Право на ветер
Известно, что когда астрономы подглядывают за звездами в свои телескопы, губы у них вытягиваются в трубочку. У биологов с микроскопами та же беда.
Я по утрам хожу на крышу – слушать, откуда ветер дует. Там и думаю заодно. А тут на другом краю обнаружил девушку с открытым ртом. Подошел поговорить о праве на ветер:
– Ты чего тут делаешь?
– Солнце собираю губами.
– Зачем тебе его столько?
– Поцелуи без света слепы.
– Свет им зачем?
– А как любовь разглядеть?
У меня с любовью туго. Вернулся на свой край. Постоял в ожидании ветра, рот сам открылся. Вы когда-нибудь стояли на краю крыши с открытым ртом? Все бы ничего, да солнце за тучу зашло.
Конфуз
Средний возраст трудный. Что ни день, то конфуз.
– Ты куда, старая, так торопишься?
– Целоваться, милок, спешу.
– Чем целоваться? У тебя губы высохли давно.
– Глуп ты, раз думаешь, что только губами целуются.
– А чем еще?
– Веки – губы глаз. Ими, почитай, весь мир зацелован…
Ну и как, скажите, после этого не задуматься? Сели со старухой вместе на лавочку и стали мир зацеловывать.
Минус
Всё хорошее от первой, плохое от остальных…
Однажды в класс пришла новенькая. С тех пор живу ее руками. Удивительным продолжением прекрасного, по-восточному тонкого, изящного лица. Когда она входила в класс, начиналось свечение вокруг ее рук, которое переходило в аромат ранней сирени. Я воровал ее варежки, тетрадки, ручки. Вдыхал, ждал чуда. Мечтал в вальсе коснуться ее пальцев, учился танцевать, но всё – с другими. Казалось, дотронусь – и ее руки перестанут пахнуть сиренью.
В армию призвали весной. Утренние кроссы изматывали, но цвела сирень, и я летал, не ощущая дороги.
Прошли годы, и однажды, в самом начале марта, вдруг вновь уловил струение знакомого аромата. Она шла навстречу. Попросил разрешения поцеловать пальцы. Позволила.
Они пахли не сиренью, борщом. С тех пор борщ не ем. Это единственный минус первой любви.
О, Бог мой
Кнопки, крючки, молнии – синтаксис платья, пуговицы – поцелуй.
– Скажите, доктор: если не хватает дыхания… надобность в словах отпала… весной пахнет…
– Всё понятно, пациент.
– Со мной что-то страшное произошло?
– Не знаю, страшное или нет, но произошло.
– А помочь чем-нибудь можно?
– Есть одно средство.
– Какое, доктор?
– Дыхание в дыхание.
– Это что-то новое?
– Это поцелуй.
– С кем?
– Со мной.
– А вы кто?
– Я твоя любимая, дурачок.
– О, Бог мой.
Бывает…
Хотя поцелуи и нарушают закон сохранения энергии, однако ни у кого из физиков рука на них не поднялась.
Срок дали большой. Он было приуныл. Смысл-то за стеной остался. Начальство тюрьмы нарадоваться не могло, – такого парня сломать удалось. А месяц-другой спустя узник взял да и запел, а на щеках его следы от поцелуев проступили.
Камеру тщательно обшмонали, но ничего не нашли. От песен охрана стала сходить с ума, контролеры запили, руководство от зависти зазеленело. А следы от поцелуев с каждым днем становились все ярче и ярче, им уже было тесно на теле узника. Обыски, допросы результата не приносили. Все углы тюрьмы сотрясало от песен. От жара поцелуев краска на стенах потрескалась. Снег во дворах травой зазеленел, на ощип не хватало рук.
Не выдержал начальник тюрьмы, чуть в петлю не залез, оттого что духом свободы по коридорам запахло.
– Открой тайну, и дам тебе волю.
– Я и сам точно не знаю, что за чудо произошло, только догадываюсь. А намекнуть смогу, когда за ворота выйду.
И вышел, и песни с собой забрал, и поцелуи все до единого, а начальнику шепнул, что да как.
Вбежал тот в кабинет, глянул в книгу учета заключенных, задрожал от гнева, понял всё, да поздно. Мысли о поцелуях срока давности не имеют, их не отмыть, не соскоблить…
День и ночь
– Вечером что происходит?
– День Ночь целует.
– А утром?
– Она отвечает Ему.
И так бывает
Наркологи продолжают упорно скрывать, что алкоголизм успешно лечится поцелуями.
