Чечако в пустыне
Осенью в Пустыне наступает пора внезапных, злых, ледяных пыльных бурь. Осенью новичкам не следует удаляться от базы. Даже если неделю стоит тишь. Буря обязательно случится. И чем дольше затишье, тем злее буря. И уж, конечно, лишайники Ступенчатого каньона, какими бы редкими и желанными они ни были, не стоят того, чтобы на седьмой день затишья садиться в легкий флаер и нестись к каньону. Рассчитывая вернуться к обеду, так чтобы никто на базе не заметил твоего отсутствия.
…Регина постучала обломанным ногтем по циферблату. Если верить приборам, кислород в резервном баллоне кончается и регенерационная система работает на голодном пайке. Регина до отказа открыла вентиль. «Не экономьте собственную жизнь, молодые люди», – как говорил профессор… Как его звали? Такой маленький, седой, и уши торчат?
По принципам, разработанным в художественной литературе, ты должна сейчас вылезти из этой тесной пещерки, встретить лицом пыльную пургу и, клонясь навстречу ветру, из последних сил брести к цели. Упасть в ста метрах от нее и красиво погибнуть. Но этот путь исключался, так как Регина совершенно не представляла, где цель, и не хотела красиво погибать.
Она полетела к каньону, чтобы доказать геологам, что ее не зря к ним прислали. Куда это годится – уже год их просят добыть эти лишайники и отправить на Первую – от силы два часа работы, но у них не доходят руки. То дела, то снега, то бури. А запрет, который они наложили на ее самостоятельные действия, объяснялся, как решила Регина, комплексом вины. Неловко получается, если приезжая девушка сделает то, чего вы не собрались сделать за год.
Дальше все проходило в лучших традициях. Буря, начавшаяся как справедливое возмездие ослушнице. Прекрасная незнакомка, бредущая с сумкой лишайников неизвестно куда. Какие-то холмы и обрывы, встающие на пути. И в конце концов яма, где можно завершить свой скорбный путь. Где флаер, где база, куда брести из последних сил – неизвестно.
Можно было бы всплакнуть. Но это лишний расход влаги. Влагу следует беречь. Регина подумала, что рациональность крепко впиталась ей в кровь. Какая-нибудь Красная Шапочка, заблудившись в лесу и опасаясь встречи с Серым волком, могла безбоязненно дать волю слезам, не задумываясь о расходе влаги. А впрочем, что ей за дело до влаги? Все равно никто не успеет ее найти и спасти. Дышать уже почти нечем…
В желтой стене пыли, затянувшей отверстие пещеры, показалась темная фигура. В лицо ударил слишком яркий луч фонаря. Регина обрадовалась, что не успела заплакать, и попыталась встать, чтобы достойно встретить своего спасителя, но воздуха совсем не осталось, и она, хватая ртом его жалкие остатки, упала на руки мужчине.
Как сквозь звенящий туман, донесся голос:
– Самоубийца.
Это не было осуждением. Это была констатация факта.
Регина пыталась сказать, чтобы он отдал ей свой резервный баллон. Но, видно, спаситель и сам догадался.
Было похоже на то, как выныриваешь из глубины, – воздуха уже нет, кажется, вот-вот вдохнешь воду, а вместо этого весь свежий воздух Земли влетает тебе в легкие. Успела.
– Спасибо, – прошептала Регина.
– Не за что, – ухмыльнулся спаситель. – Я позволил себе подключить ваш же запасной баллон. У вас оставалось кислорода часов на десять.
– Но ведь я смотрела…
– Какое умение устроить трагедию на пустом месте! – заметил спаситель.
Разглядеть его Регина не могла. Она сказала:
– Уберите фонарь.
Наверное, в ее голосе прозвучало раздражение. Обидно быть щенком, которого тычут носом в лужу. Луч фонаря сдвинулся в сторону, уперся в стену пещерки.
