Андре внимательно посмотрел на меня.
– Ты права.… Был мой знакомый. Вася. Я вас познакомлю позже. Всему свое время.
Мы сидели напротив друг друга под ответственными шторами, не пускавшими на кухню солнце, ели очень вкусную еду, пили хорошие соки и потрясающий кофе. Андре рассказывал историю своей жизни. О детстве, о матери, об учительнице французского языка, об отце, заставлявшего этот французский зубрить, еще когда в стране был железный занавес и когда заставлять ребенка учить иностранный язык мог только сумасшедший или тот, кто верил в чудо, то есть точно был сумасшедшим…. Андре был великолепным рассказчиком. Я поймала себя на мысли, что текст пишется сам по себе, мне надо будет только снять голос с диктофона. Текст произнесенный и написанный всегда не одно и то же. То, что легко слушается, часто невозможно читать, но этот случай, кажется, был исключением из правила.
Черная икра в хрустальной пиале заветрелась, превратившись в старую каракулевую шубу, а сливки с соевым соусом, взбитые серебряной вилкой до дружной бежевой массы, снова обозначили свою нетерпимость друг к другу черными и белыми мурашками…
Андре достал из высокого шкафа бутылку.
– Коньяк французский. Будешь?
– С утра…?
– Уже день…, – поправил он. – Попробуй… Ты такой больше нигде не попробуешь. Саркази мне лично презентовал. Коллекционный. Специально для него выращивается и делается.
– Попозже, может.… Мне нужна свежая голова.
– А я выпью, если не возражаешь…
Он налил полный бокал, словно это был не коллекционный коньяк, а пиво «три медведя», но пил небольшими глотками, вдумчиво и красиво. Пил и молчал.
Я решила, что нужна моя помощь.
– Какое, как тебе кажется, основное, глобальное отличие между французами и нашими?
– Основное, глобальное…? Пожалуй, в том, что наши «качают права» в магазине, в лавке, на рынке, я был свидетелем сцен, когда мне неудобно было, что я русский. Зато в госучреждениях – в посольствах, в конторах у чиновников – боятся слово сказать. Хотя, по логике, наоборот – магазин частный, какое право ты имеешь выступать там, а чиновник сидит на твоих налогах, там надо права качать. Во Франции никто не будет скандалить в частной лавке, и чиновники работают нормально, потому что с них спрашивают, – объяснил он бесцветным голосом.
– А как ты попал во Францию?
– Однажды решил, что мне нужно французское гражданство, развелся с первой женой, поехал в Париж и женился на француженке, – ответил он сухо, словно для протокола.
– Тебе болезненны эти воспоминания?
– Нет. У меня прекрасная жена, две замечательные дочери.
Я не понимала, что произошло, почему он вдруг закрылся. Но видела, что в нем что-то происходит…
Он пил коньяк, рассеянно рассматривая складки на шторах, охранявших солнце. Я ждала…. Слышно было, как за окном проезжали машины. Я насчитала семь. Три в одну сторону и четыре в противоположную. Или нет, там же одностороннее движение. Значит, просто три громких машины и четыре тихих…
– Я не вижу смысла в этой книге, – вдруг сказал Андре.
– То есть?
– Для себя. Я это только сейчас понял…
– А что произошло вдруг?
– Произошло то, что я это понял…. Рассказывая тебе свою жизнь, я уже представлял готовую книгу. Мысленно читал и переворачивал хрустящие страницы с запахом типографской краски.…И вдруг понял, что мне это уже не интересно… Я допускаю, что многим будет любопытно проследить мой жизненный путь и карьеру, поразмышлять над моими умозаключениями… Но это уже не интересно МНЕ…
– Почему? – Не поняла я. – Ты приехал из Союза в чужую страну и стал президентом одной из крупнейших мировых корпораций! Как это может быть неинтересно?!?
– Интересно. Но не мне…, – покачал головой Андрей.
– А что интересно тебе…?
