Шум времени - Осип Мандельштам 18 стр.

Все твои письма, родная, я ношу всегда с собой. На ночь говорю: спаси, Господь, мою Наденьку… Еще пришли мне последнее письмо твоей мамы. Я их всегда ведь читаю. Целую волосенки и лапы, и лобик, и глаза. Мне грустненько без тебя. Надик светленький, ответь мне. К тебе, к тебе… Няня.

Родненький мой, я, наверное, тебя растревожил. Я не писал по глупости, по бестолковости. Хотел исправить телеграммой, а вышло хуже. Деточка, поверь, мне хорошо, то есть насколько может быть хорошо без тебя, то есть, ужасно. Я живу спокойно, уютно. Все у меня ладится. Я здоров. Никто меня не раздражает, но я не могу этого больше выносить и вырвусь к тебе при первой возможности. Маленькая Наденька, кривуша родная, я все вижу твою фигурку на солнышке, зажмурившись… Ты такая смешная, чудесная, когда идешь одна… Дета моя, не нужно огорчаться, надо еще потерпеть недельку-другую — и мы будем опять вместе. Как я мог, Надичка, без тебя целый месяц? Я сам не понимаю.

Вот, что я сейчас делаю: я теперь даже к Горлину редко хожу. Два раза в день, в 10 и в 7, я медленно выползаю в темпе прогулки — днем к многосемейному в мещанской квартире машинисту на Первой Линии, а вечером — в громадной с хорошим воздухом зале у машинистки на Пятой Линии. Завтра поведу Бена знакомить в Прибой, а вечером мы пойдем в кино. И ты пойди, Надик, за свою няню, когда захочешь. Да? Работку, что у меня на руках, кончаю через 10 дней. Потом я свободен. Ничего спешного не возьму. Только — к тебе, к тебе… Где твоя карточка?

Родная моя, родная… Слушай, мой кроткий, свеченька, заинька: ты мне, знаю, не веришь, а я тебе — я не болен и переутомления с последствиями тоже не было. Я живу ритмично, работаю охотно. Верь мне. Это так. Но что я с тобой сделаю… Ты за подснежниками далеко ходила? Устала?

Дома никого нет. Бабушка ушла к Радловым. Татька пришла ко мне на диван, и я стал читать ей Шары и прочее. Она же пела «Кухню». Говорила разные сентенции — «Взрослым от шалостей одни неприятности» и т. п. Деда ходит и ищет папирос, которых вообще нет. Сегодня к нему подошел посланец из Риги от «Пермана», некий провизор, друг детства, тоже Мандельштам. Папу серьезно зовут в Ригу. Виза и проезд необычайно доступны и дешевы. Мы решили обязательно его весной отправить… Весной!.. Ах, Надик мой, иностранец из-под развесистой ялтинской клюквы! 10° мороза ты принимаешь за 10° градусов тепла. У нас здесь 1 марта, зима во всю — 5–6° минус, а не плюс. Зима всюду, детка моя… До весны еще месяц.

Дружочек, скажи мне, отчего ты не сообщаешь своей температуры в каждом письме? Надик, почему ты не делаешь так?

Надичка, когда я скажу твое имячко, мне весело. Ты моя. Я тебя люблю как в первый, первее первого, день. Мне легко дышать, думая о тебе. Я знаю, что это ты научила меня дышать. Как я побегу к тебе в горку. Ведь я могу теперь и в гору бегать.

Во вторник я выясню вопрос с антитероидином. Я тебе завтра вышлю перевод 1002-й ночи. Здорово сделано. Приятно перечесть. Это мы с Анькой сделали. Подошел деда. Тебе деда. Тебе кланяется.

Надюша, скажи, пожалуйста, снимать домик в Царском или нет? Бен говорит, что это нужно сделать в марте. Я согласен на Царское к 15–20 мая. Не раньше. Ты получаешь мои газетки? Правда я их смешно заклеиваю?

