Если кредиты заморожены десятилетиями, капитализм не работает
Сегодня бизнес страны, что называется, лег на дно. Если глобальный кризис вынудил многие страны занимать слишком активно и много, Мексике пришлось занимать слишком мало. За прошедшее десятилетие зарождающиеся рынки в среднем увеличили сумму банковских кредитов для юридических и физических лиц на 20 процентных пунктов, до 50 процентов от ВВП, а в Мексике этот показатель вырос всего на 3 процента, составив 24 процента от ВВП. Это весьма важный и показательный момент, ибо капитализм просто не может функционировать без займов, в Мексике же кредиты растут медленнее, чем в любой другой стране Латинской Америки. Начиная с кризиса песо, разразившегося в 1994 году, основные мексиканские банки упорно держат кредиты и займы «на коротком поводке», и такая вялость в области кредитования вполне ожидаема для любого неконкурентоспособного рынка. (Этим, например, частично объясняется стагнация в Японии, где банковское кредитование тоже было заморожено много лет назад.) В последние годы одним из ключевых факторов экономического роста других стран Латинской Америки стала активная инновационная деятельность банков, начавших предоставлять кредиты клиентам с низким уровнем доходов, то есть сектору, ранее ими не обслуживаемому. Но мексиканские банки предпочли не суетиться.
Исключения обычно делали только для крупных частных монополий, даже когда с деньгами было совсем туго. Олигополистическая структура этих компаний формировалась в 1970-е годы, когда Мексика была еще, по сути, социалистической страной, а большинство отраслей – государственными монополиями, надежно защищенными от иностранной конкуренции высокими тарифными барьерами. В результате двух кризисов 1980-х и 1990-х годов, вызванных огромными государственными задолженностями, эти компании распродали частным владельцам. На практике это зачастую горстка имеющих доступ к капиталу богатых семей, которые приобретают госсобственность по ценам значительно ниже ее балансовой стоимости. В итоге государственные монополии превратились в частные; именно они со временем дали жизнь многонациональным корпорациям Мексики.
Расширять бизнес на родине было крайне трудно, ибо укрепиться в сферах, где доминирующие позиции занимают яростно конкурирующие друг с другом магнаты и олигархи, практически невозможно. Поэтому мексиканские компании, воспользовавшись весьма серьезным преимуществом огромной наличности, генерируемой закрытым для внешнего мира внутренним рынком, начали с поразительным успехом выходить на зарубежные рынки. В настоящее время на фондовой бирже Мехико зарегистрирована крупнейшая в мире телекоммуникационная компания America Movil, третья по величине цементная компания CEMEX, вторая по величине компания по производству содовой Femsa и крупнейшая компания, выпускающая маисовые лепешки тортилья, Gruma (любопытно, что бо2льшую часть прибыли она зарабатывает не в Мексике или Латинской Америке, а в США). В предыдущее десятилетие многие из них, чтобы укрепиться на глобальном рынке, активно брали кредиты, и какое-то время все шло, на первый взгляд, просто замечательно – до кризиса 2008 года, выявившего недостатки этой системы. Некоторые зарубежные операции оказались слишком дорогими. Песо с треском «обвалился», и ценовой потолок острыми шипами пробила специальная монопольная цена капитала. Курс акций одних мексиканских мировых гигантов, в первую очередь цементной компании CEMEX, резко снизился; другие были вынуждены вовсе отступить на внутренний рынок.
Оказавшись в ситуации сильного прессинга, олигархи перестали соблюдать неписаное правило, запрещающее нападать друг на друга на своей территории – например, производители цемента поменьше начали конкурировать с CEMEX за ее давних клиентов. А телекоммуникационные компании меньшего размера принялись давить на правительство, стараясь заставить его отменить непомерно высокую плату за подключение к сети и прекращение вызова, которые холдинг America Movil, доминирующий игрок мексиканского телекоммуникационного рынка и собственность Карлоса Слима, издавна использовал для безраздельного контроля над этим рынком. America Movil, со своей стороны, изо всех сил старалась пролезть в сферу телевещания, а телевизионные гиганты делали все возможное, чтобы отобрать у нее долю телекоммуникационного рынка.
