— Это моя жена! — Андрей вскинул голову и, покосившись на сидевшего, словно изваяние, сержанта, вкрадчиво спросил: — Может, мы могли б с вами договориться, сэр? Если, конечно, ваши старейшины не будут против…
— При чем тут старейшины? — резко перебил индеец. — Вы — мои пленники, а не их! И вообще — я, офицер Ее величества королевы, в этом селении — главный!
— Кто бы спорил, — поспешно согласившись, пленник кивнул на орудие. — Это что, у вас двенадцатифунтовки в качестве мебели?
— Что-что? — тут же переспросил Красная Сосна. — Так ты что же, разбираешься в орудиях?
— Я — канонир! — гордо заявил молодой человек, вспомнив добрым словом старого артиллериста капрала Джона.
— Ну! — суб-лейтенант обрадованно ухмыльнулся. — Я же говорил, что ты — пират. Но…
Индеец немного потянул время, сверля Громова самым пристальным взглядом, и затем наконец закончил:
— Мне как раз нужен толковый канонир. Правда… это испанские пушки, не английские.
— Без разницы! — усмехнулся Андрей. — Калибр-то я и отсюда вижу. Хотите установить их на подходе к селению?
— Нет, у реки, — Красная Сосна мотнул головой. — Там могут появиться ямаси, наши враги. Приплыть на множестве лодок и плотов. Вот мы их тогда и встретим!
— На вашем месте я бы немного переделал лафеты, — поглядывая на пушки, задумчиво протянул молодой человек. — Да, а порох, ядра? Они у вас есть?
— Порох есть, хороший, зерненый, — немедленно уверил суб-лейтенант. — Да достать — не проблема, лорды помогут всегда. С ядрами тоже — но они тяжелы, надо везти. У нас, правда, есть еще с полдюжины.
— Маловато, — Громов повел плечом. — Ладно, всегда можно использовать картечь. Даже еще лучше, корабли-то на вас по реке не попрут — точно!
— Да уж, корабли не попрут, — посмеялся индеец.
— И… мне и жене нужно будет жилище…
— Обеспечим!
— И… некоторая свобода действий.
— Некоторую — получите. Я же здесь все ж таки — вождь, — гордо вскинув голову, Красная Сосна тут же скривил губы и предупредил: — Только не вздумайте бежать! Даже не пытайтесь. Поверьте — уйти отсюда невозможно, кругом болота, к тому же селение и реку круглые сутки стерегут наши самые зоркие воины. Высматривают ямаси… и таких, как вы, бродяг.
— А еще мне нужен толковый помощник, — Андрей осторожно продолжал гнуть свою линию. — Тот негр, Том, как раз бы вполне подошел.
— Так берите, — безразлично повел плечом молодой вождь. — Пока я пошлю людей к полковнику Роджерсу, пока они доберутся до его поместья, пока — обратно… Да и согласится ли еще полковник заплатить дюжину гиней. Время есть. И бездельничать чернокожему незачем.
В качестве жилища «супругам» предоставили небольшую хижину — имелись в деревне и такие, — располагавшуюся на самой околице, между сосновой рощицей и заросшим густой осокой болотом. Устланная циновками комнатушка размерами метров пять на пять, посередине — очаг и конечно же никакой мебели, кроме все тех же циновок. Впрочем, около очага имелась небольшая полка с плетеными корзинами и горшками.
Посланные вождем подростки быстро принесли хворост для костра, лепешки, вареное мясо и рыбу, а также объемистый кувшин с чистой родниковой водой, сдобренной слегка забродившим ягодным соком и вполне приятной на вкус.
Наскоро перекусив, Громов, как и обещал, вернулся в вигвам с пушками, оставив «жену» на хозяйстве. У шатра уже ошивался немного озадаченный Том в сопровождении дюжины молодых воинов в набедренных повязках, Красная Сосна с сержантом ожидали внутри, у пушек.
