Генкин Валерий & Кацура Александр
Побочный эффект
Валерий Генкин, Александр Кацура
ПОБОЧНЫЙ ЭФФЕКТ
- Ух ты!
Они обогнули бурый огромный камень. Курчавый, черный, как жук, парень вцепился в рукав спутника.
- Слышь, Арви, мне-то Перекати-поле врал, в этих местах до самого побережья ни хижины, ни колодца. А тут... Отродясь такого не видал. Гляди, словно в воздухе вист.
- Там соль. Башня на соли стоит, вот и кажется.
- Башня! Да это целый дворец,
- На тиару похож. Синий. - Арви повернулся к приятелю. - Эй, закрой рот, Тад.
- На что похож?
- На тиару. Шапка такая. У папы, - объяснил Арви.
- Псих надумал здесь строиться - камни да колючки. Подойдем? Воды-то на донце. И теплая, - Тад достал из холщовой сумки помятую фляжку и встряхнул возле уха.
Арви отвел со лба влажную белесую прядь и, широко ставя длиннющие ноги в резиновых тапочках, зашагал к синей двузубой башне. Пришлось обойти россыпь острых камней, и теперь они приближались к цели с другой стороны. Два купола слились в одну толстую стрелу.
- Ты смотри, ни тебе окон, ни... Нет, дверь вроде есть, - бормотал Тад, едва поспевая за долговязым другом. Сутулая спина Арви в голубой выцветшей рубахе маячила впереди. - Никак трава!
На присыпанной горячей пылью глине зеленели пятна. Меж острых камней лезли кустики с белой мелочью цветов. От башни тянуло прохладой.
- Черт!
Арви обернулся и захохотал - Тад стоял шагах в двадцати и молотил кулаками воздух.
- Ты спятил?
- Оно меня не пускает!
- Что ты сказал?
- Что слышал. Стена тут резиновая. Я в ней вязну. Сам-то где прошел?
Тад прервал бой, побежал боком, расставив руки, потом повернулся к Арви спиной и с отчаянным "Ых!" лягнул пустоту.
- Можешь считать, что я сбрендил, только воздух отпихивает меня обратно. - И вдруг завопил: - Арви! Я понял! Эти парни в джипе, которых мы встретили, они испытывают какую-нибудь хреновину. Ходу, пока нас не загребли. Засветло к шоссе выйдем, а там и граница...
Арви приставил к переносице тонкий палец, задумчиво наклонил голову.
- В запретных зонах охрана. На худой конец надпись. Нет, заглянуть любопытно. Подожди, я мигом. Может, воды принесу. Давай посудину. - Он направился к Таду, протягивая руку.
Тад рванулся вперед, и тут же был отброшен. Едва устояв, он картинно изогнулся и облокотился на невидимую стену.
- Каково? - Тад подпрыгнул и разлегся в метре от земли, как в гамаке, дрыгая ногами, раздирая рубашку, хохоча и гремя монистами на дремучей груди.
Арви нахмурился.
- Попробуй кинуть мне фляжку, - сказал он.
- Я, видать, недостаточно хорош, - зло прохрипел Тад, когда фляжка, покувыркавшись, оказалась у Арви. - И наплевать. Чего я там не видел.
Арви подошел к башне вплотную, провел ладонью по пузырчатой стене.
- Холодная, - крикнул он. - Только не пойму, из чего она!
Когда Арви исчез в башне, Тад сел на камень и вытащил из мешка теплое крупное яблоко. Полез в задний карман за ножом. "Экая махина, - думал он, задирая голову, - этажей в семь. Чего там Арви увидит..." Опустил глаза и замер. Надежного, видавшего виды иззубренного клинка, которым он в разных обстоятельствах ковырнул не менее дюжины врагов, клинка этого не было.
На длинной леске, которой он всегда привязывал нож к поясу, болтался розовый гуттаперчевый лягушонок.
Осторожно ступая, Арви проник в прохладный сумрак. И сразу почувствовал, что за ним наблюдают. Арви остановился, втянул голову в плечи. Но взгляд был теплым, и Арви несмело двинулся вперед. Изнутри помещение, как это нередко бывает, казалось больше. В данном случае - неизмеримо больше. На дальней стене зажглись огни. Арви оперся о край какого-то пульта, усеянного кнопками. Немедленно что-то включилось. Вертикальные цепочки огоньков побежали к сводам.
- Хорошо, что ты пришел, - сказал голос.
- Я? - спросил Арви, озираясь.
- Ты. Именно ты.
- Так, - сказал Арви, - а почему ты не впустил моего приятеля?
- Никто не может войти ко мне с оружием. Никто не может войти ко мне, если хотя бы сотой долей своей души он способен на убийство человека.
- Но кто же ты?
- Не знаю точно. Наверно, всего лишь машина.
- Машина?
