Вопреки ожиданиям Громова, шведский капитан вовсе не походил на викинга — изящный, среднего роста, шатен с лицом и манерами университетского профессора, он встретил высокого гостя на палубе и учтиво проводил на корму, в собственную каюту, обставленную великолепной резной мебелью, сделавшей бы честь лучшим домам знати.
— А здесь у вас уютно, — осматриваясь, похвалил Андрей и вдруг вздрогнул, увидев фигурки, стоявшие на полке за толстым зеленоватым стеклом. — Это что у вас, шахматы?
— Шахматы тоже есть, — улыбнулся швед. — А это лишь отдельные фигуры… Индийские… — сдвинув стекло, капитан «Биргер-ярла» взял двух миниатюрных воинов — красного и черного — и протянул их гостю. — Ими расплатились одни пассажиры… видите ли, у них не хватило денег, вот и дали.
— Понимаю, — вернув фигурки, покивал капитан де Тоннер. — А вы довольно быстро вернулись из Ревеля!
— Из Ревеля? — гере Свенсон непонимающе вскинул брови. — Но мы там не были.
— Не были?!
— Мы ходили в Ирландию, в Дублин, — пояснил швед. — Видите ли, у меня там был договор на партию очень хороших кож.
— А… А пассажиры? — Громов обескураженно моргнул и ущипнул себя за мочку уха. — Рыжая такая девчонка и парень, курляндский немец.
— Так вы их знаете? И я хорошо помню обоих, — неожиданно улыбнулся владелец «Биргер-ярла». — Забавные, веселые люди, особенно — девушка. Они и договаривались со мною на Дублин, там и сошли.
Хмыкнув, Андрей потеребил бородку:
— На Дублин, говорите, договаривались? В Ирландию, значит… Ну Камилла, ну забубенная голова!
— Что-что?
— Авантюристка, говорю, рыжая, господин Свенсон.
На редкость удачный рейд еще более укрепил авторитет капитана Тоннера, которого все, понимающие толк в военных и морских делах, считали весьма здравомыслящим и умным командиром, знающим толк и в финансовых делах.
Токарные станки Андрей продал оптом и с большой скидкой все тому же Эмилю Дюпре, с его же помощью реализовал и остальной, захваченный у англичан товар, выплатив морякам двойное жалованье и пошив у лучших портных шикарное шелковое платье для будущей супруги — цвета морской волны с ослепительно-белыми брабантскими кружевами и с бисером по декольте. Кроме платья и золотых украшений, Громов подарил баронессе дюжину ночных рубашек, как шелковых, так и льняных, а также установил в доме чугунную ванну, заместо большой деревянной кадки, которую обычно использовали для отдохновения и мытья. Бьянка, надо сказать, любила купаться, без разницы — в море, реке или вот, в кадке, и теперь могла наслаждаться теплой водою хоть каждый день, что и делала, к большому одобрению неравнодушного к гигиене Андрея.
Капитан и его… почти супруга начали вести вполне светскую жизнь, благо образовавшиеся доходы это вполне позволяли. А еще баронесса специально наняла одного шустрого молодого человека шестнадцати лет и, снабдив его всем необходимым, послала в Каталонию, в Барселону — узнать, что там да как?
А вообще Бьянка и здесь не скучала — иногда устраивала небольшие балы, или — по здешнему — ассамблеи, куда приглашала наиболее интересных — или важных для упрочения своего положения в обществе — людей, столпов местного истеблишмента. Известие о том, что ее американская подружка Камилла со своим любовником подалась вовсе не в Ревель, а в Ирландию, баронесса восприняла с изрядной толикой юмора, заметив, что индийские сокровища капитана Эвери никак не дают покоя рыжей племяннице старого пирата!
— Бог ей судья, пусть ищет. Быть может — найдет.
— Приключений на свою задницу найдет — точно! — ухмыльнулся Громов. — И парня этого захомутала, Генриха… наверное, не зря. Впрочем, нам что? Жаль вот, уехала, прикольная была девчонка.
