– Ты слишком соблазнительна, чтобы лежать одной в узкой постели, – улыбнулся Халдор. – Я не буду брать тебя насильно. В этом мало радости. Разденься! – Он отпустил ее руки.
Бриджит стояла спокойно. Ей не убежать, вокруг полно грязных грабителей и убийц. И сопротивляться бессмысленно – он намного сильнее и в гневе может лишить ее покровительства. «О Боже, ты поймешь меня!» На удивление спокойно она сняла крест, поцеловала его и положила на пол. Затем скинула верхнюю одежду, рваную и грязную, а за ней и нижнее полотняное белье. Верная обычаям своей родины, она аккуратно сложила всю одежду.
Наконец она выпрямилась, нагая и дрожащая. Тело ее казалось совсем белым в свете лампы: маленькие упругие груди, плоский живот, узкие бедра, покрытые царапинами и синяками, нежный пушок внизу живота. «О Боже, лучше бы ты сделал меня безобразной!» Она стиснула кулаки.
Взгляд Халдора был полон восхищения.
– Ты прекрасна! – Грубый палец пробежал по синякам и царапинам, задержался, коснувшись золотого пушка на холмике Венеры. Девушка вздрогнула. – О, ты очень страдала. И теперь боишься меня. Этим юнцам еще многому нужно учиться.
Бриджит стояла, не двигаясь, пока Халдор раздевался. И вот он встал перед ней, сильный, мускулистый. Грудь и живот покрыты рыжеватыми волосами. Там, где его кожи не касались солнце и ветер, она была белой. Он совсем не стыдился наготы.
Бриджит и раньше видела раздетых мужчин, но больных и раненых, а за последние дни узнала о мужчинах слишком много. Но Халдор не был ни больным, ни насильником. Девушка вздрогнула и закрыла руками грудь.
– Тебе, наверное, холодно, – сказал Халдор. – Моя постель теплее, чем эти монашеские тряпки. – Он положил руку на ее маленькую ягодицу и легонько подтолкнул к своему ложу. Бриджит не противилась.
«Великий Боже, разбуди Ранульфа, пошли что-нибудь, пожалуйста!» Но она молила напрасно.
Девушка опустилась на грубую шерсть. Халдор прилег рядом с ней. Его руки царапали нежную кожу.
– Ты действительно прекрасна.
Бриджит молчала, стараясь не думать о руках, ласкающих ее тело, прикасающихся к самым тайным местам. Но не думать было очень трудно – то и дело сладкие судороги пробегали по ней. С тех пор, как она оказалась во власти этих зверей, много рук касалось ее, но прикосновения Халдора были совсем другими, они приводили в смятение, рождали незнакомые ощущения. «Уж лучше бы он убил меня! Что ему еще надо?» И когда Халдор вошел в нее, она прикусила губу, чтобы заглушить рвущийся крик боли. Ранульф и его друзья не слишком нежно обходились с ней. «Скоро это кончится. Я достаточно сильна, чтобы вытерпеть это. Во всяком случае, шестеро других не ждут своей очереди за ним».
Она старалась удержать в себе боль, но боль постепенно уходила, хотя Халдор еще был в ней. Она старалась удержать боль, чтобы не пустить то восхитительное наслаждение, которое начинало овладевать ею.
Бриджит боролась с наслаждением, но потихоньку уступала ему, уступала себе. Наконец Халдор громко вскрикнул, по телу его пробежала судорога, пальцы впились ей в плечи. Он лежал неподвижно, полностью опустошенный, а затем откатился в сторону и повернулся лицом к ней. Бриджит не отрывала взгляда от потолка. Она была и рада, что все кончилось, и разочарована. Но затем она подумала, что он слишком тяжел и она едва не задохнулась. Это помогло ей снова ощутить радость от того, что все кончилось.
Халдор глубоко вздохнул. Он оперся на локоть и, не прикасаясь к ней, натянул одеяло на плечи.