— Раз вы канонир, — не тратя времени даром, сказал суб-лейтенант, — так научите моих людей обращаться с орудиями, для начала заряжать и наводить на цель, ну и покажите, как произвести выстрел.
— А в поле тренироваться не будем? — Андрей покосился на вошедшую в шатер индейскую молодежь и, видя, что вождь его не совсем понял, поправился: — Ну в смысле — на улице. Пальнули бы пару раз в реку или в болотину! Ах да, у вас же зарядов почти нет…
— Не в зарядах дело, — покачал головой Красная Сосна. — В соседнем селении был небольшой запас. Порох и ядра, правда, с ядрами полная неразбериха — завтра с вами съездим, заберем те, что нам подойдут. А пока… Скажите, как канонир, возможно ли производить выстрелы по реке прямо отсюда?
— Отсюда? — не понял Громов. — Из шатра?
— Шатер мы уберем перед самым выстрелом, — невозмутимо пояснил вождь. — Я очень не хочу, чтоб наши пушки разглядел кое-кто с той стороны реки.
— Ямаси?
— Да. Они там, на том берегу, я это знаю. И готовятся напасть. У них плоты и лодки.
— Понял вас, господин суб-лейтенант, — кивнул Андрей и улыбнулся. — Думаю, до реки мы отсюда достанем. Только надо перенацелить пушки… чем сейчас и займемся. С такими-то молодцами управимся — а чего ж?!
Выйдя на улицу, молодой человек прикинул примерную траекторию, затем послал Тома — измерить расстояние в шагах, после чего долго рисовал прутиком на песке цифры — бормоча себе под нос, высчитывал требуемые углы.
— Вы говорите громче, господин канонир, — попросил с любопытством наблюдавший за всеми операциями Красная Рука. — Поясняйте, что делаете, а я буду переводить, коли уж что не поймут.
— А вы хорошо знаете английский, сэр, — Громов задумчиво почесал прутом затылок. — Где научились?
— В Чарльз Тауне, — охотно пояснил суб-лейтенант. — В детстве я провел там два года. В заложниках. Можно считать — там и вырос.
— В заложниках? — Андрей уже пожалел о своем любопытстве.
Впрочем, вождь не выказал никакой злобы, скорее даже наоборот.
— Да, в заложниках. Мой покойный отец — Черная Рука — был великий вождь, его все боялись и уважали. Белые колонисты — тоже. Он долго с ними воевал, потом замирились, и гарантией этого мира стал я. И теперь являюсь, только уже не как заложник, а как союзник, более того — как английский офицер!
— Неплохая карьера, сэр! — похвалив, Громов махнул прутом. — Однако же вернемся к нашим баранам. Спрашиваете, что я тут пишу? Это цифры. От этого шатра до реки — около двухсот шагов, то есть — сто метров, плюс еще метров пятьдесят по реке — выходит очень даже неплохо! Для вас, я имею в виду, неплохо, а для ваших врагов — хуже некуда.
— А у того берега мы их не достанем? — переспросил вождь.
Новоявленный канонир скривился:
— Достать-то достанем, сэр, но уж больно будет велик разброс. К тому же один выстрел с ближней дистанции эффективнее четырех — с дальней. Впрочем, вам, я так понимаю, не корабли топить. Цель — скопище плотов и лодок, идущих к пристани, к мосткам. В другом месте враги высадиться не могут?
— Нет, там болотистый берег, много воинов сразу не пройдут.
— Тогда именно сюда и наведем, сейчас, я рассчитаю угол… Да! Заряды у вас стандартные? В бумажных картузах?
Красная Сосна озадаченно покачал головой:
— Те шесть, что есть, по-моему, да. В остальном — у нас просто порох. И — в соседнем селении — мы завтра его весь можем забрать.
— Посмотрим.
