Потом его похититель сделал нечто совсем странное – он взял обычную садовую лейку, судя по звукам, полную воды, и подошел ближе. Мелькнула мысль, что он собирается пытать его водой… но он всего лишь полил куда-то под стулом.
Он, что, сумасшедший?
Оставив в покое лейку, похититель полоснул ножом по липкой ленте и вынул ему изо рта кляп. Мафиозо закашлялся…
– Привет… – сказал ему похититель на итальянском. – Как себя чувствуешь?
– Ты что… идиот?
– Нет, – с широкой улыбкой сказал ему похититель.
Поняв, что в ближайшем будущем похититель не собирается его насиловать, мафиозо немного успокоился. Похититель был старше его, даже намного старше… ему точно было за сорок, если не пятьдесят. Обветренное лицо, в которое загар въелся под кожу, недоверчивые щелочки глаз. Ташид был выше похитителя как минимум на пятнадцать сантиметров и много тяжелее, но он мог оценить силу похитителя, когда тот поднимал его.
И этот похититель мог быть родом только из одного места. С того континента, который даже белых людей делает дикарями…
– Я… договорился обо всем… – сказал мафиозо, сглатывая комок в горле, – я обо всем договорился. Позвони своим старшим… идиот ты чертов. Позвони своим старшим! Они скажут тебе отпустить меня!
– Можешь мне не верить, но у меня больше нет старших, – сообщил ему похититель.
– Ты… идиот. У всех есть старшие…
Вместо ответа похититель взял лейку и снова полил под сиденье. Он казался идиотом.
– Ты дважды назвал меня идиотом. Надо бы тебе отучиться сквернословить.
– Какого черта… ладно, извини.
– Вот видишь… – сказал похититель куда-то в пустоту, – как оказалось, и на таких закоренелых грешников, как он, можно воздействовать всего лишь добрым словом. Видишь?
– Что? С кем ты вообще разговариваешь?
– Все мы дети Единого отца…
Мафиозо стало страшно. Это же псих чертов! Он знал одного такого… когда он резал людей, он смеялся. Как можно наказать психа, ему же все равно.
– На кого… ты работаешь?
Похититель наконец обратил на него внимание.
– Я же сказал – ни на кого.
– Хорошо. Сколько ты хочешь? Скажи, и тебе привезут сколько надо. Я даже не буду тебя преследовать.
– Мне нужно несколько ответов на вопросы.
– Какого… черта.
Похититель нахмурился.
– Не сквернословь. Оскверняя уста свои, ты впускаешь в душу свою сатану.
И вправду с дуба рухнул…
– Хорошо, хорошо… Какие еще, к черту, вопросы?
Неужели полицейский? Да быть того не может!
– Вопрос номер один – расскажи, кто еще кроме тебя имеет отношение к похищению детей и переправке их в Африку для продажи в бордели?
– Что? Пошел в задницу, урод! Развяжи меня, не то тебя наизнанку вывернут. Понял, мусор! Меня на фуфу не возьмешь.
Точно – коп. Мусор поганый. Совсем обнаглели. Видимо, кто-то из новых, совсем отмороженных. Неужели в Тиране новые люди? Когда он уезжал – не было, но ситуация меняется быстро…
Вместо ответа похититель снова взял лейку и полил под сиденье, похожее на туалетное. Только туалеты не делают из стали…
– Что ты, ко всем чертям, делаешь? Думаешь, меня этим испугаешь? Да я маму твою делал, понял?
– Что ты знаешь про бамбук? – спросил похититель.
– Что?!
– Бамбук.
– Какой, ко всем чертям, бабук? Ты что несешь, козел?!
– Бамбук. Ладно, не знаешь. Так вот, растения семейства бамбуковых относятся к числу самых высоких растений на земле. Известны растения высотой в шестьдесят метров – толщина ствола такого растения может достигать обхвата человеческих рук.
– Какого хрена?! – заорал мафиозо. – Выпусти меня!
