В.: У Пустоты есть два значения?
К. У.: Да, и это может вносить большую путаницу. С одной стороны, как мы видели, это дискретное и явно выделяемое состояние сознавания, а именно непроявленная погружённость или пресечение (нирвикальпа-самадхи, аин, джняна-самадхи, ниродх, классическая нирвана). Это причинное состояние — состояние дискретное.
Второе значение состоит в том, что Пустота не является исключительно каким-то определённым состоянием среди других состояний, скорее это реальность, или таковость, или необходимое условие всех состояний. Не какое-то конкретное состояние, отделённое от других состояний, а реальность или условие существования всех состояний, высших или низших, сакральных или профанных, обычных или необычных. Вспомните о том, что на рис. 9.1 мы изобразили Дух и как высший уровень («причинный»), и как непреходящую Основу всех уровней («недвойственный»).
В.: Мы уже обсудили дискретное состояние; теперь приступим к обсуждению недвойственного.
К. У.: Да, «переживание» недвойственной Таковости похоже на опыт единства с природой, который мы обсуждали ранее, за исключением того, что единство теперь переживается не только лишь с грубой Формой, находящейся вон там, но ещё и со всеми тонкими Формами вот тут. В буддийских терминах это не просто нирманакайя — грубый, или природный, мистицизм; и не просто самбхогакайя — тонкий, или божественный, мистицизм; и не просто дхармакайя — причинный, или бесформенный, мистицизм. Это свабхавикакайя — интеграция всех трёх. Она за пределами природного мистицизма, за пределами божественного мистицизма и за пределами бесформенного мистицизма: это реальность или Таковость каждого из них, а посему она интегрирует их все в своих объятиях. Она объемлет весь спектр сознания — всё трансцендирует и всё включает.
В.: Это, опять же, звучит технически нагруженно. Быть может, есть способ более непосредственно описать недвойственный мистицизм?
К. У.: Во всех смыслах ощущение себя какого-либо рода Видящим, Свидетелем или наблюдающим Я совершенно исчезает. Вы не смотрите на небо, вы и есть небо. Вы чувствуете вкус неба. Оно не где-то там. Как высказались бы в дзен, одним глотком вы можете выпить Тихий океан, вы можете проглотить целый Космос именно потому, что сознавание более не расщеплено на видящего субъекта здесь и видимый объект там. Есть лишь чистое видение. Сознание и его проявления суть «не-два».
Всё продолжает ежемоментно возникать — весь Космос продолжает возникать из мгновения в мгновение, но нет никого, кто наблюдал бы эти проявления, есть лишь сами проявления, спонтанный и лучезарный жест великого совершенства. Чистая Пустота Свидетеля оказывается в единстве со всей свидетельствуемой Формой — в этом-то и заключается одно из основных значений термина «недвойственность».
В.: И вновь — можете поконкретнее?
К. У.: Что ж, можно начать с того, чтобы войти в состояние Свидетеля, — то есть когда вы просто пребываете в чистом наблюдающем сознавании. Вы не какой-либо видимый объект (не природа, не тело, не мысли); просто отдыхайте в чистом свидетельствующем сознавании. И вы можете уловить определённое «ощущение» этого свидетельствующего сознавания — ощущение свободы, высвобождения, обширного пространства.
Пребывая в этом состоянии и «ощущая» этого Свидетеля как обширное пространство, если вы взглянете, скажем, на гору, то вы, возможно, начнёте замечать, что ощущение Свидетеля и ощущение горы суть одно и то же ощущение. Когда вы «чувствуете» своё чистое Я и «чувствуете» гору, это абсолютно одно и то же ощущение.
Другими словами, реальный мир не есть что-то данное вам дважды: один мир тут, а другой там. Подобная «двоякость» как раз и есть то, что называется «двойственностью». Напротив, реальный мир дан вам единожды и непосредственно: это одно ощущение, один вкус, он всецело полон в этом вкусе, а не рассечён на видящего и видимое, субъект и объект, фрагмент и фрагмент. Мир есть нечто единичное, множественное число которого неизвестно. Вы можете попробовать гору на вкус; у неё тот же самый вкус, что и у вашего Я: она не где-то там, отражаемая вот здесь, — подобной двойственности не существует в непосредственности реального переживания. Реальное переживание, прежде чем вы его разрежете на кусочки, не содержит в себе двойственности. Реальное переживание, реальность сама по себе «недвойственна». Вы — всё ещё вы, а гора — всё ещё гора, но вы и гора суть две стороны одного и того же переживания, которое есть одна-единственная реальность, существующая в данный момент.