Кивнув, молодой человек зашел обратно в шатер, где с помощью индейского молодняка принялся таскать и перенацеливать пушки. Сначала, задрав полог — по горизонтали, затем — памятуя полученные цифры — и по вертикали, пользуясь штатными лафетными цапфами.
Двенадцатифунтовое морское орудие вместе с лафетом весило около тонны, и парни управлялись весьма проворно, после чего Громов тем не менее устроил короткий отдых, во время которого, как мог, в двух словах, изложил теоретические основы артиллерийской стрельбы.
— Самый главный наш враг — дождь, ребята! И еще — ветер.
— Они спрашивают — неужели ветер может сдуть ядра? — немного погодя перевел вождь.
Андрей засмеялся:
— Да нет, здесь не сдует, конечно. Я не так сказал, не ветер страшен, а его отсутствие. Дым, понимаете? Дым! В безветрие или при слабом ветре после первых выстрелов мы просто не увидим, куда стрелять — все будет заволочено дымом! И какой тогда выход?
— Какой?
— Выставить наблюдателей и подготовить гонцов! Ну вестовых, чтоб огонь корректировали. У вас, кстати, приспособления для зарядки есть?
— Кое-что есть, — суб-лейтенант несколько смущенно кивнул в угол. — Типа большого шомпола.
— Это — шуфла, — подойдя, определил Громов. — Ею картуз с порохом в ствол запихивают. Еще есть пробойник… ну обойдемся, а вот без банника — никак. Ствол-то после выстрела прочищать надобно!
— И где же мы его возьмем, этот банник?
— Сделаем! Какая-нибудь ненужная оленья шкура найдется?
Уже к вечеру индейский вождь Красная Сосна проникся к пленному канониру если и не доверием, то уважением — точно. На ужин в хижину принесли вкусные и сытные яства — печеную рыбу, бобы и прочее, а также и кувшинчик неплохого красного вина, который осушили на четверых — Андрей с Бьянкой и сам суб-лейтенант со своим здоровяком адъютантом. Тому, как слуге, было дозволено спать в хижине на полу, но к столу индейцы его, естественно, не допустили, на баронессу-то косо смотрели — не принято у них было, чтобы мужчины и женщины за одним столом… вернее — циновкою, и все же вождь допустил слабину, памятуя положение женщины у цивилизованных европейцев.
— Сделаем! Какая-нибудь ненужная оленья шкура найдется?
Уже к вечеру индейский вождь Красная Сосна проникся к пленному канониру если и не доверием, то уважением — точно. На ужин в хижину принесли вкусные и сытные яства — печеную рыбу, бобы и прочее, а также и кувшинчик неплохого красного вина, который осушили на четверых — Андрей с Бьянкой и сам суб-лейтенант со своим здоровяком адъютантом. Тому, как слуге, было дозволено спать в хижине на полу, но к столу индейцы его, естественно, не допустили, на баронессу-то косо смотрели — не принято у них было, чтобы мужчины и женщины за одним столом… вернее — циновкою, и все же вождь допустил слабину, памятуя положение женщины у цивилизованных европейцев.
— Сам Иисус и Великий Дух Охоты послали вас нам, — в заключение заметил индеец. — Теперь кровожадные дикари ямаси получат достойный отпор! И пушки… О, это будет сюрприз, как говорят англичане.
На следующий день они выплыли на трех лодках — двух маленьких и юрких каноэ с Красной Сосной, Громовым и полудюжиной воинов, и одной — большой, для перевозки пороха и ядер. Утро стояло прохладное, с обильной росою, по берегам реки клубился плотный желтовато-серый туман, сквозь который едва проглядывал тусклый кружочек солнца.
Хоть и против течения, но продвигались быстро: гребцы были хоть куда, да и большая лодка — пока что пустая — задерживала путников не особенно сильно. Сквозь туман проглядывал низкий заболоченный берег, густо поросший ивой, тростником и осокою; вот прямо из-под весла выпорхнула утка, а вот где-то совсем рядом истошно закричала выпь.