— Какая-какая?
— Веселая, говорю.
— Это да. Без нее иногда так скучно! Как и без Лины… Помнишь?
— Еще бы!
— Я вот вспоминаю ее иногда. Ее и Быстрого Гонсалеса, Майка. Знаешь, милый, может, ты, конечно, меня не поймешь но… Иногда ну так хочется телевизор посмотреть, прямо хоть из дому беги! Так бы и включила «Америкэн Бэндстед»… Я даже песни некоторые помню — Би-боп-а-лу-ла, Джонни Би Гуд, Лет Зе Твист Эгейн… Да много!
Вот тут Андрей удивился. Уж кто бы говорил… Хорошо хоть стремления стать звездой рок-н-ролла он за своей будущей женушкой пока что не замечал. Впрочем — еще не вечер.
А Майка с Линой Громов вспоминал тоже, причем почему-то гораздо чаще, чем прежнюю свою — в двадцать первом веке — жизнь. Жалко было ребят — неужели и впрямь в огне ядерного взрыва сгорели?
Прежних своих американских знакомых — уже из этой бурной эпохи — всех тех, кто последовал за ним в Онфлер и сейчас был рядом — Спиридона, Тома, белобрысого юнгу Лесли Смита, капитан «Красного Барона» не забывал и старался помочь во всем, не отказывая ни в каких просьбах. Другое дело, что эти славные парни и не просили-то ничего, хотя и могли бы. А с другой стороны — тот же чернокожий грум Том жил нынче, как у Христа за пазухой, иначе и не сказать, исполняя весьма необременительные обязанности домашнего слуги. Что касается Спиридона, то он и тут в свободное время промышлял плотничеством, причем — при покровительстве господина Дюпре — весьма успешно и выгодно. Даже собирался ставить дом и, быть может, жениться, однако вот на ком — пока еще не выбрал, хотя красивых девчонок в Онфлере не то что было в избытке, но… имелись, имелись — иногда такие цыпы на рынок с корзинками шли: глянешь — последний ум потеряешь, потом не найдешь!
Спиридон-то, кстати, и свел своего именитого земляка с неким молодым человеком, среднего роста блондином с приятным бритым лицом, то ли датчанином, то ли норвежцем, по имени Нильс Лундгрем, весьма неплохо говорившим по-русски!
— Это потому, что я в Санкт-Питер-Бурхе и на Москве жил, — пояснил Нильс при встрече с Андреем. — И нынче — одному важному русскому господину служу. Мой господин в Париже живет, а ныне уж месяц как проездом в Кане, и про вас, уважаемый Андрей Андреевич, все уже знает, паче того, очень хочет с вами увидеться.
— Так пусть приезжает, — Громов махнул рукой. — И мне самому будет интересно с ним пообщаться. Земляк ведь!
Таинственный русский земляк, навестивший Андрея уже на следующий день, оказался человеком вполне светским, в дорогом синем кафтане и белых чулках, при шпаге и парике, он бегло говорил по-французски, а также знал и английский, правда, не так хорошо. Впрочем, беседа, естественно, проходила на русском:
— Ах, любезнейший мой Андрей Андреевич! — соловьем разливался гость. — Если б вы только знали, как сильно Отечество наше нуждается в таких вот людях, как вы! Опытный капитан, мореплаватель, еще и канонир, зело дело свое ведающий. Нам бы таких побольше — давно бы свею шею свернули! Но покуда своих маловато, приходится из иных земель приглашать… Вот и я к тому — присматривался во Франции, Голландии да в немецких землях к людишкам, кого и позвал — около сотни человек набралось, все люди надежные, справные, вот думаю теперь — как их в Россию-матушку переправить? В Саксонии, Польше и прочих землях — войска свейского короля Карла. А, Андрей Андреич? Может, присоветуешь что?
