Королева черного золота - Светлана Алешина 3 стр.


– Михаил Евгеньевич, послушайте! – Она заговорила горячо, быстро, но очень тихо, на большее, очевидно, не хватало сил. – Михаил Евгеньевич, я ничего не перепутала, клянусь вам!

– Да? – вдруг вспылил директор. – А почему же тогда реактор взорвался, можете вы мне это объяснить? Само собой это ведь не взорвется, правильно?

Я видела, как губы лежащей на носилках отчаянно кривятся, а глаза налились слезами. Один из врачей «Скорой помощи» осторожно тронул директора за рукав.

– Слушайте, не надо так! – тихо проговорил он. – Ее состояние достаточно тяжелое.

Директор смутился, потупился с выражением досады на лице, стал в растерянности потирать себе лоб. Мы стояли вокруг, затаив дыхание, и ждали, что будет дальше.

– Я клянусь вам! – продолжала сквозь слезы аппаратчица. – Всякий раз, прежде чем эти проклятые вентили крутить, я сосредотачиваюсь, думаю, что именно и в каком порядке нужно сделать, смотрю на этот плакат. И в этот раз все было так же. И я отлично помню, что сначала открыла синий вентиль, а потом красный. Не знаю, почему произошел взрыв.

– Да, – вдруг неожиданно для самой себя заговорила я. – Я отлично помню, Шутова сначала потянулась к синему вентилю. Вот только как она его открывала, я не видела, меня отвлекли.

Несколько мгновений руководящая компания молча и изумленно смотрела на меня.

– Слушайте, вы кто, собственно, такая? – в изумлении спросил директор завода. И до меня вдруг дошло, что, перемазанная нефтью, я, вероятно, имею очень даже экстравагантный вид, но ведь это может навести на какие угодно мысли. Я и не подумала об этом, когда рухнула на пол под тяжестью навалившейся на меня аппаратчицы, между прочим, спасшей мне жизнь.

– Это Ирина Лебедева с телевидения, – поспешила объяснить Валерия Дмитриевна, главный инженер. – Мы ее сюда пригласили…

– Пригласили? Кто? Зачем? – возмутился директор.

– Сейчас трудно вспомнить, от кого именно исходила инициатива, – произнесла Валерия Дмитриевна не совсем уверенно.

– И она что, находилась в аппаратной во время технологического процесса? – спросил директор прокурорским тоном.

– Конечно, была, – подтвердил Щеглов. – И во время взрыва тоже.

Тут директор и все остальные уставились на меня во все глаза.

– Как вы в таком случае уцелели? – спросил он ошарашенно. – Я вас поздравляю, из всех пострадавших вы отделались легче всего!

– А ее Наташка своим телом накрыла! – пояснил Щеглов. – Я когда вбежал, она аккуратненько так поверх тележурналистки лежала… Сама без сознания, а ее спасла.

Все снова и снова переводили взгляд с меня на лежащую на носилках Шутову, которой, видно, снова стало нехорошо, и она в изнеможении закрыла глаза.

– Это она и виновата, сбила Наташку с панталыку, – вдруг с непонятной мне ненавистью сказал Щеглов. – Пристала к ней с вопросами, что да как. А та голову и потеряла: как же, к ней с телевидения приехали! Наверное, уже телезвездой себя вообразила.

– Ты все врешь, Щеглов! – вдруг тихо и отчетливо сказала лежащая на носилках. – Ирина Лебедева мне ничуть не мешала и с расспросами ко мне не приставала. Как ты можешь все это утверждать? Тебя же в это время не было в аппаратной!

– В аппаратной не было, – согласился Щеглов. – Я внизу стоял и через окно все видел.

– Ничего ты не видел, ты с Венглером трепался, – с видимым усилием проговорила аппаратчица. – И теперь тебе ответственность полагается за то, что ты во время технологического процесса в аппаратную постороннего человека привел.

– Ты сама разрешила ей там находиться!

– Все равно, правилами техники безопасности это запрещено, – проговорила как-то безжизненно аппаратчица. – Это ты недоглядел, а теперь хочешь на меня всю вину свалить.

– А на кого еще я должен ее валить? – вдруг вспылил Щеглов. – Кто вентили перепутал – я? Кто не в той последовательности их открыл?

– Я не перепутала! – вдруг изо всех сил крикнула Шутова. – Я все сделала правильно!

Ее тело на носилках вдруг обмякло, глаза закатились, лицо посерело, рот скривился. Врачи «Скорой помощи» засуетились, стали надевать на лицо потерявшей сознание кислородную маску. Один из врачей, повернувшись к нам, строго сказал:

– Так, господа, все: производственное совещание окончено! А то мы ее не довезем, по дороге помрет!

