— Милочка, вы разве не знакомы с Ником Бассалино? — Эйприл любовно погладила Ника по плечу. — А это наша Лара… Лара?..
— Крихтон, — подсказала Лара, открыто взглянув на Ника и с чувством ответив на его крепкое рукопожатие. Его карие глаза смотрели на нее заинтересованно и приветливо.
— А не пойти ли нам всем вместе на дискотеку? — снова возник Сэмми. — Ник, Эйприл, что же вы молчите? Лара никак не соглашается!
— Прекрасная идея! — подхватила Эйприл. — Я очень хочу танцевать! Как бы ни было хорошо у Джанины, но ее вечеринки скоро начинают изрядно надоедать.
— Так как же, вы идете? — не отставал Сэмми от Лары.
Та кивнула.
— Мне нужно только быстренько переговорить с Зузи и Лесом, — сказала она.
— Ну, как она вам? — спросил Сэмми, когда ара отошла. — Она просто потрясна!
Эйприл нервно засмеялась.
— Мой дорогой Сэмми, всякий раз, когда ты знакомишься с новой девочкой, ты повторяешь то же самое, да только запала твоего хватает всего лишь на одну неделю.
— С такой девочкой и неделя была бы для меня неслыханным счастьем!
Этот обмен мнениями прервала вернувшаяся Лара.
— Ну что, пошли?
Все направились к выходу. Лара и Сэмми поехали впереди на «Мазерати», а Эйприл и Ник последовали за ними на «мерседесе».
— Я мог бы играючи оторваться от них! — Сэмми вопросительно взглянул на Лару. — Мы могли бы отправиться ко мне. Ты как насчет травки? У меня есть чудо что такое. Полнейший кайф.
— Я завязала, — ответила Лара.
— Понятно.
Сэмми растерялся, не зная, что говорить дальше. Еженедельно поклонницы заваливали его грудой писем, даже не мечтая попасть к нему в дом. А эта гордая!.. Он даже не помнил, когда ему в последний раз дали отлуп.
Дискотека как всегда была забита битком, но для таких звезд, как Эйприл и Сэмми, служители заведения быстро нашли свободный столик: к знаменитостям здесь — как и везде! — всегда относились с особым почтением.
Эйприл тут же потребовала себе двойной виски и потащила Сэмми танцевать.
— Они старые друзья, — поспешил объяснить Ник. — Сэмми снимался в своем первом фильме вместе с Эйприл.
— О’кей, — улыбнулась Лара, — не вижу в этом ничего особенного, а вы?
— Ну что вы, конечно нет! Мне нравится, когда Эйприл веселится, ей это так идет, и вообще она потрясная женщина, в ней столько энергии, настоящая тигрица!
Лара изучающе посмотрела в его лицо, чтобы убедиться, действительно ли он говорил то, что думал. Судя по всему, Ник говорил эго всерьез, о чем свидетельствовала его горделивая улыбка, с которой он наблюдал за танцующей Эйприл.
— Они, должно быть, одного возраста, — вскользь заметила Лара.
— Наверное, — ответил Ник, — пожимая плечами, — разве дело в возрасте? У Эйприл в одном мизинце столько энергии, сколько во всем моем геле!
«Эйприл то, Эйприл это. Нет, Ника Бассалино будет не так-то просто взять», — сделала для себя вывод Лара. Она привыкла к тому, что мужчины лежали у ее ног — как женатые, так и холостые. Одним из любимейших афоризмов Лары, который она же сама и придумала, был такой: «Мужчины, что проститутки, — их можно иметь всегда». И как Лара убедилась на своем опыте, стоило ей только захотеть, как она могла иметь любого из них. Не то, чтобы их перебывало у нее слишком много, зато каких! Взять, например, герцога, с которым она жила два года, или эту кинозвезду — правда, его хватило лишь на несколько месяцев. Год за ней волочился барон, вроде бы потомок немецких кайзеров, полтора года — английский лорд, которого она променяла затем на греческого судовладельца. И наконец принц Альфа Массерини. Он, казалось, обладал всеми теми качествами предыдущих ее обожателей, которые она ценила: респектабельной внешностью, как у киногероя, состоятельностью судовладельца, юношеской пылкостью английского лорда и великосветским шармом герцога. Ни при близком знакомстве оказался обыкновенным эгоистом. «Впрочем, как и я сама», — подумала Лара и рассмеялась.
— Что вас так рассмешило? — спросил Ник.
— Да просто так, вам это неинтересно.
Она медленно, как бы стряхивая воспоминания, покачала головой, и ее длинные, густые волосы, рассыпавшись, закрыли ей лицо.
Он коротко окинул ее взглядом. Да, красотой эту крошку бог не обидел. Но для Голливуда, который кишмя кишит молодыми красотками, так что глаза разбегаются, одной красоты мало. В Голливуде красоту надо еще уметь преподнести, показать товар лицом!
