Московский князь Иван Калита водил дружбу с своим родственником ханом Узбеком и с помощью татар царя воевал Литву. Литва же поддерживала хана Тохтамыша. Многие татарские мурзы тогда толпами бежали в Литву от жестокости хана Узбека. Часть выходцев из Орды потом вернулась обратно на Родину, но большая часть мурз предпочла остаться в Литве и органично слилась с русско-литовской знатью.
Тохтамыш, лишенный престола Джанибеком, сыном хана Узбека, бежал в Литву, где за помощь в возвращении на сарайский престол отказался в пользу Гедемина от своих прав на Москву и по всей видимости на Крым тоже. Благодарный за такой щедрый подарок Гедемин помог вернуть Тохтамышу вожделенный ордынский престол. Однако несмотря на литовскую помощь серебром и воинской силой, Тохтамыш продолжал терять контроль над огромными территориями. Так, ему пришлось даровать ярлык на ханство Эдиге, провозгласившему себя бием ногаев. Десятки тысяч татар стали переселяться за Волгу. Вновь образованный юрт стал прибежищем всех мангытов, разрозненных по степям. Даже бывший беклербек Тохтамыша, брат Эдиге, переселился за Волгу. Впрочем, после конфликта между Тохтамышем и Эдиге, из-за угнанного табуна лошадей, мангытские воины форсировали Волгу и сын эмира Нур-ад-Дин зарубил хана Тохтамыша. То, что одна из жен эмира Эдиге, была дочерью Тохтамыша, дела не меняло, у эмира были десятки жен.
При новом ордынском хане, беклербеком стал брат Эдиге, тем самым мангытский юрт стал контролировать Дешт-Кипчак. По сути, эмир Эдиге самостоятельно управлял и распоряжался Джучиевым улусом, занимая скромную должность беклербека при царе ордынском. По статусу Эдиге был «великим князем» татар, равным московскому и литовскому государям. Но усиление власти эмира заставляло его по иному относится к русским князьям. Для них он стал отцом. Совсем по другому Эдиге именовал себя с потомками Тимура, для них он был верным рабом и слугой. Не являясь по крови Чингизидом, эмир придумал историю своего происхождения от первых халифов эпохи Мухаммеда. Для мусульман Орды этого оказалось достаточным. Проблема была только в том, что не все татары были мусульманами и эмир стал энергично насаждать ислам в подвластных ему территориях.
Через два года после Куликовской битвы, Тохтамыш сжег Москву. Штурмом взять город, у татар не получилось, но хитрость брала и не такие твердыни. Но политически Тохтамыш проиграл князю Дмитрию. Москву он сжег, население вырезал и только. Князь убежал и того и гляди ударит по татарам. Переговоры прошли не совсем удачно. Дмитрий наотрез отказался платить выход за Владимирское княжество, согласился лишь заплатить за свое Московское княжество, но вычел из суммы большую часть денег за битву против Мамая, да так хитро все преподнес, что не он, князь Дмитрий, должен платить, а Тохтамыш оказался должен Дмитрию. Понятно, что московский государь не сам до этого додумался, бояре-советчики у князя — те еще волчара. И ведь в своем праве шельмец. Так что ушел Тохтамыш несолоно хлебавши, Москва согласилась платить выход и дальше, но только за себя, а недоимки за много лет от Владимирского княжества пусть платит новый Великий князь Владимирский, да хоть Тверской князь им станет, Дмитрию дела нет. Земли владимирского княжества московский князь под своей рукой оставит, а титул с долгами ему не нужен, пускай хан отдает его кому хочет. Вот примерно в таком ключе проходили переговоры между Дмитрием и Тохтамышем.
Только, большая часть татар в войске Тохтамыша служила Литовскому князю. И пограбив Москву собиралась откочевала обратно в Литву, оставив Тохтамыша один на один против Дмитрия. Пикантная ситуация — побежденный диктовал свои условия победителю и еще имел наглость самому решать, что он будет платить, а что не будет.