Что молодость? Ее у наших не видать. Если бы не губы, я бы и не догадался. Пылали по ночам так, что спасу нет. Зашевелилось во мне из жизни что-то, из той. Я свои две полоски рта стал перед сном из полторашки обихаживать, рукавом пытался в норму их привести. Она, видно, почувствовала что-то. Встретились, сухотой нашивок лиц потерлись, испугались – ведь если вдруг кто почует, до смерти захохочут. Переждали чуток – вроде тихо, храпят так же. Пооблизывались каждый на свой лад и на второе свидание. Сладко-то как, куда сивухе до этого. Всю ночку губами и прогуляли. А как из колодца толпой повалили, нас с ней и не признали. Испугались губ, помолодевших разом. Еле отбились. С тех пор вдвоем бедствуем. И всё нам нипочем. Главное дело, знаем, зачем живем. У нас губы есть!
Щит
Высокие каблуки – трамплин для поцелуя.
В конце 90‑х годов прошлого столетия поклонницы Оскара Уайльда завели традицию целовать надгробие на кладбище Пер-Лашез в Париже. За несколько лет памятник покрылся толстым слоем губной помады. К 111‑летию со дня смерти писателя поклонники обнесли памятник стеклянным ограждением.
Былое без дум
Реже всех целуются стоматологи,
Бог им судья.
В прежние-то времена календарей настенных не было, да и нынче они из моды вышли. Ладно, про «нынче» лучше молчать…
А прежде – обычай замечательный был: пока поцелуй не сорвешь – ночь день не сменит. Парни на улицу за поцелуями, как на охоту, шли. У кого облом случался, тому день в зачет не ставили. Недоростками дразнили, в армию таких не брали. Оно и понятно, в те времена витаминов в аптеках не продавали. Целуйся – и здоровье из тебя не уйдет.
Я тут приболел как-то, захожу в поликлинику и говорю:
– Доктор, можно я вас поцелую.
А она сдуру охрану вызвала, больная, одним словом, а значит – нецелованная.
Это сто́ит!
Он – брюнет, она – Светлана, Суламифь рыжеволосая. По его сценариям фильмы ставили, а она еще в школе училась. Гуляли по ночной Москве, за руки держались, мечтали. За ними неустанно двигались тени, но им не до этого было.
Однажды он не сдержался и поцеловал ее в рыжие от жажды губы. Наутро за ним пришли люди в форме, арестовали, впаяли страшную 58‑ю статью.
В лагерях тайн нет, люди знали, что Алёшка за поцелуй сидит. Все сидели ни за что, а он – за поцелуй. Почитали его и политические, и уголовники за это дело. И то правда: отдать свободу за поцелуй дочери вождя народов – поступок мужчины.
Другая цена
Страстность поцелуя зависит от количества в нем элементов из таблицы Менделеева.
Ему отвалили пять за талант, за небывалый юмор. В его-то годы, с диабетом – и лагерный срок. Люди пытались помочь, но что могут люди? Лиля помогла. Брик – и готово. С сестрой Эльзой самого́ Арагона уговорила приехать в Союз.
Арагон сопротивлялся упорно:
– Поймите, дамы, он ведь целоваться полезет, а я не голубой.
– Ты – Луи, твой поцелуй свободы сто́ит.
Женщины, в отличие от людей, всё могут. Пришлось Арагону и партийные, и мужские принципы на время забыть. Сел в самолет, прилетел в СССР, поцеловал Брежнева. Да так, что тот за страстный поцелуй выпустил Сергея Параджанова на свободу.
Надо было дать Нобелевскую!
Всякая читка вслух считается поцелуем.
Такой коллекции наград, как у Брежнева, в мире нет ни у кого. Если бы не скупость Европы, она могла бы стать просто уникальной. Недодала, недодарила старушка нашего генсека. Молва о Нобелевской премии слух народу поласкала и умолкла. А зря! Европейское супружество с чего начало берет? С поцелуя! Справедливо было бы отчеканить этот поцелуй на монетах Евро. В Брюсселе памятник поцелую Брежнева с Хонеккером установить. Эй, вы, там, в Осло! Нельзя такими ослами быть! Русско-немецкий поцелуй покрепче любого цемента. Эх, Европа, Европа…
Губы
Горизонт – след от поцелуя Земли с Небом.
Не стану называть имени этой очаровательной американской астронавтки. Она взяла без спроса в длительный полет губную помаду. Больше того, пользовалась ей. У одного из коллег вырвалось неуставное: «Боже, как вы прекрасны!» Она не нашла слов, ответила поцелуем.
Оказывается, в невесомости поцелуй не в состоянии удержаться на щеке. Он летал по кораблю и сводил всех с ума. На внешней стороне иллюминаторов от зависти выросли силуэты невиданных цветов. Полет пришлось прервать до срока. Корабль спешно приземлили. Явилась высокая комиссия, а поцелуй пропал.
