— Верно, — согласился я, отметив, что, наверное, обладаю эксклюзивной информацией о мужике в кепке и мне будет что предложить Володе Коробову из Главного следственного управления Следственного комитета в обмен на информацию, интересующую меня. И я с благодарностью посмотрел на женщину, задав еще один вопрос:
— Скажите, а кто из соседей первым обнаружил, что Санин мертв?
— Клава Печенкина.
— Она с одной лестничной площадки с Саниным? — догадался я.
— Да, — сказала женщина. — Расположение квартир у нас обычное: от лифта две квартиры направо, две — налево. Так вот, Клава живет слева от лифта, рядом с квартирой Санина. Только она разговаривать с вами не станет…
— Почему? — спросил я, уже догадываясь о причине.
— Да замучили ее уже за эти три дня! — сказала женщина то, что я и ожидал от нее услышать по поводу Клавы Печенкиной. — То дознание, то допрос, то следователи из управления, то из какого-то комитета. И все разные! И все об одном спрашивают! Вчера еще и из прокуратуры приезжали. А потом все эти дни ее донимают журналисты. Она и на порог своей квартиры вас не пустит. Если вообще откроет…
— Ну а вам, соседям, что она рассказывала про то, что она увидела, когда вошла в квартиру Санина?
— Кровь… Она сказала, что повсюду была кровь. На полу, на диване, на балконной двери…
Я снова задумался. Вот почему уголовное дело возбуждено не по статье «убийство», а по более легкой — «нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть человека». Выходит, после удара сзади по голове Санин был еще жив. И его попросту добивали… Но почему в таком случае он не стал звать на помощь? А может, все-таки звал? Нет, не похоже. Кто-нибудь должен был услышать. Но поскольку никто не слышал криков Санина и особого шума в его квартире, может, он после удара потерял сознание, а когда пришел в себя, пытался сам как-то себе помочь? И умер от потери крови? Тогда это, возможно, просто случайное убийство, не запланированное и не подготовленное? И мужик в кепке тут ни при чем? Или кто-то очень хочет представить убийство бытовой пьяной дракой с такими вот непредвиденными последствиями? Мол, никто его и не хотел убивать, просто так получилось. По пьянке так частенько бывает. Дескать, он во многом сам виноват, поскольку водил к себе невесть кого…
— А еще что она рассказывала? — попросил я после паузы.
— Она говорила, что войти в квартиру побоялась. Просто заглянула. Санин лежал на полу возле балконной двери. На животе. Голова была в крови. — Женщина немного помолчала… — Да, она сказала еще, что на нем были брюки, футболка и куртка. Обуви на ногах не было. Носки в крови… А потом она позвонила в милицию…
— В полицию, — поправил я.
— Ну да, в полицию…
Что ж, для начала неплохо. Еще парочка синхронов, и материала на первую передачу о Санине вполне хватит. А может, и на две, если сделать нарезки из фильмов и сериалов с участием Санина и вставить эпизоды из его прежних интервью…
— Спасибо вам огромное, — сказал я и чуть не забыл спросить женщину, как ее зовут.
— Милица Васильевна, — ответила женщина.
— А фамилия ваша?
— Монахова, — ответила женщина. — А когда вас смотреть?
— Еще не знаю, — ответил я. — Следите за программой. Передача будет называться «Кто убил Санина?»
— А как ваш канал называется, напомните, пожалуйста? — посмотрела мимо меня Милица Васильевна. Было похоже, что наш канал она не смотрит. Ничего, будет смотреть…
— «Авокадо», — сказал я.
— Спасибо, — повернулась женщина, чтобы уйти.
— Вам спасибо…
* * *Согласно информации Милицы Васильевны, главный свидетель по делу Панина — Клава Печенкина — проживала в квартире номер пять. Квартира Санина — номер шесть — была опечатана.
Мы сняли синхрон у двери. «Вот здесь провел свои последние дни любимый всеми актер Игорь Валентинович Санин. У нас нет пока возможности попасть внутрь нее и показать место происшествия, но наша программа сделает все возможное, чтобы разобраться в том, что произошло за этой дверью. И будет отчитываться перед своими зрителями об этапах собственного журналистского расследования, которое уже началось и будет происходить непосредственно у вас на глазах», — комментировал я. А потом, сказав, что за соседней дверью живет человек, который первым обнаружил, что Санин мертв, позвонил в квартиру за номером пять.
— Кто? — не сразу раздалось из-за двери.
— Телеканал «Авокадо», программа «Кто убил Санина?» — крайне душевно и доброжелательно произнес я. — Вы могли бы открыть дверь и ответить на несколько наших вопросов?
— Нет! — категорически сказали за дверью.
Мелкие неудачи не должны останавливать настоящего телерепортера.
