Акела, до этого не особенно прислушивавшийся к моим словам, вдруг оторвался от чтения:
– Что? Как это?
– Пока не знаю. Но я позвонила Маросейкину, и тот меня обхихикал – мол, опровержение было по поводу той новости о краже клинка несколько месяцев назад, помнишь?
– Я об этом вообще ничего не знал.
– Да я и сама краем уха только слышала. Но суть не в том. Если, как утверждает Маросейкин, никто ничего не крал, то на основании чего автор статьи о папе утверждает, что клинок хранится в банке? – Я вытянула затекшую ногу и осторожно посмотрела на мужа.
Он сидел, выпрямившись, и словно готовился к броску. Я видела, как он напряжен, как взволнован – моя информация явно ошеломила его.
– Дальше? – сухо бросил он, и я продолжила:
– А дальше я ничего сказать не могу, хотя информация есть.
– Не понял.
– Я попросила Савву и Ольгу – ты ведь помнишь Олю Паршинцеву? – Муж нетерпеливо кивнул. – Ну, вот. Я их попросила сходить сегодня в музей и расспросить ту старушку, которая своими глазами видела пропажу клинка, как все было.
– То есть клинок все-таки пропадал? – уточнил Акела, делая какие-то наброски на листе бумаги.
– Там история какая-то темная. Вот слушай. Смотрительница замечает пропажу клинка со стенда, бежит, чтобы вызвать полицию, но когда те приезжают – оп-па, клинок висит себе на прежнем месте. Понимаешь?
– А не могло бабуле померещиться?
– Могло, – вздохнула я, – вот потому я и попросила Ольгу с Саввой все разузнать. И Ольга что-то узнала, но встретиться с ней сегодня я, по понятным причинам, не смогла, – не удержалась я и слегка уколола мужа.
Акела стремительно поднялся, захлопнул книги и скомандовал:
– Собирайся, мы едем к Паршинцевой.
– А… папа и Соня?
– Ничего, не маленькие, приедут и без нас поужинают. Хотя, зная Бесо, не думаю, что им это будет нужно.
Да уж. От гостеприимного и хлебосольного грузина еще никто никогда не выходил с прицелом на домашний ужин, это точно.
Я побежала к себе, наскоро оделась и позвонила Ольге:
– Ты дома?
– Да, где мне быть-то? – удивилась она.
– Мы к тебе приедем минут через сорок, спустишься, чтобы маму твою не пугать, хорошо?
– Спущусь, не проблема. Только… ты с кем приедешь?
– С Сашкой. Мне нужно, чтобы он услышал все, что ты расскажешь.
– Хорошо, я вас жду.
Когда я вышла во двор, Сашкин старый «Прадо» уже стоял у ворот, а сам Акела сидел за рулем. Я забралась на сиденье рядом с ним и пристегнула ремень – в состоянии такого возбуждения Акела запросто может вдавить педаль газа в коврик, а мне не хотелось выйти через лобовое стекло.
– Как ты додумалась до всего этого? – спросил Сашка, не отрывая взгляда от дороги.
– Да не додумывалась я. Просто проанализировала. Кстати, я вообще не уверена в том, что клинок подлинный. Думаю, что ты тоже, потому и рылся в справочниках.
– Ты права. Но непонятно тогда, с чего автор статьи решил, что в банке есть какой-то клинок? У нас и хранилищ такого размера нет, это ведь не коробочка с бриллиантами, даже если его разобрать, все равно лезвие в ячейку не войдет.
– Саша, надо все проверить и в банке, понимаешь? Это неспроста. И клинок – тоже неспроста. Тот, кто сделал ставку именно на это, прекрасно осведомлен о твоем увлечении.
– Это не секрет, – отозвался муж, – о моем увлечении в городе любая собака знает.