Вот Эйприл это удалось — сразу чувствовался класс, какая-то изысканность, эксклюзивность. В своем роде она была признанным авторитетом, который и помог открыть ему доступ в высшие сферы кинематографической богемы, к тем людям, которых он боготворил с детства. Ставить под удар свои отношения с Эйприл ради какой-то любовной интрижки? Ну нет! Если он хоть раз попадется, эта ревнивица покажет ему небо в алмазах!
— Надеюсь, вы завтра придете на вечеринку, которую устраивают Зузи и Лес в мою честь? — спросила Лара.
— Знаете, эти вопросы у нас решает Эйприл, а поскольку она не пропускает ни одной такой вечеринки, мы наверняка там будем.
Лара улыбнулась, посмотрела на него ясными широко открытыми глазами.
— Великолепно! — проговорила она. А про себя подумала: «Какой же он все-таки тупой и ограниченный!»
9
Фрэнк Бассалино был старшим сыном Энцио, и очевидно поэтому отец был привязан к нему больше, чем ко всем остальным. Именно Фрэнку Энцио, решив отойти от дел, доверил руководство основными своими предприятиями.
«Настанет время, — любил повторять Энцио, — и этот юноша станет настоящим мужчиной».
Фрэнк хорошо ладил со всеми компаньонами Энцио. А это были люди битые, сноровистые в делах и острые на язык. Впрочем, и Фрэнк был не лыком шит. В чем-то он даже превосходил Энцио, вероятно потому, что родился и вырос в итальянских кварталах Нью-Йорка с их волчьими законами; во всяком случае, он был напрочь лишен чувства жалости, которое в какой-то мере было иногда свойственно Энцио, уроженцу Сицилии.
Мало кто решался тягаться с Фрэнком в деловом соперничестве. Ему уже было тридцать шесть лет, а двадцать из них он проработал под началом своего отца, досконально изучив все тонкости их промысла, в каковой входили сбор податей, проституция, игорный бизнес, похищение заложников и многое другое. Более того, ему пришлось самому пришить одного типа, попавшего в черный список, причем сделал он это с Удовольствием. Энцио счел, что подобное занятие для Фрэнка слишком опасно и рискованно и отсоветовал продолжать в том же духе.
Фрэнк был большой охотник до женщин. Сколько их перебывало у него — одному богу известно! Он менял их как грязные, использованные воротнички у своих рубашек, пока ему не попалась на глаза фотография его кузины Анны-Марии с Сицилии. К тому времени ему исполнилось двадцать девять. Ей было всего четырнадцать, и она ни слова не говорила по-английски. Отец заплатил ее родителям выкуп, увез девочку в Америку, где вскоре Фрэнк и женился на ней.
Теперь ей уже двадцать один. Она так и не научилась правильно говорить по-английски, жила с мужем и четырьмя детьми в отдельном доме в Квинсене и ждала пятого ребенка. Фрэнк изменял ей лишь изредка. Когда ему приспичивало, он обычно прибегал к услугам какой-нибудь проститутки.
Взять его на себя решилась было Рио, но ее отговорили. Она, как рассудили подруги, была явно не в его вкусе, и вообще далеко не его тип. У Фрэнка могла иметь шансы лишь та из них, которая дышала свежестью и молодостью, покоряла чистотой и невинностью, словом, та, которая могла бы напомнить ему его жену такой, какой она впервые предстала перед ним, приехав в Америку.
Для этой роли больше всего подходила Бет.
Вскоре представилась прекрасная возможность проникнуть в дом Фрэнка. Супругам нужна была няня, которая обучала бы детей английскому языку. Фрэнк дал объявления об этом в три посреднические конторы по трудоустройству, но ни одна из предложенных ему кандидатур его пока не устраивала — это были либо черные, либо мексиканки.
Бет решила действовать. Она сменила свое индейское одеяние на простую юбку с блузкой, тщательно зачесала назад волосы, собрав их в аккуратный пучок, слегка подрумянила лицо и, прихватив с собой поддельные рекомендательные письма, отправилась по известному ей адресу.
Девушка-служанка провела ее в жилую комнату и попросила подождать. Комната была обставлена в старомодном стиле, с картинами на религиозные сюжеты и потертой мебелью.
Бет пришлось прождать примерно полчаса, пока наконец в сопровождении жены не появился хозяин.
Это был высокий, широкоплечий мужчина, с черными волосами и карими глазами, с горбинкой, отнюдь не портившей линию носа. Тонкие, поджатые губы свидетельствовали о капризном характере. Те, кому нравился такой тин мужчины, сочли бы его даже привлекательным.
Бет пришлось прождать примерно полчаса, пока наконец в сопровождении жены не появился хозяин.