– То, что интересно мне, я не стану писать, а тем более печатать.
– Почему?
– Ну, потому что у меня дети… будут внуки…друзья, коллеги, подчиненные… Стыдно.
– Интересно, что стыдно или стыдно, что интересно?
– Интересно, что непонятно…
– Что тебе непонятно?
Он отвернулся к шторам и сделал большой глоток коньяку.
– Я же вижу, ты хочешь рассказать…, – насаживала я мякиш на крючок.
– Не знаю, хочу ли…., – сказал он и снова замолчал.
Уговаривать дальше не имело смысла. Я убрала диктофон и взглянула Андрею в глаза. В них шла борьба…. От этого его все еще красивое лицо выглядело трогательно растерянным.
– Ты куришь? – Спросил он.
– Нет.
– Не против, если я?
– Кури… ты у себя дома….
Он отодвинул штору, взял с подоконника пачку сигарет, зажигалку и бронзовую статую правосудия в виде девушки в тунике с завязанными глазами. Прикрыв глаза, с кайфом затянулся, затем, стряхнув пепел в чашу статуи правосудия, заговорил медленно, словно помимо воли…
– Я еще с первой женой начал задумываться над этим. Студенческая любовь, понимали друг друга с полуслова, поженились, все вроде хорошо.… Но прошло несколько месяцев, и я почувствовал, что потерял интерес. Не к ней… к занятию сексом… К сексу, как таковому… Я стал под разными предлогами избегать близости. Она, слава богу, и не настаивала, забеременела сразу, потом ребенок родился, сын, слабенький, тоже не до того было. Я работал допоздна, в общем, сексуальные отношения между нами прекратились почти совсем.…Так, раз в пару месяцев как повинность.…Туда-сюда и спать, завтра рано вставать.… Но главное, я не понимал, что со мной происходит. Здоровый бугай, молодой, никого у меня не было, кроме жены… Никому и никогда не говорил об этом. Но это мучило меня…. Может, еще и поэтому так легко развелся, когда появилась идея закрепиться во Франции. Вторая жена – как по заказу – и умница, и красавица и из богатой, даже по их меркам, семьи. Я видел, что она влюбилась. Дети родились друг за другом, через год. Две девочки. Она занялась детьми и домом с таким упоением, словно с детства мечтала быть женой и матерью. Я очень тепло к ней относился и отношусь.… А с сексом – история повторилась один в один. Я решил, что болен, но все откладывал визит к врачу, да и самому себе не хотелось признаваться… Время шло, но ничего не менялось. В это время меня назначили возглавлять российское отделение компании, и я начал мотаться между Парижем и Москвой. Снял квартиру поближе к офису, нанял femme de menage – помощницу по хозяйству. Кто-то из знакомых присоветовал. Армянская еврейка из Нахичеваня. Ей лет 30 тогда было. Помню, увидел первый раз, не понял, кто это. Штаны нелепые с карманами на ляжках, как военные, мужская рубашка, стрижка короткая, узкие бедра, груди нет, ну есть парень! И зовут Лилит. Но делала так все шустренько, чистенько, без лишних слов и вопросов, в общем, взял. Готовить мне не надо, я люблю рестораны, так, в доме порядок поддерживать, следить, чтобы сыры и свежая зелень всегда были в холодильнике, одежду в чистку отнести – забрать, ну и так, по мелочи. Я еще подумал тогда, что быть верным мужем мой приговор – на такую точно не встанет, ничего женского…
Андре замолчал. Пил коньяк и смотрел, как в шторах шевелилось загнанное солнце. Статую правосудия перекосило в сторону чаши с пеплом. Или мне показалось это…