Только услышав его храп, Бриджит позволила себе заплакать, впервые за время ее пленения. «Я ничего не добилась, излечив Ранульфа. Он не убьет меня, но и не оставит в покое. Сам Бог оставил меня. Нет, Бог простит мне невольный грех». Она со стыдом вспомнила волну наслаждения, накатившую на нее, но так и не захлестнувшую.
Задрожав, она встала с постели, набросила на себя белье, чтобы Халдор не застал ее голой, и посмотрела на алтарь, где под распятием спал Ранульф. Христос-мученик был где-то очень далеко. Когда Бриджит нашла ощупью свою жалкую постель, мрак мгновенно опустился на нее.
5
Викинги ушли перед рассветом. Они не оставили никого, кроме тяжелораненых – Ранульфа и двух других. На острове было безопасно: ирландцы не могли нагрянуть сюда неожиданно. Тем не менее Халдору очень не хотелось оставлять беспомощного сына под надзором девушки, с которой тот так жестоко обошелся. Но будь что будет! Бездействие еще хуже.
Поднявшись по реке, норвежцы ограбили еще несколько ферм. Добыча их была невелика – только пища и домашний скарб. Они не встретили никого: крестьяне скрылись в лесах, которые обступали берега реки, хмуро глядя на пришельцев.
– Они бежали вверх по реке, – сказал Халдор одному из юных друзей Ранульфа, который скривился при виде жалкой добычи. – Там есть аббатство – вроде того, что мы захватили, только гораздо больше. Это настоящая крепость. Там же, поблизости, живет вождь.
– Почему бы нам не ударить сразу же, пока они не собрали силы? – спросил юноша.
– Если мы выждем, люди снесут под защиту крепостных стен все самое ценное. К тому же вождь не может собрать большие силы. Он в ссоре со своим западным соседом и должен держать воинов на границах. Я не зря проехал здесь прошлой зимой. – Он перевел дух. – Если же, паче чаяния, ирландцы соберут большой отряд, мы разгоним его: лишь очень немногие из них имеют кольчуги, да и неважные они бойцы. И тогда аббатство и дом вождя перейдут к нам в руки со всеми ценностями. После этого мы сможем спокойно уйти.
– И когда это будет?
Халдор пожал плечами:
– Через неделю, может, две. Посмотрим, как пойдут дела. А пока мы будем грабить окрестности.
– Тебе-то хорошо, – огрызнулся юноша. – Ты забрал себе женщину, которую мы захватили.
Халдор бросил на него такой взгляд, что юноша опустил голову и поспешил уйти.
Разграбив все близлежащие фермы, викинги к вечеру вернулись. Халдор торопливо направился к часовне. Сердце его бешено стучало. К горлу подступал комок. За дверью было темно, и только две лампы бросали слабый свет на Бриджит, склонившуюся над алтарем. Она сразу поднялась и отошла прочь. Халдор нашел глазами сына.
– Ранульф, – выдохнул он.
Юноша был закутан в покрывала. Он лежал на правом боку. Лицо его жило. В глазах плясали коричневые огоньки. Язык словно распух, слов было не разобрать.
– Отец… я не думаю… теперь… я пойду в ад…
Сможет ли когда-нибудь Ранульф пойти?
– Как ты?
– Лучше. Боль почти прошла. Она… она…. она хорошо лечит меня.
Халдор посмотрел на вырисовывающееся во тьме лицо Бриджит. В своих лохмотьях она казалась тенью во мраке.
– Иди сюда! – приказал он.
Девушка медленно приблизилась. Она остановилась, так чтобы алтарь разделял их, и подалась вперед, обхватив себя руками.
Дрожь била ее, хотя было не так уж холодно.
– Как обстоят дела? Скажи мне правду, не бойся.
Она выпрямилась.
– О, я не боюсь смерти, если ты об этом. – Затем ее тон стал более ровным. – Его судьба в руках Бога. Но я думаю, что надежда есть. Он силен и поправляется быстрее, чем я ожидала.
– Что еще ему нужно?