Надик, голубка, любовь моя, до свиданья. Я на ночь целую тебя в лобик и говорю: храни Господь Наденьку… Люби меня, Надик, я твой…

Наденька, радость моя, сейчас послал тебе телеграмму, очень бестолковую, но ты ведь все понимаешь. Не уезжай, голубка, из Ялты. Может я к тебе приеду. Ты не знаешь — забыла — как холодно на свете и как сыро. У тебя здесь уголочек оранжерейный. Во всей России и на Украине то мороз, то грязь, то оттепель… От такого перехода, Надик, никому не поздоровится… Даже я первое время прохворал. Давай дождемся ну хоть апрельского тепла, чтобы каблучками по сухим тротуарам… Да, Надик? Слушай ты, беленький, ты, правда, герой? Где твоя тура?

Детка моя, я хочу тебе жаловаться и начну с того, что у Жени по утрам дают ужасный кофий, такой мерзкий, что никаким сахаром его не заглушить. И больше, пожалуй, не на что. Дед требует, чтобы я с ним «занимался», а Женя — его никогда не бывает дома. По целым дням я в «пустой» квартире с Татькой и М. Н… С ней легко себя чувствуешь — славная бабушка. Все мои выходы, родная, к машинисту — теперь у меня «дяденька» — и к Горлину. Прибою очень понравился наш переводик. Они за мной ухаживают, идиотушки… Просят работать.

Надик, мы как птицы кричим друг другу — не могу, не могу без тебя!.. Вся моя жизнь без тебя остывает — я чужой и ненужный сам себе. Я твою телеграмму положил под щеку третьего дня и так вечером, устав, засыпал… Татькина «оспа» проходит. У меня была лет двадцать назад — не заражусь. Вместо тебя, родная, я жалуюсь Татьке. Она делает серьезное личико и говорит: «Дядя Ося, ну поезжай к тете Наде, я тебе тут никак не могу помочь».

Хочешь, малыш, о делах? Я заключил договор с Горлиным на 4½ листа — 210 р… Страшно легко… Прибой выписывает 200, остальные в марте. Рецензии дают 30 р. в неделю. Книга стихов зарезана. Детский договор отвергнут. Не люблю Маршака! Большая книга будет в Гизе в начале марта. Как видишь, неплохо. Да, еще забыл: взял курьезную редактуру в Прибое по 15 р. — 6 листов.

Надик, голубка моя, возьми меня к себе. Я здесь заблудился без тебя. Уже я не в папиной шубе хожу. Морозит. Сухо. Даже весело на улице. Дета моя, как я погляжу на наши магазины — Елисеевы — так мне грустно, грустненько. На Невском ревут радии на всю улицу. Женя сегодня едет в Москву. Его выживают московские пройдохи. Он полночи вчера со мной советовался, бедный. Боится потерять положение, страшно волнуется.

Надя, кинечка мамина, Аня звонила. Здорова.

Что ты думаешь, маленький, приехать мне к тебе с большой работушкой? Ты на солнце лежишь на плетенке, Надик? Родной мой, ты, как ты меня провожала в зачиненных туфельках? Надик, встреть меня, пташенька на днях. Жди меня! Жду, не дождусь…

Спаси, Боже, Наденьку. Господь с тобой…

Спасибо, Наденька за письмецо. Добрый мой, ласковый, никто так не напишет. Много листочков. За картинку спасибо: это ты. Я улыбался тебе, родной, я и смеялся, читая.

Сегодня событие: Прибой дал 200. Я сейчас же перевел тебе. По всем аптекам и складам искал антитероидин. Нигде нет. Партия разошлась. Советуют звонить по телефону во все районные аптеки — там скорее останется… Вечером этим займусь.

1-го марта получил 200 за новую книгу в Гизе. Затем еще 170 в Прибое. Сеятель сегодня дал ответ: очень хотят горлинскую книгу, но колеблются, просят вернуться, если Гиз не возьмет (это большая книга). Я, родная моя, решил три дня отдохнуть. Посидеть с Татькой, хоть в кино сходить с Бенами или просто гулять по улицам. 10°…. Хожу в дедовой шубе, а его арестовал дома. Он обижается, но ему лучше у печки, старенькому деду. Женя вчера уехал в Москву на пять дней. Вчера звонила Аня. У нее совсем здоровый, уверенный, не тягучий, твердый голос. Одного дитеньку ее увезли в Москву, то есть воспитанника… Надька, ты чувствуешь, что я найду твой мудреный «тироидин»?