И так выразительно посмотрел на нас, что директор, а вслед за ним и все остальные отступили в сторону, молча и хмуро наблюдая, как носилки с бесчувственной аппаратчицей задвигают в машину «Скорой помощи».

– Я же говорил, – продолжал вполголоса оправдываться Щеглов. – На время технологического процесса надо посторонним покинуть цех. А Наташка мне возразила: «Нет, пусть останется. Под мою ответственность». Ну, скажите, разве не так это было? – повернулся он вдруг ко мне.

Мне ничего не оставалось, как подтвердить его слова. Директор с сумрачным видом наблюдал за нами, потом кивнул.

– Ладно, ситуация ясна, – сказал он наконец. – Вы отвлекли аппаратчицу от ее обязанностей, в результате та допустила ошибку в управлении технологическим процессом, что привело к аварии. Винить вас в этом никто не винит, вы про все эти тонкости знать не могли, а вот самой Шутовой достанется, это я вам обещаю… Если бы при этом человек не погиб, тогда ладно, может быть, без лишнего шума замяли бы дело, но теперь! – Директор тяжело вздохнул. – Эх, Серега, Серега! Столько лет на нашем заводе проработал, производство от первого до последнего звена наизусть знал! И вот, на тебе…

Тут до нас донеслись звуки чьих-то отчаянных рыданий и воплей, которые не мог заглушить даже шум работавших возле цеха пожарных машин. Оглянувшись, мы все увидели, как около свертка из черного полиэтилена рыдает какая-то женщина, рухнув на колени прямо на асфальт, а один из спасателей стоит рядом и сумрачно смотрит на нее.

– Жена, – пояснил вполголоса директор. – Вот для кого горе-то. Эх, Серега, Серега, как же это тебя угораздило-то?!

Тем временем к черному полиэтилену подъехал еще один «уазик» с надписью «Дежурная УВД» на лобовом стекле. Один из спасателей бережно поднял за плечи жену погибшего Венглера и повел ее прочь от мертвого тела. Два санитара в белых халатах с бесстрастным выражением лица взяли сверток с двух сторон и стали весьма небрежно запихивать его в салон автомобиля «УАЗ». Вдова Венглера, увидев это, зашлась истерическими рыданиями.

– У него, наверное, дети остались, – предположила я, чувствуя, что фраза моя совсем не к месту и звучит довольно глупо.

– Да, двое, – отозвался директор. – Сын и дочь. Сын Юрка, девятнадцать лет, в политехе учится… Хороший парень!

В это время к директору подошел мужчина с золотым перстнем на пальце. Я не сразу сообразила, что уже видела его сегодня, это был начальник охраны крекинг-завода.

– Михаил Евгеньевич, там на проходной еще какой-то корреспондент пройти хочет, – сказал начальник охраны. – Говорит, криминальный репортер. Говорит, ему нужна Ирина Лебедева… – продолжал начальник.

Некоторое время директор смотрел на него сумрачно, потом безнадежно махнул рукой.

– А, хрен с ним, пусть проходит, – сказал он со вздохом. – Криминальный так криминальный. Вот она, Ирина Лебедева, пусть берет ее.

Директор крекинг-завода махнул на нас рукой и, снова вздохнув, направился к исходившей рыданиями вдове погибшего начальника пятого цеха. Его свита следовала за ним. Тем временем я видела, как начальник охраны отдает какой-то короткий приказ по небольшой компактной рации, после чего, сунув ее обратно в карман, с любопытством и наглой усмешкой рассматривает меня. Я чувствовала, как против воли голова моя начинает кружиться и в груди тесниться от восторга, впрочем, это было не удивительно, ведь начальник охраны был красивым мужчиной.

– Вон, идет ваш знакомый, – сказал он, кивая куда-то в сторону проходной, после чего, повернувшись, направился прочь.

Обернувшись, я и в самом деле увидела приближающегося Валерия Гурьева, нашего криминального репортера.

Не доходя нескольких метров, он вдруг узнал меня, на мгновение остолбенев, потом вдруг покраснел и стал как-то странно кривляться. Я поняла: его душит приступ еле сдерживаемого смеха. Молча и довольно равнодушно наблюдала я, как некоторое время Валера пытается взять себя в руки. Когда он все-таки справился с собой и подошел ко мне, непроизвольные ухмылки то и дело проскальзывали у него по лицу. Такой уж он был ехидный, наш криминальный репортер Гурьев.

– Везет тебе, Ирина, прямо-таки притягиваешь к себе несчастья, – сказал он. Потом его лицо снова растянулось в ухмылке: – Хорошо выглядишь! Говорят, нефть никакие шампуни не берут, только бензин…

– Значит, буду мыться бензином, – преспокойно констатировала я.

И, вытащив из сумочки зеркальце, взглянула в него: так и есть, я вся чумазая. В нефти перемазана не только одежда, но и лицо.