– Милость Бога. А кроме этого… – Она поискала слова, а затем выпалила: – Это помещение не годится для больного. Здесь можно простудиться. Перенеси его в монашескую келью, где можно разжечь огонь. А святилище нельзя больше осквернять. – Она коснулась распятия. – Я буду просить Всевышнего о милости.
Халдор почувствовал, что у него загорелось лицо.
– Ты добросовестно служишь мне, своему врагу, Бриджит.
– Господь запрещает нам делать зло, – резко ответила девушка.
Он долго смотрел на нее, а затем прошептал:
– Что-нибудь еще можно сделать для Ранульфа?
– Да. – Ответ пришел сразу. Должно быть, она думала над этим. – Может случиться так, что правая сторона тела будет парализована. Необходимы растирания. Завтра я начну, если ты пожелаешь. Ты должен объяснить ему, что это необходимо и придется потерпеть, а также самому пытаться двигаться.
– Хорошо, – почти радостно сказал Халдор. – Если это необходимо…
Она не ответила.
Когда приготовили постель, зажгли огонь в очаге и перенесли Ранульфа, тот сразу же забылся в тяжелом беспокойном сне. По приказу Халдора у постели сел один из его друзей, чтобы дать отдохнуть Бриджит.
– Я понимаю, – осклабился юноша. – Кое-кто опечалится, если она умрет.
Халдор знал, что Бриджит не понимает ни слова, но ее лицо вдруг побелело. Девушка стиснула кулаки и отвернулась.
– Идем. – Он взял ее за локоть. Она вздрогнула, но покорилась.
Дым стлался над островом, слышались голоса людей. Норвежцы строили шалаши из деревьев, срубленных на западном берегу острова. Бриджит выдохнула:
– Теперь холодный ветер с моря дует над могилами старых монахов, которых вы убили. Пусть Бог согреет их души! – Ее серые глаза смотрели куда-то вдаль.
– Теперь холодный ветер с моря дует над могилами старых монахов, которых вы убили. Пусть Бог согреет их души! – Ее серые глаза смотрели куда-то вдаль.
Странное беспокойство охватило Халдора.
– Мы весь день были в походе и поэтому сейчас будем есть, как только приготовится пища. Я надеюсь, что ты не собираешься морить себя голодом и поешь с нами.
Она повернулась к нему. Скулы резко обозначились под кожей.
– Я решила, что не буду есть вашу пищу.
Халдор вспомнил обычай этой страны – голодать, чтобы не служить врагу. Что, если она умрет? Кто позаботится о его сыне? Но он пожал плечами с притворным равнодушием.
– Тогда ты, может быть, подышишь свежим воздухом? Ты ведь вообще не выходишь на улицу.
Он услышал звук, похожий на всхлипывание, махнул рукой и пошел. Она постояла и последовала за ним на расстоянии вытянутой руки. Они приближались к дальнему концу лагеря.
Солнце уже садилось за лес на западе. Над темной стеной деревьев золотились облака. Ветерок приносил запахи весенних трав. Молодая зелень, в которой мелькали золотые шары одуванчиков, лежала под ногами. Хотя остров был мал, вскоре они уже перестали слышать шум лагеря, крики людей.
Тишина давила на Халдора.
– Бриджит, кто ты?
– Что? – переспросила Бриджит, которую вопрос оторвал от ее дум.
Он посмотрел на нее. Красивая. Если стереть с лица постное выражение, заставить улыбнуться, то никто не мог бы пожелать себе более красивой женщины. Но вряд ли когда-нибудь она улыбнется ему.
– Я тебе очень благодарен, – с трудом выговорил он. – Ранульф, мой последний сын, жив.
Глядя в пространство, она сказала ровным голосом:
– Разве у тебя нет жены дома?
– Есть. Но моя Унн уже не принесет мне детей. А кроме того… – Он стиснул зубы. Почему он должен исповедоваться перед рабыней?
Она не похожа на рабыню. Конечно, кнут и голод могли бы поставить ее на колени. Но Халдор не хотел этого.