– Я как-то домой заехал днем. Переодеться. Капнул соусом на рубашку, а вечером переговоры, пришлось ехать. Она в шортах и в майке, без лифчика, как всегда, пылесосила в квартире. Встретила меня с недовольным лицом – «Чего приехал? Сейчас мое время. Уборка!» Я хотел возмутиться, но вместо этого почувствовал, что возбудился…. Меня так накрыло этим давно забытым чувством, что завалил ее прямо в прихожей и кончил на ковер. Она встала и давай орать на меня – «Я только что убралась! Живо за тряпкой! Ну!» Стоит надо мной, голая, и орет! Любой бы нормальный мужик на моем месте выгнал бы ее нахрен в ту же секунду, а я… боялся только, что взорвусь от возбуждения.… Сам не ожидал, как пополз на карачках за тряпкой в ванну… Ночевал в гостинице в тот день, боялся ее увидеть. Думал всю ночь, что со мной происходит. На следующий день понял, что хочу еще раз это испытать…
Так начались наши отношения…
Однажды она сказала – «ты должен купить мне квартиру». «Я тебе ничего не должен», – ответил. Мы поругались. А у нас отец ее гостил в это время. Он их с братом в свое время бросил, а как дочка в Москве устроилась, вспомнил о ней. Начал наезжать. Она хотела, чтобы он у нас останавливался. Я разрешал, квартира большая. Я всегда любил большие квартиры.…Так вот, ночью она будит меня и говорит: «Иди и отсоси у отца. Я смотреть буду»
Андрей на минуту закрыл глаза, словно хотел задержаться в том, что произнес…. – Вот даже сейчас рассказываю тебе, это уже просто слова, а крышу снова сносит… А тогда… Купил ей квартиру, и машину и все, что она хотела, лишь бы слышать это…. Вот так…., – он посмотрел на меня с облегчением, словно освободился от давнего тяжелого груза…
– Что было потом?
– Я ее уволил, чтобы перестать зависеть от нее. И когда окончательно понял, что на меня так действует.
– Что?
– Унижение от того, кто ниже…
– И все? У тебя это прошло, когда понял?
– Я нашел ей замену…
– Другую женщину?
– Мужчину… Он мой подчиненный. Не непосредственный. До меня над ним еще два начальника. Зовут Вася.
– Это он вчера был?
– Да.
– А ты не боишься? На работе…
– Он проверенный. К тому же трус, карьерист, любит деньги. Такой будет молчать, пока ему выгодно. Мы его еще с Лилит попробовали. Она любила смотреть, как он меня раком ставит. Вот говорю сейчас и все внутри обрывается…. Какой-то мелкий, бездарный, ничего из себя не представляющий менеджеришка ставит меня, президента компании, раком, и трахает в задницу! Господи, как стыдно! – Он закрыл лицо руками как барышня из института благородных девиц при виде попы. Потом провел ладонями по лбу, по волосам, снова закурил… – Но Вася, знаешь, все же не дотягивает…. Пресмыкается, лебезит, деньги просит… Даю. Найти другого тяжело. Он надежный, а надежность дорого стоит. Мне не нужны слухи, что я голубой. Для бизнеса в этой стране это было бы то, что надо. В вашем правительстве половина – пидоры. Здесь так вопросы и решаются, через жопу. Но я уже не при делах и живу во Франции, с семьей и не хотел бы чтобы… Я же не гей, я человек со сложно организованной ориентацией, – он затянулся с улыбкой в глазах. – И потом, мне нужна женщина в сексе. Я пробовал чисто геев – не то…
– А как ты с мужчиной…? Даже при женщине… Тебе это нравится?
Андре молча вынул из ящика стола фаллоимитатор.
– Смотри…
Он спустился ниже на стуле, запрокинул голову и медленно погрузил в рот резиновый член, пока тот не вошел в горло целиком. Он сделал несколько движений, имитирующих фрикции, и аккуратно вынул игрушку.
– Ни хрена себе…, – восхитилась я. – Я так не умею. Честно.
– Важно оставить уголки для дыхания, – серьезно объяснил он. – Хочешь, научу.
– А ты хочешь, чтобы я заменила Лилит? Поэтому ты мне все это рассказал?