Если вы таким образом расслабитесь в своём текущем переживании, то узел ощущения отдельности своего «я» распустится сам по себе: вы перестанете отстраняться от жизни; вы перестанете иметь переживание — неожиданно вы станете переживанием; вы перестанете быть кем-то «вот тут», взирающим на нечто «вон там», — «вот тут» и «вон там» суть одно, так что вы более не находитесь в ловушке «пребывания вот тут».
И, следовательно, внезапно оказывается, что вы не находитесь в теле-разуме. Внезапно оказывается, что тело-разум отпало. Внезапно оказывается, что ветер не обдувает вас, он дует через вас и внутри вас. Вы не смотрите на гору, вы и есть гора, — гора ближе к вам, чем ваша собственная кожа. Вы есть это, и вас нет вообще — есть лишь цельное сияющее проявление, спонтанно возникающее из мгновения в мгновение. Отдельное «я» нигде не обнаружить.
Всякое ощущение «тяжести» и «веса» всецело отпадает, ибо не вы находитесь в Космосе, а Космос в вас, и вы есть чистейшая Пустота. Целая вселенная есть прозрачное мерцание Божественного, изначальной Чистоты. Но Божественное не где-то в другом месте, оно есть всё это мерцание. Оно самосознающе. У него Один Вкус. Здесь и больше нигде.
В.: Субъект и объект недвойственны?
К. У.: Знаете дзенский коан: «Каков звук хлопка одной ладони?»? Обычно, конечно, для хлопка нам нужны обе руки — и такова структура типичного опыта. У нас есть ощущение себя как субъекта тут, а мира — как объекта там. У нас есть эти «обе руки» опыта — субъект и объект. И типичный опыт состоит в столкновении обеих рук друг с другом, чтобы произвести движение и звук.
Объект вон там врезается в меня как субъекта, и я переживаю опыт: хлопок обеих ладоней — и возникает переживание.
Так что типичная структура опыта подобна удару по лицу. Обыденное «я» подобно избитому «я»: его постоянно избивает вселенная «вон там». Обыденное «я» — это ряд синяков и шрамов, являющихся результатом столкновения обеих ладоней опыта. Эти синяки и называются «дукхой», или страданием38. Как говорил Кришнамурти, в этом зазоре между субъектом и объектом и заключены все страдания человечества.
Но в недвойственном состоянии внезапно обнаруживается, что не существует двух ладоней. Внезапно обнаруживается, что субъект и объект суть одна ладонь. Внезапно обнаруживается, что вне вас нет ничего, что бы могло в вас врезаться, нанести вам увечья, устроить вам пытку. Неожиданно оказывается, что не вы имеете переживание чего-либо, а вы и есть все переживания, которые возникают, и посему вы мгновенно высвобождаетесь в пространство всего: вы и весь Космос суть одна ладонь, одно переживание, один опыт, одно проявление, один жест великого совершенства. Вне вас нет ничего, что вы можете захотеть, возжелать, стремиться заполучить и ухватить: ваша душа расширяется до самых дальних пределов вселенной и объемлет всё в бесконечном наслаждении и радости. Вы наполнены Полнотой, совершенно насыщенны, настолько полны и насыщенны, что границы Космоса совершенно взрываются и оставляют вас без даты и продолжительности, времени и места, омывая вас океаном бесконечной заботы. Вы освобождаетесь во Всём и как Всё: вы видящий себя лучезарный Космос, вы вселенная Одного вкуса, и это вкус бесконечности.
Так, значит, как звучит хлопок одной ладони?
Каков вкус у этого Одного вкуса? Когда вне вас нет ничего, что может вас ударить, нанести вам вред, оттолкнуть вас, притянуть вас, каков звук хлопка этой одной ладони?
Видите солнечный свет над горами? Ощущаете прохладный ветерок? Чего же здесь такого, что не было бы всецело очевидно? Кто тут уже не просветлён? Как выразился один наставник дзен: «Когда я услышал звон колокола, то не было ни меня, ни колокола, а остался лишь этот звон». В непосредственном опыте нет никакой двоякости, или двойственности! Нет ни внутреннего, ни внешнего, ни субъекта, ни объекта, есть лишь непосредственное самосознавание, звук одной хлопающей ладони.
И вы не где-то здесь, по эту сторону прозрачного окна, взираете на Космос вон там. Прозрачное окно разбито, ваш тело-разум отпал, вы навеки освободились из этого заключения, вы более не «прячетесь за своим лицом», взирая на Космос вовне: вы и есть Космос. Вы есть всё это. Именно поэтому вы можете проглотить весь Космос и продолжаться в течение многих веков в условиях абсолютной неподвижности. Звук одной хлопающей ладони — это звук, изданный Большим взрывом. Это звук взрывающихся в пространстве сверхновых. Это звук пения дрозда. Это звук водопада кристально чистым днём. Это звук всей проявленной вселенной. И вы и есть этот звук.