— Но мы вас просим, — наполнил я свой голос душевной теплотой и жалостными нотками. — Люди очень хотят знать о том, что случилось с вашим знаменитым соседом. Они имеют на это полное право. И мы должны предоставить им такую информацию. Помогите нам!
— Нет! — снова сказали из-за двери не менее категорично, чем в первый раз. — Убирайтесь к черту, иначе я вас помоями оболью!
— Ну, один-единственный вопрос, и мы тотчас уйдем, договорились? — просьба в моем голосе по своему накалу достигла наивысшей точки. Но за дверью молчали. И тогда я в отчаянии крикнул прямо в глазок: — Неужели вы не слышали ни шума борьбы, ни призывов о помощи, когда убивали Санина?
В коридоре что-то зловеще шаркнуло, мне подумалось, что хозяйка квартиры подтащила к двери обещанное ведро с помоями, но предпочитал не сдаваться.
— Нет, — раздалось из-за двери уже очень надоевшее мне слово.
— Но это неправда! — воскликнул я, специально провоцируя, надеясь, что дверь распахнется… Однако мои надежды не оправдались. Вместо этого услышал:
— Да пошел ты!
И все равно это было кое-что. Какой-никакой, но синхрон. Пусть и из-за двери…
— Ты это снял? — спросил я Степу, как если бы выиграл сражение при Ватерлоо.
— Конечно, — ответил он и осклабился. — Считай, что тебе крупно повезло.
— Почему?
— Потому что помоями не облили.
— Ладно, пошли…
Милица Васильевна оказалась права: Клава Печенкина нам двери не открыла…
Квартира за номером семь тоже оказалась недоступной. Похоже, там никого и не было. В восьмой квартире нам открыла двери старушка, которая, конечно, не видела и не слышала.
Степа снял несколько перебивок на лестничной площадке: выдранный на полу кафель и разрисованные граффити стены, и мы вышли из подъезда. На лавочке, возле песочницы, сидел мужик с опухшей красной рожей и безучастно смотрел на окна второго этажа.
— Степа, — сказал я оператору. — Это не иначе как Васька или Гришка…
Я медленно подошел к лавочке и бодро поздоровался.
— Привет, — не очень ласково ответил мужик, подозрительно посмотрев. — Ты кто?
— Я ведущий телепрограммы «Кто убил Санина?», — решил брать быка за рога. — А вас зовут Василий или Григорий?
— Василий, — ответил мужик. — И чо?
— Побеседуем? — присел я рядом на лавочку.
— Если опохмелишь, — без обиняков ответил мужик, глянув с надеждой.
— Без проблем, — ответил я и, мигнув Степе, почти бегом оббежал дом. Магазин находился на первом этаже с обратной стороны здания, поэтому через три минуты вернулся, торжественно неся в руках бутылку водки, пакет с пластиковыми стаканчиками и связку бананов.
— С бананами это ты хорошо придумал, — отозвался мужик, принимая из моих рук водку. — Бананы я люблю… А еще они антидепрессант, — ввернул он модное словечко. — Настроение повышают.
— Возможно, — улыбнулся я. Взял бутылку из его трясущихся рук, отвернул крышку и налил чуть больше половины в пластиковый стаканчик. Потом оторвал от связки банан и наполовину очистил. Люди с похмелья беспомощны, как дети… Да и уважение надобно проявить — пьяницы люди ранимые и обхождение ценят.
— О, уважил!.. А себе? — Василий вопросительно посмотрел на меня.
— На работе, — ответил я. На что Вася вполне резонно заметил:
— Ну и что?
Я плеснул и себе.
— А ему? — повел головой Вася в сторону оператора.
— Он не пьет, у него от водки уши пухнут, — сказал я и сделал вид, что не расслышал возмущенное бурчание Степы.
— Ну, помянем Игорька? — Василий печально посмотрел на меня и опрокинул содержимое стаканчика в рот. Я последовал примеру.
Потом он откусил немного от банана и глянул на меня:
— Из телевизора, значит?
— Да. Мы делаем сюжет о гибели Игоря Валентиновича Санина. Скажите, Василий, вы его хорошо знали? Много с ним общались?
— А он что, будет меня снимать? — снова повел головой в сторону Степы Василий.
— Да, — ответил я. — Мы ж из телевизора…
— А без этого нельзя? — спросил Вася.
— Никак, — ответил я и покачал головой.
— Из телевизора, значит?
— Да. Мы делаем сюжет о гибели Игоря Валентиновича Санина. Скажите, Василий, вы его хорошо знали? Много с ним общались?
— А он что, будет меня снимать? — снова повел головой в сторону Степы Василий.
— Да, — ответил я. — Мы ж из телевизора…
— А без этого нельзя? — спросил Вася.
— Никак, — ответил я и покачал головой.