Сегодня я пил кофе с Горлиным в «Гурме». Правда, это был предел мечтаний в Ялте? Смотри, не сбеги с деньгами в Киев: тогда я от тебя откажусь! Сиди смирно, Надик маленький!

Мы с Беном решили написать сценарий по «делу Джорыгова». Прочти в Вечорке. Это фантастика, но Ек. Конст. просит. Я ей отдал твое письмецо.

Надюшок, 1-го мая мы будем опять вместе в Киеве и пойдем на ту днепровскую гору тогдашнюю. Я так рад этому, так рад… В начале марта выяснится, могу ли я приехать (думаю, смогу). Не забывай еще Москву по пути. Это будет только весело. Что пишет мама? Дай мне ее письмецо…

Ты поздно встаешь, если письма тебя не будят? Где ты снималась — в саду или у настоящего? Для Панова вышлю тебе завтра второй Трамвай, а кстати куплю Шары для Иринки Пуниной — Анна Андреевна с Пуниным сегодня на Невском искали эту книжонку.

Рыбаковым отдам 100 р. 1-го марта. Остальное условлено в конце месяца. Не тревожься, милый. Твой няня умный.

Надик, говорят, что в Ялте Клычков. Хоть это не Бог весь кто, отыщи его, тебе приятно будет. Не стало ли много хуже у Тарховой? Тогда брось, но осторожно…

Надичка, жизнь моя, спасибо тебе за карточку. Детка моя: какое милое личико, болезненно грустное, растерянное. Что ты, Надик, думал? Что с тобой, кроткая моя друженька? Я никому не покажу твоей карточки. Никто не знает, что она у меня. Когда я увидел твое грустное личико, я бросился к дверям — сейчас же к тебе… Я знаю, что ты улыбнулась бы мне, но карточка не может. Спасибо, Надик нежненький, целую лобик твой высокий. Какая ты прелестная, родная. Нет такого другого личика. «Встреча?» Ты — моя встреча, вся жизнь моя. Я жду встречи с тобой, я живу тобой. Пойми меня, ангел мой грустный. Смешно сказать, но меня отделяют от тебя 1½ листа перевода для «Прибоя». Затем я в Москве и у тебя. Я таскаюсь по городу, сжимая твои письмеца в портфеле. Не бойся: не выпущу из рук, не потеряю, не отойду от них. Радость нежняночка, я люблю тебя. Чтобы так любить стоит жить, Надик-Надик!

Надичка, жизнь моя, спасибо тебе за карточку. Детка моя: какое милое личико, болезненно грустное, растерянное. Что ты, Надик, думал? Что с тобой, кроткая моя друженька? Я никому не покажу твоей карточки. Никто не знает, что она у меня. Когда я увидел твое грустное личико, я бросился к дверям — сейчас же к тебе… Я знаю, что ты улыбнулась бы мне, но карточка не может. Спасибо, Надик нежненький, целую лобик твой высокий. Какая ты прелестная, родная. Нет такого другого личика. «Встреча?» Ты — моя встреча, вся жизнь моя. Я жду встречи с тобой, я живу тобой. Пойми меня, ангел мой грустный. Смешно сказать, но меня отделяют от тебя 1½ листа перевода для «Прибоя». Затем я в Москве и у тебя. Я таскаюсь по городу, сжимая твои письмеца в портфеле. Не бойся: не выпущу из рук, не потеряю, не отойду от них. Радость нежняночка, я люблю тебя. Чтобы так любить стоит жить, Надик-Надик!

Ну вот, дружок мой, послушай меня: последние дни я не могу проследить твоего состояния: не знаю веса, температуры, ничего. Одни общие места. Умоляю: подробно. Можно телеграммку.

Я дурак не понял твоей телегр[аммы]. Это о трех днях без писем. Заработался я тогда, но был здоров. Просто к вечеру разомлевал.

