А потом появился «роллс-ройс». По крайней мере, Джесс видела в нем смысл: Марти выкрасит его в серый металлик и будет работать шофером на свадьбах и похоронах. Он купил машину на eBay у парня из центральных графств и заглох на полпути домой. Оказалось, неполадки со стартером. Но чем пристальнее они разглядывали «роллс», тем больше проблем находили. Первую зиму машина простояла на дорожке, в обивке завелись мыши, нужны были деньги на замену задних сидений – кому понравится в день свадьбы сидеть на креслах, скрепленных скотчем? А потом оказалось, что запасные мягкие сиденья для «роллс-ройса» – единственное, что нельзя купить на eBay. Так он и торчал в гараже вечным напоминанием о бесплодных попытках добиться успеха. А еще из-за него пришлось поставить холодильник в прихожей.
Джесс занялась финансами, когда Марти заболел и начал проводить бóльшую часть дня в постели. Депрессия – это болезнь, кого хочешь спроси. Впрочем, если верить приятелям Марти, он не слишком страдал, когда два раза в неделю из последних сил тащился в паб. Джесс вынула банковские выписки из конвертов, достала сберегательную книжку из стола в прихожей и своими глазами убедилась, что дела – хуже некуда. Она пару раз пыталась поговорить с Марти, но он только укрывался с головой одеялом и твердил, что ничего не может поделать. Примерно тогда он заявил, что хочет ненадолго перебраться к матери. По правде говоря, его отъезд был Джесс на руку. Ей и без него хватало забот с Никки, молчаливым и больше похожим на привидение, с Танзи и двумя работами.
– Поезжай, – сказала она, гладя Марти по волосам. Помнится, она отметила, как давно не прикасалась к нему. – На пару недель. Немного отдохнешь, и тебе полегчает.
Он молча поднял на нее красные глаза и сжал ее руку.
С тех пор прошло два года. Никто из них всерьез не заговаривал о возвращении.
Джесс пыталась вести себя как обычно, пока Танзи не отправилась спать: спрашивала, чем кормили у Натали, рассказывала, что натворил Норман в ее отсутствие. Расчесала Танзи волосы, села на ее кровать и прочитала сказку, как маленькому ребенку. На этот раз Танзи не заявила, что предпочла бы заняться математикой.
Когда дочь наконец заснула, Джесс позвонила в больницу. Ей сказали, что у Никки все хорошо и после визита консультанта его наверняка выпишут. Рентген чистый, легкие не проколоты, а небольшая трещина лицевых костей заживет сама собой. Джесс позвонила Марти, который молча выслушал и спросил:
– Он по-прежнему красится?
– Да, подкрашивает глаза. – (Последовало долгое молчание.) – Не говори этого, Марти. Не смей этого говорить. – Она первой бросила трубку.
Без четверти десять позвонили из полиции и сказали, что Фишер все отрицает.
– Там было четырнадцать свидетелей! – Джесс еле сдерживалась, чтобы не закричать. – В том числе продавец рыбы с картошкой. На моего сына набросились. Вчетвером.
– Да, но от свидетелей есть прок, только если они могут опознать преступников, мадам. А мистер Брент говорит, что толком не разобрал, кто дрался. – Он вздохнул, как будто ему до смерти надоели подобные звонки, как будто Джесс взбеленилась из-за простой подростковой драки. – Видите ли, мадам, Фишеры утверждают, будто ссору затеял ваш сын.
– С тем же успехом ее мог затеять далай-лама. Да Никки одеяло не может засунуть в пододеяльник – вдруг это кому-то навредит!
– Мы можем опираться только на доказательства, мадам. – Его ровный тон означал, что все это он слышал много раз.
Фишеры, подумала Джесс, бросив трубку. С их репутацией ей повезет, если хоть кто-нибудь «вспомнит», что видел.
На мгновение Джесс уронила голову на руки. Фишеры никогда не оставят их в покое. И следующая на очереди – Танзи, когда перейдет в среднюю школу. Она будет прекрасной мишенью со своей математикой, странностями и наивностью. Джесс поежилась. Вспомнила о кувалде Марти в гараже. Представила, как отправится к Фишерам и… Зазвонил телефон. Она схватила трубку.
– Что еще? Хотите сказать, что он сам себя избил? Я угадала?
– Миссис Томас? – (Она заморгала.) – Миссис Томас? Это мистер Цвангараи.
– А! Мистер Цвангараи, извините. Просто… время неудачное… – Она вытянула перед собой руку. Рука дрожала.
– Простите, что звоню так поздно, но дело в некотором роде неотложное. Я обнаружил кое-что интересное. Это называется «олимпиада по математике», – старательно выговорил он.
– Что?
– Это новое мероприятие в Шотландии для одаренных учеников. Соревнование по математике. И еще не поздно заявить на него Танзи.