Приемник Ольгерда, князь Витовт уже на полном серьезе именовал себя Великим князем Литовским и Московским, у мужика губа не дура. Свои права на Московский престол хитрый литовец укрепил династическим браком дочери с наследником Московского княжества, нынешним Великим князем Московским.
А еще Андрей понял, что вся прогрессивная общественность Москвы, Литвы и Орды считает царя Ордынского не легитимным. Ведь в числе предков Улу-Мухаммеда не числится ни одного общеордынского хана. «Царь» Махмедка — типичный крымский выскочка, даром, что ему Великий князь Московский обязан своим ханством. А вот хан Кичи-Мухаммед — прямой потомок по меньшей мере двух поколений общеордынских ханов. И долг каждого честного человека помочь торжеству справедливости — посадить на трон самого природного царя. Тем более, что церковь, пусть тайно, но одобряет. Ну и добыча лишней не будет. Без неё — ой как трудно вести боярское хозяйство. Те же доспехи взять, к примеру. Холопов своих вооружить боярину — двадцать кольчуг самое малое надо. Покупать — дорого, рублей тридцать каждая стоит, самое малое. Итого шестьсот рублей. А есть ли эти шестьсот рублей у боярина? Нету. Можно, конечно кузнеца озадачить, в каждой вотчине есть кузнец и не один, но не каждый сможет изготовить кольчугу — вот в чем беда. А если и сможет, то кольчугу сделать — год работы мастера. Двадцать кольчуг — двадцать лет. Такие вот дела. На Руси — каждый государь, будь то Великий князи или удельные, али еще какой боярин — сам вооружает свою дружину. Татарам проще — у них оружие делается в государственных мастерских еще со времен Чингиз-хана и выдается воинам из казны ханской. От того татары всегда мастеровой люд в первую голову в полон угоняли. Вот и получается, что набег — единственная возможность вооружить свою дружину, ну и по хозяйству чего полезное заодно прихватить. Работа как работа, даже опасная. Кто не верит, может взять сабельку и сходить в Литву, али в Орду и попытаться отобрать нужное тебе у ворога. Только имейте в виду, что так тебе и отдадут — скорее у тебя самого заберут, вместе с жизнью. За вредные условия такой работы — молоко полагается давать боярам. Князья конечно молоко не дают. Зато дают поместье в пожизненное пользование, а корову сам дои, только сначала купи ее родимую или с набега приведи.
Глава четвертая
Всю дорогу воинский отряд двигался в южном направлении. Не совсем понятно почему, но Андрей не задавал лишних вопросов, там оно видно будет. Про себя, конечно, прикидывал, и получалось, что идут они в сторону Крыма. Наконец, встретились с проводниками, высланными татарами навстречу русской дружине. Они вывели русское войско к месту стоянки татарского князя.
Это был настоящий городок, спрятавшийся в долине небольшой речки и укрытый от ветра дубравой. Присмотревшись внимательно, Андрей предположил, что это зимовье какого-то небольшого рода. Причем, поселение существует как минимум лет двадцать, если судить по древесине построек. Шатров и палаток тоже хватало. Андрею и его людям отвели три больших шатра, которые они разделили с людьми его резанского товарища и московского городового боярина. Внутри шатра довольно просторно и достаточно уютно, к жилплощади прилагались по три рабыни и одному рабу на каждый шатер.
Вскоре к их шатрам подогнали трех баранов и одну старую кобылу. Если это все, что выделили союзники им на прокорм, то этого мало. Как оказалось, это был корм для воинов. Для князя и его приятелей бояр пригнали отдельно двух упитанных баранов. Два раба сноровисто зарезали скотину, ободрали шкуру и разделали туши, нарезов больших кусков мяса. Третий раб сходил на реку и вырубил большущий кусок льда, который он закатил на волокушу и тяжело дыша, притащил его к шатрам. Потом лед раскололи и наполнили им большие котлы. Рабыни подхватили емкости и шустро потащили их в шатры. На обед будет вареное мясо. Спасибо и на этом.
