Больше всего из всех своих конкурентов Малайзия одержима борьбой с крошечным Сингапуром. Это соперничество уходит корнями в постколониальный период, когда англичане слишком долго не могли решить, как провести границу в регионе, населенном малайским национальным большинством и крупным китайским меньшинством. На некоторое время китайский анклав Сингапура объединился с Малайзией в федерацию, но этот союз очень скоро развалился из-за этнических проблем. И главную роль в этом сыграл Махатхир, обвинивший китайскую бизнес-элиту в дальнейшем обнищании бедных малайцев. Казалось, город-государство Сингапур с его скудными природными ресурсами ждет весьма незавидная судьба. Однако под мудрым руководством Ли Куана Ю он стал примером поистине потрясающего экономического успеха и региональным финансовым центром. Начиная с 1965 года доход на душу населения в стране вырос в 71 раз, до 37 тысяч долларов, в то время как в Малайзии этот показатель увеличился в 20 раз, до 7 тысяч долларов. Когда в 2011 году Сингапур обошел Малайзию по общим размерам экономики, это вызвало в Куала-Лумпуре сильнейшую обиду: Махатхир тут же заявил, что Сингапур добился таких успехов, сосредоточившись исключительно на экономическом росте и совершенно забыв о «справедливом распределении богатства между народами, как это делаем мы в Малайзии».
Но проблемы Малайзии не ограничиваются расовыми трениями и давним соперничеством. Каждое государство Юго-Восточной Азии в тот или иной момент своей постколониальной истории пережило период протестов против китайского бизнес-класса, но только Малайзия упорно поддерживает этот огонь, преподнося данную проблему как важнейший вопрос государственной политики. Еще до того как в 1981 году к власти пришел Махатхир, в стране была разработана программа позитивной дискриминации по предоставлению этнической группе бумипутра – это коренное население Малайзии, включающее малайцев, – большей доли участия в компаниях. Махатхир же превратил эту программу в проникшую во все сферы и аспекты жизни систему расовых квот и субсидий, охватывающую все, от школ до государственных постов. Сегодня 60-процентное малайское большинство считает, что до сих пор не получает справедливой доли экономического пирога, а 30-процентное китайское национальное меньшинство, пытаясь конкурировать с малайцами-магнатами, пользующимися безраздельным покровительством властей, чувствует себя все в такой же изоляции. А если в стране живут сплошь обиженные на судьбу жертвы, остается только удивляться, когда находится смельчак, готовый инвестировать в ее экономику.
Сегодня эта сложная политическая обстановка не дает Малайзии открыть двери и дать обратный ход, отменив излишне щедрые льготы для представителей бумипутры. Почувствовав себя в западне, иностранные и местные инвесторы начали переводить капиталы за рубеж. А когда благоприятные возможности окончательно иссякли, талантливые малазийцы стали и сами массово уезжать за границу, и сильнейшая утечка мозгов сделала страну еще менее привлекательной для инвесторов.
Малайзия – единственное азиатское государство, в котором объем прямых иностранных инвестиций уменьшается: общий приток долларовых капиталовложений ушел в минус в начале 2006 года, и с тех ситуация не изменилась: в последнем квартале 2011 года темпы составили –2,5 процента ВВП. В любой развивающейся стране экономисты прежде всего ищут признаки сильного «инвестиционного цикла», который указывает на то, что местный бизнес достаточно уверен в будущем, чтобы вкладывать деньги в новые заводы, офисные здания и предприятия. В Малайзии именно высокие уровни инвестиций местных и японских инвесторов способствовали росту тяжелой промышленности в 1990-х годах и превратили экспорт в главный фактор, стимулировавший высокие темпы роста, которые к началу азиатского кризиса достигли пикового значения в почти 9 процентов. Но после 1997 года объем частных инвестиций уменьшился с 40 до 20 процентов от ВВП. В этом и заключается самое серьезное отличие Малайзии от других стран Юго-Восточной Азии, например от Индонезии: сегодня Малайзия практически исчезла с инвестиционной карты мира.
Вся правда об этих «злых» биржевых дельцах
Самое печальное, что такой уход Малайзии в себя, скорее всего, был спровоцирован искаженным пониманием ею роли, которую якобы сыграли в кризисе 1998 года «злые» иностранные биржевики-спекулянты.