Физически был крепок. Сердце прошло бесследно. Никаких припадков. Прекрасно хожу. Да ну его! О чем тут говорить!

Подробности дел: в Гизе ломают голову, как дать мне работу. Вольфсон (политредактор из Москвы) на будущей неделе предлагает съездить с ним в Москву, извиняясь, что едет в жестком вагоне: «Мы для вас что-нибудь придумаем». В Прибое и Сеятеле очень много шансов. Во всяком случае до 20 апр[еля] мы уже обеспечены — с моей дорогой, вдвоем.

Деда вполне здоров. Снялся. Взял «анкету». Собирается в Ригу. М. Н. мне все больше нравится. Она все понимает: просто бабушка! Надик мой! Сегодня от тебя не было письма? Ты сердиться? Нет? Родненькая, пиши мне. Скоро мы будем вместе — так пиши, моя нежная, пока я далеко. Няня твоя.

№ 30 а (Продолжение или отдельное письмо?)

Нануша, вышла книга Вагинова. Какая-то беспомощная. Я ее пришлю тебе. В печати хуже. Многое смешно. А[нна] Андр[еевна] с Пуниным уехали в Москву. Я воспользуюсь и зайду к Шилейке. Надечка моя. Вот я побыл с тобой. Мне весело стало. Да, ангел мой: будем вместе, всегда вместе, и Бог нас не оставит. Целую тебя, счастье мое. Твой лобик на меня смотрит. Ты волосенки откинула так — они у тебя не держатся… Целую. Твой, родная. Твой Няня.

Надичка, как сейчас у Тарховой? Когда станет дороже? Есть ли куда переехать? Твой вес? Температура?

Надик, если морозы, — сильно, сильно топи. — Не жалей денег. Топи ежедневно. Турушку [температуру] пиши за все дни. Самое главное телеграфируй.

Родная моя, если бы ты знала в какой я тревоге! Уже сутки нет ответа на мою ответную телеграмму. Солнышко мое, я безумно за тебя боюсь и, главное, не знаю, что с тобой. В телеграмме переврали одно слово: «если» значит очевидно «боли». Опять боли? Да, Надик? Как я могу тебе посоветовать, не зная всего? потом я писал спешные: 28-го, 1-го, 3-го, 5-го и сегодня 7-го. Неужели ты не получила. Буду писать каждый день, родная. Я все боюсь, что простое письмо пойдет долго, а к спешному опаздываю: вот и ключ к перебою писем.

Наденька, в городах сейчас эпидемия гриппа ужасная. Слякоть, вред. Куда ты рвешься? Ты и всякая другая на твоем месте заболеет через три дня. Подожди хоть до апреля, если не хочешь весны в Ялте. Не будь сумасшедшенькой. Я тебе писал не жалеть денег. Это не пустые слова: у меня их достаточно. Потрать в марте хоть 400 р. Апрель все равно обеспечен. Не знаю как, но за деньги можно все устроить. Тебе виднее как. Не бросай только Ялту. Если ты останешься надолго, я приеду на апрель. На днях я оборачиваю свое колесо. Беру новые заказы и еду в Москву. Оттуда к тебе. Умоляю, пиши мне подробно о здоровьи. Ты знаешь, голубчик, как писать. За меня беспокоиться нелепо. Я очень поздоровел. Если бы ты знала, каким молодцом я работаю и делаю все, что нужно. Вот няня сама себя похвалила…

Надик я согласен на твой переезд в номер восьмой. Все чепуха, лишь бы мою Някушку не кормили дрянью. Может быть ты откажешься от пансиона и объединишься с Тюфлиными?

Надик родненький, может, я советую глупости, — тебе виднее — но не бросай Ялту в опасное время года.

Нежняночка, слушай свою няню: покупай в городе вкусные завтраки. Плюнь на тарховские штучки. Плати ей хоть даром деньги. Здешний весенний холод безвреден, а у нас и в Киеве — отрава… Слушайся, родная, няню и Цанова. Милая моя, я весь день сегодня сумасшедший — жду телеграмму… Спаси Господи Наденьку мою…

Из стихотворений 1913–1937 гг.

Н. Гумилеву

1