Внутри шатра было очень холодно, от дыхания изо рта шел пар. Андрей, не снимая шубы, развалился на ворсистом ковре, обложившись подушками и с наслаждением вытянув ноги. Маслов и москвич, которого Андрей стал звать просто Прокопий, уступили свое место в возке литовским боярам и остаток пути ехали в санях. Из-за сильной стужи бояре напялили на себя по двое шаровар, одни из которых были с подбоем. На ногах у бояр шерстяная обутка, поверх которой еще войлочные сапоги, подбитые холщовой материей, и сверху еще одна пара — темно красные сапоги из лошадиной кожи, подбитые для тепла волчьим мехом. По виду эти сапоги очень напоминали унты. Андрей сам носил такие — очень удобно, и тепло в них. На себя бояре натянули по три шубы и теперь походили на трех неуклюжих толстяков. Впрочем, их неуклюжесть показная. При необходимости, бояре легко скидывали шубы, под которыми скрывались вздетые брони.
Маслов, освободившись от шуб, накинул поверх брони меховой налатник. В это время раб, притащил высушенный помет, бочком проскочил мимо Маслова и отворачивая рожу, стал разжигать огонь в очаге. Маслов, вдруг с того ни с сего, со всей силы пнул невольника под задницу, от удара бедняга упал в очаг и завопил от боли уткнувшись лицом в раскаленные угли. Маслов ожесточенно продолжал пинать беднягу, не обращая внимания на вопли обожженного невольника.
Маслов, освободившись от шуб, накинул поверх брони меховой налатник. В это время раб, притащил высушенный помет, бочком проскочил мимо Маслова и отворачивая рожу, стал разжигать огонь в очаге. Маслов, вдруг с того ни с сего, со всей силы пнул невольника под задницу, от удара бедняга упал в очаг и завопил от боли уткнувшись лицом в раскаленные угли. Маслов ожесточенно продолжал пинать беднягу, не обращая внимания на вопли обожженного невольника.
Андрей смотрел на избиение раба с недоумением, за его другом такого прежде не замечалось, а тут резанец словно с цепи сорвался.
— По сопатке его, шельмеца, по сопатке, — весело потирая руки, раздавал советы Прокопий Елизарович. Боярин все же не удержался и, самолично, пару раз от души пнул невольника.
— Эй, стой! — закричал Прокопий, перехватывая руку резанца.
Маслов, выхватил саблю, замахнулся для удара, но был остановлен Прокопием. Андрей сидел на ковре с интересом наблюдая за друзьями.
— Убью собаку! — в гневе Маслов был страшен.
Андрей поднялся на ноги и пинками выгнал невольника из шатра, убедившись, что раб, словно заяц, припустил бегом от шатра, Андрей вернулся и уставился на бояр, ожидая объяснений.
— Еще смертоубийства нам не хватало, — буркнул Прокопий, отпуская Маслова из крепких объятий.
— Все одно, убью собаку, — заявил Костя, вкладывая саблю в ножны.
— Хочешь — убей, — безразлично пожал плечами Андрей, — Отступное сам платить будешь.
— Вот еще, — фыркнул Маслов. — Эй, собаки, огонь разведите, — приказал Маслов двум девушкам, стоявшим на коленях и выглядевшими едва живыми от страха.
— Да, дерьмо свое сушеное сами жрите, а сюда дров принесите, в возке они лежат, — добавил москвич.
Дождавшись когда принесут дрова и установят котел над разведенным огнем, Андрей потребовал объяснений.
— Помнишь, я тебе рассказывал, что литвины мою усадьбу пограбили? — сказал Костя, усаживаясь на подушку. Рабыня подала боярину деревянную плошку, вторая девушка наполнила ее подогретым вином. Костя сделал большой глоток, рукавом вытер усы и продолжил рассказ, не дожидаясь ответа Андрея.