– Да. Хочу. – Его глаза засветились. – И как можно скорей! Я вчера уже рассказал о тебе Васе. Он рвется в бой. Ты можешь только смотреть. Участие в любом качестве – по желанию. Я подстроюсь под любое время, когда тебе удобно. Ну, кроме понедельника. И на следующей неделе во вторник-среду я улетаю. А Вася – человек подневольный. Когда скажу, тогда и приедет.
– Хорошо, давай в пятницу, – ответила я, возбудившись только от мысли о предстоящем зрелище.
– Привет. Очень рад тебе! – Встретил меня в пятницу Андре в темно-шоколадном велюровом костюме и розовой рубашке. Необъяснимая у этого мужчины с шевелюрой верность вельвету, бархату и велюру…
– Можно я не буду снимать туфли? – Спросила я.
– Тебе можно все! – Он притянул меня к себе и поцеловал в щеку. – Я очень рад, что ты пришла. Смотрела «Сердце ангела?»
– Кажется, нет.
– Нет? Ну что ты.… Посмотри!
Он увлек меня в гостиную, где на плазме беседовали неестественно крупные Микки Рурк и Роберт Де Ниро. Последний взял с тарелки с тремя огромными яйцами одно и начал снимать с него скорлупу медленно и безжалостно…
– Это он?
– Да. Классный фильм. Только начался.
Бутылки и три фужера на журнальном столике раскладывали «Сердце ангела» на цветные блики. Фрукты в вазе синематограф не жаловали, вываливаясь из игры света матовыми желто-красными пятнами. Журнальный столик с натюрмортом располагался между раскинутых белых ляжек углового кожаного дивана. Андре улегся на одну из них, не снимая замшевых туфель в цвет костюма. Его темные волосы над шоколадным плечом, клетчатый бежевый плед и белая кожа дивана создавали свою композицию, концептуально далекую от натюрморта с пляшущими бликами и независимыми фруктами.
– О, Pardon moi! Я не предложил тебе выпить! Что ты будешь? Коньяк? Вино? Может, ликер?
– Ничего не буду, спасибо.
Он посмотрел снисходительно.
– Глупая… Свежая голова тебе сегодня ни к чему. Выпей.
– Тогда коньяк.
– Tres bien!
– А Вася то будет?
– Все будет. Но многое будет зависеть от тебя…
«Куда он делся?!» – крикнула в фильме тетка, стоящая в море по колено в задранной юбке и панталонах. Ей ответило щебетание звонка в дверь. Андре, скинув с себя плед и тяжело поднявшись, пошел открывать.
Из прихожей донесся извиняющийся тенор гостя и великодушный баритон хозяина. Я сделала тише фильм и прислушалась.
– Андрюш, мне очень надо… я бы не просил, ты же знаешь…, – звучал тенор.
– Ладно, поговорим после. Проходи, знакомься.
Они вдвоем появились в гостиной. Высокий, шоколадный Андре и невысокий коренастый Вася. Серые брюки и рубашка. Лысый, со светлыми бровями и маленькими глазками на круглом лице. Не зеркало души, а пупки души. И что это за тенденция с лысыми…?
– Это Татьяна, – представил меня Андре, – Татьян, это Вася.
– Вася, – улыбнулся Вася и протянул мне руку.
– Ты «Сердце ангела» смотрел? – Спросил хозяин у гостя.
– Не помню. Да, вроде.
– Пить что будешь?
– Мне все равно, что пить, ты же знаешь, Андрюш.
– Наливай сам тогда. Что там у нас? Нормально все? Я на работе не был сегодня, – пояснил для меня Андре.
– Да все хорошо, – успокоил Вася.
– Это хорошо, потому что меня не было, а то было бы нехорошо, – засмеялся Андре. – Вадим Андреич был? Там сейчас Вадим заправляет, сын, – пояснил он мне снова.
– Я его не видел, Андрюш.