– …Но бамбук известен еще и тем, что он является самым быстрорастущим растением на земле. Секрет его быстрого роста заключается в том, что растение представляет собой почки, нанизанные на стебель, и он растет не от корней, а всеми почками одновременно. В Азии есть сорт бамбука, который растет со скоростью шесть сантиметров в час – при наличии благоприятных условий. А ими являются, в свою очередь, тепло и влажность.
Похититель сделал паузу, взял лейку и снова полил под стульчак мафиозо.
– Думаю, тебе не стоит мочиться от страха, – сказал он бандиту по имени Хасим Ташид, – боюсь, от удобрений он пойдет в рост еще сильнее. Думаю, у тебя есть несколько часов, чтобы рассказать все, что ты знаешь. Пока этот бамбуковый стебель не пророс через тебя…
– Да пошел ты… – презрительно сказал мафиозо. – Засунь свою сказочку себе в задницу, псих чертов. И подумай, куда ты будешь убегать после того, как мои родственники найдут меня. А у тебя есть родственники?
– Нет. У меня нет родственников.
– Это плохо. Потому что убить тебя одного будет недостаточно. Если бы у тебя были родственники, я бы сам изнасиловал всех твоих женщин, прежде чем посадить их на кол. Или вспороть брюхо…
– Вспороть брюхо… Я слышал от одного человека. Когда в трюмах идущего в Африку корабля начинается эпидемия, вы поступаете очень просто. Вы выбрасываете детей за борт. И вспарываете им брюхо, чтобы они не всплыли…
– Да пошел ты! Лучше думай о том, что будет с тобой. Имей в виду, тебе не уйти. Даже эти несколько километров до воды тебе не пройти, потому что тебя будут искать все. От первого человека до последнего…
Человек с лейкой ничего не ответил и только снова полил водой под стул.
Примерно через три часа мафиозо ощутил, как что-то коснулось его задницы, и дико заорал. Еще через десять минут он заговорил. Он начал рассказывать обо всем, что знает. Как в городе объезжали, то есть насиловали детей перед тем, как переправить их в бордели. Причем среди детей были и девочки, и мальчики, в некоторых африканских племенах маленький мальчик-наложник ценится больше, чем девочка. Как некоторых детей похищали под заказ – в таком случае их не насиловали, потому что нетронутые дети стоят дороже. Что такое Международный банк генетической информации и проект по расшифровке генома человека, в рамках которого сотни тысяч ничего не подозревающих людей в третьих странах сдают анализы и становятся потенциальными донорами органов для таких, как Ташид. Человек, который привязал его к стулу, задал несколько вопросов о том, что происходит в Фиери, и Ташид рассказал многое из того, что никто не знал и что делало его отщепенцем и мишенью для киллера, если пленка где-то всплывет. Он рассказал о своем дяде, убившем жену. Он рассказал о другом своем родственнике, из мести убившем всю семью своего врага. Он рассказал о том, кто и кого за последнее время убил, предал, изнасиловал. Он рассказал о том, где и как он получает кокаин для переправки его в Европу. Он говорил и говорил и чувствовал, как проклятая деревяшка давила все сильнее и сильнее…
И бесстрастная видеокамера прилежно записала самое поразительное признание бандита в истории Албании и, наверное, одно из самых поразительных вообще в мировой правоохранительной практике. Еще никому не удавалось столь убедительно склонить закоренелого бандита с самой верхушки мафии к сотрудничеству.
Когда Ташид перестал говорить и начал умолять отпустить его, человек, который его похитил, подошел ближе. И Ташид впервые увидел его лицо.
– А теперь, – спокойно сказал этот человек, – я хочу, чтобы ты рассказал все, что знаешь, про ядерную контрабанду из Африки.