– Соревнование по математике? – Джесс закрыла глаза. – Знаете, это очень интересно, мистер Цвангараи, но у нас сейчас полно забот, и вряд ли мы…
– Миссис Томас, погодите минутку! Призы – пятьсот фунтов, тысяча фунтов и пять тысяч фунтов. Пять тысяч фунтов. Если Танзи победит, вам не придется искать деньги, по крайней мере на первый год обучения в Сент-Эннз.
– Повторите, пожалуйста.
Он повторил. Джесс села на стул, слушая подробные объяснения.
– Это взаправду?
– Взаправду.
– И вы думаете, она может победить?
– Есть категория специально для ее возраста. Она просто не может проиграть.
«Пять тысяч фунтов, – пропел голос в голове Джесс. – Хватит хотя бы на первый год».
– В чем подвох?
– Никакого подвоха. Разумеется, задачи будут повышенной сложности. Но разве это проблема для Танзи? – (Джесс встала, затем снова села.) – И конечно, вам придется съездить в Шотландию.
– Детали, мистер Цвангараи. Детали. – У нее кружилась голова. – Это все взаправду? Это не шутка?
– Я похож на шутника, миссис Томас?
– Твою мать! ТВОЮ МАТЬ! Мистер Цвангараи, вы просто красавчик.
Она услышала смущенный смех. Наверное, его смутило не то, что она выругалась, а то, что впервые в жизни женщина назвала его красавчиком.
– И… что надо делать?
– Ну, квалификационный тест отменили – я прислал несколько работ Танзи. Насколько я понимаю, организаторы очень хотят видеть детей из простых школ. И, между нами говоря, то, что она девочка, – огромное преимущество. Но решать надо быстро. До олимпиады всего пять дней.
Пять дней. Крайний срок регистрации в Сент-Эннз – завтра.
Джесс стояла посередине комнаты, размышляя. Затем бросилась наверх, достала деньги мистера Николса, спрятанные в колготках, не размышляя, сунула в конверт, написала записку и вывела адрес. Она вернет их. До последнего пенса.
Но сейчас у нее нет выбора.
Вечером Джесс села за кухонный стол, изучила цифры и составила черновой план. Она внесла минимальный платеж по кредитной карте, отправила письмо в газовую компанию, в котором оспаривала счет (это поможет выиграть не меньше месяца), и выписала чеки самым непреклонным кредиторам, например жилищно-строительной ассоциации. Посмотрела стоимость трех билетов на поезд до Эдинбурга, нервно засмеялась и посмотрела стоимость билетов на автобус (187 фунтов, включая 13 фунтов на дорогу до автобусного вокзала) и недельной передержки для Нормана (94 фунта). Прижала ладони к глазам и замерла. Когда дети заснули, Джесс откопала ключи от «роллс-ройса», вышла из дома, смахнула мышиный помет с водительского сиденья и попыталась включить зажигание.
С третьей попытки получилось. Джесс сидела в гараже, в котором всегда пахло сыростью, даже в летнюю жару, в окружении старой садовой мебели, автомобильных деталей, пластмассовых ведер, лопат и пустых коробок из-под кондиционеров, слушала гудение мотора и размышляла. Затем наклонилась вперед и отлепила выцветший акцизный диск[9]. Он был просрочен почти на два года. И у нее не было страховки. Она посмотрела на диск, выключила зажигание, а потом сидела в темноте, пока мотор с тиканьем остывал, а запах масла постепенно таял. «Поступай правильно», – в сотый раз подумала она.
8. Эд
[email protected]: Не забудь, что я тебе говорил.
Могу напомнить подробности, если ты потеряла карточку.
[email protected]: Не забуду. Это была незабываемая ночь;-)
[email protected]: Ты сделала, что я тебе говорил?
[email protected]: Сделала. Спасибо.
[email protected]: Дай мне знать, если все получится!
[email protected]: Я очень удивлюсь, если не получится, ведь у тебя все чудно получалось!;-0
[email protected]: Еще никто не делал для меня ничего подобного.
[email protected]: Да ладно. Ерунда.
[email protected]: Может, встретимся на следующих выходных?
[email protected]: Я немного занят. Напишу.
[email protected]: По-моему, у нас обоих все вышло чудесно;-)
Детектив позволил ему дочитать два бумажных листа и пододвинул их Полу Уилксу.
– Что вы об этом скажете, мистер Николс?
Довольно неприятно видеть свою личную переписку выставленной напоказ в официальном документе. Когда он увидел свои первые пылкие письма, едва завуалированные намеки, смайлики (можно подумать, ему четырнадцать лет) под мертвенным светом комнаты для собеседований, что-то внутри него сжалось.
– Что вы об этом скажете, мистер Николс?