— Эта собака — мой ключник. Он пустил литвин в усадьбу тайком открыв им ворота, — Костя вновь разразился непечатной бранью, не переставая, впрочем, тискать девку-рабыню.
Рассказ Маслова был прерван воплями на улице. В шатер, откинув полог, вбежал Лука Фомич. Вид у воеводы был очень взволнованный.
— Татары! — выкрикнул воевода и выбежал из шатра.
Костя отпихнул посиневшую от холода девку, вскочил на ноги, оглядываясь в поисках сабли. Девушка метнулась к вороху тряпок, подхватила оружие и на коленях подползла к боярину, протягивая саблю. Костя быстро прицепил саблю к поясу, пнув девку бросившуюся было помогать ему застегивать пряжки на обязи. Андрей с Прокопием от помощи не отказались, потому первыми выскочили из шатра.
В лагере царил переполох. Со стороны реки показался конный отряд степняков.
— Все, криндец, — резюмировал Андрей, глядя на скакавших галопом всадников.
— Что стоишь? Коня князю, — прикрикнул Кузьма на холопа, вертевшего головой во все стороны.
Вдруг, мимо урусов проскакали несколько всадников. Отряд остановился, ожидая, когда они приблизятся.
Андрей взобрался на коня, огляделся. Бардак, словно по мановению волшебной палочки прекратился. Все татары оказались на конях и успели разбиться на сотни. Их войско тоже оказалось в состоянии полной боевой готовности, лишь Прокопий Елизарович, стоял у шатра, разглядывая непонятный отряд. Его холопы и слуги, единственные, кто остались пешими, но готовы по первому слову вскочить на коней.
— Кого нелегкая принесла? — спросил Андрей у Булата. Вместо татарина, ответил Кулчук:
— Это нукеры Сед-Ахмада, — определил Кулчук. Булат кивнул головой, подтверждая слова своего подопечного.
— Что за хрен? — вопросил Андрей, который все еще путался в идентификации татарской элиты.
— Сед-Ахмед — сын Керим-Берди, восьмого сына Токтамыша… — пояснил Кулчук.
— А, вспомнил, — обрадовался Андрей. — Сейид-Ахмад, крымский хан.
— Сына Туй-Ходжи, старшего сына Кутлуг-Ходжи, старшего сына Кунчека, сына Сарича, четвертого сына Урунка, третьего сына Тука-Тимура, тринадцатого сына Джучи-хана, старшего сына Ченгиз-хана, — Кулчук быстро, без запинки выдал всю родословную нынешнего крымского хана. Парень так же свободно назвать имена не только отцов, но и матерей. Татары очень трепетно относились к родословной.
— Ого, потомок самого Чингиз-хана! — удивился Андрей.
Тем временем, всадники закончили переговоры и поскакали обратно.
— Только самого хана тут нет, — сказал Булат.
— Какого рожна им тут надо? — пробормотал Лука Фомич.
— Да, это земли Улу-Мухаммеда, — согласился Булат.
— Так будет битва или нет? — вновь спросил Андрей волнуясь.
— Нет, — резко сказал Прокопий Елизарович, подавая знак своим людям. Воины расслабились и перестали обращать внимания на остановившийся неподалеку татарский отряд.
— Хотел бы я знать, что им надо, — пробормотал Андрей, спешиваясь. Бросив поводья, Андрей вернулся в шатер, следом за Прокопием.
— Скоро узнаем, — москвич был немногословен.
И верно, не прошло и часа, как за Прокопием прибежал посыл. Намечалось совещание, куда Андрея не пригласили. Зато, их с Масловым пригласил в гости татарский мурза Кичима. Вместе с ними увязался слуга Прокопия Елизаровича. Маслов не стал одергивать мужика, а Андрею было все равно.
Сам хан Кичи-Мухаммед, воцарившийся в Присырдарьинском улусе после смерти хана Барака, в этом очень странном походе не участвовал. Отправил в поход своих верных мурз.