– Меня тут чуть не убило этим проклятым взрывом, – сказала я. – Не до внешнего вида. А ты что, собственно, приехал? Здесь никакого криминала, просто несчастный случай…

– Как знать. – Валера Гурьев, продолжая ухмыляться, неопределенно пожал плечами. – Совпадений уж больно много: взрыв реактора, человеческие жертвы, и это все в то время, когда Ирина Лебедева как раз готовит там свою новую программу… – Оглядывая меня, он опять ехидно захихикал: – Между прочим, пошли скорее, а то твой Костя Шилов с ума сойдет.

– Где он? – Я и в самом деле встревожилась. – Он что, здесь? А почему сюда не прошел? – Валера Гурьев с усмешкой наблюдал мою тревогу.

Отношения с Костей были у меня исключительно дружеские, без всяких даже намеков на интим. Но я знала, что Костя отчаянно и безнадежно влюблен в меня и в случае, если решит, что мне угрожает какая-то опасность, может сорваться и начать совершать глупости. От этого его нужно было тщательно оберегать.

– Не пугайся, все нормально, – сказал наконец Валера, вдоволь насладившись моим смятением. – У ворот проходной дожидается. У него же нет журналистского удостоверения, его сюда не пропустили. Потом, он же с машиной, ее он в этом сомнительном районе тоже одну оставлять не хочет.

– А с какой стати он вообще сюда приехал? – недоумевала я.

– А с такой! – Валера довольно ухмыльнулся. – Он как узнал, что на крекинг-заводе ЧП и ты как раз там должна быть, все бросил, Кошелева в глаза на хрен послал, сел в машину и сюда помчался. Я едва его уговорил меня с собой взять.

Я кивнула, торопливым шагом направляясь к проходной завода. Оставлять в таком состоянии Костю и вправду было нельзя.

Костя Шилов изумился при виде моей «закопченной» внешности и перепачканной нефтью одежды. Но в отличие от Валеры не зашелся смехом, а страшно встревожился. Впрочем, быстро успокоился, поняв, что я никак более не пострадала. Однако потребовал подробного и тщательного рассказа о том, что именно произошло со мной на крекинг-заводе. Валера Гурьев тоже смотрел на меня с жадным любопытством, и я поняла, что мне не отвертеться.

Рассказывала я, стоя возле машины рядом с заводом. Шилов время от времени хмурился и приходил в ужас от мысли, какой опасности я подвергалась в его отсутствие, но в общем и целом был совершенно спокоен и даже как будто бы счастлив, что все так хорошо обошлось. Валера, напротив, вскоре потерял интерес к моему рассказу: по-настоящему его интересовал только криминал, здесь же криминалом, по-видимому, и не пахло, стало быть, вся эта история его мало касалась.

Потом Костя предложил довезти нас домой на телевизионной «Волге», от чего никто из нас не решился отказаться: крекинг-завод был черт знает как далеко от центра города. По пути мы все трое молчали, каждый отдался своим мыслям. Мне, несмотря ни на что, не давало покоя сегодняшнее происшествие. Перед глазами все стояло бледное лицо аппаратчицы Наташи Шутовой, из последних сил клявшейся, что она все сделала правильно и вентили открыла в нужном порядке. Вообще-то, утверждать такое было в ее интересах, ведь за халатность, приведшую к гибели человека, ей полагалась немалая ответственность. А с другой стороны, если она и вправду повернула вентили в правильной последовательности? Я ведь своими глазами видела, как она потянулась к синему вентилю, а не к красному! Жаль, конечно, что Щеглов меня отвлек и я не увидела, какой она на самом деле открыла… Но трудно поверить, чтобы человек, столько проработавший на производстве, знающий его на сто процентов, мог перепутать, когда и почему должна сначала потечь вода, а потом создаваться вакуум, причем плакат на эту тему висит на стене перед глазами… А что я ее могла отвлечь разговором, как утверждают директор и этот Щеглов, так это полнейший вздор: вовсе я с ней не разговаривала, а просто стояла и смотрела. Что-то в этой истории мне решительно не нравилось, и я не совсем понимала что. Можно, конечно, плюнуть и сказать, да какое мне дело до всего этого! Радуйся, что осталась жива и здорова, только в мазуте немного перемазалась, ну, так это отмоется, не шампунем, так бензином. Но тут мне вспомнилось, как в момент взрыва меня сзади отчаянно схватила Наташа Шутова, как повалила на пол и накрыла собой и своим таким неуклюжим, бесформенным комбинезоном. Эта бесформенность, однако, спасла нам обеим жизнь. Вот именно – спасла жизнь! Я вспомнила, как плясали вокруг нас языки пламени, как навалилась на меня страшная, невероятная тяжесть, наверное, взрывной волны. Если бы не Наташа, я погибла бы в этом аду, как бедный Сергей Викторович, и теперь бы точно так же, как он, лежала завернутая в черный полиэтилен. Наташе Шутовой я обязана жизнью, вот что! А раз так, разве не мой долг помочь ей? Хотя бы тем, чтобы попытаться разобраться в этом деле, тем более что есть веские сомнения в том, что Наташа и правда допустила ошибку. И пусть администрации крекинг-завода это не понравится, пусть ко мне это не имеет прямого касательства…

– О чем задумалась, Ирина? – Валерий прикоснулся к моей руке. – Смотри, уже приехали…

Наша машина остановилась, припарковавшись неподалеку от моего дома. Гурьев и Костя недоумевающе смотрели на меня.