Светлые глаза гостя смотрели на Громова с холодной серьезностью, хоть тонкие губы и кривила самая любезная улыбка.
— Чую, куда вы, Данила Петрович, клоните, — усмехнувшись, Андрей искоса глянул на Бьянку.
Та все прекрасно поняла, удалилась, сославшись на неотложные дела, так, чтоб оставшиеся наедине мужчины могли без помех говорить о главном. Да, собственно — и начали уже.
Данила Петрович Райков, дворянин российский, был, как давно уже догадался Громов, представителем новой российской дипломатии, по наказу царя Петра, заменяющей прежнюю систему посольств, бывших в Европе лишь наездами и своим заскорузлым поведением вызывавших лишь плохо скрываемый смех.
Новые же «птенцы гнезда Петрова» проживали в крупных европейских городах постоянно, знали языки, прекрасно разбирались в местных реалиях, шпионили помаленьку, добывая важные для своей страны сведения, или вот, как Райков, вербовали нужных людей.
— Так что, Андрей Андреич? — хитро улыбнулся гость. — У вас — корабль, у меня — надежные люди. Не рвануть ли в Россию? Нет, нет, я понимаю — шведы, так мы под курляндским флагом пойдем, а то можно и под французским — французы ведь шведам вроде бы не враги. Торговыми людьми скажемся, патенты у меня готовы, все честь по чести — комар носа не подточит. Тем более, в Ревеле и Риге свои люди есть, они все, что надо, сделают.
— Авантюра! — Громов рассмеялся прямо в глаза собеседнику.
Тот ничуть не обиделся, лишь ухмыльнулся да испросил разрешения закурить трубку.
— Курите, курите, — махнул рукой капитан. — Вон свеча — прикуривайте, а я открою окно.
— Хорошо тут у вас, — выпустив изо рта клубы ароматного зеленоватого дыма, Райков расправил плечи и с лукавым прищуром спросил:
— Курите, курите, — махнул рукой капитан. — Вон свеча — прикуривайте, а я открою окно.
— Хорошо тут у вас, — выпустив изо рта клубы ароматного зеленоватого дыма, Райков расправил плечи и с лукавым прищуром спросил:
— Домишко-то неужели свой?
— Арендую, — хмыкнул Андрей. — Неужто не знаете?
— Да знаю, конечно, — гость не стал прекословить. — Так просто, для беседы, спросил. И, кстати, хочу заметить — вы б могли в Санкт-Петербурге иметь ничуть не хуже. И не арендованный, а свой!
— Да неужели?!
— Очень даже запросто! Царь Петр Алексеевич нужных людей ценит вельми.
— Однако ведь и службу потребует? — покусав губу, капитан разлил по стаканчикам кальвадос. — Как вам мое питье, Данила Петрович?
— Замечательно! — искренне похвалил гость. — Куда лучше дрянной мекленбургской водки. Да! А насчет службы царской скажу так: все точно то же самое, что и здесь. Порт, корабли, рейды. Только заметьте — не за короля Людовика, а за Родину. Нет ничего слаще, нежели Отечеству своему услужить! Что так щуритесь?
— Громких слов не люблю, — капитан Гром улыбнулся. — Да, признаться, таковым и не верю. Весь пафос — он для глупой толпы.
— А толпа и не бывает умной, — тут же парировал дипломат. — Хоть афинский охлос, хоть римский плебс… Помните — «Хлеба и зрелищ!». С тех давних времен ничего не изменилось, да. А вы умный человек, Андрей Андреевич… Впрочем, я навел справки.
— Интересно, — Громов покачал головой. — Что вы обо мне еще знаете, любезнейший Данила Петрович?
— Да все, — развел руками Райков. — Если хотите — скажу. Правда, не вдаваясь в подробности. Так рассказать?
Андрей молча кивнул.
