Его одолевали миражи, отвлекая внимание от всего другого, за чем надлежало следить неустанно. Миражи мерцали в небе, как бы вырастая из почвы, рисуя мучительные картины, каких на Марсе не было и быть не могло, а если и были, то давным-давно, в незапамятные времена.
Картины широких медленных рек с косым парусом на середине. Картины зеленых лесов, взбегающих по холмам, - такие ясные, такие близкие, что среди деревьев без труда можно было различить пятнышки диких цветов. А иногда вдалеке чудилось что-то наподобие увенчанных снежными шапками гор это в мире, не ведавшем, что такое горы.
Продвигаясь вперед, он не забывал высматривать, где бы разжиться топливом, - а вдруг из-под песка выступит краешек "законсервированного" ствола, уцелевшего от той смутной поры, когда окрестные холмы и долины были покрыты зеленью, кусочек дерева, избегнувший ножей времени и застрявший высохшей мумией в безводье пустыни.
Однако топлива не находилось, и он отдал себе отчет, что, скорее всего, ему предстоит провести ночь без огня. Заночевать без огня на открытом воздухе было бы полнейшим безумием. Не пройдет и часа после наступления сумерек, как его попросту сожрут. Значит, надо искать убежища в одной из пещер, что в изобилии встречались среди диких скал, раскиданных по пустыне. Надо найти подходящую пещеру, очистить ее от зверья, которое может там гнездиться, завалить вход камнями и тогда уж прилечь, не выпуская пистолета из рук.
На первый взгляд, задача была несложная, пещер попадалось много, и тем не менее приходилось отвергать их одну за другой: на поверку входы пещер оказывались слишком широкими, завалить их не представлялось возможным. А пещера с незаваленным входом - это было известно даже ему - в мгновение ока превращалась в ловушку.
До заката оставалось меньше часа, когда Уэбб наконец выбрал пещеру, которая, казалось, удовлетворяла всем требованиям. Пещера располагалась среди скал на склоне крутого холма. Уэбб провел несколько долгих минут, стоя у подножия холма и оглядывая склон. Никакого движения. Нигде не возникало никаких подозрительных цветных бликов.
Тогда он не торопясь начал подъем, глубоко увязая в сыпучем песке откоса, с трудом завоевывая каждый фут, надолго замирая, чтобы перевести дух и обследовать склон впереди снова, снова и снова.
Одолев откос, он осторожно двинулся к пещере с пистолетом наизготовку: кто знает, не выпрыгнет ли оттуда какая-нибудь нечисть? И вообще, что теперь делать: посветить ли в пещеру фонариком, чтобы разглядеть, кто там? Или, не долго думая, вскинуть пистолет и полить все внутреннее пространство пещеры смертоносным огнем?
"Церемониться тут нечего, - убеждал он себя. - Лучше ухлопать безобидную тварь, чем пренебречь возможной опасностью..."
Он не слышал ни звука, пока когти хищника не заскрежетали по камню у него за спиной. Бросив быстрый взгляд через плечо, он убедился, что зверь совсем рядом, успел заметить разверстую пасть, убийственные клыки и крохотные глазки, пылающие холодной жестокостью.
Оборачиваться и стрелять было уже поздно. Было поздно предпринимать что бы то ни было, разве что...
Ноги Уэбба распрямились с силой, как рычаги, швырнув его тело вперед, в пещеру. Задев плечом об острый камень у входа, он распорол куртку и ободрал руку, зато очутился внутри, где стало просторнее, и покатился куда-то. Что-то задело его по лицу, потом он перекатился через кого-то, кто издал протестующий визг. В дальнем углу пещеры съежился какой-то тихо мяукающий комок.
Став на колени, Уэбб перекинул пистолет из руки в руку, повернулся лицом ко входу и увидел массивную голову и плечи зверя, который продолжал атаку, пытаясь втиснуться внутрь. Потом голова и плечи оттянулись назад, и на смену им пришла гигантская лапа, которая принялась шарить по пещере в поисках укрывшейся там добычи.