- И все же хорошо, что ты пришел, - продолжал голос, - я теперь знаю тебя и скажу, что ты познаешь великое чудо и великое счастье. На земле - и совсем недалеко отсюда - живет та единственная женщина, о которой ты несомненно мечтаешь всю жизнь. А мне так хочется соединять созданных друг для друга людей.
На стене среди огоньков возникло изображение женского лица. Девушка с широко открытыми глазами.
- Это она, - прошептал Арви. - Та, что мне снилась.
- А все то, что убивает людей - железное, электронное, атомное, - да сгинет оно вовсе! - сказал голос.
- Это она! - закричал Арви.
- Чего он там орет, тронулся, что ли? - пробормотал лежащий среди камней Тад.
Прежде чем двуглавая башня встала на дне высохшего озера, в высших кругах страны прошли жаркие дебаты.
Потом никто не мог вспомнить, кто привел к президенту этого человека, но все со смехом - и даже как бы преувеличенно смеясь - непрерывно говорили о каких-то брачных машинах. Об электронных свахах, о научно поставленном соединении любящих сердец. И все генералы друг другу подмигивали, как бы говоря: о, мы все прекрасно понимаем. И сам изобретатель, нахваливая свой товар, употреблял именно это название.
- Великолепные брачные машины, - сказал он президенту и тоже подмигнул.
Президента кольнуло неприятное чувство. Но он переборол себя и все заседание провел на уровне, то есть с мудрым спокойствием.
- Итак, еще об одном свойстве моего аппарата, - сказал в конце довольно длинной и довольно путаной речи изобретатель, - пусть не самом главном, но для вас, возможно, небезынтересном. Главной ошибкой всех создателей оружия с древнейших времен до наших дней является то, что они лишали свое детище самостоятельности, душили инициативу, обращали в тупого исполнителя воли хозяина. Посылая арбалетную стрелу в сторону вражеского воина, наводя оружие на окоп противника, программируя навигационную систему ракеты, вы обрекаете себя на решение задачи столь мелкой, никчемной, сиюминутной, преследуете цель столь... - Изобретатель запнулся в поисках очередной тройки эпитетов и раздраженно столкнул с колен кота.
- Вам не кажется, что вы несколько затянули выступление? - попытался прервать оратора сухонький старичок с длинными руками. Его лоснящийся черный пиджак совсем было затерялся среди мундирного шитья и сверкающей чешуи орденов, но голос звучал требовательно.
Изобретатель мотнул головой: не мешайте.
- ...преследуете цель столь жалкую, ничтожную, пустую, что успех, достигаемый поражением вражеского объекта, оказывается мимолетным, преходящим, эфемерным. Пусть камень, ядро, пуля летят не по воле стрелка, наделенного, как правило, куриными мозгами, а куда он, оно, она сочтет необходимым, следуя велению собственного разума, наитию, убеждению.
Румяный седовласый маршал со звоном подскочил в кресле:
- Бред! Ядро, пуля - они лишены разума.
- Это вы лишены... скажем, воображения. Впрочем, я пользуюсь языком аллегорическим, едва ли доступным питомцам Академии генерального штаба, сказал изобретатель.
Маршал побагровел. Генералы, пыхтя, задвигались. Старичок в черном успокоил их взглядом. "Не обращайте внимания, - говорили его глаза, - это же яйцеголовый, они все чокнутые..."
- Вы еще мыслите заплесневелыми категориями служаки прошлого века: первая колонна, вторая колонна, правый фланг, левый фланг, взять высоту, форсировать реку... Что там у вас еще? - Изобретатель снова допустил к себе кота и ласкал его за ухом. - Ах, да. Уничтожить живую силу, подавить огневые точки, разрушить промышленные центры. Все это чушь. Короче, если сейчас не касаться функций машины, от вас далеких, то фактически я предлагаю вам оружие, которое само отыщет врага, руководствуясь воспитанными в этом оружии идеалами, само выберет средства, используя свой интеллект, и с помощью этих средств лишит противника сил, парализует его волю, поставит на колени. И все это - заметьте! - не уничтожив ни одной живой души, ибо, - оратор возвел глаза к лепнинам потолка и продолжил сладко, - ибо убийство противоречит его убеждениям. Миллионы юношей не будут призваны в армию, не будут отлучены от любимых, и тем самым уже упомянутая функция аппарата - споспешествовать соединению сердец - получит мощную поддержку.
Повисла ледяная тишина. Изобретатель перешел на скороговорку:
- Обладание примирителем-свахой системы "Синий купол" означает торжество мира и порядка, истинно справедливое общество наконец-то обретет безопасность, правые и левые диктатуры рассыплются в прах, лишенные своего единственного аргумента - штыка! Мне нужно сорок миллионов, две сотни людей и полигон.
Я кончил.