Довольно неприятно видеть свою личную переписку выставленной напоказ в официальном документе. Когда он увидел свои первые пылкие письма, едва завуалированные намеки, смайлики (можно подумать, ему четырнадцать лет) под мертвенным светом комнаты для собеседований, что-то внутри него сжалось.
– Вы не обязаны ничего говорить, – предупредил Пол.
– Мы могли беседовать о чем угодно. – Эд отодвинул документы. – «Дай мне знать, если все получится!» Я мог попросить ее сделать что-нибудь эротическое. Это мог быть секс по переписке, например.
– В одиннадцать часов четырнадцать минут утра?
– Ну и что?
– В офисе с открытой планировкой?
– Я парень без комплексов.
Детектив снял очки и сурово посмотрел на него:
– Секс по переписке? Серьезно? Вот вы чем здесь занимаетесь?
– Вообще-то, нет. В данном случае нет. Но дело не в этом.
– Я бы сказал, что дело именно в этом, мистер Николс. Есть распечатки ваших разговоров. Есть бумажные подтверждения двух встреч. Вы говорите, что будете на связи… – он пролистал бумаги, – «на случай, если смогу еще чем-нибудь помочь».
– Но все было совсем не так. У нее была депрессия. Она переживала из-за расставания с бывшим. Я только хотел… немного облегчить ее жизнь. Я сто раз вам говорил.
– Эд… – с нажимом произнес Пол.
– Еще пара вопросов.
Итак, ему задавали вопросы. Как часто он встречался с Диной? Куда они ходили? В каких отношениях состояли? Когда Эд сказал, что знает о жизни Дины очень мало, ему не поверили. Как и тому, что он ничего не знает о ее брате.
– Да ладно! – запротестовал он. – Вы никогда не встречались с девушками только ради секса?
– Мисс Льюис утверждает, что вы встречались не только ради секса. Она утверждает, что между вами были «близкие и тесные» отношения, что вы знакомы с колледжа и что вы принудили ее совершить эту сделку, давили на нее. Она утверждает, будто понятия не имела, что нарушает закон, следуя вашему совету.
– Но она… В ее устах наши отношения кажутся чем-то большим, чем на самом деле. И я ни к чему ее не принуждал.
– То есть вы признаете, что сообщили ей конфиденциальные сведения?
– Я этого не говорил! Я только хочу сказать…
– Полагаю, мой клиент хочет сказать, что не может нести ответственность за превратное представление мисс Льюис об их отношениях, – перебил Пол Уилкс. – Или за те сведения, которые она могла сообщить своему брату.
– И у нас не было никаких отношений. То есть настоящих отношений.
Детектив пожал плечами:
– Знаете что? Мне плевать, какие отношения у вас были. Плевать, если вы долбили ее во все отверстия. Мне важно, мистер Николс, что вас официально обвиняют в разглашении этой молодой особе сведений, которые, как она похвасталась подруге двадцать восьмого февраля, «принесут нам немалую выгоду». И которые, судя по ее банковскому счету и банковскому счету фонда ее брата, действительно принесли им «немалую выгоду».
Через час, выпущенный под залог на две недели, Эд расположился в офисе Пола Уилкса. Пол налил обоим виски, и они сидели в тишине, потягивая напиток. Эд начинал привыкать к вкусу крепкого алкоголя среди белого дня.
– Я не могу нести ответственность за то, что она сказала своему брату. Не могу же я узнавать у каждой потенциальной подружки, нет ли у нее брата, работающего в финансах. В смысле, никто этого не делает. Меня наверняка поймут.
Пол откинулся на спинку кресла и вздохнул, как человек, привыкший объяснять очевидное:
– Конец цепочки тянется к тебе. Они с братом противозаконно заработали кучу денег с помощью сведений, которые ты ей сообщил.
– Я пытался помочь ей.
– И тебе это прекрасно удалось. Но Совету по ценным бумагам и фьючерсам и Агентству по борьбе с организованной преступностью плевать на твои мотивы, Эд.
– Может, хватит сокращений? Я понятия не имею, о ком ты говоришь.
– Что ж, попробуй вообразить все серьезные органы по борьбе с преступностью, которые имеют отношение к финансам. Или к преступлениям. Вот кто расследует твое дело.
– Можно подумать, мне предъявят обвинение. – Эд поставил виски на стол.
– Да, я считаю это весьма вероятным. И полагаю, суд не за горами. Рассмотрение подобных дел стараются ускорить.
Эд уставился на него. А затем обхватил голову руками:
– Это какой-то кошмар. Я просто… Я просто хотел, чтобы она ушла, Пол. Я хотел, чтобы это закончилось.
– Что ж, остается надеяться, что мы сможем убедить судей, будто ты бестолковый ботаник, который не понимал, что творит.
– Превосходно.
– Есть идеи получше? – (Эд покачал головой.) – Тогда не высовывайся.