— Вы, друг мой, из небогатых дворян, — с улыбкой продолжил гость. — Поверьте, понимающему человеку это хорошо видно по вашему воспитанию и манерам. Попали в Америку, скорее всего — через немцев, завербовались в наемники — или сначала шведский плен, а уж потом немцы, не важно. Потом вас продали англичанам — ганноверцы целыми полками продавали, англичане вас увезли в свои колонии — воевать с французами за испанскую корону, а откровенно говоря — мексиканское серебришко под себя подгребать. Ну таскать для других каштаны из огня вам быстро надоело, и вы бежали, нашли охочих людей, захватили корабль, много чего натворили, прославились не хуже, чем какой-нибудь Лолоне или Морган, и, по примеру последнего, приняли верное решение поступить на государственную службу, правда, не в колониях, а в Европе. Что ж, Франция — неплохой выбор, и король Людовик — не хуже других. Правда, он уже далеко не в прежней своей силе. Что, друг мой, Андрей Андреевич? Так все было?
Громов развел руками:
— Ну как-то так.
— Вы вот еще что поймите, — докурив, Райков положил трубку на стол. — Прошлое ваше никого в России интересовать не будет, берем вас таким, какой есть — и в том, поверьте, заинтересованы преизрядно. Служба та же самая, правда, не скажу точно — где, в Архангельске или в Санкт-Петербурге. Родине будете служить… Тьфу, что это я?! Жалованье — в три раза больше! И от всех призов — треть вам и команде.
— И каперский патент от царя Петра? — грустно ухмыльнулся капитан. — В Шведском-то озере.
— Может, еще и замиримся со свеями, — гость покрутил ус. — Царь Петр Алёксеевич по всей Европе посредников ищет, был бы на месте Карла кто-нибудь другой — давно бы договорились. А этот, вишь, Ингрию требует, Санкт-Петербург — отдай, мол! Черт упрямый, тупой солдафон! Погоди, изведаешь еще русской дубины!
— Изведает, — согласно кивнул Андрей. — Да еще как! Мало не покажется.
— Вот-вот! — Райков весело засмеялся и, подняв стакан, предложил выпить за победу.
— За нашу победу! — посмеиваясь, уточнил капитан.
— Так что с моим предложением? — выпив, осведомился Данила Петрович. — Принимаете?
— Мне надо подумать, — Громов покусал губу, задумчиво глядя в окно на чистое голубое небо и видневшиеся вдали деревья на плато де Грас, там, где часовня.
— Конечно, подумайте! — всплеснув руками, расхохотался Райков. — Я же вас не неволю. Только давайте уговоримся — ровно через неделю вы мне дадите ответ. Видите ли, мои парни… их надо как можно скорее отправить. Не получится с вами, с кораблем, придется искать иные пути, ведь саксонский король Август Сильный нам нынче не друг — договорился тайно с Карлом в Альтранштеде, признал Лещинского польским государем. А царь Петр Алексеевич Августу, как брату, верил. Да, Андрей Андреич, не в службу, а в дружбу — вы не могли бы опытным своим глазом посмотреть набранных мною людей? Знают ли воинское дело, может, с парусами кто управляться умеет? Они здесь недалеко, на старом хуторе в Бомон-ан-Ож, верст десять-двенадцать отсюда. В субботу поехали бы с супругой своей на верховую прогулку — как раз и посмотрели бы. А? Как?
— Ну что с вами делать, любезнейший Данила Петрович? — подумав, Громов махнул рукой. — Так и быть — заеду, погляжу. Только не в субботу — дела — а, скажем, в воскресенье.
— Хорошо, в воскресенье, — покладисто согласился гость. — Как скажете, милостивый мой государь!
Ярко светила луна. Шумели деревья, и гонимые ветром облака плыли по темно-синему небу к проливу и дальше — в Англию. Продравшись сквозь заросли ежевики, Громов поворотил коня и, оглянувшись на следующих за ним по пятам всадников, приказал всем спешиться.