– Можно идти, – сказал спаситель. – Держитесь за меня. Мой вездеход недалеко. Для лучшего эффекта вам стоило бы выключить аварийный передатчик. Раньше чем через сто лет в эту дыру никто бы не заглянул.
Регина непроизвольно взглянула на кнопку передатчика. Она глубоко вздохнула. Пожалуй, нет смысла исповедоваться спасителю в том, что передатчик она не включала. Он работал только потому, что она час назад упала в овраг, и так неудачно…
– Пошли, – кивнула Регина.
В вездеходе он сразу уселся впереди и, включая мотор, предупредил:
– Не снимайте шлем. Кабина не герметизирована. Некогда добираться до базы и разбираться, в чем дело. Потерпите еще десять минут.
Профиль у него был острый, крупный, словно у ворона. И брови слишком густые, черные.
– Разве вы меня не отвезете на базу?
– Не добраться, – сказал спаситель. – Переждете бурю на моем посту.
Он включил рацию и связался с базой.
– Нашел, – сообщил он. – Без особого труда. Можете давать отбой.
Рация забормотала что-то в ответ. Регина смотрела в иллюминатор на желтый непрозрачный занавес пыли.
Тон у него был насмешливый, снисходительный. Тон бывалого следопыта. «Чечако, – подумала Регина. – Я – чечако. Такие не выживали на Клондайке».
Спаситель выключил связь и впервые обернулся к Регине. Его брови были изломаны посредине, а глаза оказались очень светлыми. В фас он не был похож на ворона, скорее на Мефистофеля.
– Они спрашивают, не нужен ли врач. Я ответил отрицательно. Я не ошибся?
– Вы не ошиблись.
– Ну и отлично. Держитесь крепче. Будет качать.
Это было вежливым преуменьшением. Вездеход не качало. Его подбрасывало, мотало, чуть не опрокидывало. Регина большую часть пути провела в подвешенном состоянии, порой взлетая к потолку кабины. Хорошо еще, что здесь небольшое притяжение, – движешься сравнительно медленно.
Наконец вездеход остановился. Спаситель выскочил первым и протянул Регине руку в блестящей жесткой перчатке. Словно схватил клещами.
Сделав шаг, Регина обернулась – вездеход уже казался призраком, отделенным несколькими слоями летящей кисеи.
Когда они раздевались в микроскопическом тамбуре поста, спаситель сказал:
– Вы правильно сделали, что потерялись в начале бури. Сейчас вас труднее было бы найти.
Мелкая пыль висела в воздухе.
– Погодите несколько минут, – продолжал спаситель, – а то мы напустим полный пост пыли. Приборы ее не любят. Кстати, раз уж мы теперь будем жить вместе, как вас зовут?
– Регина.
– Очень приятно. Станислав.
Пыль нехотя оседала на пол и на стены, щекотала в ноздрях.
– Потерпите, – сказал Станислав без улыбки, заметив, что гостья сморщила нос. – Чихнете внутри. А то поднимете тучу. Почешите переносицу. Говорят, помогает.
И такова была сила убеждения, что Регина послушно почесала переносицу, хоть это и не помогло. Пришлось снова ждать, пока уляжется пыль, спаситель молчал, хотя Регина ожидала выговора за то, что чесала переносицу не по правилам.
Внутри все было как и следовало. Порядок почти монастырский. Она представила себе, как этот Станислав все свободное время бродит с тряпочкой по двум тесным комнаткам к туалету поста и вытирает пыль с приборов и мебели. Хотя мебели было мало. Две типовые откидывающиеся койки в жилом отсеке, два стола. Один рабочий, другой, у мойки, – кухонный, он же обеденный.
– Знаете, как делать душ? – спросил Станислав.
– У нас такие же курятники, – сказала Регина.
Мефистофельские брови картинно приподнялись.