– Так тем более это было сделано с умыслом. Например, скомпрометировать тебя в папиных глазах, – вдруг сказала я. Эта мысль пришла мне в голову уже давно, но озвучить я ее решилась только что. Ведь действительно – чего проще? Рассорь отца с Акелой и дальше спокойно веди атаку на моего родителя, потерявшего поддержку.
Дядя Моня и Бесо уже не особенно идут в расчет. Конечно, они не бросят, но такой маневренности, как у Акелы, у них уже нет, один старый авторитет, а на нем далеко в нынешней ситуации не уедешь.
– Я не совсем понимаю.
– Это, конечно, в порядке бреда, но подумай… Клинок мог оказаться у тебя – ну, тот же похититель принес, продал, отдал – что угодно… А ты в обход папы…
– Аля, это настолько глупо, что я и слушать не хочу, – перебил Акела. – Ты просто представь, какая нужна подготовительная работа для такой операции. Кто будет возиться? Все можно решить проще и быстрее, если пришла охота меня убрать.
– А тебя никто не хочет убрать физически. Тебя хотят убрать из нашей семьи, понимаешь? – не отступалась я, хотя в словах мужа, на мой взгляд, было больше логики, чем в моих.
Мы проехали пост ГИБДД, на парковочной площадке которого почему-то оказалось много фур с прицепами, въехали в город и направились в противоположный его конец, там и жила Ольга.
– Может, мы в кафе посидим? – предложила я, но Сашка отрицательно покачал головой:
– Давай втягивать в это дело как можно меньше народа, хорошо? И так уже и эта девочка в курсе, и Никитин брат. Зачем нам лишние уши в кафе? Мало ли кто окажется по соседству, а ты иной раз плохо держишь себя в руках и говоришь громко совершенно недопустимые вещи.
Я отметила про себя, что никогда не говорила мужу о наличии у Никиты брата-близнеца, а Акела это откуда-то знает. Хотя чему я удивляюсь? Человек всю жизнь добывает информацию для других, особенно такую, которую не всякому под силу, так почему не добыть ее для себя лично?
– Я попросила Ольгу спуститься, у нее мама больна, к чему волновать женщину?!
– Молодец. В машине и поговорим.
Район, в котором жила Ольга, довольно плохо освещался, и это производило неприятное, даже гнетущее впечатление. Серые однотипные дома-коробки высились по обе стороны от трассы, а под крышей одной из автобусных остановок, сохранившейся, видимо, еще с советских времен, я с удивлением увидела стайку «девушек-потаскух легкого поведения», как говаривал дядя Моня.
– Надо же, я думала, что на трассе уже сто лет никто не работает, – пробормотала я, но Акела услышал:
– Откуда тебе это знать? В таком районе, как этот, такой товар стоит копейки, да и контингент соответствующий – им не до «салонов» и «кабинетов массажа».
– Оно и видно, – буркнула я.
– Осуждаешь?
– Ты научил меня не судить людей за их выбор, помнишь? Вот я и не сужу. Наверное, они иначе не могли.
Акела невесело усмехнулся, но больше никак не прокомментировал.
– Ты знаешь, кому принадлежит «Фараон»? – кивнул он на здание торгово-развлекательного комплекса, которое мы проезжали.
– Откуда? Конечно, не знаю, а это важно?
– Как знать… а хозяин тут как раз Витя Меченый.
А вот это уже кое-что… Значит, Акела всерьез принялся «разрабатывать» версию о Меченом, которую я ему подбросила, вот и выяснил, что недавно построенный и открывшийся с большой помпой торговый центр – Витина вотчина. Непонятно только, какой смысл строить подобное заведение в рабочем районе с очень дешевым жильем. Народ тут проживал далеко не самый обеспеченный, и из всего изобилия магазинов, пожалуй, спросом пользовался только супермаркет низшей ценовой категории. А весь этот «кричащий гламур» явно мимо… Это все равно что открыть казино в пустыне Сахара, например.