Военные дали волю чувствам. В разгар неистовства черный старичок наклонился к президенту:
- Разумеется, вояки против Амбиция, престиж, да и денег они ему не уступят ни гроша. А главное - они хотят стрелять сами. Отдай-ка мне этого чудака вместе с его высоконравственным камнеметом. Примиритель-сваха? Остроумно. "Синий купол"? Романтично. Но какие возможности?
- И все же - что означают эти розовые слюни о союзе сердец? О гармоничном соединении душ? Что за блуд о брачных машинах?
- Болтовня. Маскировка. Очень странный тип. Едва ли мы до конца его понимаем, но не воспользоваться его идеями и этой штукой было бы... Это должно попасть в хорошие руки.
- Пусть так, но мы видим и реакцию наших бравых вояк. Дело надо вести тонко.
- И даже более того! - сказал старичок. Подводя обескураживающий для изобретателя итог, президент произнес короткую страстную речь, из которой явствовало, что нет на свете более высокой цели, чем упрочение мира на многострадальной планете, и нет более твердой гарантии этого мира, чем военная мощь - единственная разумная стратегия, единственный выбор ответственных и зрелых людей,
Стихли аплодисменты. Двери отворились. Люди в мундирах удовлетворенно потянулись к выходу.
- А теперь, - сказал президент, когда они остались втроем, - позвольте познакомить вас ближе с моим советником и другом.
Старик радостно протянул обе руки. Изобретатель настороженно склонил блестящий череп с шишкой над левым ухом.
- Вверяю вас и ваше создание его заботам. Да, да... - президент улыбнулся, увидев недоуменную гримасу изобретателя, - у нас свои сложности. Но пусть это вас не тревожит. Полагаю, вам не откладывая следует обсудить технические и финансовые детали завершения проекта, вопросы охраны...
- Охраны? - взвился изобретатель. - Эти ваши заборы, сенсоры, сирены? Гадость какая! Часовые, дозорные, караульные - тьфу! Да он их терпеть не может.
- Но как же совсем без охраны? - Президент привстал, его простоватое лицо "человека из народной гущи" выразило искреннюю растерянность.
- Неужели непонятно? - Изобретатель смотрел на президента с состраданием. - Мой купол не сможет выполнять столь деликатную миссию, находясь под наблюдением нескромных глаз. Он сам защитит себя от любого нежелательного вторжения. Ему не нужны вышки с пулеметами.
Советник сочувственно закивал:
- Безусловно, столь необычный объект требует нетрадиционного подхода во всех отношениях. Я думаю, мы найдем приемлемое решение. Кстати, насчет полигона" - он ласково глянул на изобретателя. - Соляное озеро в южных предгорьях вас устроит?
"А ведь они похожи", - думал президент, провожая взглядом две черные худые спины, две трогательно-сутулые фигуры, семенящие к высоким резным дверям. На плече той, что повыше, пристроился дымчатый кот.
Сознание того, что рейс этот - последний в его долгой службе, вызывало и легкую грусть, и по-молодому острое ожидание новой жизни, лишенной привычного флотского ритуала, но заполненной иными радостями и заботами. Начало этой жизни немного откладывалось из-за полученного вчера приказа. Цель маневра не оговаривалась, но эфир был забит сообщениями о событиях на островах. Видимо, правительство демонстрировало твердость.
Океан был добр к нему в этом последнем плаванье. Светлая вода Нежный бриз. Белые поплавки умолкнувших птиц. Капитан не любил их прожорливые крики. Он думал о доме с зеленым языком газона и палисадником, где хризантемы цвели до Рождества, а уже в марте высыпали лиловые крокусы и выстраивались ряды желтых нарциссов. Жена, конечно, запустила и газон, и клумбы. Ничего, теперь у него будет время.
Странное чувство вывело его из задумчивости. Крейсер продолжал скользить по голубой податливой воде, ветер не изменился, но... Что-то было... Вернее, чего-то не было, не хватало. Разгадка пришла одновременно с сигналом тревоги. Вой взорвал тишину, ибо именно тишина царила вокруг - судовые машины молчали.
Перед ним вырос старший помощник.
- Турбины стоят...
- Причина?
- Изучается.
Изучить причину остановки двигателей, однако, не пришлось. Корабль резко замедлил ход и стал ощутимо оседать кормой.
- Кингстоны... - второй помощник едва шевелил губами.
- Что?
- Они открыты, все до единого.
- Причина?
И эта причина осталась неизвестной. Дифферент катастрофически увеличивался. Но почему вокруг судна раздуваются оранжевые пузыри спасательных плотов? Когда он успел отдать приказ? Если это конец, следует спуститься и взять документы. Уже потом он попытается восстановить в памяти эти минуты, но не сможет. Останется ощущение непричастности к происходящему. Да, еще вспомнится тяжесть в левой руке от холодного железного ящика, прикованного к кисти наручником, и белое лицо старшего помощника:
- Команда покинула судно, жертв нет. Уже дома капитану приснится его полет над задранным носом корабля, стремительно уходящего под воду. И море в этом сне казалось зеленым - под стать газону, на который выходило окно спальни.