– Мы типовые посты курятниками зовем, – пояснила Регина, краснея. Как будто бы ее уличили в детской шалости. Может, сказать ему, что «курятник» – неологизм профессора Вегенера? Ни в коем случае.
Станислав извлек из стенного шкафчика полотенце.
– Мыло в тюбике на полочке, – сказал он. – Там же и щетка для волос.
Ну и терзается он сейчас! Его любимое чистое полотенце! Его обожаемая щетка для волос! Его драгоценный тюбик с мылом…
Регина задернула пластиковую занавесочку, присоединила шланг к крану.
За занавеской раздался многозначительный кашель.
– Что случилось? – В голосе Регины звучал металл.
– Может, вам нужно…
Рука Станислава появилась из-за занавески. Он протягивал – даже сразу не сообразила – мужское белье. Чистое, как и все в этом курятнике.
– Спасибо, не надо, – отказалась Регина, безуспешно стараясь придать голосу строгость. – Надеюсь, что буря к ночи прекратится и за мной пришлют флаер.
– Белье лежит в правом верхнем ящике, – сказал Станислав. – Буря сегодня не прекратится. Постарайтесь не очень разбрызгивать воду. Живу на замкнутой системе. Должны были подвезти бак, но вот буря…
Станислав успел быстро приготовить обед. Раздобыл откуда-то два высоких бокала, протер до блеска, тонко порезал картошку. Регина вытирала волосы и смотрела, как лучи солнца, прорываясь сквозь завесу пыли и влетая в окно, искрились на стенках бокалов. Индивидуальность дома, сошедшего с конвейера, воплощается лишь в мелочах. Бокалы были первой мелочью. Картинка на стене – резкий пустынный пейзаж – второй. Обычно здешние жители старались повесить на видном месте изображения березок или прохладных озер. Станислав был не сентиментален.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он, ставя на стол шипящую сковородку с яичницей. Редчайшее угощение. Регина могла это оценить.
– Как будто и не выходила на улицу.
Господи, он извлек откуда-то белую сорочку. Представляете, притащил сюда, через половину Галактики, белую сорочку.
– И давно вы здесь? – спросил Станислав голосом вежливого хозяина. Оказывается, он умеет принимать гостей.
– В Пустыне? Третий день. Я работаю на Первой базе.
Он больше не иронизировал. Регина подумала, что у него очень приятно вьются волосы.
– Вы задумались? – спросил Станислав.
– Нет. Ничего. У нас там океан, скалы, брызги до самой базы долетают. И видно километров за десять. Вы не были на Первой базе?
– Нет, никогда. Я тут почти безвылазно, четвертый месяц. Вот кончу через две недели серию опытов, может быть, побываю у вас. Хотя вряд ли. Меня ждут на Ваяле.
– Я тоже полечу на Ваялу. Не знаю, скоро ли? Наверное, здесь одному очень скучно?
– Мне некогда скучать. Скука – это занятие для бездельников.
– Я не так выразилась. Я хотела сказать – грустно.
Станислав улыбнулся. Пожал плечами.
– Вы ешьте, а то остынет.
У него были красивые кисти рук. Сухие, с длинными плоскими пальцами.
– Простите, – сказала Регина, – что я заставила вас выбираться в такую бурю.
– Вы же не нарочно заблудились, – возразил Станислав. Видно, это было единственное оправдание для нее, которое он смог изобрести.
Мирная атмосфера чаепития в гостях – вот уж чего Регина час назад подозревать не могла. Во всем виновата она одна. Зачем винить геолога, который вынужден был бросить свои дела и разыскивать в пустыне чечако?
– Вы геолог? – спросила Регина.
– Да. Вам чай покрепче?
И чай у него был душистый. И настоящий фарфоровый чайник для заварки.
Сам хозяин к чаю почти не прикоснулся. Да и яичницу не ел.
– Я не люблю апельсинов, – сказала Регина.
– Не понял.
– Я читала как-то исторический роман. Там была бедная семья, и мать говорила детям: «Я не люблю апельсинов». Ну, чтобы им больше досталось.
