать встречу для Руперта было бы мукой.
— Ты виделся еще раз с Джулиусом?
— Нет. — Назавтра Руперт должен был встретиться с Джулиусом за ланчем, но не видел причин сообщать это Морган.
— Как я хочу, чтобы Джулиус куда-нибудь уехал! Надеюсь, так в скором времени и случится. Один человек из Диббинса рассказал мне, что Джулиус договаривается о работе в Германии. Малоприятно было бы вдруг столкнуться с ним на Оксфорд-стрит.
— Но чувство к нему уже в прошлом? — Руперта глубоко занимали сердце и разум, о которых он только что высказался с такой убежденностью, но в умении ставить вопросы он, безусловно, уступал Хильде.
— Не знаю. Не хочу его видеть. Хочу, чтобы голова прояснилась.
— Ясная голова тебе, безусловно, понадобится.
— Да-да-да. Руперт! Заставь меня добиться этой ясности. Сейчас я просто жалкая трусиха. А, кстати, как дела у Питера? Ты собираешься к нему сходить?
— Я приглашал его сюда. Может, придет, может, нет. — Перспектива случайно наткнуться на Таллиса смертельно пугала Руперта.
— Я с удовольствием увиделась бы с Питером. Жалко, что он живет… там.
— Нам тоже.
— Он, наверное, изменился. У тебя есть недавние фотографии?
Подавшись вперед, Руперт засунул руку в ящик письменного стола. Хильда всегда следила, чтобы массивный семейный альбом содержал даже самую свежую фотохронику.