Вот почему ваше Изначальное лицо не находится где-то тут. Оно есть чистейшая Пустота, или прозрачность, этого мерцающего мира явлений. Если возникает Космос, вы и есть он. Если ничто не возникает, вы и есть оно. В любом случае вы есть всё это. В любом случае вы не тот, кто находится по эту сторону. Окно разбито вдребезги. Зазор между субъектом и объектом исчез. Нигде нет никакой двоякости, или двойственности, — мир никогда не даётся вам дважды, но всегда лишь единожды, и вы и есть он. Вы и есть этот Один вкус.
Это состояние не есть нечто, что вы можете вызвать. Это недвойственное состояние, это состояние единовкусия есть сама природа каждого переживания до того, как вы его разрежете на кусочки. Этот Один вкус не есть некий опыт, который вы вызываете посредством каких-либо усилий; напротив, это реальное обязательное условие любого опыта до того, как вы что-либо с ним делаете. Это непринуждённое состояние предсуще любым усилиям, предсуще хватанию, предсуще избеганию. Это настоящий мир, имеющийся до того, как вы что-либо с ним сделаете, включая и попытки «увидеть его недвойственным образом».
Стало быть, вам не нужно что-то специальное делать со своим сознаванием или опытом, чтобы сделать его недвойственным. Он изначально недвойственен, сама его природа недвойственна — до каких-либо цепляний, усилий и ухищрений. Если возникают усилия, хорошо; если усилий не возникает, тоже хорошо; в любом случае есть лишь непосредственность Одного вкуса, предсущего и усилию, и безусильности.
Значит, это, безусловно, не некое состояние, которого трудно достичь, напротив — его невозможно избежать. Оно всегда было таковым. Никогда не было мгновения, когда бы вы не испытывали Один вкус: это единственная константа во всём Космосе, единственная реальность во всей реальности. В течение неисчислимых миллиардов лет не было ни мгновения, когда бы вы не сознавали этот Вкус; не было ни единого мгновения, когда бы он прямо не обдувал ваше Изначальное лицо подобно порыву арктического ветра.
Мы, разумеется, часто лгали себе об этом, часто были неправдивы с самими собой об этом — о вселенной Одного вкуса, изначальном звуке хлопающей ладони, нашем собственном Изначальном лице. И недвойственные традиции направлены не на то, чтобы вызывать это состояние, ибо это невозможно, а просто на то, чтобы указать вам на него так, чтобы вы более не могли его игнорировать, более не могли себе лгать о том, кто вы есть на самом деле.
В.: Итак, это недвойственное состояние — включает ли оно дуализм разума и тела, левостороннего и правостороннего?
К. У.: Да. Данное изначальное состояние предсуще всему миру дуалистической Формы, но не является чем-то иным по отношению к нему. В этом изначальном состоянии нет ни субъекта, ни объекта, ни внутреннего, ни внешнего, ни левостороннего, ни правостороннего. Все эти дуализмы продолжают возникать, но они суть относительные истины, а не абсолютная или изначальная истина как таковая. Изначальная истина — это звон колокола; относительная истина — это «я» и «колокол», разум и тело, субъект и объект. Им присуща определённая относительная реальность, но они не являются, как сказал бы Экхарт, последним словом.
И, как следствие, дилеммы, свойственные этим относительным дуализмам, невозможно решить в рамках самого мира относительности. Ничто из того, что вы могли бы сделать с «я» или «колоколом», не сделает их одним; вы можете лишь расслабиться в предсущем их разделению звоне — в непосредственности самого опыта, в которой этой дилеммы не возникает. Она не решена, а растворена не сведением субъекта к объекту или объекта к субъекту, а узнаванием изначальной основы, частичными отражениями которого они и являются.
Вот почему дилеммы, присущие этим дуализмам — между разумом и телом, разумом и мозгом, сознанием и формой, разумом и природой, субъектом и объектом, левосторонним и правосторонним, — не могут быть решены в мире относительных явлений. Вот почему данная проблема никогда так и не была решена обычной философией. Проблема не решается, а скорее растворяется в изначальном состоянии, которое при этом оставляет дуализмы такими, какие они есть, обладающими определённой конвенциональной или относительной реальностью, достаточно реальной в рамках своих сфер, но не в абсолютном смысле. Непосредственность чистого присутствия
В.: Есть ли какие-либо классические или мейнстримовые39 западные философы, которые признают недвойственность?