Ташид выпучил глаза. И тут его сфинктер не выдержал, и дерьмо повалилось из него сплошным потоком. Один из лидеров албанской мафии просто обделался от страха…
Ташид рассказал и про это. Ему уже нечем было гадить, а деревяшка все росла и росла. И он говорил, словно надеясь на то, что слова замедлят рост бамбукового стебля, уже проросшего и в нем самом…
19 июня 2014 года
Предместья Рима,
Итальянская Республика
Ирлмайер
Временно назначив своим заместителем доктора Зайдлера, генерал-лейтенант сил полиции доктор Манфред Ирлмайер оформил служебную командировку в первом управлении и, заказав себе самолет, вылетел в Рим. Он пока сам не был в уверенности относительно принятого решения, но чувствовал, что, если русская разведка протянула туда свои лапы, если есть активность британцев, преступлением будет продолжать руководить из Берлина. Кроме того, он не исключал давления и знал Зайдлера. Зайдлер будет говорить, что он всего лишь выполняет приказ своего начальника, что он не в курсе, зачем это делается, но будет продолжать это делать, пока его не пристрелят.
Начальника гестапо встретили в частном аэропорту, расположенном недалеко от Рима, и отвезли на виллу, которая уже давно использовалась германской разведкой, просто принадлежала она вполне солидному анонимному анштальту. Это была бойня, то есть бойня для скота, обанкротившаяся в начале восьмидесятых в связи с государственным переворотом и коммунистическим мятежом и так и не восстановившаяся. Запах крови чувствовался в помещениях до сих пор. Ирлмайер поморщился – он не любил этот запах, – но ничего не сказал.
Начальника гестапо встретили в частном аэропорту, расположенном недалеко от Рима, и отвезли на виллу, которая уже давно использовалась германской разведкой, просто принадлежала она вполне солидному анонимному анштальту. Это была бойня, то есть бойня для скота, обанкротившаяся в начале восьмидесятых в связи с государственным переворотом и коммунистическим мятежом и так и не восстановившаяся. Запах крови чувствовался в помещениях до сих пор. Ирлмайер поморщился – он не любил этот запах, – но ничего не сказал.
У него было два козыря. Только два. Но серьезных… Кардинал Франко Коперник, ныне председатель Трибунала Святой Римской Роты[13] и кардинал Алессандро Антонио да Скалья. А через них он держит за бороду самого Папу. Хотя у Папы нет бороды…
В своей комнате, где раньше складывали снаряжение для бойни, Ирлмайер повесил большую фотографию Папы. Чтобы помнить то, что он должен помнить…
В Интернете, на одном из сайтов, посвященных европейской истории, а точнее Венеции, Ирлмайер лично оставил послание. Затем люди, связанные с немецкой разведкой, сделали небольшую рассылку из самой Венеции, где содержалось приглашение посетить этот город в качестве туристов. Одно из таких приглашений попало в почтовый ящик кардиналу Франко Копернику, он же агент Гондольер…
Сейчас доктор Ирлмайер сидел за столом в одном из туристических агентств в предместье Рима и с наслаждением смотрел на всю ту гамму чувств, которая разыгралась на лице отца Коперника, когда тот переступил порог этого кабинета и увидел не своего безликого куратора, а начальника гестапо, который лично завербовал его когда-то. Доминирующей нотой в этой сложной симфонии чувств была басовитая нота страха, страха перед тем, что германское правосудие его повесит за то, что он совершил за время католического обучения в Священной Римской Империи. К ней примешивалась дребезжащая нотка ненависти – как и все отъявленные негодяи и слабые люди, кардинал Коперник ненавидел тех, кто знал про него больше, чем должно, кто отдавал приказы; он работал не за совесть, а за страх и готов был в любой момент ударить в спину. Но Ирлмайеру было на это плевать, потому что он ударит только тогда, когда империя, стоящая за Ирлмайером, ослабнет и ничего не будет стоить, а этого не случится никогда.
– Доктор Штрайхе немного приболел, я исполняю его обязанности, – заявил Ирлмайер, наслаждаясь зрелищем страха на лице кардинала. – Вы, вероятно, хотели бы отправиться на пару недель в Венецию?
– Да, но у меня будет только десять дней… – произнес отзыв Коперник.