Это был высокий, широкоплечий мужчина, с черными волосами и карими глазами, с горбинкой, отнюдь не портившей линию носа. Тонкие, поджатые губы свидетельствовали о капризном характере. Те, кому нравился такой тин мужчины, сочли бы его даже привлекательным.
Но у Бет Фрэнк вызвал ненависть с первого же взгляда. Она знала эту породу, этих здоровяков, самодовольных громил, не ведающих жалости и уповающих на свое главное оружие — грубую физическую силу.
До сих пор перед ее глазами стояла картина той страшной ночи в коммуне, когда пьяная орава таких же вот верзил заявилась к ним на ферму, перевернув все вверх дном. Их было человек десять, один пьянее другого.
Горланя песни, улюлюкая, они вкатили на ферму на двух машинах. Помощи ждать было не от кого: ферма находилась далеко от дороги, кругом ни души. Дверь в дом никогда не запиралась, и эта пьянь сразу же ввалилась туда. Старую овчарку Рекса они пинали до тех пор, пока она не осталась лежать неподвижно. Затем, вытащив девочек из коек, эти ублюдки изнасиловали их по очереди. После этого, заливаясь смехом, начали избивать ребят, издеваясь и обзывая их самыми непотребными словами.
— Мы покажем вам, стервецы, как шляться без дела, трясти своими патлами! — орали они, преисполненные «праведного» негодования, давая понять, что именно им будто бы вверено право учить других, как надо жить.
— Если бы ты была моя дочь, — прошипел один из них, дохнув в лицо Бет зловонным перегаром и толкая ее в грудь, — я бы так надрал тебе задницу, что ты бы у меня неделю не смогла сесть.
Напоследок они обрезали ребятам волосы, грубо орудуя садовыми ножницами. Максу пришлось после этого накладывать шестнадцать швов на коже головы.
И хотя все это случилось два года назад, Бет все еще продолжали преследовать ночные кошмары, связанные с этим разбойным нападением, и всякий раз, когда она видела людей вроде Фрэнка, она испытывала глубокое отвращение. Сегодня же ей стоило немалых усилий скрыть это от ее будущего хозяина.
— Гм, — хмыкнул Фрэнк, смерив ее взглядом с ног до головы. — По-моему, вы еще слишком молоды для этой работы?
— Мне уже двадцать, — отпарировала Бет, — и последние три года я работала с детьми. Вы прочитали рекомендательные письма?
Фрэнк кивнул. Ему в общем-то импонировали эта скромная молодая, довольно красивая девушка. Во всяком случае, она не шла ни в какое сравнение с теми, кого ему присылали до сих пор из агентства. Детям она наверняка понравится, этот ангел во плоти.
— Хорошо, раз вы хотите работу, то вы ее получите. Думаю, вас устроят сто долларов в педелю, уютная комната, питание и два свободных вечера в неделю. Хотите взглянуть на детей?
— Да, конечно, охотно.
— А это моя жена, Анна-Мария… — Фрэнк повернулся к своей жене, стоявшей у него за спиной, робкой, черноволосой женщине, со слегка одутловатым лицом и животом на последнем месяце беременности, и, подтолкнув ту, добавил: — Познакомься, это… простите, не знаю вашего имени…
— Меня зовут Бет.
— Бет? Прекрасное имя! А это миссис Бассалино. Она не в ладах с английским, и было бы неплохо, если бы вы и ее немного подучили. Она проведет вас к детям и покажет все остальное. Если возникнут проблемы, обращайтесь прямо ко мне, но учтите, что я человек занятой, так что постарайтесь, чтобы проблем было не слишком много. Когда вы могли бы начать?
— Завтра.
— Прекрасно. Кстати, моя жена вот-вот должна разрешиться, так что здесь тоже нам может понадобиться ваша помощь.
Он улыбнулся им обеим, бросил еще раз взгляд на Бет и удалился.
10
Чтобы не обострять отношений с семейством Кампаро, Энцио отправил Анжело в Лондон. Пусть там побудет какое-то время, пока все не уляжется. Джина Кампаро за это время пойдет под венец, а после свадьбы, пару месяцев спустя, когда все утихомирится, Анжело сможет спокойно вернуться домой.
В глубине души Энцио вся эта история даже забавляла. Анжело был весь в него: когда-то он сам в его возрасте не пропускал ни одной юбки.
Но на сей раз этот негодник действительно вляпался в дурную историю, и если бы он не был его сыном, вполне возможно, что его нашли бы однажды на дне Ист-Ривер, замурованным в цементный блок. Трахнуть девчонку никому не возбраняется, но не на ее же помолвке с другим. Или уж, если делаешь это, то, по крайней мере, не дай себя застукать ее жениху и брату! И главное, выбрал-то кого — дочку самого опасного для семьи Бассалино соперника! Что из того, что Энцио был с ним на короткой ноге. Правильно, что он отправил сына в Лондон. Заодно пусть присмотрит там за теми казино, которые ему принадлежали. А пока нужно будет приложить все усилия, чтобы вытащить этого паршивца из дерьма.