Как водится, факт засекретили. Полеты многоразовых челноков запретили. Но тем, у кого глаза есть, при закате солнца поцелуй этот иной раз подмигивает и нашептывает.
И еще говорят, что после этого случая на Луне обнаружили воду объемом в одну слезу.
Пушкин что ли это сделал?
Место человеку не между дат. Он от поцелуя до поцелуя. Первый от мамы, последний от Земли.
В горсаду Пушкина соорудили памятник поцелую. Он из одной пары губ. Тот, кто такое выдумал, явно не целовался. Вот если бы он свое изваяние назвал «воздушным поцелуем», тогда другое дело, а так…
Пушкина дилетантство оскорбило. Александр Сергеевич опытным путем проверил, и не раз – поцелую требуется две пары губ. Всю ночь поэт думал, как наказать легкомысленного художника. Под утро не выдержал, позаимствовал алую краску у восхода и вывел свое хулиганское резюме: «Писькин дом».
Администрация парка забыла, что Пушкин забияка еще тот, и стерла слова великого поэта. Пушкинисты, естественно, в шоке. Как можно? Есть мнение! Лишить парк имени!
Говорят, бюст Пушкина после этого в парк Гагарина подался. И вроде бы Юра не против. А народу нашему палец в рот не клади, между собой он уже парк по-пушкински величает.
«С ним была плутовка такова»
Всякий раз он покупал плавленый сырок, разворачивал, затем ломал на мелкие части, тяжело вздыхал и удалялся. Когда любопытство перевалило через край, и состоялся этот диалог:
– Мужчина, зачем вы его ломаете?
– Я ищу ее поцелуй.
– Вы считаете, что она его в сыре спрятала?
– Могла. Она хитрая.
– А вы?
– А я ворона.
Переходы
В прежние времена «позолотить ручку» означало не монетку в ладонь сунуть, а поцелуй в ней оставить. Поцелуй в зажатой руке – клад, оберег от напастей. Потом право на поцелуй церковь присвоила себе. Людей вынудили ввиду отсутствия поцелуя брать в ладонь монетки. Возможно, с этого момента и возникла коррупция.
Инь и Ян
А был ли первый поцелуй? За последним дело не станет. А был ли первый поцелуй?
Всё было… И поцелуй первый был. Где впервые солнце взошло, там он и родился: из двух точек, что догадались на цыпочки встать.
Счастье случилось. И назвали то счастье – поцелуем.
А то, что люди забыли, как счастье зовут, означает – оно у них есть. Первое счастье – поцелуй, второе у каждого свое.
Чайная церемония
– Слушайте, так ничего не получится. Ну, сделайте же что-нибудь.
– Можно в грудь поцелую?
– Целуйте на здоровье, но извольте разговор вести.
Я приспустил ворот кофточки, приподнял чашечку ажурного лифчика, прихлебнул чаю и с наслаждением впился в ее взволнованную грудь.
– Знаете, думаю, без карамели обойдемся, чего зубы портить.
– Мне тоже поднадоела карамель эта чертова.
– Так пейте же, пейте свой чай, а то как-то зябко, остываю совсем.
Я начал неистово хлебать и страстно после каждого глотка целовать теплеющие груди.
– Вы сколько стаканов обычно пьете?
– Чего?
– Да чаю, Господи, чаю!
– А сколько положено?
– Два, дурачок, всего два для полноты ощущения.
Когда заканчивал второй, она пылала, как медный бабушкин самовар.
– Ну, довольно, милый, довольно.
– Почему, я бы еще с удовольствием…
– Сладкого много вредно, вы бы чем болтать, обдули меня со всех сторон, не то сгорю от поцелуев.
Я опустился на колени и стал обдувать пылающие груди. Дул до помутнения сознания, до слез из выпученных глаз.
– Поплачь еще, дурачок, поплачь…
Цыганское
Не знаю, откуда это во мне? Может, эхо донесло. Может, от сна костров досталось. Вначале были пальцы. Они подсказали глазам. А как глаза дали, так с тех пор и иду… До губ иду. Бог даст, может и дотянусь до царапинки царской на лице. Имя которой… Да думаю, вы и сами догадались. И на том спасибо.
Не знаю, откуда это во мне? Ветер знает, но в эту пору и он спит. Давайте и мы отправимся туда, за ним. А как солнышко поспевать начнет, глядишь, и приснится это имя.
Коржик
Однажды он догнал ее и огорошил:
– Вы в кафе не доели коржик?
– Я, а что?
– Не обидитесь, если возьму себе?
– Зачем вам обглоданный?
– На память о вас.