— Мы дальше пешком, — Андрей протянул руку Бьянке. — А вы ждите здесь.
— Не беспокойтесь, Андрей Андреевич, — гулко прошептал Спиридон. — Чужаков не пропустим. А пастухам, буде набредут, скажем — мол, в город идем, да припозднились малость.
— Хорошо, — махнув рукой, Громов решительно повел возлюбленную по тропе, идущей на холм де Грас, к часовне Пресвятой Девы.
Позади остались верные люди, те, кому Андрей доверял — кроме Спиридона Рдеева, еще, конечно, Том, белобрысый юнга Лесли Смит… и все, иных больше не было — а никого лишнего и не нужно! Том, кстати, последовал сразу же за капитаном и баронессой — он был нынче свидетелем, пусть хотя бы один, свидетельницы не нашли, да, честно говоря, не очень-то и искали, опасаясь нарушить тайну.
Слева, почти под ногами, с гулким криком вспорхнула ночная птица, взлетела, громко хлопая крыльями, уселась на дерево.
— Черт бы тебя… — вполголоса выругался Том. — Эй, масса Эндрю, вы где?
— Здесь, — Андрей глухо рассмеялся. — Ну догоняй же, на ходу-то не спи.
— Ага, я сейчас, масса!
Том передвигался достаточно шумно, пару раз так и вообще чуть было не упал в ежевичные кусты. Громов и Бьянка, оглядываясь на неловкого слугу, лишь посмеивались, все вокруг — черные кружевные деревья, сияющая луна, звезды — нынче казалось им каким-то особенно благостным, волшебным.
Всем троим и в голову не могло прийти, что кто-то крался за ними от самого Онфлера, не спуская глаз, точней, шел на слух, ибо уже давно наступила ночь. И этот — кто-то — ловкая бестия! — весьма хорошо знал местность, куда лучше, нежели те, кто поднимался сейчас к часовне, и также лучше тех двоих, кто ожидал неподалеку, внизу.
— Пришли? Прошу, проходите.
Приглушенный голос священника прозвучал в ночной тишине, скрипнула дверь, и дрожащее пламя свечей, освещающих внутренне убранство храма, легло узкой желтой полоской на землю… легло лишь на миг, и тут же пропало, пропустив четыре темные тени в часовню Нотр-Дам де Грас.
— Ага! — кто-то притаившийся в кустах, как видно, прекрасно узнал голос. — Отец Анатоль тайно совершает требы?! Так-так… Что ж, будет что доложить.
А внутри, в часовне ярко горели свечи, и облаченный в праздничные одежды священник начинал великое таинство венчания, начинал с простых вопросов, вовсе не торжественных, обычных, просто спрашивал то, что должен был спросить:
— Веруете ли вы в Господа нашего Иисуса Христа и в то, что Он был распят на кресте за грехи людские, и воскрес во искупление грехов?
— Веруем! — хором отозвались трое.
— Теперь спрошу о конфессиях, — отец Анатоль понизил голос. — Кто из вас принадлежит к святой католической церкви?
— Я! — с гордостью отозвалась Бьянка.
Священник перевел взгляд на Громова.
— А ты, сын мой?
— А я — православный, — не стал скрывать Андрей. — По-вашему — ортодокс. И что?
— Да ничего, — улыбнулся отец Анатоль. — Просто вы должны знать, что нужен еще один обряд — венчание по ортодоксальному обряду, раз уж вы с невестою принадлежите к разным верам.
— Ага, — кивнув, Громов довольно потер руки. — Мы обязательно такой обряд совершим, святой отец, при первом же удобном случае!
— Хорошо, — удовлетворенно кивнув, священник перевел взгляд на Тома. — А ты, сын мой?
— Я принадлежу англиканской церкви, святой отец.
— Что ж, это допускается, чтобы один из свидетелей принадлежал к иной вере… Правда в данном случае свидетель всего один… Свидетельницу-то не нашли?