Ольга уже ждала нас у подъезда – прохаживалась туда-сюда, сунув руки поглубже в рукава пуховика и надвинув отороченный мехом капюшон на самые глаза. Акела припарковал машину, и я, открыв дверку, поманила Паршинцеву:
– Забирайся скорее, замерзла ведь.
Ольга запрыгнула на заднее сиденье и пробормотала:
– Господи, ну и холодина, а ведь октябрь только начался… Здравствуйте, Александр Михайлович, – поприветствовала она Акелу, и тот улыбнулся:
– Комбанва, Ольга. Не забыли еще?
– Ой, что вы! Конечно, нет. Стараюсь повторять, если есть время.
– Мы не про уроки говорить приехали, – напомнила я, и Ольга оживилась, вытащила блокнот:
– Слушайте, граждане, а ведь в музее-то какая-то ерунда происходит! Клинок искомый действительно висит в экспозиции. Я все иероглифы срисовала, вот они. – Она протянула блокнот Акеле, и тот сунул его за пазуху. – Бабульку-смотрительницу Савка нашел, она как раз домой собиралась, так мы ее в кафе затащили и все из нее вытрясли аккуратно. В общем, клянется бабушка, что клинка на стене не было, она несколько раз проверила – нет, пустые крюки. Поэтому и кинулась полицию вызывать, а когда вернулась – висел он.
– А полицейские клинок осматривали? – спросил Акела, нахмурившись.
– Осматривали. Но что они понимают в этом? – махнула рукой Ольга, и Сашка напрягся:
– То есть вы думаете, что клинок подменили?
Паршинцева покачала головой:
– Я не уверена… Но ведь можно отличить подделку, правда?
– Можно – если видеть перед этим оригинал, – вздохнул Акела. – Дело в том, что изначально клинок мог быть не старинным. Да, времен Второй мировой – но не представляющим ценности. Так что это не великая потеря для искусства, хотя для нашего музея, конечно, ощутимо.
– А как-то иначе разве нельзя подделку отличить? – вклинилась я. – Ты же говорил, что на каждом мече есть имя мастера.
– А как-то иначе разве нельзя подделку отличить? – вклинилась я. – Ты же говорил, что на каждом мече есть имя мастера.
– Ну и что? И я же, кстати, говорил тебе, что зачастую даже в старину кто-то мог изготовить подделку и поставить на ней имя мастера, а не свое. Да и позже подарочные клинки маркировались маститыми клеймами. Это ничего не значит, нужна экспертиза.
– А ты смог бы отличить настоящий клинок от поддельного? – не отставала я, и Сашка поморщился, не понимая, видимо, к чему я клоню:
– Нужно видеть оба.
– Ты забыл маленькую деталь, – с неким торжеством в голосе заявила я, втайне радуясь, что смогла додуматься до чего-то и без подсказки мужа, – в банке-то что-то все-таки хранится!
– Или нет, – резонно вставила Ольга, – ведь это же не факт, правда? Может быть, просто обычная «утка».
Слова Паршинцевой чуть подпортили мне торжество – как-то не продумала я этот момент, а ведь могло так и быть. Журналист мог просто «для затравки» написать о хранящемся в банке клинке. Не факт, что он там есть. Как говорится, на заборе тоже много чего написано…
– А никак нельзя проверить это? – спросила Ольга, видимо, почувствовав, что я расстроилась.
Акела чуть приоткрыл окно, заметив в моей руке сигарету, и покачал головой:
– Официально – нет. Я же не могу открывать все ячейки, да и невозможно это. А отследить каждого, кто входит в хранилище, – ну, сами понимаете. Да и когда придет тот, кто положил – если положил – клинок в ячейку? И придет ли вообще?
Н-да… До этого разговора мне казалось, что все куда проще. Какой-то тупик.
Акела замолчал и принялся рассматривать иероглифы в блокноте, отданном Ольгой. Мы с Паршинцевой молчали и ждали – ну а что нам еще оставалось?
– Если я правильно все понял, – нарушил через какое-то время молчание Сашка, – то клинок, который выставлен в музее, действительно может быть старинным. Что, однако, не мешает ему быть подделкой.