Он сглотнул комок в горле и снова заговорил:
– Я в долгу перед тобой. И я всегда плачу свои долги. Чего ты хочешь?
Она остановилась. Медленно, вся дрожа, она повернулась к нему. Он тоже остановился и услышал ее шепот:
– Свободу!
Халдор кивнул:
– Если Ранульф выживет, ты получишь свободу. А если он не будет калекой, я тебе щедро заплачу.
– Это… это в руках Господа… не в моих, – пробормотала она.
– Тогда проси своего Бога, – лукаво добавил Халдор. – Но конечно, для того чтобы заслужить свободу, тебе нельзя голодать. – Он заметил, что ее решимость поколебалась.
Он погладил свою бороду, размышляя вслух:
– Может, не стоит оставлять его одного в келье? Я прикажу установить поблизости свой шатер из промасленного холста. В нем можно укрыться от ваших ирландских дождей.
Она напряглась. Халдор пошел вперед, и девушка бросилась за ним.
– Ты должна понять меня. Я уверен, ты делаешь все возможное, для Ранульфа. И если он умрет, я буду добрым и милостивым хозяином для тебя. Но если… будем честными, каким-то чудом… он вдруг выздоровеет, я отпущу тебя. Но ты осталась без крова. Уходя, мы оставим за собой разоренную страну. За нами придут другие – грабить и убивать. Тебя ждет нелегкая жизнь, Бриджит. Я могу предложить куда более приятную.
Она взглянула на Халдора.
– Да… Вы предадите здесь все мечу и огню и уйдете, чтобы вернуться, когда мы восстанем из пепла, наживем богатство.
– Я стал викингом не по зову души. Я всю жизнь торговал. Как бы иначе я изучил ваш язык?
– Тогда почему же ты здесь?
– Так получилось, – сказал он и подивился тому, с какой готовностью рассказывает о своей жизни. – Мой отец был вольным землепашцем в Трандхейме. – Он вспомнил чудесные морские дали, дремлющие острова, лодки, пляшущие на волнах, крепкие деревянные дома Нидароса, холмы, заросшие лесами, фермы, дом… – Я был третьим сыном в семье и не мог рассчитывать на наследство. Я стал охотником и часто ходил на кораблях к финнам. Там мы били лесного и морского зверя. Я был довольно удачлив и вскоре купил ферму и два корабля. Не такие узкие, драккары, – он пренебрежительно махнул в сторону гавани, – а добрые пузатые торговые корабли. Затем мой отец заболел и умер. Средний брат ушел к русам с товарами, купленными в долг, и пропал. Все это пришлось оплачивать мне. Старший брат, Торстейн, горячая голова, мало занимался хозяйством. Он с большей охотой ходил с викингами. Повздорил с соседом. Дело дошло до драки, суд признал его зачинщиком. Пришлось раскошелиться. Конечно, я помог ему выкрутиться. А ведь у меня две дочери на выданье. И вот я собрал отряд для набега на Ирландию. Мне нужно поправить свои дела. Теперь я уже собрал столько добычи, что снова смогу стать на ноги. Но эти набеги стоили мне жизни старшего сына, а теперь и Ранульф вряд ли останется жив. А если он умрет, то для чего все это?
Он подумал, что сказал слишком много, и резко замолчал. Они уже достигли южной оконечности острова. Между ними и берегом реки простиралась гладь воды. Она что-то шептала, нежась в лучах заходящего солнца. Воздух уже становился свежим и сырым.
Бриджит перекрестилась и прошептала молитву. Затем она с вызовом спросила его:
– Если быть грабителем так выгодно, так почему же ты не станешь им? Почему ты стремишься торговать?
Он удивился, но ответил:
– Почему? Можно, конечно, отправиться в набег, если нужда погонит. Но что за удовольствие причинять горе людям, которые не сделали тебе ничего плохого? Мне нравится бывать в разных странах, беседовать с людьми. Грабителю это недоступно.