Наградил же его бог остолопом! А еще говорят о наследственности! Сплошное разочарование! Где та хватка и честолюбие, столь характерные для рода Бассалино? Где та твердость и решительность в делах?
Впрочем, зачем же так кипятиться? Парню только двадцать четыре, совсем еще дитя. Впереди достаточно времени, чтобы образумиться, думал про себя Энцио. Правда, он в его годы был уже правой рукой самого Крейзи Маркоса и уверенно глядел в будущее.
В Нью-Йорке Анжело работал вместе с Фрэнком.
«Ну и ленивый же этот балбес! — жаловался тот отцу. — Ты его посылаешь к владельцу кабака, чтобы вытрясти из него деньгу, а он вместо этого заваливается с какой-нибудь бабой в койку, и тебе нужно посылать кого-нибудь другого вместо него. У него одни бабы на уме».
Подумав, Энцио тогда отправил младшего отпрыска на Западное побережье, к Нику. Но не тут-то было! Там Анжело приударил за смазливой киноактрисой, и его шашни кончились тем, что ее продюсер отделал его до полусмерти. Горе да и только! А парень, между тем, не образумился. Снова вляпался в дерьмо. Что с ним было делать?
«Смотри, не подкачай там в Лондоне, покажи, на что ты способен, — наставлял перед отъездом своего младшего Энцио. — Пусть знают, что Бассалино нужно уважать. Трахайся, сколько тебе влезет, но не забывай, что главное — это деньги. У нас там неплохие перспективы, чтобы развернуться, вот ты и возьми это дело под свой контроль, выжми из него все, что только возможно. Для начала поработай со «Стивесто», они тебя введут в курс дела».
Анжело пожал плечами. Очень надо — зарабатывать деньги! У них в семье их куры не клюют, обожраться ими, что ли? А что касается уважения к роду Бассалино, то пусть об этом позаботятся Фрэнк и Ник, у них это лучше получается.
Вслух же эти мысли Анжело предпочел отцу не высказывать. Ссориться с ним было опасно. Однажды он уже было высказал свое нежелание заниматься делами фирмы Бассалино, мотивируя это тем, что ему хочется стать актером или музыкантом. Тогда ему было всего шестнадцать. Отец мигом вправил ему мозги — вздул ремнем и запер на две недели в комнате. С тех пор Анжело больше не «возникал» со своими желаниями и мыслями.
Лондон Анжело сразу понравился. Прекрасный город! Много красивых девочек, гостеприимные люди. Можно было в любое время ходить по улицам и не бояться, что тебя отметелят или ограбят. Ему сняли квартиру со всеми удобствами, и вскоре он приступил к работе в фирме «Сгивесто». Работа была не пыльная — приглядывать за двумя казино и следить за тем, чтобы все было в порядке.
Анжело чувствовал себя на седьмом небе. Каждую неделю он снимал новую девочку. Сексуальный контакт стал для него чем-то вроде чашки кофе за завтраком или утренней зарядки.
В отличие от своих дюжих братьев, Анжело был худощавым, почти тщедушным, с острыми, костлявыми чертами лица и длинными, густыми, взлохмаченными волосами. В его облике сквозила какая-то неряшливость. К тому же эти усы и бороденка «а ля Че Гевара»…
— Ну и вид у тебя, как у задрипанного коммуниста, — часто возмущался Энцио. — Тебе что, трудно постричься да купить себе приличный костюм? Посмотри на своих братьев! Почему ты не хочешь выглядеть опрятным, элегантным, как они?
Анжело пропускал эти слова мимо ушей и продолжал относиться к своей внешности, как ему заблагорассудится. В этом, увы, он видел единственную возможность хоть в чем-то проявить свою самостоятельность.
Похоже было, что в лондонском аэропорту Хитроу собралась вся пресса, чтобы встретить Рио Яву, знаменитую звезду авангардистского кинематографа. Эта матрона, мать четверых детей различного цвета кожи, последнее время имела просто бешеную популярность. Особую пикантность ее имиджу придавало то обстоятельство, что она соглашалась демонстрировать перед объективами модели секс-белья, принимая при этом самые откровенные позы. Где бы она пи появлялась, скабрезная слава всегда опережала ее.
Она была высокого роста, чуть больше метра восьмидесяти, тонкая, худая, как спичка, с продолговатым, несколько драматического выражения, лицом, казавшимся еще более вытянутым, как у паяцев, из-за обритых бровей и длинных, загнутых кверху ярко-рыжих накладных ресниц. Она родилась в южной Луизиане и унаследовала от своих древних предков из племени чероки частичку индейской крови.