– Почему? – в голос поинтересовались мы с Ольгой, и Акела, пряча блокнот в карман, объяснил:
– На клинке выбито имя Канэмицу, да. Но на один иероглиф больше. Кстати, на эту тему есть даже легенда. Говорят, что однажды Канэмицу лег отдыхать после тяжелого дня и сквозь сон услышал, как сосед его, тоже кузнец-оружейник, стучит долотом. И в этих звуках ему что-то не понравилось. Тогда Канэмицу вбежал в мастерскую соседа и схватил клинок, над которым тот работал. «Как ты посмел выбить на клинке мое имя?» – спросил он соседа, и тот удивился: «Вы наблюдали за мной?» Канэмицу ответил: «Нет, но я услышал, что ты использовал большее количество ударов, чем необходимо для того, чтобы поставить твое собственное имя».
Мы с Ольгой завороженно слушали. От Акелы, когда он что-то рассказывал, невозможно было оторвать взгляд – настолько он погружался в историю и перевоплощался в ее героев.
– Хорошо. Но даже если это так – что это нам дает? – первой стряхнула с себя магию рассказа Ольга.
Акела пожал плечами:
– Пока не знаю. Но сбрасывать со счетов эту историю не стал бы.
– Ты думаешь, что все-таки существует еще один клинок? – спросила я, почему-то заранее зная ответ.
И муж не разочаровал:
– Думаю, что существует. Понять бы только, где именно!
– Но ведь все-таки можно попытаться проверить банк…
– Аля, это практически невыполнимо.
– Но ведь возможно? – уперлась я, сама не понимая, что именно заставляет меня делать это. Но какое-то внутреннее чувство толкало меня, и я даже не особенно сопротивлялась.
– А я бы сначала попыталась осмотреть клинок, который выставлен в музее, – вдруг сказала Ольга, и мы с Акелой повернулись к ней. – Ну, в том смысле… если вы разбираетесь, то ведь наверняка можно понять… – чуть смутившись под пристальными взглядами, проговорила она. – Ведь могут же быть какие-то признаки, что клинок не подлинный.
– Разумеется, – кивнул Акела, и в его голосе я услышала некое уважение к словам Паршинцевой, – есть ряд дефектов, которые выводят клинок из категории ценных.
– А их на глаз можно определить? – Ольга снова оживилась.
– Можно. Есть дефекты, которые возможно исправить опытному полировщику, и тогда это не скажется на цене, а есть такие, которые не исправляются, это называется фатальные кидзу, – объяснил Акела.
– А можно понять, подвергался ли клинок такой обработке с целью скрыть дефекты? – не отставала Паршинцева, и это уж точно сильно добавило ей веса в глазах моего супруга.
– Для этого нужно быть специалистом высшей категории или иметь знакомых в экспертизе, – улыбнулся он. – Но я не думаю, что кто-то стал бы так возиться с неподлинным клинком, чтобы скрыть кражу настоящего, к примеру. Это все-таки довольно дорого, да и мастеров таких не так уж много. У нас в городе их точно нет, за это я ручаюсь.
– А где могут быть? – не унималась Ольга, и мне вдруг пришло в голову, что у нее созрел какой-то план, в который она не спешит посвятить моего мужа.
– Точно знаю одного мастера в Москве, лучшего, пожалуй.
– Ну, в Москве… – неопределенно протянула она, давая понять, что уж в столице-то непременно отыщется человек, владеющий техникой полировки мечей.
– Чем богаты, – развел руками Акела.
– Понятно. Ну, что, я думаю, все вам рассказала. Пойду, там мама одна, а ей нездоровится, сердце, – извиняющимся тоном произнесла Ольга и открыла дверь. – Саша, я тебе позвоню завтра, можно?
– Лучше в понедельник. – Я справедливо рассудила, что секретничать лучше всего в отсутствие мужа, а еще лучше и безопаснее – на кафедре в перерыв, и Ольга, кажется, поняла.