Иными словами, мировой финансовый кризис инициировал процесс подрыва обороноспособности мексиканских олигополий, и к 2011 году правительство страны начало предпринимать первые шаги для исправления ситуации. В частности, был принят новый антимонопольный закон, предусматривающий суровое наказание за использование антиконкурентных практик, включая серьезные штрафы и даже возможность тюремного заключения для топ-менеджеров компаний-нарушителей. Вскоре после принятия этого закона компании Слима America Movil выписали штраф в 1 миллиард долларов – за то, что она взимала с конкурентов явно завышенную плату за проведение звонков своих клиентов через ее сеть. Слим нанес ответный удар, вновь потребовав выдать его компании, специализирующейся на телефонии и интернет-услугах, лицензию на создание телевизионного канала. Несколько лет назад Слиму уже отказали, главным образом из-за опасений правительства по поводу выхода его мощной, доминирующей в стране телекоммуникационной сети на новый рынок. Учитывая, что конкурентам магната еще раньше позволили предлагать потребителям «тройной сервисный пакет», включающий услуги телефонии, интернета и телевидения, отказ предоставить такое же право Слиму только укрепляет конкурирующие монополии.
Правила уличного движения: МехикоЧто хорошо для отдельных компаний, не всегда хорошо для экономики страны, и наоборот. В первую очередь это относится к государствам, в которых господствуют олигополии, таким как Мексика, ЮАР и в некоторой степени Филиппины. Если, например, конкуренция усиливается, ослабляя власть олигополий, это может негативно сказаться на аномально высоких прибылях крупных компаний, но нередко бывает полезно для экономики в целом, так как цены для потребителей снижаются, а общая производительность труда растет, усиливая тем самым потенциал роста страны.
Межолигархические войны
Первые, пока еще едва зарождающиеся антимонопольные усилия и усиливающиеся стычки между мексиканскими магнатами можно воспринимать как предвестники поворота страны в сторону истинной конкуренции. Но впереди у нее еще очень долгий путь. По мнению аналитиков Уолл-стрит, вполне вероятно, что в результате всех этих межолигархических войн Слим и его конкуренты просто поделят между собой рынки телекоммуникаций и телевидения и оба сектора окажутся в руках сильных, давно устоявшихся олигополий. America Movil поклялась подать апелляцию на штраф в миллиард долларов, и это судебное разбирательство может затянуться на долгие годы. Чтобы сломить сопротивление сильнейших национальных монополий, вновь созданной комиссии по конкуренции придется выдержать длительную кампанию. При этом, надо сказать, действия президента Кальдерона не дают больших поводов для оптимизма в этой сфере: его главные приоритеты, озвученные при вступлении в должность, включали в числе прочего реформу трудового законодательства, исправление дисфункций энергетического сектора и решение проблемы роста государственных доходов. Однако по состоянию на середину 2011 года Кальдерон так и не добился сколько-нибудь заметного успеха ни на каком из этих фронтов.
Жестокие нарковойны в Мексике в определенной мере тоже являются следствием картельной бизнес-культуры этой страны. По всей видимости, не стоит удивляться, что после серьезного ослабления власти колумбийских наркокартелей центр картельной мощи переместился в Мексику – своего рода «чашку Петри» для разведения монополий любых видов и типов. Когда в 2010 году Кальдерон предупреждал, что мексиканские наркокартели «пытаются навязать монополию силой оружия и даже ввести свои собственные законы», он, возможно, говорил о давно всем привычных мексиканских олигополиях (ну, разве что они не используют огнестрельное оружие). Эти картели изрезали северную границу страны нелегальными коридорами в США; каждый из них действует в основном в своей зоне. За единственным исключением – когда в результате решительных наступательных действий правительства освобождается место лидера картеля и среди его подчиненных и конкурентов начинается борьба за освободившийся трон.
По сути, мексиканский наркобизнес преимущественно существует и действует как своего рода параллельная экономика, минимально воздействуя на нормальную, легальную экономику. Принятое в 2006 году решение президента Кальдерона бросить на борьбу с наркокартелями национальную армию сильно обострило войну; число связанных с наркотиками смертей резко выросло с 2500 случаев в 2007 году до 13 тысяч в 2010-м. Однако курсы акций мексиканских компаний, кажется, остаются абсолютно равнодушными к творящемуся в стране насилию и по-прежнему больше зависят от американских и глобальных экономических тенденций, а не локальных нарковойн и национальной политики.