Добирались где-то около двух часов — ничего себе соседнее селение! По прикидкам Андрея выходило километров пятнадцать, уж никак не менее. Пока плыли, туман медленно, но неуклонно таял, исходил упорно цепляющими клочьями за кусты и осоку. Над головами индейцев и их бледнолицего спутника показалась просинь, выглянуло, весело заиграв на воде, нежаркое осеннее солнышко. Сразу сделалось теплее, казалось, даже птицы загомонили громче.
Причалив, индейцы молча — они все делали молча, и вовсе не потому, что не любили поговорить — спрятали лодки в осоке и некоторое время шагали вдоль берега зыбкой болотистою тропой, несколько раз заставившей Громова невольно вспомнить один не самый радостный эпизод из легендарного советского фильма «А зори здесь тихие». Слава богу, болотина вскоре закончилось, начался раскидистый, с красными папоротниками и ракитником, лес, холодный и влажный, почти как и болото, так же чавкало под ногами, однако хотя бы тропинка не колыхалась, вот-вот готовая ухнуть в бездонную засасывающую трясину.
Чем дальше от реки и болота, тем идти становилось легче, суше, вот уже и деревья стали куда реже, пошли рододендроны, можжевельники, а сквозь густую листву все чаще и чаще сверкали золотистыми столбиками теплые солнечные лучи.
Не пройдя и километра от берега, индейцы насторожились, принялись пробираться вперед с осторожностью, то и дело прислушиваясь и присматриваясь буквально ко всему вокруг.
Наконец, Красная Сосна и вовсе велел всем остановиться, да, закрыв глаза, с шумом втянул в себя воздух, словно глотнул его, перекатывая во рту и пробуя на вкус. Все остальные индейцы, даже здоровяк Сильный Кулак с верным мушкетом на плече, усевшись на корточки, смотрели на суб-лейтенанта с благоговением и плохо скрытым ужасом, показавшимся Громову весьма неожиданным. Они же были односельчане, эти индейцы. Чего так уж бояться собственного вождя?
Красная Сосна стоял не шевелясь, словно бы прислушивался к чему-то, смуглое бесстрастное лицо его, однако, нельзя было бы назвать безмятежным, было в нем нечто такое, что напоминало вошедшего в транс колдуна или, исходя из местных реалий, шамана. Руки вождя, поначалу опущенные, медленно поднимались, словно крылья, потом снова опускались, прижимаясь к бедрам… вот левая рука скользнула к ожерелью из медвежьих клыков… что-то еще висело на груди Красной Сосны, что-то такое, что — судя по реакции враз зажмурившихся индейцев — не следовало бы видеть никому.
А Громов не зажмурился — присмотрелся! Что ему до каких-то дикарских верований! Однако, как ни старался, не увидел ничего… Вождь просто что-то сжимал в кулаке, что-то очень небольшое… Нательный крестик? А почему бы и нет? Впрочем, потом можно будет понаблюдать, посмотреть на вождя повнимательнее.
Напрягшись, Красная Рука вдруг дернулся и, вытянув руку вперед, выкрикнул что-то на своем языке. Андрей все же разобрал знакомое слово — «ямаси»!
Ямаси… Враги. Так что же, выходит, враги здесь? И вождь их почуял?
А ведь все именно так и обстояло: индейцы вытащили ножи и томагавки, кто-то приготовил стрелы и лук, а сержант Сильный Кулак с неожиданной сноровкой и ловкостью принялся заряжать свой огромный мушкет, больше напоминавший крепостное орудие.
— Двигайтесь как можно более тихо, — взглянув на Громова, шепотом предупредил суб-лейтенант. — Ямаси уже ушли, но могли оставить лазутчиков. Не отставая идите за мной.
