И на ней – кто разбился,
Кто взлетел навсегда…
Ну а я приземлился,
А я приземлился, —
Вот какая беда…
1975
БАЛЛАДА О ДЕТСТВЕ
Час зачатья я помню неточно, —
Значит, память моя – однобока, —
Но зачат я был ночью, порочно
И явился на свет не до срока.
Я рождался не в муках, не в злобе, —
Девять месяцев – это не лет!
Первый срок отбывал я в утробе, —
Ничего там хорошего нет.
Спасибо вам, святители,
Что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали —
В те времена укромные,
Теперь – почти былинные,
Когда срока огромные
Брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия,
А многих – даже ранее, —
А вот живет же братия —
Моя честна компания!
Ходу, думушки резвые, ходу!
Сло́ва, строченьки милые, сло́ва!..
В первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.
Знать бы мне, кто так долго мурыжил, —
Отыгрался бы на подлеце!
Но родился и жил я, и выжил, —
Дом на Первой Мещанской – в конце.
Там за стеной, за стеночкою,
За перегородочкой
Соседушка с соседочкою
Баловались водочкой.
Все жили вровень, скромно так, —
Система коридорная,
На тридцать восемь комнаток —
Всего одна уборная.
Здесь на́ зуб зуб не попадал,
Не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал,
Почем она – копеечка.
…Не боялась сирены соседка,
И привыкла к ней мать понемногу,
И плевал я – здоровый трехлетка —
На воздушную эту тревогу!
Да не все то, что сверху, – от Бога, —
И народ «зажигалки» тушил;
И как малая фронту подмога —
Мой песок и дырявый кувшин.
И било солнце в три луча,
Сквозь дыры крыш просеяно,
На Евдоким Кирилыча
И Гисю Моисеевну.
Она ему: «Как сыновья?»
«Да без вести пропавшие!
Эх, Гиська, мы одна семья —
Вы тоже пострадавшие!
Вы тоже – пострадавшие,
А значит – обрусевшие:
Мои – без ве́сти павшие,
Твои – безвинно севшие».
…Я ушел от пеленок и сосок,
Поживал – не забыт, не заброшен,
И дразнили меня: «Недоносок», —
Хоть и был я нормально доношен.
Маскировку пытался срывать я:
Пленных гонят – чего ж мы дрожим?!
Возвращались отцы наши, братья
По домам – по своим да чужим…
У тети Зины кофточка
С драконами да змеями, —
То у Попова Вовчика
Отец пришел с трофеями.
Трофейная Япония,
Трофейная Германия…
Пришла страна Лимония,
Сплошная Чемодания!
Взял у отца на станции
Погоны, словно цацки, я, —
А из эвакуации
Толпой валили штатские.
Осмотрелись они, оклемались,
Похмелились – потом протрезвели.
И отплакали те, кто дождались,
Недождавшиеся – отревели.
Стал метро рыть отец Витькин с Генкой, —
Мы спросили – зачем? – он в ответ:
«Коридоры кончаются стенкой,
А тоннели – выводят на свет!»
Пророчество папашино
Не слушал Витька с корешем —
Из коридора нашего
В тюремный коридор ушел.
Да он всегда был спорщиком,
Припрут к стене – откажется…
Прошел он коридорчиком —
И кончил «стенкой», кажется.
Но у отцов – свои умы,
А что до нас касательно —
На жизнь засматривались мы
Уже самостоятельно.
Все – от нас до почти годовалых —
«Толковищу» вели до кровянки, —
А в подвалах и полуподвалах
Ребятишкам хотелось под танки.
Не досталось им даже по пуле, —
В «ремеслухе» – живи да тужи:
Ни дерзнуть, ни рискнуть, – но рискнули
Из напильников делать ножи.
Они воткнутся в легкие,
От никотина черные,
По рукоятки легкие,
Трехцветные, наборные…
Вели дела обменные
Сопливые острожники —
На стройке немцы пленные
На хлеб меняли ножики.
Сперва играли в «фантики»,
В «пристенок» с крохоборами, —
И вот ушли романтики
Из подворотен ворами.
…Спекулянтка была номер перший —
Ни соседей, ни Бога не труся,
Жизнь закончила миллионершей —
Пересветова тетя Маруся.
У Маруси за стенкой говели, —
И она там втихую пила…
А упала она – возле двери, —
Некрасиво так, зло умерла.