– Что-нибудь случилось, Ирина Анатольевна? – обеспокоенно спросил Шилов. – Вы что-нибудь забыли там, на заводе?

– Нет-нет, Костя, пока все в порядке, – поспешила я заверить его. – Кстати, какие у вас планы на завтра?

Мужчины смущенно переглянулись. Наконец заговорил Валера:

– У него планы заглаживать перед начальством свой несвоевременный посыл на хрен, – сказал он, с ухмылкой кивая на Костю. – Так что, Ирина, завтра на его машину лучше не рассчитывай. Если, конечно, не хочешь, чтобы Шилова с работы уволили.

Нет, я не хотела, чтобы Костю уволили, Валера был прав.

– А ты сам-то завтра очень занят? – спросила я.

– Может, и не очень. – Валера усмехнулся: – А скажи, ты что, собственно, задумала?

– Еще не знаю, – вздохнула я. – Завтра в девять встретимся на работе, может, к тому времени что-то и решу. Не нравится мне вся эта история на заводе, понимаешь? Не нравится!

С этими словами я вылезла из серой телевизионной «Волги» и направилась домой, где меня ждал мой муж Володька, должно быть, уже вернувшийся со своих лекций в университете.

Глава 2

– Ну вот, сразу видно, что ты побывала на крекинг-заводе! – сказал Володька, встретив меня в прихожей и критически рассматривая мой внешний вид. – Вот и Виталька Белоусов тоже постоянно жалуется, что каждый раз, когда его сын приходит с улицы, сразу видно, где именно он побывал и куда слазил…

– Ты замечательно остроумный мужчина, – сказала я, – для жениха это очень важное качество. Но для супруга много любезнее было бы с твоей стороны, если бы ты придумал, как мне отмыть лицо от мазута…

– А это мазут? – В его вопросе чувствовался профессиональный интерес. – Мазут я очень люблю, в свое время диссертацию по нему защитил очень успешно.

– Ах, ну да, ты ведь у нас нефтехимик! – сказала я саркастически, сбрасывая туфли и направляясь в ванную. – Но готова поспорить, что в твоей диссертации не было ни слова о том, как отмыть от мазута лицо и руки.

– Да я это и так знаю. – Володька пожал плечами. – Мазут, как и гудрон, как и битум, хорошо растворяется в бензине. У нас в доме где-то был бензин специально на такой случай…

Конечно, я знала, что у нас в доме хранится бензин, и в отличие от Володьки даже знала, где он спрятан. Взяв с полки бутылку с прозрачной маслянистой жидкостью, я открыла ее, стала тереть ею лицо и руки, черные маслянистые пятна растворялись в ней мгновенно, и их после этого легко было стирать тряпочкой. Ободренная было успехом, я попробовала сделать то же самое и с блузкой. Но к ней бензин отнесся менее доброжелательно, чем к моей коже, и я решила, что, пожалуй, блузку и юбку, в которые я в тот день была одета, придется выкинуть. Пока же, аккуратно сняв вещи, я положила их в бельевой таз – сразу сунуть в помойное ведро у меня не хватило духу.

– Если не секрет, как это тебя угораздило, а? – спросил Володька, с вялым любопытством наблюдая за моими манипуляциями. – Цистерну с нефтью на тебя опрокинули, что ли?

– Да нет, все гораздо проще, – сказала я как можно легкомысленней. – Там, на крекинг-заводе, реактор с нефтью взорвался, а я была поблизости. Вот меня всю и окатило.

– Реактор взорвался? – С затаенной радостью я отметила, что лицо Володьки вытянулось. – На крекинг-заводе? Ни фига себе! То-то я смотрю, в той стороне столб черного дыма к небу тянется. Я так и подумал, уж не случилось ли что на крекинге, в то время как ты там ошивалась.

– Случилось, как видишь, – сказала я сухо, заканчивая водные процедуры и надевая домашний халат вместо испорченной нефтью одежды. – Я, кстати сказать, хотела с тобой посоветоваться! – заявила я, проходя в нашу гостиную и усаживаясь на диван. Володька тотчас пристроился рядом со мной.

Назад Дальше