– А я в самом деле не люблю яичницу, – сказал Станислав.
– Держите яйца для гостей?
– Дом всегда должен быть готов к приему гостей.
Для него это дом. И все курятники, палатки, пещеры, где ему приходится жить, – все это дом. Бывают же на свете люди, которые умеют придать любому жилью нормальный человеческий вид.
– Возникает новая проблема, – сказал Станислав. – Вам ведь здесь придется ночевать.
– Но, может быть, еще…
– Думаю, что буря скоро не кончится.
Регина понимала, что он прав. Буря разошлась так, что от ее порывов вздрагивали стены вросшего в скалу курятника.
– Так в чем же проблема? – сухо спросила Регина. – У вас есть свободная койка.
– Понимаете, – Станислав смотрел ей в глаза серьезно, словно собирался предложить ей руку и сердце, – обычно я сплю на нижней койке, и я даже привык к этому. Но если вам лучше внизу, я перенесу свое белье наверх.
– И в этом вся проблема?
– Разумеется, – ответил Станислав. Он собрал со стола и принялся мыть посуду.
– Давайте, я вам помогу, – предложила Регина. – Я это сделаю лучше.
– Вы гостья, – сказал Станислав. – Кроме того, я не понимаю, почему вы умеете мыть посуду лучше, чем я? Вы специально этому учились?
Он не шутил. Он просто интересовался.
– Нет, – засмеялась Регина. – Я следую традиции.
– Вы не ответили мне о койке, – напомнил Станислав.
– Я очень люблю спать наверху, – заверила Регина.
– Этим вы сняли с моих плеч большую проблему, – сказал Станислав. – Я открою вам правду – я боюсь спать наверху. Боюсь упасть.
И опять непонятно – шутит он или слишком серьезен. Где у него грань между юмором и наивностью?
– Я не упаду, – в тон ему ответила Регина.
– Если вы не возражаете, я бы теперь немного поработал, – признался Станислав.
– Разумеется. У вас не найдется какой-нибудь женской работы для меня?
– Что вы имеете в виду под женской работой?
– Штопка, шитье, стирка…
– Вон там, на полке, последние номера «Биологического вестника Ваялы». Вы их, наверное, еще не видели.
– Нет. Вы их привезли с собой?
– Полистайте. Наверное, это лучший вид женской работы.
Регина рассеянно проглядывала номера журнала, беззастенчиво исчерченные, с восклицательными знаками на полях, загнутыми углами страниц…
– Вы интересуетесь и биологией?
– Умеренно, – ответил Станислав. – Это плоды деятельности моего брата. Он работает на Ваяле, прилетал ко мне и оставил.
– Тогда понятно, – сказала Регина. – Не в вашем характере так обращаться с журналами.
– Это не зависит от характера, – возразил Станислав. – Брату так удобнее.
– Но не вам.
– Не мне.
Семейная сцена, подумала вдруг Регина. Он за рабочим столом, она в кресле. За окнами буря, бессильная нарушить уют и спокойствие… И что за чепуха лезет в голову?
– Хотите, я вас постригу?
– Что?
Станислав не сразу смог переключиться – видно, предложение пришлось некстати.
Он покачал головой.
– Если будет нужно – сам справлюсь. Вам скучно?
Регина хотела было согласиться, но тут же вспомнила, как Станислав относится к скуке.
– Нет, что вы, – сказала она. – Где моя сумка с лишайниками? Наверное, от них ничего не осталось.
– Я ее поставил в тамбуре. Достать?
– Не надо. Я вам постараюсь больше не мешать.
– Мешайте, – разрешил Станислав. – Я ничего не имею против. Мне приятно, что вы ко мне пришли.
К вечеру буря внезапно прекратилась. Станислав захотел выйти поглядеть, надежно ли стоит вездеход.
– Вы отвезете меня? – спросила Регина.