– Ладно. Я тебя коньяком от Саркози угощал? После него так и тянет на всякое блядство. Хотя… Тебе ведь все равно, что пить, старый ты блядун! У него два часа хрен стоит! Если бы не его жена, дура, стоял бы все три! – Отрекламировал Андре друга. – Кстати, как тебе Вася?
– Еще не знаю…, – уклончиво ответила я, удивившись, как воспитанный Андре может спрашивать о человеке при нем же.
– А вы правда журналистка? – Вступил в разговор Вася.
– Правда.
– А где вы работаете?
– В журнале.
– Завел светскую беседу, – хмыкнул Андре, – хороший признак. Ты ему нравишься!
Он взял пульт и сделал громче, но на экране выразительно молчал Микки Рурк. – Я этот фильм два раза в год пересматриваю. Школа Станиславского наша, а играют эти, как черти! Какой Де Ниро сумасшедший дьявол, а? А как это снято все тонко, умно, эротично… Момент сейчас будет, мне очень нравится, когда Рурк смотрится в расколотое зеркало после секса с дочерью, еще не зная, что это его дочь…
– А я кредит взял на квартиру. Я тебе не говорил? – Озвучил Вася Микки Рурка.
– На квартиру? Зачем? У тебя нормальная квартира по местным понятиям. Трешка вроде?
– Да, но мы же с матерью живем и дочке скоро пятнадцать. Нина хочет отдельно…
– Много хочет твоя Нина, – раздраженно произнес Андре и встал с дивана. – Ну что? Мы так и будем сидеть? Мы зачем собрались?
Вася тоже встал.
– Полотенце в ванной?
– Твое – да.
– Я пошел, – сказал Вася и вышел.
Андре бросил на белую ляжку дивана шоколадный пиджак, оставшись в розовой рубашке, словно застыдившись, и посмотрел на меня.
– Будешь смотреть?
– Обязательно.
– Если в ванну пойдешь, бежевое полотенце чистое.
В ванной пахло взволнованным Васей. Я посмотрела на себя в зеркало. Докатилась, мать… Мне стало стыдно. Но от этого, кажется, даже приятно… Это заразно что-ли? Я сняла одежду, оставшись в белье и туфлях, и направилась в спальню.
В раме открытой двери спальни виднелась картина в стиле «ню». Плотно закрытые синие шторы оттеняли два голых мужских тела. Голый Андре, свесив взлохмаченную голову, стоял на четвереньках на огромной кровати. Голый Вася, на коленях, ласкал его спину и ягодицы. С лысой головой он казался слишком голым.
– Андрюша, расслабься, прошу тебя…, – уговаривал Вася.
– Подожди…, – тихо просил Андрей.
Я встала рядом с телами, и Вася со звериным воплем вошел.
Обмякшее тело Андрея сотрясалось от Васиных ударов по его дряблым старческим ягодицам. Казалось, Вася вколачивал в дворянскую задницу босса всю свою классовую ненависть. Кончив, он заботливо положил его бесчувственное тело на бочок, и, подмигнув мне, вышел из спальни.
Андрей лежал в позе эмбриона, не шелохнувшись. Из распухшего, натертого до темно-розового цвета ануса вытекала сперма, смешанная с чем-то желтым, тщательно пережеванным. «Овсянка, сэр!» – вспомнился глупый анекдот.
Я потрепала его по волосам.
– Ты жив?
Он повел вокруг мутным невидящим взглядом.
– Господи, как стыдно…. Я ничтожество…я мразь… грязь… слякоть…плесень… дерьмо… Эпитеты, кажется, перестали иметь отношение к человеку. Я вспомнила дождь в день нашего знакомства и погладила Андрея по голове.
– Не надо… я не заслуживаю этого…, – всхлипнул он.
Голый Вася вернулся в спальню. Его член был приподнят эрекцией, в глазах стоял вопрос «что делаем дальше?». Получался двойной вопрос.