– Вероятно, мы сможем подобрать тур, соответствующий вашим пожеланиям. Присядьте…
Ирлмайер демонстративно выложил на стол аппарат – глушилку. Он выглядел почти точно так же, как и мобильный телефон, только вместо одной антенны у него было четыре, разной длины, поставленные последовательно, по уменьшению длины. Это для глушения разных частот…
– Что нового слышно в Ватикане?
Коперник сглотнул слюну.
– Появился какой-то русский.
– Какой русский?
– Вот. Воронцов. Наш друг попросил разобраться с ним.
– Как разобраться?
Больше всего Ирлмайер любил ставить людей в затруднительное или безвыходное положение. Только так, постоянным давлением ты контролируешь ситуацию и напоминаешь своим агентам, среди которых полно далеко не лучших представителей рода человеческого, что повлечет за собой предательство или пренебрежение.
– Его надо… убрать.
– Как убрать?!
– Господи… как будто вы сами не понимаете. Убить!
– Не поминайте при мне Господа, – сказал Ирлмайер, – педераст не имеет права поминать Господа. Что плохого Воронцов сделал нашему другу?
– Я… не знаю. Он звонил кому-то, говорил с ним… а потом приказал мне передать это вам.
Сам да Скалья выходил на контакт с немецкой разведкой только при исключительных обстоятельствах. Все необходимые сообщения он передавал через Коперника, который стучал, как получается, и за себя, и за да Скалью. Он же передавал приказы немецкой разведки. Ирлмайер был не против такого ведения дел – второй человек в Ватикане слишком важная птица. Глупо рисковать тем, что какой-нибудь пронырливый журналист увидит то, что ему не нужно видеть.
Что же касается самой просьбы кардинала, – Ирлмайер полагал, что устранение Воронцова в интересах и германской разведки тоже. Но показать это было нельзя – все имело свою цену, и цена была велика…
– Мы примем решение. Что еще сказал наш друг?
– Он сказал, что Воронцов может принять решение вскоре посетить его с визитом. Этим можно воспользоваться.
– Это нам решать, – безапелляционно сказал Ирлмайер. – Наш друг еще что-то сказал?
– Нет. Но у меня есть… собственное сообщение.
– Какое же?
– Есть человек… который опасен. Он собирает вокруг себя людей… и к чему-то готовится.
– Кто?
– Кардинал Антуан Кегбеле из Кении.
Кения…
Работая с агентом, надо всегда иметь в виду, что агент может преднамеренно искажать информацию с целью получить некую личную выгоду, расправиться с обидчиком или человеком, мешающим его продвижению наверх, и тому подобное. Но вот тут… как звоночек в голове прозвенел. Дзынь-дзынь…
Кения.
После утраты контроля над Египтом и Британским Суданом – едва ли не последняя африканская жемчужина в короне Британской колониальной империи, не считая Британского Сомали, которое уж чем-чем, а жемчужиной быть никак не может. Королева Елизавета Вторая восприняла трон, когда находилась в местечке Ньери, Кения.
И Кения – одна из немногих африканских стран, где большинство все же восприняло христианство.
Ох, не к добру…
– Черный собирает вокруг себя белых? Вам самому не смешно?
– Как вам будет угодно… – сдался Коперник, – но выбор может теперь идти между итальянцем, как это обычно и бывало, и кем-то из иностранных курий. Польша скомпрометирована, теперь, простите, и Германия тоже. Может быть, Африка или Латинская Америка. Кардинал Кегбеле очень уважаемый человек. Он может стать первым чернокожим Папой…
– Этого только не хватало… – выругался Ирлмайер.
Для него чернокожие были болезненной темой, он сам, своей судьбой вполне оправдывал поговорку: Африка – две недели от туриста до расиста. Чернокожие были примитивны, как дети, порывисты, в них совершенно отсутствовала методичность и усидчивость, то, что нужно для успеха серьезного дела. За ними требовался постоянный присмотр, и ни в коем случае нельзя было отдавать им функции руководства, потому что они сразу начинали назначать куда ни попадя людей своего племени, британцы это называли трайбализмом. Чернокожие могли составить хороший, действенный коллектив, но во главе обязательно должен был быть белый.