– Нет. Через час, а может, раньше буря разыграется куда сильнее. Мы сейчас с вами попали в глаз тайфуна. Вам приходилось слышать о таком?
– Это самый центр бури? Глаз тайфуна – это почему-то связано у меня с Конрадом, Эдгаром По…
– Ветер в снастях, сломана грот-мачта, во втором трюме помпы не справляются с течью…
– Правильно. А можно с вами выйти наружу?
– Я буду рад. Только позвольте мне самому проверить ваши баллоны.
– Вы злопамятный.
– Я осторожный.
Они сидели на большом плоском камне у входа в пост. Было очень тихо, лишь над низинами висела, никак не могла улечься сизая в вечернем воздухе пыль. Блики заходящего солнца скользили по округлому забралу шлема и, попадая в серые глаза Станислава, превращали зрачки в маленькие круглые прозрачные озера.
Он сказал:
– Когда я получил известие с базы, что вы потерялись в моем районе, то сначала рассердился. Извините, но именно так: рассердился. Ну как же можно: взять легкий флаер и отправиться в Пустыню, когда в любой момент может начаться буря? А буря такая, что по доброй воле я бы и на сто метров от поста не отошел… Нет, я рассказываю не затем, чтобы вызвать в вас раскаяние. Наоборот, я виноват в том, что был груб. А потом вы пришли ко мне, и я обрадовался тому, что вы здесь.
Солнце исчезло за краем стены пыли, стало темно. Порыв ветра подхватил горсть песка и кинул его в лицо Регине. Песчинки взвизгнули, царапая забрало шлема.
– Пора прятаться, – окликнул ее Станислав и протянул руку.
Регина поняла, что ждала этого. Чтобы он протянул ей руку. Она не могла почувствовать теплоту его ладони, но это не так важно…
В тамбуре, ставя на полку шлем, Регина спросила:
– Вы любите свою работу?
– Вряд ли это вопрос любви или нелюбви, – ответил Станислав. – Но, очевидно, я получаю удовлетворение от процесса исследования.
– И от результатов?
Его лицо было совсем близко. В полутьме тамбура глаза были светлее кожи. Регина непроизвольно подняла руку и дотронулась кончиками пальцев до щеки Станислава.
Его глаза расширились удивленно.
– Простите, – растерялась Регина. – Я нечаянно.
– Нечаянно?
Он улыбнулся. И добавил:
– Я думал, что испачкал щеку. Или вы соринку сняли…
– Считайте, что соринку.
Регина бросила на полку перчатки.
– Ужином занимаюсь я, – предложила она. – Могу я за вами поухаживать?
– Вряд ли, – сказал Станислав, открывая внутреннюю дверь. – Это неразумно. Мне легче самому сделать ужин, чем рассказывать, где что лежит.
И конечно, он настоял на своем.
Ночью Регина долго не могла заснуть.
Маленькая каютка – спальный отсек, – казалось, плыла по бурному морю. Если приложить к стене ладонь, то ощутишь, как бьются о стену волны песка и ветра. С верхней койки виден освещенный прямоугольник двери и угол стола, за которым работает Станислав. Вот он откинул голову, переворачивает страницу, поднялась рука, поправила лампу. Вот он взглянул в сторону Регины – он не видит ее, не знает, что встретился с ней глазами. Прислушивается, спит ли она. Окликнуть его? Зачем? А может быть, он догадается, придет, скажет ей «спокойной ночи», можно будет опустить руку и найти в темноте его пальцы… Он снова отвернулся, подвинул к себе спектрограф. Он не придет пожелать ей спокойной ночи, разве это принято, когда у тебя случайный гость, заблудший чечако, который исчезнет вместе с бурей? Последняя мысль вдруг разозлила Регину неравноправием чувств. Не думай глупостей, приказала она себе и отвернулась к стене. Но пока не заснула, старалась представить себе, что сейчас делает Станислав.