– Я не могу сидеть без дела, Пол. Мне нужно вернуться к работе. Я не знаю, чем заняться, кроме работы. Я схожу с ума в этом Захолустингсе.
– Как я уже сказал, обвинение не станет затягивать дело. Но на твоем месте я бы затаился. Если Совет по ценным бумагам и фьючерсам допустит утечку, тогда уже точно запахнет жареным. Я составил заявление. Мол, ты ни в чем не виноват и мы совершенно уверены, что твое имя будет обелено, как только дело поступит в суд. Но едва правда выплывет на свет, как журналисты окружат тебя, щелкая зубами. Самое лучшее – лечь на дно в твоем Захолустингсе еще на неделю или около того.
Пол нацарапал записку в отрывном блокноте. Эд разглядывал перевернутые буквы:
– По-твоему, это попадет в газеты?
– Не знаю. Возможно. В любом случае тебе стоит предупредить родных, что на них могут накинуться журналисты.
Эд положил руки на колени:
– Не могу.
– Чего ты не можешь?
– Рассказать отцу правду. Он болен. Это его… – Он покачал головой.
Когда он наконец поднял глаза, Пол пристально разглядывал его:
– Что ж, решать тебе. Но, как я уже сказал, я бы на твоем месте скрылся, пока шумиха не уляжется. «Мэйфлай» явно не хочет, чтобы ты сейчас болтался рядом с офисами. Слишком много денег поставлено на выпуск нового продукта. Так что тебе надо держаться подальше от всех, кто связан с компанией. Никаких звонков. Никаких электронных писем. И если журналисты тебя все же разыщут, бога ради, ничего не говори. Никому. – Он постучал ручкой в знак окончания разговора.
– Итак, мне надо спрятаться в жуткой дыре, держаться тише воды ниже травы и плевать в потолок, пока меня не посадят в тюрьму.
Адвокат встал и закрыл папку на столе:
– Этим делом займутся наши лучшие люди. Мы сделаем все возможное, чтобы до тюрьмы не дошло.
Эд поднялся и направился к выходу, медленно переваривая тот факт, что адвокат не стал его утешать. Пол открыл ему дверь:
– И знаешь что, Эд? В следующий раз просто скажи подружке, что вам лучше остаться друзьями. Намного меньше хлопот.
Эд, моргая, стоял на ступеньках офиса Пола. Вокруг него текли оживленные будни: прибывшие курьеры стягивали шлемы с вспотевших голов, голоногие секретарши с хохотом шли в парк, чтобы перекусить сэндвичами. И внезапно он ощутил укол тоски по прежней жизни – с офисной кофеваркой «Неспрессо», секретаршей, которую можно послать за суши, и квартирой с панорамным видом на город. В той жизни он в худшем случае проводил дни, лежа на диване в офисе и слушая, как Костюмы нудят о прибылях и убытках. Он никогда всерьез не сравнивал свою жизнь с чужой, но неожиданно мучительно позавидовал людям вокруг с их повседневными заботами и возможностью вернуться на метро домой, к своим семьям. Им доступны простые удовольствия: пообедать с друзьями, в обнимку развалиться перед телевизором. А он что? Неделями торчит в пустом доме и ждет неминуемого обвинения. Даже поговорить не с кем.
Он вспомнил, как на прошлой неделе проснулся на диване в «Бичфранте». Во рту пересохло, словно ватой набили, очки аккуратно лежали на журнальном столике. В третий раз за три недели он так напился, что не помнил, как добрался домой, и впервые очнулся с пустыми карманами.
Вообще-то, он не был пьяницей. Лара вечно твердила, что от алкоголя растет живот, и жаловалась, что Эд храпит, если он выпивал больше двух порций. Ему нестерпимо хотелось выпить прямо сейчас.
Дело в том, что он скучал по работе больше, чем когда-либо скучал по жене. Он скучал по работе, как по постоянной любовнице, ему не хватало рутины. Уже почти пять лет его день подчинялся самому размеренному расписанию в мире:
7.00 – подъем, чашка кофе.
7.30 – персональная тренировка, душ, дорога на работу, второй кофе с Ронаном.
9.00 – работа.
20.30 – конец рабочего дня; можно пропустить стаканчик с Ронаном, вернуться домой и, возможно, еще немного поработать.
Это было правильно. Надежно. Приятно. А теперь каждое утро Эду Николсу приходилось искать повод одеться. Приходилось убеждать себя, что жизнь не кончена. Соберись, Николс. Он глубоко вдохнул. Думай логически. Любую проблему можно решить. Всегда есть обходной путь.
Он проверил свой телефон – новый, всего три импортированных контакта. Два голосовых сообщения от Джеммы. Больше никто не звонил. Эд вздохнул, нажал «Удалить» и направился по выжженной солнцем мостовой к автомобильной парковке.