Правила уличного движения: Куала-ЛумпурВнимательно следите за действиями отечественных инвесторов. Во времена наихудших кризисов в развивающихся странах, от Мексики в 1980-х до Восточной Азии в 1990-х, их политики, как правило, тут же обвиняли в стремительном опустошении национальных счетов якобы никому не нужных иностранцев с их «горячими деньгами», то есть спекулятивными капиталами. Особо отличился в этом деле Махатхир, заявив в 1998 году, что в крахе национальной малазийской валюты ринггита виноват всемирный заговор еврейских биржевиков-спекулянтов, но основная идея, что у истоков любого серьезного экономического кризиса стоят иностранные спекулянты, по сей день пользуется в стране большой популярностью. Истина же в том, что первыми с тонущего корабля чаще всего бегут занимающие вполне надежные позиции местные. Вот почему сегодня существует целая небольшая индустрия, специализирующаяся на отслеживании сделок корпоративных инсайдеров, и государствам нужно делать то же самое на своем уровне.
Мы провели исследование, которое показало, что когда на горизонте маячит финансовый кризис, деньги из страны имеют тенденцию вывозиться в три этапа. Первыми начинают действовать крупные местные инвесторы; из-за правил, существующих на многих формирующихся рынках и ограничивающих потоки капитала, им приходится вывозить деньги через подпольные каналы. Таким образом, данная утечка денег не будет отображена в стандартных статьях национального бухучета, но часто ведет к резкому увеличению статьи под названием «Ошибки и пропуски» в универсальной отчетности по платежному балансу. Широко распространена еще одна уловка: компании, от малых предприятий до государственных гигантов, начинают указывать в отчетах заниженные данные по экспорту и завышенные по импорту, вуалируя тем самым массовый отток денежных средств в зарубежные банки и заграничные инвестиционные проекты. Разумеется, финансовые магнаты и олигархи с отличными связями в правительстве владеют более оперативной и достоверной информацией о серьезных проблемах отечественной казны и при ранних сигналах тревоги первыми устремляются к выходу.
Вслед за ними уходят иностранные кредиторы, что выражается в замедлении потоков краткосрочных межбанковских кредитов от иностранных банков; иногда этот процесс даже разворачивается в противоположную сторону. Всплеск краткосрочного кредитования в период бума и обратный процесс во время экономического спада можно без особого труда отследить по специализированным отраслевым отчетам, но пресса не слишком любит использовать эти источники. Если же говорить конкретно о Малайзии, то тут вообще не найдется ни одного доступного источника информации, прозрачного настолько, чтобы благодаря ему можно было определить, кто и когда именно выводил средства за рубеж.
Как известно, легче всего «спалить» того, кто уходит последним; это одна из причин, почему на них так любят сваливать всю вину. В нашем случае это иностранные инвесторы, вкладывавшие деньги в отечественный фондовый рынок. Потоки на этих рынках отслеживаются в режиме реального времени, а по правилам, действующим сегодня во многих развивающихся странах, иностранные инвесторы обязаны отчитываться в своих авуарах подробнее, чем местные. Сейчас в Малайзии нет кризиса, но тот факт, что и местные жители, и иностранцы активно вывозят капиталы из страны, особого оптимизма, разумеется, не внушает.
А вот когда местные предприниматели переводят деньги домой, особенно если иностранные инвесторы паникуют, это следует воспринимать как сигнал, что базовая ситуация на данном рынке лучше, чем вы, возможно, думаете. Обращайте также внимание на цены, назначаемые менялами на черном рынке. Если они берут за местную валюту больше, чем по официальному курсу, это, скорее всего, свидетельствует об их уверенности в относительно светлом будущем. Так было, например, в Бразилии в 2003 году, и данная ситуация стала одним из первых сигналов о том, что надвигающийся на эту страну экономический бум будет особенно мощным.
Грандиозные планы
Малайзия буквально одержима идеей централизованного планирования. Некоторые критики сравнивают эту страсть с советской моделью, но, как мне кажется, у нее больше общего с моделью британского социализма послевоенных лет. Первый пятилетний план Малайзии был принят в 1955 году, за два года до обретения страной независимости, и с тех пор она с огромным удовольствием занимается планированием на всех уровнях.
Грандиозные планы
Малайзия буквально одержима идеей централизованного планирования. Некоторые критики сравнивают эту страсть с советской моделью, но, как мне кажется, у нее больше общего с моделью британского социализма послевоенных лет. Первый пятилетний план Малайзии был принят в 1955 году, за два года до обретения страной независимости, и с тех пор она с огромным удовольствием занимается планированием на всех уровнях.