Вся ее жизнь состояла из поисков необычного. Работала она в цирке клоуном. Про цирковых знала от и до. А тут коржик. С него и начался гражданский брак.
Ему хотелось целовать ямочки на ключицах, клевать носом крошечные грудки, она противилась, убегала в ванную, выходила замотанной в простыни и мгновенно засыпала.
Однажды, не выдержав, отправился поговорить о гражданском браке с директором цирка.
– Ну что вы хотите, молодой человек, она у нас зацелована зрителями. Извините, на вас не остается. Наберитесь мужества, терпите до выходных.
А по выходным его губы были заняты важной работой. Он надувал шарики для ее выходов на арену, потом бездыханный до полуночи приходил в себя. Вот такие коржики в гражданском браке.
Перед вечерним представлением она забегала к нему, просила чего-нибудь нового, как малые дети вкусненькое просят. Он рассказывал о поцелуях голубей, о поцелуях чаек на лету, о засосах озерных уток.
– Скажи, бегемоты целуются?
Он не знал о бегемотах.
– Понимаешь, они похожи на нас неуклюжестью.
– Фу, какой глупый, фантазии ни на грош.
В цирк он не ходил из-за ревности, и еще там пахло по́том адского труда. В его учреждении благоухало бездельем и зевотой.
В один из выходных, не выдержав гражданского брака, воздушные шарики полопались. Он сидел на куцей табуретке, облепленный казенной резиной, и горько плакал.
– Какой ты неловкий, что скажу директору? Может, я их съела, да? Как по-твоему? Съела?
– Давай я буду твоим воздушным шариком.
– А не лопнешь от ревности?
– Постараюсь.
Она выходила на арену с единственным шариком, смешила публику, та захлебывалась от оваций и поцелуев. Его роль на арене была бессловесной, резиновой и глупой.
Однажды он достал коржик, тот, обглоданный, из целлофанового мешочка, посмотрел на него и всё понял.
Неизреченное
– У вас на лице рана.
– Нет, не рана, это губы мои…
Она работала у гостиницы. Каждый год за три. Мужики потрепали изрядно. В тридцать у баб лето пышет. Синяки, морщины да ссадины не украшения – нашивки за боевые заслуги.
У меня период такой шел, все отвернулись, а тепла хотелось, вот и снял ее на пару часов. Взял в номер вина, фруктов, шоколада. Разделась, легли, и заминка вышла. Привычка с поцелуя начинать подвела.
– Ты не знал, что мы не целуемся?
– Давай доплачу, у меня без поцелуя де́ла не будет.
– Если бы так… Целоваться я совсем не умею.
– Как не умеешь? Все умеют, а ты нет?
– А так, не целовалась никогда и не понимаю, зачем целоваться тем, чем ешь, пьешь, разговариваешь?
– Ну, ты даешь, я как-то не задумывался об этом.
– Если бы скинуть с себя годков пятнадцать…
– А ты сбрось их, окно пошире отворим, глядишь, и улетят. Между маркой и конвертом – и то поцелуй. А мы что с тобой, не люди?
– Странный ты, мужики так себя не ведут. Эх, была не была, чего деньгам зазря пропадать, учи!
И зубы мешали, и носы на бок сворачивало, и лбы поотшибали, а все-таки приладились, получаться что-то стало. Потом лежали бездыханные от неожиданной нежности.
– А когда ничего не было, что было?
– Был поцелуй.
– А потом?
– Потом целое раскололось на части.
– А «был»?
– «Был» обернулся в бал.
– Чего бал?
– Поцелуев.
– Ты не будешь смеяться, если я тебе что-то скажу? Понимаешь, оказывается, у губ лучшее слово – не «любовь».
В магазине
Его выбор был слишком странным, чтобы не заметить. Пачка самых крепких папирос и тюбик горчицы.
Однажды он припозднился, начал в дверь тарабанить, я было уже домой собралась.
– Откройте немедленно, мне надо.
– Скажите зачем, открою.
– Мне от ее поцелуев горько.
– А папиросы с горчицей причем?
– Пусть и ей горько будет.
Открыла, куда деваться, товар подала. Ясности захотелось.
– Извините, но я ничего не поняла.
– А чего тут понимать, разводимся каждое утро, вечером мириться тянет.
– А горчица зачем вам?
– «Горько» кричать некому.
Руки
Начинается он с креста,
заканчивается двуязычием.
Трубки, провода убрали. Однако сердце старика продолжало работать. Потом от аппарата отключили и старуху. И ее сердце не останавливалось. Потушили свет, вышли. Какое-то время спустя заглянули – не дышат старики, а сердца их бьются.
– Разве так бывает?
– Руки разнимите им.