— Тогда я тебе ничего не скажу, — заявил мужик. — Даже и не наливай мне больше.
— Почему? — принял я от него пустой стаканчик с намерением плеснуть еще.
— Ну, ты не видишь, не в лучшей форме? — убедительно посмотрел на меня Вася. — Я ж скорблю… А если кто из знакомых в твоем ящике меня увидит.
— Мы все скорбим по поводу безвременной кончины Игоря Валентиновича, — сказал я. — Так вы его хорошо знали?
— Мы… — он запнулся и почти зло посмотрел на меня: — Скажи, пусть не снимает.
— Хорошо. — Я сделал серьезное начальническое лицо и повернулся к Степе: — Выключи камеру.
— Нет, пусть уйдет совсем, — сказал Вася.
— Уйди совсем, — повторил я его слова Степе. — И чтобы никаких средних и дальних планов со мной и Василием! — добавил я еще строже, намекая на обратное. — И, вообще, подожди в машине.
Степа лишь едко хмыкнул и стал отходить от нас, время от времени поворачиваясь и снимая. Потом положил треногу в багажник, зачехлил камеру и уселся в наш редакционный «Рено».
— Так вы хорошо знали Санина? — повторил я свой вопрос.
Вася взял из моих рук бутылку, налил себе почти полный стаканчик и выпил его в два глотка. Потом откусил от банана смачный кусок и какое-то время сидел в позе известной скульптуры Родена «Мыслитель», уставив печальный взор в землю. Наконец, посмотрев на меня просветлевшим взором, гордо и пафосно произнес:
— Он был моим другом. Ты понимаешь это? — Постучав в грудь кулаком, добавил: — Лучшим другом! А теперь вот его нет.
Последнюю фразу он произнес с надрывом. В его голосе чувствовалась пьяная слеза. Чтобы говорить с ним, больше не наливать, иначе поплывет совсем, а то и зарыдает в голос. И я незаметно отставил бутылку в сторону.
— Понимаю, — отозвался я с чувством. Взор мой был горестен и серьезен. И Вася проникся:
— Молодец… Как тебя зовут?
— Алексей, — соврал я не очень уверенно. Я вообще врать не умею и делаю это лишь в силу служебной необходимости. Сейчас был как раз тот самый случай.
— Лёха, значит, — констатировал Василий. — Ну, ладно, спрашивай…
— Расскажи про последний день, когда ты виделся со своим лучшим другом Игорем Саниным, — попросил я. — Это очень важно, понимаешь? Для людей важно, для всех нас.
— Понимаю, — еще серьезней ответил он и поискал взглядом бутылку. — А где она?
— Мы с тобой выпьем, — сказал я. — Обязательно. Минут через десять…
Взор Васи помрачнел.
— Нет, — быстро поправился я. — Через семь минут.
— Через пять, — безапелляционно заявил Вася.
— Хорошо, через пять, — согласился я. — А пока расскажи про тот день, когда твоего друга не стало. Как и когда вы с ним увиделись. Что делали? Ну, слушаю тебя.
— Пять минут, — напомнил мне Вася и поднял указательный палец. — Ты понял?
— Понял, понял, — сказал я.
— Засек, — показал он на часы.
— Не переживай…
— Вот, — Вася немного посветлел лицом. — Он тоже так говорил: понял, понял. Или: скоро, скоро. Быстро так говорил… Хороший был мужик. Не жлоб. Подойдешь к нему: Игорек, выручай, дай полтинник, на пузырь не хватает. Трубы горят! И что ты думаешь? Дает! И потом не пристает и не висит над душой, типа: когда отдашь, да когда отдашь. Да… А тогда он сам во двор вышел. Ко мне и Гришке, — он замолчал и посмотрел на меня: — Гришка — это кореш мой. Мы с ним вместе… это, общаемся.
Я молча кивнул, поскольку любая фраза могла его сбить.
— Так вот, — продолжил Вася. — Он подошел и сказал, что не дернуть ли нам водочки? Выпивши малость был, — щелкнул он себя по строптиво выпиравшему кадыку. — Поговорить хотелось с понимающими людьми, с нами… Он любил «за жизнь» потолковать. Говорил, за такими разговорами душой отдыхает. Я и сам так нередко отдыхаю. — Вася задумался, а потом спросил: — А пять минут еще не прошло?
— Нет, только две прошло, — ответил я. — А когда он к вам подошел — днем, вечером?
— Дне-ем, — протянул Вася.