Должностные лица и чиновники охотно заваливают посетителей огромным множеством аббревиатур, которые тут активно используются для обозначения многочисленных планов и схем, нацеленных на восстановление темпов роста. Надо сказать, в общем эти инициативы верно отображают главные проблемы отечественной экономики. Производственный сектор страны слабеет, корпорации массово переезжают за рубеж, и руководство Малайзии понимает, что прежде всего необходимо возродить конкурентоспособность экономики, опять привлечь внимание инвесторов, повысить квалификацию рабочей силы и сделать повсеместную систему позитивной дискриминации более прозрачной и дружественной по отношению к рынку. Все эти цели включены в новую экономическую модель, или NEM (New Economic Model), которая была обнародована в марте 2010 года и в конечном счете нацелена на увеличение доходов на душу населения в два раза к 2020 году. NEM, в свою очередь, включает в себя программу экономических преобразований ETP (Economic Transformation Program) и программу государственных преобразований GTP (Government Transformation Program). Они нацелены на реформирование в десятках конкретных основных национальных экономических зон – NKEA (National Key Economic Areas) и предполагают реализацию ста тридцати целевых проектов входа в заданную зону EPP (Entry Point Projects). Огромные армии государственных служащих, увлеченно выводящие в документах все эти аббревиатуры, кажутся материальным воплощением культуры микроменеджмента, любимого детища Махатхира, никогда не упускавшего ни малейшей возможности прокомментировать любую, даже самую незначительную, проблему, но пока в стране не нашлось ни одного человека, которому оказалось бы под силу добиться поставленных целей.
Главная проблема Малайзии – исполнение. Страна печально прославилась грандиозными планами, которые так никогда и не реализуются, и объявлениями о новых «коридорах роста», существующими только на бумаге. Многие из этих планов выглядят как отголоски невероятно давних лет – например, нынешний премьер-министр Малайзии Наджиб предложил «План развития региона Искандер», который, по сути, не что иное, как видоизмененная версия плана, предложенного двадцать лет назад Махатхиром под названием «Экономический коридор Южного Джохора». Впрочем, в основном идеи все равно остаются только на бумаге. Например, к моменту реализации «Восьмого малайзийского плана» в 2005 году 80 процентов средств остались неизрасходованными.
Справедливости ради отмечу, что некоторые из этих планов принесли очень заметные плоды. Весьма успешным, например, оказался финансовый план, в прошлое десятилетие немало способствовавший укреплению огромной коррумпированной банковской системы Малайзии. Другие обеспечили результаты лишь частично – например, «Суперкоридор развития мультимедиа», предложенный Махатхиром, серьезно не дотянул до его видения новой Кремниевой долины. В 2009 году местные газеты писали, что малайзийскую Долину заселили в основном государственные учреждения. В последнее время – и это весьма обнадеживает – малайцы начали приглашать крупные международные корпорации использовать эти мощности в качестве центров обработки данных. Это, конечно, шаг вперед, но страна все равно бесконечно далека от решения главных задач современной инновационной экономики.
За годы своего правления Махатхир неоднократно вступал в конфронтацию с ключевыми малайзийскими центрами власти: провинциальной оппозицией, судами, чиновничьим аппаратом. И каждый раз выходил победителем, создавая новые, лояльные ему институты. Однако теперь эти институты стали серьезными барьерами на пути его преемников, Абдуллы Бадави и Наджиба Разака. Оба они создавали новые органы для контроля старых, запутывая народ во все новые слои мудреных сокращений и аббревиатур. Орган Наджиба, например, называется PEMANDU (Performance Management and Delivery Unit) – подразделение по управлению производительностью и снабжением. Подразделение укомплектовано консультантами из частного сектора, работающими по контракту, руководит им специалист по антикризисным мерам. Предназначение данного органа в том, чтобы максимально сократить количество целей, по которым «стреляет» правительство, и добиться того, чтобы оно все же попадало в яблочко. И чем меньше новых аббревиатур придумают работники данного подразделения, тем больше шансов, что они добьются успеха. Малайзии надо двигаться дальше и в первую очередь отладить и восстановить институты, сильно поврежденные на последних этапах правления Махатхира. Прошло уже почти десять лет после его ухода в отставку, не следует позволять ему отбрасывать на страну такую длинную тень.