Президент глядел в окно. Выцветшие голубые глаза были печальны.
- Да, да, мой друг, я действительно пришел к этому невеселому выводу. Это вовсе не поза утомленного могуществом носителя власти.
- Брось хандрить. - Советник зябко повел плечом. - Мы добились всего, о чем мечтали. Ты помнишь? Кривые бульвары, брусчатые переулки, витрины... И разговоры, разговоры без конца. - Теперь и он смотрел в окно, слегка нахохлившись. - Разве не посмеялись мы в конце концов над ними? Не перетасовали группы и партии, чтобы разложить удобный политический пасьянс? Не заставили военных работать на промышленность, оставив их в убеждении, что все обстоит как раз наоборот?
- Это была хорошая мысль, - улыбнулся президент.
- Разве не купили мы интеллектуалов признанием их святого права облаивать друг друга и нас заодно? И разве любой программист, механик или клерк не отдаст тебе голос в пятый раз подряд, потому что ты заставил промышленников гарантировать ему работу или приличное пособие? Мы же добились невиданной устойчивости. Твоим именем будет названа эпоха в жизни страны, да что там страны - половины планеты!
- Ты веришь в то, о чем говоришь? - спросил президент.
- Я знаю, чего ты хочешь, - продолжал советник, отмахнувшись. - Мира с самим собой. Успокоенной совести. Это иллюзии. Важна достигнутая цель.
- Что толку слушать тебя. - Президент повернул к советнику прославленное миллионами портретов веснушчатое лицо. - Твои доводы исходят от меня самого. Мы ведь давно одно целое. Разговоры с самим собой - удел шизофреника. - Он помолчал и добавил совсем тихо: - Так пусто... С тех пор, как он ушел. Знаешь, я отдал бы всю свою постылую власть за одно его слово, хлопок по плечу...
- Ты ведь не удерживал его.
- Разве их можно удержать? Разве нас можно было удержать в восемнадцать лет? Кто бы мог подумать! Пацифист-сын оставил милитариста-отца, тупого сторонника ракет, пушек и крови. Ах, если бы он хоть немного разбирался в политике! Я был уверен, этот наивный бунт пройдет без следа, этот лепет о тирании, свободе, милосердии... Два года, два года! Мне казалось, я строю этот мир для него. Ведь он любил меня, я знаю. - Президент снова смотрел в сад. - Думаешь, я впал в маразм? - Он встал, резко тряхнул головой.
Когда-то, вспомнил советник, ее украшали длинные, до плеч, кудри - по тогдашней университетской моде. Теперь их место занял корректный поседевший пробор, но движение осталось.
- Я часто думаю, что будет на Земле, когда мы сойдем в туман и власть останется в руках наших детей. Умнее ли они будут, тоньше, человечнее?
- Не дает ли ответ твой сын?
- Ты знаешь, я хотел бы сделать его президентом. Он неглупый мальчик. Я вижу его в этой роли. Увы, я не монарх, не император. Не мне возвращать мишуру престолонаследия.
Советник взглянул на него быстрым птичьим взором:
- Только намекни, мы тебя коронуем.
- Ты шутишь, старик, а мне не до веселья. Сознаюсь - мне всегда хотелось быть сильным. Сила - как я верил в нее! Впрочем, только дилетанты способны верить во что-то иное. Что, кроме нашей силы, удержит этот мир от скольжения в бездну? Советник пожевал губами.
- А мне, - сказал он, собирая морщины у глаз, - мне больше импонирует гибкость ума. - Он усмехнулся. - Я иногда думаю, не перехитрил ли я сам себя... Нет, это минутная слабость. Ты прав, слюнтяям не место на вершине.
- Найди мне сына, слышишь?
- Найти нетрудно. А ты не наделаешь глупостей?
- Я хочу говорить с ним. Я попробую... понять. Я наделаю, как ты говоришь, глупости, если не увижу его.
- Но это иллюзии.
- Ты так боишься иллюзий? Дай Бог и тебе обрести их. Я жалею только, что они пришли ко мне слишком поздно.
- Ну, парень, ну же...
Ухабы остались позади, он мог теперь не держаться. Ровная, как стол, степь решила дело. Исход был ясен, и все трое, каждый по-своему, переживали эти мгновения. Сайгачиха в смертной тоске закинула голову, роняя красную пену из раскаленных ноздрей. Сладостная волна поднялась от колен стрелка. Ружье томилось предчувствием знакомой боли - свинцовый кулак привычным путем протащится по длинному отполированному тоннелю, чтобы извергнуться наружу.