— Хорошо, рассказывай дальше…
— Ну, он предложил, а мы с Гришкой что ж, с хорошим человеком… С другом лучшим. Он говорит, спасибо, братцы, дескать, уважили. И дает на два пузыря. Гришка тогда еще спросил, а на закусь не подкинет ли деньжат? А он, дескать, с собой нету. Да и есть, говорит, у меня закусь. Ко мне, мол, пойдем, у меня пожрать имеется. А тут откуда ни возьмись Петруха… Вот что значит нюх… Давайте, говорит, я в магазин слетаю. Ну, а чо, нам не жалко. Лети себе! Не наши деньги, и водка не наша. К тому же Петруха нас как-то угощал, отчего его в компашку не взять? Мы его сейчас угостим, он нас потом… Без взаимовыручки, брат ты мой, нельзя. Запросто окочуриться можно, если вовремя не опохмелиться. Сердце не выдержит — и хана! Ну, значит, он ушел, а мы к Игорьку пошли. Он из холодильника все вымел, колбаса там, сыр, рыбку тоже, — сглотнул Василий. — Говорю же, не жлоб был, правильный мужик. А тут и Петруха с тремя пузырями. Я ему — а откуда третий пузырь? А он — я, дескать, в компанию напросился, от себя пузырь прикупил. Тоже не жлоб… Прошли пять минут-то? Уморил ты меня совсем.
— Нет, — сказал я и посмотрел на часы: — Еще полторы минуты осталось…
— Ладно, — согласился Василий. — Пришли мы, выпивать начали, разговаривали. Игорек нам байки рассказывал из киношной жизни, а мы ржали. Он здорово умел рассказывать, смешно. Одно слово — артист…
— А потом? — решился я задать вопрос, потому что Вася замолчал.
— А потом я и не помню. Как отрезало! Допили, да по домам пошли, — ответил Василий. — Вечером уже… Стемнело, помню.
— А вы все вместе ушли? — быстро спросил я.
— Кажись, вместе, — наморщил лоб Василий, заставляя извилины работать в усиленном режиме. — Вместе пришли, вместе и ушли… Как и полагается!
— Точно вместе? — переспросил я.
— Не, не точно, — подумав, ответил Вася. — Ты лучше Гришку об этом спроси. Или Петруху. Может, они лучше моего помнят…
— А Петруха — это такой… Средних лет, среднего роста, в джинсах и светлой куртке? Лицо суховатое, а глаза серые, так? — спросил я, припоминая приметы мужика в кепке из интервью.
— Да вроде так, — ответил Вася и с любопытством посмотрел на меня: — А ты чо, знаешь Петруху?
— Да, видались как-то, — неопределенно ответил я. — А где он живет, не знаешь?
— Говорил, что в соседнем дворе…
— А в каком? — не отставал я от Василия.
— А хрен его знает, — немного подумав, сказал он. — Ну, наливай, что ли…
Водки хватило на полный стакан. Вася медленно поднес его ко рту, выдохнул, закрыл глаза и выпил. Затем быстро очистил банан до конца, засунул его в рот и принялся с аппетитом жевать.
— Не, — сказал он полным ртом. — У эухи э эые аа…
— Чего? — не разобрал я ни единого его слова, кроме «не».
— У Петрухи не серые глаза…
— А какие? — спросил я.
— Э эые аа… — снова ответил Вася. У него пьяно заплетался язык. Перебор…
Я посмотрел в его глаза. Но в них уже не было мысли…
— Все, — сказал я себе. Вася сделал, что мог. Пусть другие сделают лучше его. Например, Гриша. Но не сегодня…
И мы поехали на базу.
Глава 4. Это не он, или версия главного следственного управления
— Как успехи? — спросил шеф, едва мы перешагнули порог.
Он был чем-то обеспокоен, но старался этого не показывать.
— Вроде бы все в порядке, Гаврила Спиридонович, — энергично ответил я. — Могло быть и хуже. Кстати, вы там что-то говорили о представительских расходах? Так вот, докладываю: сегодня такие расходы имели место быть в сумме двухсот семидесяти рублей.
— Я понял, — сказал шеф. — Кстати… Тут приходили из Следственного комитета. — Внутри неприятно екнуло. — Просили сделать им копию интервью с мужиком в кепке. Того, чье последнее желание было убить Санина.
— Вы дали? — задал я глупый вопрос.
Шеф удивленно посмотрел на меня:
— Конечно. А что ж мне оставалось делать? Теперь мужика в кепке будешь искать не только ты.
— Пусть. Но они не знают, где его искать, а я, возможно, знаю, — произнес со значением и посмотрел на шефа.
— Что-то раскопал? — полюбопытствовал шеф.
— Перед смертью Санин выпивал у себя в квартире с тремя мужиками, — ответил я. — Двое из них, некто Гришка и Василий, местные выпивохи, которых знает весь дом. А вот третий, которого зовут Петруха, какой-то приблудный. Кучкуется с этими мужиками неделю или около того…
— Ты думаешь, это он Санина убил? — посмотрел на меня шеф.