Глава 9
Золотой медалист
Самый популярный корейский поп-исполнитель весьма мудро выбрал себе сценический псевдоним из одного слова – Rain (в переводе с англ. «дождь»), которое поймут практически во всем мире. На иллюстрации его выступление на Азиатских играх в Гуанчжоу
Когда мне требуется пощупать пульс мировой экономики, я ищу жизненно важные сигналы не в Лондоне, не во Франкфурте, не в Париже, не в Токио и даже не в Шанхае. Я обращаю свой взор на Сеул. Начнем с того, что Южная Корея – одна из первых крупных экономик, которая начала представлять данные об экономическом развитии каждый день, и данные эти своевременны, точны и достоверны. Кроме того, южнокорейские компании проявили потрясающую способность неизменно оставаться на переднем крае: они основные игроки целого ряда отраслей, от автомобилестроения до производства химикатов. А еще эта нация невероятно открыта для иностранцев: они владеют более чем третью акций корейских компаний, это один из самых высоких показателей в мире. В результате всех этих факторов индекс KOSPI, корейский эквивалент S&P 500, дает в высшей степени точную картину глобальных тенденций. Что бы ни находилось в фокусе – Кремниевая долина и высокие технологии, как это было в 2000 году, или Китай и другие крупные формирующиеся рынки, как в прошедшем десятилетии, – Южная Корея всегда находится в центре событий, всегда держит руку на пульсе мировой экономики. Учитывая это, стоит ли удивляться, что в некоторых финансовых кругах сеульский индекс прозвали доктором Kospi?
Потрясающая способность Южной Кореи всегда оставаться в авангарде стремительно сменяющих друг друга отраслей выделяет ее в свою уникальную категорию. Южная Корея и Тайвань – два золотых медалиста глобальной экономической гонки. Только эти две страны за всю задокументированную историю мировой экономики обеспечивали экономический рост выше 5 процентов на протяжении пяти десятилетий подряд. Но сегодня для них настал переломный этап. Обе эти страны в прошлом были колониями Японии, и их успех базируется прежде всего на копировании основных принципов и правил японской экономической системы. Они много инвестируют в научные исследования и технические разработки и целенаправленно работают над сдерживанием неравенства доходов того типа, который может привести к народному протесту против быстрого экономического роста. По мере того как их экономики становятся все более зрелыми (доходы на душу населения превысили показатель 20 тысяч долларов), развитие, естественно, замедляется и в Корее, и в Тайване. Однако сегодня у Кореи намного больше шансов догнать Японию, на долгие годы застрявшую на уровне доходов в 35 тысяч долларов, чем у ее главного конкурента.
Из-за того, что две экономики так долго росли практически одинаковыми темпами, экономисты давно объединили Южную Корею и Тайвань в пару, но базовые различия между ними очевидны, и эта пропасть продолжает расширяться. Южная Корея с ее ВВП в 1 триллион долларов и населением в 48 миллионов, в два раза больше Тайваня (450 миллиардов долларов и 23 миллиона человек соответственно), неуклонно укрепляет свои конкурентные позиции. В 2006 году суммарная стоимость южнокорейского фондового рынка впервые превысила показатель Тайваня, и сегодня разрыв между ними сильно увеличился: 1 триллион долларов против 700 миллиардов. Любопытно, что семейные династии, которые по-прежнему доминируют в топ-тридцатке корейских компаний и которые все считали первопричиной жесточайшей проблемы «кланового капитализма», приведшей к азиатскому финансовому кризису 1998 года, реформировались настолько сильно, что сегодня рассматриваются как важнейшее конкурентное преимущество Южной Кореи. Корпорация Hyundai, которую десять лет назад хором высмеивали за жесткий авторитарный стиль управления, абсолютную непрозрачность бухгалтерского учета и до смешного плохую продукцию, в настоящее время превратилась в мирового чемпиона. Оба наших золотых медалиста гонки экономического развития – очень близкие, так называемые разделенные нации. Но у Тайваня очень мало шансов когда-либо воспользоваться выгодами от объединения с большей материковой отделенной частью, в то время как Южная Корея уже сейчас готовится принять у себя дисциплинированную рабочую силу из Северной Кореи, что может произойти в любой момент. В итоге из пары золотых медалистов Южная Корея – главный претендент на звание прорывной нации, то есть нации, растущей быстрее, чем ожидало большинство людей.