Нажива – как наркотика, —
Не выдержала этого
Богатенькая тетенька
Маруся Пересветова.
Но было все обыденно:
Заглянет кто – расстроится.
Особенно обидело
Богатство – метростроевца.
Он дом сломал, а нам сказал:
«У вас носы не вытерты,
А я, за что я воевал?!» —
И разные эпитеты.
…Было время – и были подвалы,
Было дело – и цены снижали,
И текли куда надо каналы,
И в конце куда надо впадали.
Дети бывших старшин да майоров
До ледовых широт подняли́сь,
Потому что из тех коридоров,
Им казалось, сподручнее – вниз.
1975
I. ИНСТРУКЦИЯ ПЕРЕД ПОЕЗДКОЙ ЗА РУБЕЖ, ИЛИ ПОЛЧАСА В МЕСТКОМЕ
Я вчера закончил ковку,
Я два плана залудил, —
И в загранкомандировку
От завода угодил.
Копоть, сажу смыл под душем,
Съел холодного язя, —
И инструктора послушал —
Что там можно, что нельзя.
Там у них пока что лучше
бытово, —
Так чтоб я не отчубучил
не того,
Он мне дал прочесть брошюру —
как наказ,
Чтоб не вздумал жить там сдуру,
как у нас.
Говорил со мной, как с братом,
Про коварный зарубеж,
Про поездку к демократам
В польский город Будапешт:
«Там у них уклад особый —
Нам так сразу не понять, —
Ты уж их, браток, попробуй
Хоть немного уважать.
Будут с водкою дебаты —
отвечай:
«Нет, ребяты-демократы, —
только чай!»
От подарков их сурово
отвернись:
«У самих добра такого —
завались!»
Он сказал: «Живя в комфорте —
Экономь, но не дури, —
И гляди не выкинь фортель —
С сухомятки не помри!
В этом чешском Будапеште —
Уж такие времена —
Может, скажут «пейте-ешьте»,
Ну а может – ни хрена!»
Ох, я в Венгрии на рынок
похожу,
На немецких на румынок
На немецких на румынок
погляжу!
Демократки, уверяли
кореша́,
Не берут с советских граждан
ни гроша!
«Буржуазная зараза
Все же ходит по пятам, —
Опасайся пуще глаза
Ты внебрачных связей там:
Там шпиёнки с крепким телом, —
Ты их в дверь – они в окно!
Говори, что с этим делом
Мы покончили давно.
Могут действовать они
не прямиком:
Шасть в купе – и притворится
мужиком, —
А сама наложит тола
под корсет…
Проверяй, какого пола
твой сосед!»
Тут давай его пытать я:
«Опасаюсь – маху дам, —
Как проверить? – лезть под платье —
Так схлопочешь по мордам!»
Но инструктор – парень дока,
Деловой – попробуй срежь!
И опять пошла морока
Про коварный зарубеж…
Популярно объясняю
для невежд:
Я к болгарам уезжаю —
в Будапешт.
«Если темы там возникнут —
сразу снять, —
Бить не нужно, а не вникнут —
разъяснять!»
Я ж по-ихнему – ни слова, —
Ни в дугу и ни в ту́ю!
Молот мне – так я любого
В своего перекую!
Но ведь я – не агитатор,
Я – потомственный кузнец…
Я к полякам в Улан-Батор
Не поеду, наконец!
Сплю с женой, а мне не спится:
«Дусь, а Дусь!
Может, я без заграницы обойдусь?
Я ж не ихнего замесу —
я сбегу,
Я на ихнем – ни бельмеса,
ни гугу!»
Дуся дремлет, как ребенок,
Накрутивши бигуди, —
Отвечает мне спросонок:
«Знаешь, Коля, – не зуди!
Что ты, Коля, больно робок —
Я с тобою разведусь! —
Двадцать лет живем бок о бок —
И все время: «Дуся, Дусь…»
Обещал, – забыл ты нешто?
ну хорош! —
Что клеенку с Бангладешта
привезешь.
Сбереги там пару рупий —
не бузи, —
Мне хоть чё – хоть чёрта в ступе —
привези!»
Я уснул, обняв супругу —
Дусю нежную мою, —
Снилось мне, что я кольчугу,
Щит и меч себе кую.