По сути, мексиканский наркобизнес преимущественно существует и действует как своего рода параллельная экономика, минимально воздействуя на нормальную, легальную экономику. Принятое в 2006 году решение президента Кальдерона бросить на борьбу с наркокартелями национальную армию сильно обострило войну; число связанных с наркотиками смертей резко выросло с 2500 случаев в 2007 году до 13 тысяч в 2010-м. Однако курсы акций мексиканских компаний, кажется, остаются абсолютно равнодушными к творящемуся в стране насилию и по-прежнему больше зависят от американских и глобальных экономических тенденций, а не локальных нарковойн и национальной политики.
Обнадеживающий сигнал – азиатская сторона Мексики
Еще одна причина, по которой мексиканский фондовый рынок в основном оторван от происходящего в родной стране, заключается в том, что многие из секторов, от которых зависит местная экономика, на бирже вообще не представлены. Производители экспортных товаров, в частности крупные американские автомобилестроительные компании с многочисленными заводами вдоль границы, представляют собой важную часть мексиканской экономики. Но акции GM, Ford, Chrysler на мексиканской фондовой бирже не котируются. Во главе другого крупнейшего сектора экономики – нефтяного, стоит компания Pemex, которая вообще нигде не зарегистрирована. Партия PRI и сегодня считает принятое еще в 1938 году решение передать бразды правления нефтяной отраслью в руки государства большой победой в борьбе за нацию и до сих пор противится президенту Кальдерону, который считает, что продажа части этого гиганта могла бы обогатить управление мексиканскими нефтяными месторождениями хотя бы некоторой логикой рынка. Компании, доминирующие на фондовой бирже Мексики, сосредоточены в основном на внутренних рынках телекоммуникационных услуг и СМИ, но даже они постепенно все больше выходят на международный уровень. Сегодня открытые акционерные компании Мексики почти 45 процентов своих доходов зарабатывают за границей, преимущественно в других странах Латинской Америки и в США.
По сути, в Мексике происходит в основном то же, что в США. Рост американской экономики на один процент означает рост мексиканской экономики на 1,2 процента; рецессия в США приводит к равноценному, хоть и противоположному эффекту. Как ни удивительно, экономическая модель Мексики скорее азиатская, чем латиноамериканская; экономика этой страны всегда значительно больше зависела от экспорта товаров промышленного производства в США, нежели от экспорта сырья в Азию. Однако к началу прошлого десятилетия Китай начал, что называется, красть с тарелки Мексики. Учитывая значительно более высокие темпы роста производительности труда и намного более низкий уровень заработной платы, эта страна стала казаться некой неумолимой силой, призванной на корню уничтожить мексиканскую экономику. Учитывая, что после обвала песо в 1994 году Мексика возродилась прежде всего благодаря выгодной торговле с США, вполне объяснимо, что в действиях Китая она усмотрела прямую угрозу одному из своих важнейших конкурентных преимуществ. Наряду с некоторыми промышленными державами, например с США и Японией, «китайская угроза» рабочим местам мексиканцев стала в Мексике предметом горячих дебатов – темой, вызывающей огромный страх в обществе, чего не наблюдалось больше ни в одной стране Латинской Америки.
И, как оказалось, эти опасения были частично оправданными: некоторые мексиканские отрасли, например текстильная, под натиском Китая удержались, но другие ждала менее счастливая судьба. Впрочем, учитывая резкий рост заработной платы, наблюдающийся в Китае в последнее время, вполне вероятно, что скоро маятник удачи качнется в сторону Мексики. Если в 2002 году средняя зарплата на китайских промышленных предприятиях была на 240 процентов ниже, чем в Мексике, то сегодня этот разрыв составляет всего около 13 процентов. Близость к границе с США и рост транспортных расходов тоже уверенно склоняют чашу весов в сторону Мексики. Особенно это относится к предприятиям тяжелой промышленности, в частности автомобилестроительным, а также к заводам и фабрикам, поставляющих продукцию для американских каналов поставок, работающих по принципу «точно-в-срок». Кроме того, в некоторых отраслях, например в производстве дисплеев новейшего образца для компьютеров и телевизоров, Мексика уверенно поднимается по лестнице сложности. И мексиканский песо по-прежнему дешев по сравнению с валютами большинства развивающихся стран, что является еще одним плюсом для мексиканских производителей экспортных товаров. Так что, если у Мексики и есть основания для оптимизма, то это ее производственный сектор.