– Хорошо, тогда в понедельник. До свидания, Александр Михайлович.
– Саёнара, – с улыбкой попрощался Акела, и Паршинцева, негромко хлопнув дверцей, побежала к подъезду, чуть ссутулившись и спрятав в рукава руки. – Зря она криминалистику бросила, – задумчиво сказал Сашка, заводя двигатель, – из нее толк вышел бы, очень цепкая девушка.
– Она и в агентстве себя неплохо чувствует. Ты же помнишь, какой был неприятный инцидент на кафедре, когда ей пришлось уйти. Ее же тогда в краже денег обвинили – что может быть отвратительнее? Конечно, разобрались, извинились – но осадок-то какой… Я бы тоже не вернулась. Я к нам ее звала, на нормальную анатомию, но Ольга сказала, что вообще не хочет больше порог академии переступать.
– Я ее понимаю. Несправедливый приговор вдвойне тяжел. А ее заведующий глупость совершил, по-моему. Лишился хорошего специалиста.
Не знаю, жалел ли о произошедшем заведующий кафедрой криминалистики Нарбус, но я бы на его месте точно жалела. Ольга была дотошной и очень внимательной, умела замечать мелочи, мимо которых зачастую остальные эксперты просто проходили. Именно она косвенно была причастна к тому, что в серии ритуальных убийств заподозрили моего мужа, и именно она помогла его реабилитировать и доказать, что все произошедшее было жестокой, но талантливо устроенной имитацией. Да, Акела прав – таких специалистов нужно ценить. Он сам, привыкший к любому делу относиться со всей серьезностью и дотошностью, безмерно уважал тех, кто поступал так же.
– Ты прогуляться не хочешь? – вдруг спросил он, и я кивнула:
– Можно. Только погода… – Снова моросил дождь, но желание побыть вдвоем, без посторонних глаз, пересилило мое отвращение к сырости.
Мы доехали до набережной, припарковали машину и вышли. Кроме нас, разумеется, на улице никого не было – только иногда шумели по мокрому асфальту шинами автомобили. Люди в такую погоду предпочитали места более уютные, чем набережная. Но нам было все равно. Акела обнял меня за плечи, крепко прижал к себе, и мы тихонько пошли вдоль резной оградки, украшавшей закованный в мрамор берег.
– Ты помнишь, когда мы тут с тобой впервые гуляли? – вдруг спросил муж, и я даже опешила слегка, так как не думала, что он помнит такие мелочи, как первая совместная прогулка на рассвете после моего выпускного вечера.
– Конечно.
– Хорошее время было, правда?
– А нынешнее тебе чем нехорошо? – усмехнулась я, чувствуя почему-то острое желание закурить, как будто разнервничалась.
– И нынешнее хорошо. Просто тогда я был моложе, наверное.
– Тоже мне, большое горе!
– Не горе, конечно. Только обидно немного. Годы идут…
– Не говори этого, – попросила я, второй раз за несколько дней испуганная его словами, – у меня вот уже который день ощущение, что ты со мной прощаешься.
– Ну, что ты, малышка! Как я могу? Я обещал быть с тобой рядом.
– Ты опять?! Мне все время кажется, что ты сейчас добавишь «до самой смерти», и я этого не переживу.
– Аля, не нужно, – мягко попросил Сашка, целуя меня в макушку.
– Но тогда и ты перестань! – потребовала я, останавливаясь и разворачиваясь лицом к нему. – Перестань, слышишь?
– Хорошо, не буду.
Мы гуляли молча еще около сорока минут, на улице совсем стемнело, а мелкий моросящий дождь наконец закончился. Было удивительно тихо и даже как будто тепло – или это я согрелась в объятиях мужа. И почему-то впервые за долгое время я поймала себя на мысли, что не хочу возвращаться домой, а могу гулять вот так, вдвоем, вечно.