Лет пять назад хан совершил грабительский набег на Харезм и захватил в том походе огромное количество доспехов и оружия. Это было видно по отборным татарским воинам, почти все они имели не стеганные халаты, а вполне приличные доспехи. И большинство воинов мало чем отличалось от пришедших с Руси воинов, не внешностью, не оружием и не доспехами.
После обильного угощения вареной бараниной перешли к обсуждению предстоящего набега. Войны в это время велись по одному простому сценарию. Главная цель — экономически ослабить врага: уничтожить мужчин и отобрать имущество, женщин и детей. Хан Кичи-Мухамед имел все шансы на успех в борьбе с тезкой, только при условии ослабления последнего. А добиться этого самостоятельно — силенок у сына Тимур-Хана не хватало. Хотя определенных успехов он добился: взял под свой контроль Поволжье и столицу Сарай. Зимовать же он предпочитал в Хаджи-Тархане, то есть в Астрахани. Очень рассчитывал Маленький Мухаммед на помощь русских дружин.
— Я ожидал большего количества людей у тебя хан Андрей, — в словах татарского мурзы сквозило явное недовольство. — Знаю, что слава твоя далеко обгоняет тебя по степи и, ты один стоишь всех урусов пришедших с тобой, но ты уверен, что сил у нас хватит для задуманного?
— Хватит, уважаемый Салтангильдей-мурза, — заверил Андрей, внимательно рассматривая татарского князя с не типичной для татар внешностью. — Твои нукеры могут и без нашей помощи разбить врага. Я опасаюсь, что нам достанется лишь догонять убегающих врагов. Увидав твоих храбрых нукров, враги разбегутся в ужасе, словно зайцы, — польстил татарину Андрей.
— Твои слова радуют мой слух. Ты настоящий воин, — довольно сказал мурза на чистом русском языке, чему Андрей ни капельки не удивился. Коснись, так и писать по-русски татарин умеет. Элита татарская — очень образованная.
— Я рад, что мне выпала честь сражаться бок о бок с таким великим воином как ты, уважаемый мурза, — не остался в долгу Андрей.
Татарский князь принял Андрея с почетом, мурза очень интересовался происхождением Андрея. Внимательно выслушал рассказ резанского служилого князя и, в свою очередь, огорошил собеседника известием, что он прямой потомок русских князей. Предок мурзы, младший сын одного из Ростовских князей выехал в Орду в поисках лучшей доли. Тогда многие князья и бояре покидали Русь переходя на службу Орде. Через несколько поколений, бывало, потомки выехавших возвращались на Родину. Андрей еще раз выслушал историю про ближних бояр резанского великого князя, они внуки татарского мурзы Салохмира, перешедшего из Орды на службу к Олегу Резанскому — не совсем обычные татары. Их предок — выходец из Руси.[15]
Вместе с Салохмиром покинул тогда Орду его брат Еду-Хан[16], от которого берет начало другой боярский род резанских бояр.
Причины заставлявшие татарских аристократов покидать Орду были те же самые, что заставляли русских князей и бояр отъезжать в Орду — желание обогатиться на военной службе, или внутри-родовые династические разборки. Что бы уцелеть в этой жизни — порою приходилось уезжать к родственникам. Так было на Руси, так было в Орде. После каждого переворота в Орде, хан занявший престол убивал всех своих братьев. Внук Узбека даже казнил сто двадцать родственников, когда занял престол. Татарские беки и мурзы топами бежали на Русь к своим родичам, и просто спасая свои жизни. Родственные связи еще больше укрепляли обоюдную зависимость Руси и монгольских завоевателей. Русские князья, как раньше брали европейских принцесс и половецких княжен в жены, теперь стали жениться на дочерях и сестрах ордынских ханов. Русские дружины, своими мечами, часто укрепляли власть родичей в Орде. Куликовская битва, не что иное, как итог династической разборки в Орде. Узурпатор Мамай, фактически был свергнут коалицией русских и татарских войск. Все выходцы из Орды, тогда приняли активное участие в Куликовской битве против узурпатора Мамая.