Мексика – не единственный формирующийся рынок, на котором господствуют олигополисты. Еще один яркий пример представляют собой Филиппины, но с приходом нового президента, строго ориентированного на реформы, у этой страны, с моей точки зрения, сегодня есть четкая «дорожная карта» для внедрения необходимых изменений. Задача, стоящая перед Филиппинами, намного проще еще и потому, что доходы на душу населения в этой стране в пять раз ниже, чем в Мексике. Впрочем, по единодушной оценке международных экспертов, в ближайшие годы мексиканская экономика будет по-прежнему отставать. Забегая вперед, скажу, что даже собственный центральный банк Мексики прогнозирует темпы роста на внутреннем рынке всего в 2,5 процента, что вполовину, а то и больше, не дотягивает до потенциала большинства развивающихся стран.
Мексиканские избиратели разочарованы ухудшением ситуации с безопасностью: их раздражает постоянная угроза быть обобранным мелкими местными чиновниками или полицией, им не нравится не слишком привлекательная история экономического развития их страны. Политическая система реагирует на народное раздражение медленно и нерешительно, отчасти, надо полагать, потому, что многие мексиканцы предпочитают просто уезжать из страны, а не требовать изменений дома. Впрочем, сделать это очень и очень трудно из-за чрезмерного количества законодателей (их в Мексике 628) – треть из них избирается по партийным спискам, а не прямым голосованием. Для реальных, существенных изменений в стране прежде всего нужно, чтобы политики почувствовали значительно большее давление со стороны местного электората, ибо именно здешняя политическая система породила в свое время культуру олигополии, ставшую главным препятствием на пути экономического роста Мексики.
Глава 7
Лакомый кусок Восточной Европы
Совершенно очевидно, что Польша – полная противоположность России: эта страна солидна и предсказуема, а бизнесмены Варшавы не замечены в диких вечеринках даже по выходным дням. Даже новая архитектура столицы Польши на редкость скучна и однообразна – а это четкий знак мощного потенциала будущего роста страны
Главная опасность для инвесторов, заинтересовавшихся Центральной и Восточной Европой, таится в том, что они позволяют эмоциям управлять разумом – таким образом очень легко увлечься прелестями Будапешта, Черногории и Дубровника. Все это красивейшие места, которые, без сомнения, стоит посетить, но в них совсем необязательно вкладывать деньги.
Что же касается Варшавы, то ее лицо не понравится ни одному инвестору. Столица Польши, в том числе прекрасный Старый город и Королевский замок, была на 85 процентов разрушена в годы Второй мировой войны. А то, что коммунисты построили на месте этих древних красот, поражает своей серостью и скукой. Поляки, конечно, попытались воссоздать Старый город, но в результате получилась подделка а-ля XIV век вроде диснеевского парка развлечений, и гражданам Польши это отлично известно. Сегодня в городском пейзаже доминирует здание Дворца культуры и науки, построенное в сталинском стиле; говорят, это подарок от диктатора обиженному народу Польши, который теперь любит шутить, что из Дворца открывается самый лучший вид на Варшаву, ибо это единственное место в городе, откуда его не видно.
Тут уместно вспомнить всем известную мудрость – что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Вполне вероятно, к Польше она имеет самое непосредственное отношение. Наряду с Чешской Республикой, еще одним освобожденным бывшим сателлитом СССР, с точки зрения перспектив быстрого экономического роста поляки сегодня находятся в гораздо более выгодном положении, чем Россия. Чехия растет быстрыми темпами вот уже на протяжении десяти лет, и теперь, имея средний доход на душу населения более 20 тысяч долларов, страна твердо встала на путь возрождения своего довоенного статуса одной из ведущих индустриальных держав мира. А Польша, растущая с более низкой базы в чуть более 12 тысяч долларов, имеет все шансы присоединиться к Корее и Тайваню и войти в число очень немногих развивающихся наций, которые, начав практически с нищеты, достигают среднего общемирового уровня доходов и в итоге примыкают к элитному классу богатых стран.