Там у них другие мерки, —
Не поймешь – съедят живьем, —
И всё снились мне венгерки
С бородами и с ружьем.
Снились Дусины клеенки
цвета беж
И нахальные шпиёнки
в Бангладеш…
Поживу я – воля Божья —
у румын, —
Говорят – они с Поволжья,
как и мы!
Вот же женские замашки! —
Провожала – стала петь.
Отутюжила рубашки —
Любо-дорого смотреть.
До свиданья, цех кузнечный,
Аж до гвоздика родной!
До свиданья, план мой встречный,
Перевыполненный мной!
Пили мы – мне спирт в аорту
проникал, —
Я весь путь к аэропорту
проикал.
К трапу я, а сзади в спину —
будто лай:
«На кого ж ты нас покинул,
Николай!»
1974
II. СЛУЧАЙ НА ТАМОЖНЕ
Над Шере-
метьево
В ноябре
третьего —
Метеоусловия не те, —
Я стою встревоженный,
Бледный, но ухоженный,
На досмотр таможенный в хвосте.
Стоял сначала – чтоб не нарываться:
Ведь я спиртного лишку загрузил, —
А впереди шмонали уругвайца,
Который контрабанду провозил.
Крест на груди в густой шерсти, —
Толпа как хором ахнет:
«За ноги надо потрясти, —
Глядишь – чего и звякнет!»
И точно: ниже живота —
Смешно, да не до смеха —
Висели два литых креста
Пятнадцатого века.
Ох, как он
сетовал:
Где закон —
нету, мол!
Я могу, мол, опоздать на рейс!..
Но Христа распятого
В половине пятого
Не пустили в Буэно́с-Айре́с.
Мы все-таки мудреем год от года —
Распятья нам самим теперь нужны, —
Они – богатство нашего народа,
Хотя и – пережиток старины.
А раньше мы во все края —
И надо, и не надо —
Дарили лики, жития,
В окладе, без оклада…
Из пыльных ящиков косясь
Безропотно, устало, —
Искусство древнее от нас,
Бывало, и – сплывало.
Доктор зуб
высверлил,
Хоть слезу
мистер лил,
Но таможник вынул из дупла,
Чуть поддев лопатою, —
Мраморную статую —
Целенькую, только без весла.
Общупали заморского барыгу,
Который подозрительно притих, —
И сразу же нашли в кармане фигу,
А в фиге – вместо косточки – триптих.
«Зачем вам складень, пассажир? —
Купили бы за трешку
В “Березке” русский сувенир —
Гармонь или матрешку!»
«Мир-дружба! Прекратить огонь!» —
Попер он как на кассу.
Козе – баян, попу – гармонь,
Икона – папуасу!
Тяжело
с истыми
Контрабан-
дистами!
Этот, что стату́и был лишен, —
Малый с подковыркою, —
Цыкнул зубом с дыркою,
Сплюнул – и уехал в Вашингтон.
Как хорошо, что бдительнее стало, —
Таможня ищет ценный капитал —
Чтоб золотинки с нимба не упало,
Чтобы гвоздок с распятья не пропал!
Таскают – кто иконостас,
Кто крестик, кто иконку, —
И веру в Господа от нас
Увозят потихоньку.
И на поездки в далеко —
Навек, бесповоротно —
Угодники идут легко,
Пророки – неохотно.
Реки льют
потные!
Весь я тут,
вот он я —
Слабый для таможни интерес, —
Правда, возле щиколот
Синий крестик выколот, —
Но я скажу, что это – Красный Крест.
Один мулла трипти́х запрятал в книги, —
Да, контрабанда – это ремесло!
Я пальцы сжал в кармане в виде фиги —
На всякий случай – чтобы пронесло.
Арабы нынче – ну и ну! —
Европу поприжали, —
Мы в «шестидневную войну»
Их очень поддержали.
Они к нам ездят неспроста —
Задумайтесь об этом! —
И возят нашего Христа
На встречу с Магометом.
…Я пока
здесь еще,
Здесь мое
детище, —
Все мое – и дело, и родня!
Лики – как товарищи —
Смотрят понимающе
С почерневших до́сок на меня.
Сейчас, как в вытрезвителе ханыгу,
Разденут – стыд и срам – при всех святых, —
Найдут в мозгу туман, в кармане фигу,
Крест на ноге – и кликнут понятых!