Бриджит бросила на него любопытный взгляд:
– Почему бы тебе не перейти в христианство?
– Нет. Я не предам Тора. Мы всегда заодно – я и Рыжебородый.
– Твой демон может гордиться тобой, – вспыхнула она и тихо добавила:
– Но я буду молиться за твоего сына.
Халдор пожал плечами:
– Да. Так ты можешь заслужить свободу. Если умилостивишь твоего бога.
– Рот его искривился. – Но не забывай, что ты должна есть. А может, ты ведьма, Бриджит? Я хотел расспросить тебя, а вместо этого выложил свою историю. Теперь твой черед. Скажи, кто ты, и я подумаю, что предложить тебе.
Успокоившись, она кивнула. Солнце превратило ее волосы в расплавленную бронзу. Она смотрела на воду, цветом напоминавшую янтарь. Помолчав, она заговорила мягко и медленно:
– Моя жизнь мало отличалась от твоей. Отец мой, Конейль Мак-Нейл, правил селением, которое вы сожгли. Мать моя была рабыней, но он хорошо относился к нам обеим. Когда мне исполнилось шесть лет, мать умерла в родах. На следующий год отец послал меня к тетке, аббатисе.
– Зачем? – удивился Халдор. – В Норвегии мы отдаем незаконнорожденных в обучение ремеслам, чтобы они были полезными семье. А здесь какая выгода?
Бриджит не отвечала. Лосось выпрыгнул из воды и, описав дугу, с плеском шлепнулся обратно. Наконец она сказала:
– Жена отца не могла простить моей матери того, что та не забывала старых богов. Мать, конечно, приняла христианство, но все же приносила жертвы им… – Девушка помолчала. – Отец разрешал ей. Боюсь, он тоже не был истинным христианином, и я молюсь за его душу и душу моей бедной матери. Она была темная женщина и не осмеливалась забыть старых богов… – Она несколько раз перекрестилась. – О Святая Мария и Святая Бригитта, благодарю вас за мое спасение…
– Так тебе нравится быть… монахиней? – тихо спросил Халдор.
– Да! – прошипела Бриджит. Она смотрела перед собой невидящими глазами. – Моя мать прислуживала отцу и его жене, а потом садилась в самом дальнем закутке, подальше от огня. И это та, которая любила его! А потом она умирала в холодной постели, а отец даже не пришел проведать ее – это ведь не пристало мужчине! Так стоит ли служить мужчинам?
– Но мужчина и женщина могут пройти по жизни, будучи друзьями… – Халдор с трудом произносил непривычные слова. Он хотел приручить девушку ради Ранульфа, а в глубине души понимал, что это нужно и ему самому. – Ты же умная девушка, – сказал он. – Неужели ты найдешь удовлетворение в бедности, покорности и восхвалении своего бога?
Она резко повернулась к нему. Взгляд ее стал осмысленным.
– Неужели ты, темный, заблудший человек, думаешь, что мы только молимся? Молитва для нас отдых, радость. Мы не бездельничаем. Мы трудимся, работаем в поле, на фермах, лечим больных… Как ты думаешь, где я обучилась искусству врачевания? Я изучала жития святых, мудрость древних… Но тебе это ничего не говорит, ведь ты же темный язычник. А когда наша аббатиса болела, я заменяла ее и управляла всем монастырем…
А потом пришли вы, убийцы, грабители, волки… вы убили всех… всех, кроме меня. О Боже, лучше бы я погибла с ними! Вы грабили, жгли, не оставляли камня на камне!.. Будьте вы прокляты! – Она вскинула руки к небу. Рот ее широко раскрылся, сверкнули белые зубы. – Верни его, чтобы оно пожрало этих зверей!
Бриджит была одержима ненавистью – Халдор видел это. Она не владела собой. Его соплеменницы в такой ярости мстили своим врагам, а потом гибли, как Брюнхильда или Гудрун. Но христианка Бриджит не могла творить зло, не дерзала покончить с собой.