Вокруг поднялся шум - Уэбб различил не менее десятка голосов, бормочущих на жаргоне пустыни:
- Человек, человек, убей, убей, убей...
Пистолет Уэбба изрыгнул огонь, лапа обмякла и нехотя выползла из пещеры. Большое серое тело отпрянуло, потеряло опору, и было слышно, как оно ударилось внизу о склон и заскользило по осыпи.
- Спасибо, человек, - шелестели голоса. - Спасибо...
Уэбб медленно сел, пристроив пистолет на колене.
Теперь он расслышал, как жизнь шевелится вокруг со всех сторон.
Пот выступил у него на лбу, побежал ручейками по спине.
Что таилось в пещере? Кто был тут вместе с ним?
То, что они заговорили, не означало ровным счетом ничего. Половина так называемых животных Марса умела изъясняться на жаргоне пустыни, состоящем из двухсот-трехсот слов частично земного, частично марсианского, а частично бог весть какого происхождения. Ведь многие из этих животных были на самом деле отнюдь не животными, а выродившимися потомками тех, кто некогда создал сложную цивилизацию. Среди них "древние" достигали в прошлом наивысшего развития - недаром они до сих пор сумели в какой-то степени сохранить облик двуногих, - но существовали, видимо, и другие расы, стоявшие на более низких ступенях культуры и выжившие лишь благодаря миролюбию и терпимости "древних".
- Ты в безопасности, - услышал он голос. - Не бойся. Закон пещеры.
- Закон пещеры?
- Убивать в пещере нельзя. Снаружи - можно. А в пещере нельзя.
- Я не стану убивать, - откликнулся Уэбб. - Закон пещеры - хороший закон.
- Человек знает закон пещеры?
- Человек не нарушит закон пещеры.
- Хорошо, - произнес тот же голос. - Тогда все хорошо.
Уэбб с облегчением спрятал пистолет в кобуру и снял со спины спальный мешок, расстелил его рядом с собой и потер свои натруженные, в ссадинах и волдырях, плечи.
"В это можно поверить, - сказал он себе. - Такое стихийное и простое установление, как закон пещеры, нетрудно понять и принять. Ведь этот закон исходит из элементарной жизненной потребности - потребности слабейших с приходом ночи забыть взаимные распри, перестать гоняться друг за другом и найти общее убежище от более сильных и свирепых убийц, от тех, что выходят на охоту после заката..."
Другой голос произнес:
- Придет утро. Человек захочет убить.
И еще голос:
- Человек соблюдает закон ночью. Утром закон ему надоест. Утром он начнет убивать.
- Человек не будет убивать утром, - заверил Уэбб.
- Все люди убивают, - объявило одно из существ. - Убивают ради меха. Убивают ради мяса. Мы мех. Мы мясо.
- Этот человек не будет убивать, - повторил Уэбб. - Этот человек друг.
- Друг? - переспросил голос. - Мы не знаем, что такое друг. Объясни.
Объяснять Уэбб не стал. Он понимал: объяснять бесполезно. Они все равно не осознают нового слова - оно чуждо этой пустыне. В конце концов он спросил:
- Камни тут есть?
И какой-то голос откликнулся:
- Камни в пещере есть. Человеку нужны камни?
- Завалить вход в пещеру, - пояснил Уэбб, - чтобы хищники не могли сюда попасть.
Они не сразу уловили суть предложения, но наконец один из них решил:
- Камни - это хорошо.
Они принялись таскать камни и камушки и с помощью Уэбба плотно запечатали вход в пещеру. Было слишком темно для того, чтобы что-нибудь толком разглядеть, но во время работы существа невольно задевали его, и одни были мягкими и пушистыми, а другие - чешуйчатыми, как крокодилы, и их чешуя обдирала кожу. Встретилось и существо, которое казалось не просто мягким, а рыхлым до отвращения.
Уэбб устроился в углу пещеры, прислонив спальный мешок к стене. Он с удовольствием забрался бы внутрь, но для этого пришлось бы сначала вынуть из мешка все припасы, а если он вынет их, то, ясное дело, к утру от них не останется даже воспоминания.
"Быть может, - обнадеживал он себя, - теплота тел существ, сбившихся на ночь в пещере, не позволит ей слишком сильно остыть. Она, конечно, остынет все равно, но, быть может, не настолько, чтобы холод стал опасным для жизни. Рискованно, да что ж поделаешь..."
Проводить ночи в дружбе, убивать друг друга и спасаться друг от друга с приходом зари... Они назвали это законом. Законом пещеры. Вот о чем бы книги писать, вот на что нет и намека во всех толстенных томах, которые он когда-либо прочел.
А прочел он их множество. Какими-то безмолвными чарами Марс привораживал Уэбба, приводил его в восторг. Таинственность и отдаленность, пустота и упадок дразнили его воображение и в конце концов заманили сюда, чтобы попытаться хотя бы приподнять завесу таинственности, попытаться нащупать причину упадка и, пусть приблизительно, измерить былое величие культуры, в незапамятные времена потерпевшей крах.
В марсианской археологии насчитывалось немало незаурядных работ. Аксельсон с его дотошными исследованиями символики водяных кувшинов, наивные подчас потуги Мейсона проследить пути великих переселений. Потом еще Смит, который годами бродил по этому пустынному миру, записывая смутные истории о древнем величии, о золотом веке, те истории, что нашептывали друг другу маленькие вырождающиеся существа. Разумеется, в большинстве своем это мифы, но где-то, в каком-то из мифов кроется и ответ на волнующие Уэбба вопросы. Фольклор никогда не бывает чистой выдумкой, в основе его обязательно лежит факт; потом к одному факту прибавляется другой, два факта искажаются до неузнаваемости, и рождается миф. Но в конечном счете за любыми напластованиями непременно прячется изначальная основа - факт.
Точно так обстоит, так должно обстоять дело и с тем мифом, где говорится о великом, блистающем городе, который возвышался над всем на Марсе и был известен до самых дальних его пределов. Средоточие культуры так объяснял себе это Уэбб, - точка, в которой сходились все достижения, все мечты и стремления эпохи былого величия. И тем не менее за сто с лишним лет поисков и раскопок археологи с Земли не нашли и следа самого завалящего города, не говоря уж о Городе всех городов. Черепки, захоронения, жалкие лачуги, где в относительно недавние времена ютились уцелевшие наследники великого народа, - такого было хоть отбавляй. Но мифического города не было и в помине.
А ведь должен быть! Уэбб ощущал уверенность, что миф не может лгать: этот миф рассказывали слишком часто в слишком отдаленных друг от друга точках, рассказывали слишком многие и слишком разные звери, все, что некогда назывались людьми.
"Марс приворожил меня, - подумал Уэбб, - и все еще привораживает. Но теперь я знаю, что это смерть моя: только смерть способна так приворожить. Смерть на следующем переходе, уже занявшая свой рубеж. А то и смерть прямо здесь, в пещере: кто помешает им убить меня, едва забрезжит рассвет, просто ради того, чтобы я не убил их? Кто помешает им продлить свое ночное перемирие ровно на столько секунд, сколько понадобится, чтобы прикончить меня?.."
И что такое закон пещеры? Отголосок минувших дней, некое напоминание о давно утраченном братстве? Или, напротив, нововведение, вызванное к жизни веком зла, который пришел братству на смену?
Он откинул голову на камень, закрыл глаза и подумал:
"Если они убьют меня - пусть убьют, я их убивать не стану. И без меня люди уже убивали на Марсе сверх всякой меры. Я по крайней мере верну хоть часть долга. Я не стану убивать тех, кто приютил меня".
И тут он вспомнил, как подкрадывался к пещере, обсуждая сам с собой вопрос: заглянуть туда сначала или без долгих слов взять пещеру на мушку и выжечь в ней все и вся - простейший способ увериться, что там не осталось никого и ничего вредоносного...
- Но я не знал! - воскликнул он. - Я же не знал!
Мягкое пушистое тельце коснулось его руки, и он услышал голосок:
- Друг - значит не обидит? Друг - значит не убьет?
- Не обидит, - подтвердил Уэбб. - Не убьет.
- Ты видел шестерых? - осведомился голосок.
Уэбб вздрогнул, отпрянул от стены и оцепенел. Голосок повторил настойчиво. - Ты видел шестерых?
- Я видел шестерых, - ответил Уэбб.
- Давно?
- Одно солнце назад.
- Где шестеро?
- В ущелье, - ответил Уэбб. - Ждут в ущелье.
- Ты охотишься на Седьмого?
- Нет, - ответил Уэбб. - Я иду домой.
- А другие люди?
- Они ушли на север. Охотятся на Седьмого на севере.
- Они убьют Седьмого?
- Поймают Седьмого. Отведут его к шестерым. Чтобы увидеть город.
- Шестеро обещали?
- Шестеро обещали, - ответил Уэбб.
- Ты хороший человек. Ты человек-друг. Ты не убьешь Седьмого?
- Не убью, - подтвердил Уэбб.
- Все люди убивают. А Седьмых прежде всего. У Седьмых хороший мех. Дорого стоит. Много Седьмых погибли от рук людей.
- Закон говорит - нельзя убивать, - провозгласил Уэбб. - Закон людей говорит, что Седьмой - друг. Нельзя убивать друга.
- Закон? Как закон пещеры?
- Как закон пещеры, - подтвердил Уэбб.
- Ты Седьмому друг?
- Я друг вам всем.
- Я Седьмой, - произнес голосок.
Уэбб сидел неподвижно, выжидая, чтобы мозг стряхнул с себя оцепенение.
- Слушай, Седьмой, - сказал он наконец. - Иди в ущелье. Найди шестерых. Они ждут. Человек-друг рад за тебя.
- Человек-друг хотел увидеть город, - откликнулось существо. Седьмой - друг человеку. Человек нашел Седьмого. Человек увидит город. Шестеро обещали.
Уэбб едва сдержался, чтобы не разразиться горьким хохотом. Вот ему и выпал случай, на который он почти не надеялся. Вот и свершилось то, чего он желал, то, зачем он вообще прилетел на Марс. А он не может принять дар, который ему предлагают. Физически не в силах принять.
- Человек не дойдет, - сказал он. - Человек умрет. Нет еды. Нет воды. Человеку смерть.
- Мы позаботимся о тебе, - ответил Седьмой. - У нас никогда не было человека-друга. Люди убивали нас, мы убивали людей. Но пришел человек-друг. Мы позаботимся о таком человеке.
Уэбб немного помедлил, размышляя, потом спросил:
- Вы дадите человеку еду? Вы найдете для человека воду?
- Мы позаботимся, - был ответ.
- Как Седьмой узнал, что я видел шестерых?
- Человек сказал. Человек подумал. Седьмой узнал.
Вот оно что - телепатия... След былого могущества, остаток величественной культуры, еще не совсем позабытой. Интересно, многие ли другие существа в пещере наделены тем же даром?
- Человек пойдет вместе с Седьмым? - спросил Седьмой.
- Человек пойдет, - решил Уэбб.
"В самом деле, почему бы и нет?" - сказал он себе. Идти на восток, в сторону поселений - это не решение. У него не хватит пищи. У него не хватит воды. Его подстережет и сожрет какой-нибудь хищник. У него нет ни малейшей надежды выжить.
Но если он пойдет за крошечным существом, что встало рядом с ним во мраке пещеры, надежда, быть может, забрезжит опять. Пусть не слишком твердая, но все-таки надежда. Появится пища и вода - или по крайней мере надежда на пищу и воду. Появится спутник, который поможет ему уберечься от внезапной смерти, странствующей по пустыне, который предостережет его и подскажет, как опознать опасность.
- Человеку холодно, - произнес Седьмой.
- Холодно, - согласился Уэбб.
- Одному холодно, - объявил Седьмой. - Двоим тепло.
Пушистое существо залезло к нему на грудь, обняло за шею. Спустя мгновение Уэбб осмелился прижать существо к себе.
- Спи, - произнес Седьмой. - Тепло. Спи...
Уэбб доел остатки своих припасов, и тогда семеро "древних" вновь сказали ему:
- Мы позаботимся...
- Человек умрет, - настойчиво повторял Уэбб. - Нет еды. Человеку смерть.
- Мы позаботимся, - твердили семь маленьких существ, выстроившись полукругом. - Позаботимся позже...
Он понял их так, что сейчас еды для него нет, но позже она должна появиться.
Они снова двинулись в путь.
Пути, казалось, не будет конца. Уэбб падал с ног и кричал во сне. Он дрожал мелкой дрожью даже тогда, когда удавалось отыскать древесину и они сидели, скорчившись, у костра. День за днем только песок и скалы - ползком вверх на крутой гребень, кубарем вниз с другой стороны или шаг за шагом по жаркой равнине, по морскому дну давно минувших эпох.
Путь превратился в монотонную мелодию, в примитивный ритм, в подпевку из трех звенящих нот, заунывную, нескончаемую, которая стучит в висках весь день и еще многие часы после того, как настала ночь и путники остановились на отдых. Стучит до головокружения, пока мозг не отупеет от стука, пока глаза не откажутся четко видеть мир и мушку пистолета - надо встретить огнем нападающего, подползающего или пикирующего врага, вдруг возникающего ниоткуда, а она превращается в расплывчатый шарик.
И повсюду их подстерегали миражи, вечные марсианские миражи, которые, кажется, граничат вплотную с реальностью. Мерцающие картины вспыхивали в небе: вода, и деревья, и неоглядные зеленые степные дали, каких Марс не видел на протяжении бессчетных столетий. Словно, как говорил себе Уэбб, минувшее красуется за ними по пятам, словно оно по-прежнему существует и пытается нагнать тех, кто ушел вперед, оставив былое позади против его воли.
Он потерял счет дням, заставляя себя не думать о том, сколько еще таких дней до цели; в конце концов ему стало мерещиться, что так будет продолжаться вовеки, что они не остановятся никогда и это их пожизненный удел - встречать утро в голой пустые и брести по пескам вплоть до прихода ночи.
Он допил остатки воды и напомнил семерым, что не сможет жить без нее.
- Позже, - ответили они. - Вода позже.
И действительно, в тот же день они вышли к городу, и там, в туннеле, глубоко под лежащими на поверхности руинами, была вода - капля за каплей, мучительно медленно, она сочилась из разбитой трубы. Но все равно - вода, даже еле капающая, на Марсе была чудом из чудес.
Семеро пили сдержанно: они столетиями приучали себя обходиться почти совсем без питья, приспособились к безводью и не страдали от жажды. А Уэбб лежал у разбитой трубы часами, подставляя под капли ладони, стараясь накопить хоть немного воды, прежде чем выпить ее одним глотком, а то и просто отдыхая в прохладе, что было само по себе блаженством.
Потом он заснул, проснулся и выпил еще немного; теперь он отдохнул и жажды больше не чувствовал, но тело кричало криком, требуя еды. А еды не было и не было никого, кто мог бы ее принести. Маленькие существа куда-то скрылись.
"Они вернутся, - успокаивал он себя. - Они ушли ненадолго и скоро вернутся. Они ушли, чтобы достать мне еды, и вернутся, как только достанут..."
Все его мысли о семерых были именно такими, добрыми мыслями.
Не без труда Уэбб выбрался наверх тем же туннелем, который привел его к воде, и наконец очутился возле развалин. Развалины лежали на холме, господствующем над окружающей пустыней; с вершины холма открывался вид на многие мили, и, в каком направлении ни взгляни, местность шла под уклон.