К. У.: Меня всегда приятно удивляло, что и Уильям Джеймс, и Бертран Рассел находились в согласии по этому важному вопросу — вопросу недвойственности субъекта и объекта в первичности непосредственного сознавания. Я считаю, что это очень забавно: коли вы смогли найти нечто, с чем согласны оба данных господина, то можно сказать, что это нечто, раз уж такое произошло, есть результат божественного провидения; так что, полагаю, мы можем с определённой уверенностью признать существование недвойственности.
Рассел говорит об этом в последних главах своей великолепной книги «История западной философии», в которой он обсуждает идею «радикального эмпиризма» Уильяма Джеймса. Нам стоит быть очень осторожными с этими терминами, ведь «эмпиризм» не означает лишь чувственный (или сенсорный) опыт, он означает опыт как таковой в любой сфере. Он означает непосредственное прегензивное познавание40, непосредственный опыт, непосредственное сознавание. И Уильям Джеймс задался целью показать, что эта чистая недвойственная непосредственность и есть «базовый материал» реальности, так сказать, и что как субъект, так и объект, как разум, так и тело, как внутреннее, так и внешнее суть нечто вторичное или производное. Они приходят после — после первичности непосредственности, являющейся, можно так сказать, предельной реальностью.
И Рассел совершенно прав, отдавая Джеймсу пальму первенства в том, что тот являлся первым «мейнстримовым» или «общепризнанным» философом, который развивал эту недвойственную позицию. Конечно же, практически все занимающиеся мистицизмом и созерцанием мудрецы твердили то же самое в течение тысячелетий, но Джеймс, и в этом его вечная заслуга, триумфально внёс данную идею в мейнстрим и в процессе этого убедил Рассела в её истинности.
Джеймс ввёл это недвойственное понимание в своём очерке «Существует ли „сознание“?». И он ответил на этот вопрос так: сознания не существует, и это смутило многих людей. Но его идея попросту состояла в том, что если вы очень пристально всмотритесь в сознание, то обнаружите, что оно не вещь, не объект, не сущность. Если вы пристально всмотритесь, то увидите, что сознание просто в единстве со всем, что непосредственно возникает, — как мы видели в случае с горой, например. Вы как субъект не видите гору как объект; скорее вы и гора суть одно в непосредственности действительного опыта. Так что в этом смысле сознания как субъективной сущности не существует: оно не есть нечто отдельное, переживающее опыт чего-то ещё отдельного. Есть лишь Один вкус в непосредственности переживания.
Посему чистое переживание — это не расщепление на внутреннее и внешнее: в нём нет ничего двоякого или двойственного! Как Джеймс характерно выразился: «У переживания, по моему убеждению, нет подобной внутренней дублированности».
И обратите внимание на то, что дублированность имеет смысл как «двоякости», так и «лжи». Двоякость переживания — это фундаментальная ложь, первоначальная неправдивость, начало неведения и обмана, начало избитого «я», начало сансары, начало лжи, поселившейся в сердце бесконечности. Каждое переживание — такое, какое оно есть, — появляется как Один вкус: оно не появляется раздробленным и расщеплённым на субъекта и объект. Это расщепление, эта дублированность есть ложь, фундаментальная ложь, первоначальная неправдивость и начало «маленького „я“», избитого «я», «я», которое прячет своё Изначальное лицо в формах своего собственного страдания.
Стоит ли удивляться, что великий исследователь дзен-буддизма Д. Т. Судзуки заявил, что радикальный эмпиризм (или недвойственный эмпиризм) Джеймса — это самое близкое к пониманию «не-ума», или Пустоты, к чему подобрался Запад. Это, наверное, излишне сильное утверждение, но смысл вам понятен.
Рассел довольно слабо понимал тот факт, что великие созерцательные философы-мудрецы — от Плотина до св. Августина, Майстера Экхарта, Шеллинга, Шопенгауэра и Эмерсона — уже разрешили или растворили тот субъект-объектный дуализм. Но если отвлечься от этого непонимания, то в остальном Рассел излагает очень чёткое введение в великое достижение Джеймса:
Основная цель этого очерка [«Существует ли „сознание“?»] состояла в том, чтобы опровергнуть утверждение, будто отношение субъекта и объекта имеет фундаментальный характер. До момента его написания философы считали само собой разумеющимся, будто существует некий процесс под названием «познание», в ходе которого одна сущность — познающий, или субъект, — сознаёт другую сущность — познаваемую вещь, или объект [«две ладони» опыта]. Познающий считался разумом или душой; познаваемый объект мог представлять собой материальный объект, некую извечную сущность, другой разум или, в случае самосознания, быть тождественным познающему. Почти всё в общепризнанной философии опиралось на дуализм субъекта и объекта. Разделение на разум и материю... и традиционная концепция «истины» должны быть кардинально пересмотрены, если мы не признаём разделения на субъект и объект в качестве чего-то фундаментального.