– Значит, так… – сказал Ирлмайер, – завтра, крайний срок послезавтра вам передадут пакет. В нем будет информация на Кегбеле. Дальше что должно произойти?
– Нужно будет назначить группу из аудиторов, не менее трех.
– У вас есть на примете подходящие?
– Есть, но…
Ирлмайер мысленно выругался. Почему среди доверенных лиц попадаются такие вот слизняки, которые проявляют инициативу только тогда, когда надо предать, украсть и тому подобное.
– Назначите аудиторов. Их имена сообщите мне, я передам вам информацию, какой можно будет влиять на них. Или назначим другого аудитора.
– Но это не предусмотрено каноном…
– Даже в случае смерти? – невозмутимо спросил Ирлмайер и снова насладился страхом, лопнувшим в тиши кабинета, словно басовитая струна.
– Найдем. У нас на каждого есть что найти. Добейтесь того, чтобы дело прошло в максимальном темпе, у нас нет времени. Но не доводите дело до слушаний… у вас это так называется? Теперь слушайте, что я еще скажу для вас и для нашего друга…
Возвращаясь с конспиративной точки, Ирлмайер чувствовал себя так, как будто весь вымазался в дерьме.
Дело было не в личности его агентов – на крючок разведки попадают не лучшие люди, право же. Педерасты, растлители детей, проворовавшиеся чиновники. Есть, конечно, другие – например, кому-то нужны деньги на операцию ребенку, но от таких обычно отказывалась сама разведка. Опустившийся, потерявший все свои принципы человек гораздо лучше – он не будет испытывать угрызений совести от предательства, не покончит с собой, не придет в один прекрасный день в контрразведку и не попытается отомстить тем, кто его завербовал – а такие случаи тоже бывали. Дело было в том, что… все-таки было что-то святое, было даже для такого человека, как Манфред Ирлмайер. Он до сих пор помнил, как мамми брала его и его младшую сестру в церковь на субботнюю службу… помнил дыхание людей, жесткую скамью, слитное пение церковных гимнов… и какое-то ощущение общности, возникавшее тогда, подтверждение того, что они принадлежат к одному народу, к великому народу, того, что Господь помогает им и помогает Германии, а они воздают ему хвалу за это и живут, сообразуясь с заповедями божьими. И даже потом, когда не стало ни матери, ни сестры… пьяный идиот на угнанной машине сделал свое дело, его даже не нашли… все равно Манфред Ирлмайер сохранил в себе частичку той живой веры, которая умерла в нем вместе со смертью родных ему людей… точнее, которую он убил в себе тогда, но не до конца. Он понимал, что делая то, что он делает, он нарушает не только человеческие, но и божьи законы… но ведь этим он подтверждал свою веру и свою принадлежность к церкви… ведь неверующий не признает, что он попирает законы божьи, он их просто не признает. И по крайней мере Манфред Ирлмайер не давал клятв проводить в жизнь законы Бога, он проводил в жизнь законы и волю рейха и служил рейху. А вот эти… ему было не по себе осознавать тот факт, что существуют люди, немало людей, целая группа людей, причем хорошо организованная, которая называет себя «служителями Господа», лицемерно служит ему на мессах, говорит пастве о Господе и о том, что он хочет от детей своих, а сама попирает закон Божий, надругалась над верой, цинично использует ее в своих целях, превратила дом Божий в вертеп. Они говорят людям: «Не убий», а сами убивают, и заказывают убийства, и друг друга, и других, не имеющих отношения к церкви людей. Они говорят людям: «Не укради», а сами коррумпированы насквозь и превратили Ватикан в чудовищную офшорную зону, в прачечную для денег мафии и самых кровавых диктатур, какие только есть на свете. Они говорят: «Не прелюбодействуй», а сами предаются самому омерзительному разврату, педерастии и прочим порокам, за которые в рейхе полагается виселица. И они, немцы, споспешествуют этому.