Раскинувшееся на лесной опушке, близ заросшего осокой ручья, небольшое — три вигвама и две хижины — селение казалось вымершим, — не было видно ни одного человека, лишь от небольшого, едва тлеющего костерка меж вигвамами поднималась вверх тоненькая струйка дыма. Поперек костра лежало какое-то толстое, обуглившееся посередине бревно, в котором Андрей, присмотревшись, признал тотемный столб.
Суровые лица индейцев исказила гримаса гнева, по знаку Красной Сосны четверо парней вытащили из костра обгоревший тотем, оттащив к одной из хижин. Вождь вполголоса приказал тщательно осмотреть все, и воины кусабо разбрелись по деревне. Громов тоже подошел к ближайшей хижине, сложенной из переплетенных меж собой прутьев и крытой листьями сабаловой пальмы, и, откинув циновку, заглянул внутрь.
В нос ударил запах свежей крови и смерти! Прямо поперек входа лежал совершенно раздетый труп женщины… баз головы! Рядом, на земляном полу, притулились трупики детей, пронзенные — как видно — копьями и тоже без голов. Лужи темной крови привлекали множество жирных зеленых мух, их плотоядное жужжание отдавалось в ушах гнусным протяжным эхом.
— Господи!
Выскочив из хижины, молодой человек хотел кричать, позвать кого-нибудь, но осекся, увидев, как воины вытаскивают из вигвамов такие же обезглавленные трупы, аккуратно складывая их напротив тотема, который двое парней сноровисто вкапывали в землю.
— Ямаси убили всех, — увидев Андрея, тихо промолвил вождь. — Не только воинов. Стариков, женщин, детей… даже самых маленьких.
— Сволочи!
— Вам, белым, наверное, кажется, что это зверство, — скривившись, Красная Сосна покачал головой. — Однако это не так. Разорить селение врага — высшая доблесть! Убить мужчин — чтобы у врага не было силы, убить женщин — чтоб они не нарожали воинов, убить детей — чтоб из них не выросли мстители, которые в один прекрасный момент вот так же явятся в деревне врагов и убьют там всех!
Громов молча сплюнул: что ж, определенная логика в словах суб-лейтенанта имелась. Логика первобытного дикаря! Именно так первобытные люди и жили. Именно такие войны и вели. Именно так! На уничтожение! Все против всех. И не важно, ребенок ты или взрослый, враг не должен жить, враг не должен мстить, враг не должен размножаться.
Прекрасно понимая это (все ж таки историк!), молодой человек тем не менее спросил, почему это ямаси не взяли пленных?
— Им что, не нужны рабы? Деньги?
— Не так нужны, как нам, — дернув шеей, пояснил вождь. — Ямаси — дикие и держатся старых традиций. Нас же считают предателями, холуями белых, хоть мы долго воевали с англичанами и только потом заключили с ними взаимовыгодный союз, не утратив наших обычаев. Разве что многие поверили в Иисуса Христа… но не отринули и Великого Духа! Ямаси же — закоренелые язычники, жестокие дикари. Они обезглавили убитых, чтобы мы не смогли достойно их похоронить, а это очень важно!
— И что вы собираетесь делать?
— Что-нибудь придумаю, — Красная Сосна неожиданно улыбнулся. — Уже придумал! Мы похороним павших со всей подобающей честью. Увы, весь порох ямаси забрали с собой, остались лишь ядра. Во-он в той хижине, она использовалась как амбар. Сходите, отберите, какие подойдут.
— Да, конечно, — глядя на трупы, рассеянно кивнул Андрей.
— Подождите… — вождь жестом остановил его. — Я дам вам в помощь Синюю Молнию, он сообразителен и немного знает английский.
Обернувшись, суб-лейтенант что-то сказал на своем языке, и один из молодых воинов бросился вслед за Громовым.
— Лейтенант сказал — ты говоришь по-английски? — на полпути обернулся Андрей.
Воин — молодой, тощий, с разрисованной синей и красной красками грудью и решительным, но вполне юным лицом — учтиво склонил голову: