― Подержите эти ветки, пожалуйста, а я пока попробую ее вытащить. Если я сразу обрежу все ветки, она, наверное, снова бросится в гущу зарослей.
Пока я держала ветки, незнакомец осторожно обхватил овцу руками и сильно дернул на себя. Она вылетела из ежевики и испуганно забилась, норовя кинуться назад, в спасительные кусты. Однако ему удалось развернуть ее в другую сторону и слегка подтолкнуть по направлению к пруду. Громко блея, овца помчалась между камней, туда, куда ушло до нее все стадо. Не считая слегка потрепанной и покрытой кровавыми разводами шкуры, она ничем не отличалась от остальных.
― Спасибо, ― сказала я.
― Вам спасибо, ― возразил пастух. ― Если бы не вы, она бы умерла здесь.
― Вы бы сами ее нашли.
― Может быть, и так, а может, и нет ― я забрел сюда совершенно случайно.
― И слава Богу, что зашли. Если бы даже я смогла освободить овцу, я бы никогда не смогла удержать ее ― ведь они такие сильные, правда? Вот ваш посох.
Он взял посох и внимательно посмотрел на мои руки.
― Теперь давайте займемся вашими порезами. Сильно болит?
Я вытянула руки перед собой.
― Пустяки, царапины скоро заживут. Крови было много, поэтому ранки чистые. Как вы думаете, можно промыть их этой водой?
Я опустилась на колени и смыла засохшую кровь. Незнакомец молча стоял рядом, а когда я закончила, протянул мне чистый носовой платок. Я поблагодарила его, сказав, что у меня есть свой, но, как на грех, выяснилось, что я забыла его дома.
― Берите же, ― настойчиво повторил он. ― Потом вернете. Я ведь живу здесь неподалеку, за холмом. Пойдемте сейчас ко мне, продезинфицируем порезы и наложим пластырь. Да и чашечка чая вам не помешает, не так ли?
― Ну… ― нерешительно начала я.
― Вы уже собрали ежевику?
― Почти. В любом случае, я смогу прийти сюда когда-нибудь потом. ― Я еще раз взглянула на свои руки. ― И, кроме того, я не смогу сейчас собирать ягоды. Кстати, это ваша земля? Я нарушила границы частной собственности?
― Нет, что вы. Эта земля не принадлежит никому. Каменоломни всегда были общественным достоянием. Раньше, наверное, здесь останавливались цыгане. Давайте, я понесу вашу корзинку. О, да у вас здесь и велосипед!
― Я думаю, его можно оставить здесь. Заберу на обратном пути.
― Давайте лучше не будем рисковать. Я его покачу. Мы пойдем вот этой дорогой. Здесь довольно крутой подъем, но зато этот путь самый короткий.
Толкая перед собой велосипед, незнакомец стал взбираться по тропе, которой до этого воспользовались овцы. Я последовала за ним. С вершины каменистого холма открывался вид на длинный серый дом, окруженный березовой рощицей. Недалеко от дома располагались все фермерские служебные постройки ― сараи, стойла и так далее. В кронах деревьев громко кричали птицы, возле ворот собирался приходивший с пастбищ скот. Широкая проселочная дорога шла мимо фермы и терялась из вида за дворовыми постройками.
― Видите эту дорогу? ― обратился ко мне мой спутник. ― Прямо за тем холмом она соединяется с той, по которой вы приехали. Вы живете неподалеку, не так ли? В отпуске? Иначе мы бы давно уже встретились, и я бы этого не забыл.
Это был комплимент, и я рассмеялась.
― Еще и месяца не прошло с тех пор, как я здесь живу, но думаю, что вы знаете обо мне всю подноготную.
― Не понимаю.
Я кивнула в сторону фермы. В воротах показалась маленькая фигурка и бросилась нам навстречу.
― Папа! Мисс Джэйлис!
― Это Вильям рассказал мне, где собирать ежевику, ― объяснила я.
Отец Вильяма подхватил мальчика и усадил на мой велосипед. Затем обернулся ко мне.
― Значит, вы наша новая колдунья? ― улыбнулся он.
Глава 15
― Ну вот еще, ― засмеялась я в ответ. ― Меня зовут Джэйлис Рэмси, но все почему-то приписывают мне тетину репутацию. Вот и Вильям тоже с этого начал. Он и вам эти сказки рассказывает?
― Постоянно. Он любит сказки даже больше, чем я. По идее, это я занимаюсь исследованием вильтширских легенд и сказаний, ведь мне платят за это деньги, но пока Вильям преуспел в этом гораздо больше моего. Вообще он молодчина ― успел даже заочно нас представить. Как поживаете, мисс Рэмси? Я ― Кристофер Драйден.
Подойдя к воротам, он ссадил сына с велосипеда и подтолкнул к дому.
― Ну-ка, малыш, беги скорее вперед и ставь чайник.
― Как вам нравится Торнихолд? ― обратился он ко мне.
― Я по-настоящему люблю это место.
Мистер Драйден прислонил велосипед к стене.
― Вам там не очень одиноко?
― Нет, что вы. Агнес и Джессами Трапп часто навещают меня, да и Вильям тоже. Кстати, я собиралась сама прийти к вам познакомиться и узнать, не против ли вы, чтобы Вильям надолго уходил из дома. Да, и поблагодарить за яйца, которые вы передали. Огромное вам спасибо.
― Право, не стоит. Яйца и молоко на ферме не проблема. А мы все еще часть большой фермы, и семейство Йеландов очень хорошо к нам относится.
― Так что же насчет Вильяма? Мне очень нравится, что он приходит ко мне, да и, честно говоря, он делает большую часть работы в саду, но может быть, он нужен вам дома?
― Ничего подобного. Я почти все время занят своей книгой и боюсь, что уделяю ему слишком мало внимания. Мальчик любит Торнихолд и очень скучает по вашей тете.
― Мне тоже так кажется. Тогда все в порядке, не правда ли? За исключением того, что бедному Вильяму приходится много работать, приходя в гости!
― Ему это нравится. И спасибо большое за то, что вы ему это позволяете. Знаете, когда я погружен в свою книгу, я ничего и никого не замечаю вокруг. Я пытался спланировать работу так, чтобы быть свободным, когда у Вильяма каникулы, но так никогда не получается. Все лето я пишу и совсем не занимаюсь сыном. Ну что ж, пожалуйте в дом! Прошу сюда ― здесь ванная, вымойте руки чистой водой. Вильям, слетай наверх, принеси из аптечки бинты и пластырь, хорошо? Вот, а когда мы обработаем ваши порезы, тут и чайник подоспеет.
Вильям мгновенно вернулся, держа в руках бинт и пластырь, а затем исчез куда-то по своим делам. Я залепила царапины и вошла на кухню, где меня уже ждал гостеприимный хозяин. Фермерская кухня очень отличалась от моей ― длинная, с низким потолком и огромным камином в дальнем конце комнаты. Впрочем, готовили здесь на электрической плите, что стояла неподалеку. Два окна выходили на зеленые пастбища и холмы. Оба подоконника были завалены папками и бумагами, в расположении которых при ближайшем рассмотрении можно было обнаружить некое подобие системы. Посередине комнаты стоял чисто выскобленный стол, с одной стороны которого помещались гора вымытой посуды, солонка, масленка и полбутылки красного вина. Вся кухня имела опрятный рабочий вид ― кухня человека, занятого работой, но успевающего следить за собой.
На свободном конце стола стояли чайник и две кружки. Хозяин заварил чай и поставил передо мной круглую коробку с печеньем.
― Садитесь, пожалуйста. Молоко? Сахар?
― Только молоко. Спасибо. ― Я еще раз обвела глазами комнату. ― Что замечательно в таких вот старых фермерских домах, так это кухня. Самое просторное и солнечное помещение во всем доме. Вы топите камин?
― Почти каждый вечер, когда на улице не очень жарко. Вильям делает здесь уроки. Что касается меня, то я работаю в своем «кабинете» ― это небольшая комнатка, темная, как могила, с окном, выходящим на стену свинарника.
― Из всех комнат вы выбрали эту? ― поразилась я.
― Она больше всего подходит для работы. Вы никогда ничего не напишете, сидя перед окном, из которого открывается чудесный вид. Будете целый день смотреть на птиц и думать, чем бы вы могли заняться на улице. А так ничего другого не остается ― и вы работаете.
― Вы шутите?
― Ничуть. Тяжелую работу нельзя сделать, постоянно отвлекаясь. Устал ― отправился на короткую прогулку, проветрился.
― Как Баньян, который писал в тюрьме, да? Только вот у него не было возможности «проветриваться».
― Я думаю, его выпускали на прогулку время от времени, но он получил целых двенадцать лет, поэтому у него оставалось время и для работы.
― Для такого образа жизни подойдет любая тюрьма, так что вам повезло, ― засмеялась я.
― Знаю, знаю. Поэтому я так рад, что Вильям часто бывает у вас. Ваша тетя была очень добра к нему, и ее смерть стала для него настоящим ударом. Она прекрасно ладила с детьми.
― Я знаю.
― Тогда можете представить себе мое удовольствие, когда Вильям вернулся из Торнихолда и рассказал, что познакомился с вами и что вы ― просто потрясающая. Я цитирую.
― К тому же колдунья, не забывайте.
― Конечно! Я наслышан о том, как ваше прикосновение исцеляет больных хорьков.
― Мы просто дали ему пилюлю, приготовленную тетей. Вильям показал мне, где они лежат, и дал необходимые инструкции. Кстати, как вы справились с оставшимся лекарством?
― Замечательно. Хорек всего один раз прокусил толстую автомобильную крагу, когда я держал его. Вильям сравнивает ваши и мои способности лечить животных и, надо сказать, отнюдь не в мою пользу.
Я засмеялась.
― Похоже, Шелковый совсем выздоровел. А моя тетя часто занималась м-м… э-э… медициной?
― Да, конечно. С тех пор как мы здесь поселились, мы только и слышали, как люди называют ее местной целительницей. Вы вообще хорошо знаете эту часть Англии?
― Совершенно не знаю. Раньше я жила на севере страны, а здесь очутилась только потому, что тетя оставила мне в наследство Торнихолд.
― Видите ли, Вильтшир до сих пор живет старинными преданиями и поверьями. Вы, наверное, знаете, что ваша тетя всерьез занималась ботаникой и гомеопатией, выращивала у себя в саду целебные растения и поставляла их большой фирме в Лондоне. Однако, кроме этого, она всегда старалась помочь местным жителям, когда те просили. Поэтому ей довольно часто приходилось лечить животных окрестных фермеров. Все это очень хорошо подходило к репутации Торнихолда, и вашу тетю считали колдуньей. Доброй, конечно. Вы знаете, что Торнихолд издавна считается обителью колдуний?
― Правда? В нем действительно есть что-то притягательное, но дом колдуний? Я всегда представляла его такой маленькой темной избушкой без окон, с покосившейся грязной крышей и трубой, из которой валит черный дым… А Торнихолд ― прекрасное респектабельное поместье восемнадцатого века.
― Это так и есть. Но в середине девятнадцатого века туда переехала молодая вдова из главной усадьбы и занялась магией. Она прожила там семьдесят лет и умерла, когда ей было девяносто два. После этого Торнихолд унаследовал ее репутацию.
― Боже мой! Но, я надеюсь, она занималась там не черной магией?
― Нет, что вы. Бедная девушка была очень религиозна и занялась магией, только чтобы уберечься от влияния своего мужа ― председателя местного клуба сатанистов. Леди Сибил Сэнтлоу решила защитить себя и свой дом от происков дьявола. Она переехала в Торнихолд к управляющему, который женился на ее няне, и осталась жить у них. Сквайр Сэнтлоу неоднократно пытался вернуть ее домой, но, к счастью, скоро умер, и она стала жить спокойно.
― Ей повезло. Но вы ведь сказали, что она занималась белой магией?
― Она не имела к его смерти ни малейшего отношения. В местной хронике говорится, что «праздная и порочная жизнь привела его к раннему концу». Я думаю, это правда. Ему тогда было немногим более тридцати. Поместье перешло к племяннику, который если и заезжал иногда проведать тетку, то останавливался исключительно в Торнихолде. Главная усадьба сгорела в году, я думаю, тысяча девятьсот двенадцатом, а последний мужчина в роду погиб в сражении при Сомме. Поэтому старая леди Сибил ― к тому времени уже просто Джуди Сэнтлоу ― осталась в Торнихолде, продолжая охранять себя от дьявольских козней. Она умерла в тысяча девятьсот двадцатом году. Что такое?
― Нет-нет. Я подумала ― ее инициалы «С» и «Г», не так ли? Они также могут быть и инициалами моей тети. Недавно я нашла старинный рисунок, на котором изображен Торнихолд, и не знала, кто мог его нарисовать.
― Может быть, и леди Сибил. Тогда все молодые девушки баловались рисованием. Почему вы улыбаетесь?
― Я тоже училась рисовать. В школе. И как раз сегодня решила, что, когда закончу приводить в порядок сад, обязательно снова займусь рисованием и нарисую Торнихолд.
― Вот это настоящая преемственность!
― Только не говорите мне, что тетя Джэйлис тоже рисовала!
― Нет, все свободное время ваша тетя посвящала саду и растениям. Они ведь и привели ее в Торнихолд, когда она впервые приехала в Вестермэйнский лес собирать травы. В Торнихолде тогда жила престарелая чета, которая была не прочь переехать, а ваша тетя полюбила поместье с первого взгляда.
― Да, я припоминаю, она рассказывала мне об этом. Нет, спасибо. ― Последняя фраза относилась к печенью, которое он мне настойчиво предлагал. ― Еще чаю, если можно. Да-да, как раз. Спасибо. Вы говорили что-то о защите от происков дьявола?
― А вы никогда не обращали внимания на планировку Торнихолда? Сада, я имею в виду?
― Планировку? Огород и посадки лекарственных растений отделены от сада стеной, но что еще?
― Сад защищен от колдовства и черной магии. В западной части поместья растут можжевельник и тис, все поместье огорожено живой изгородью из ясеней, рябины и «святого» терна из Гластонбери. Старые деревья тоже были посажены с этой же целью. Ваша тетя много рассказывала мне об этом. Ее очень заинтересовала эта история, и она сделала все, чтобы оставить Торнихолд в первозданном виде.
― Трэфел, Джонсворт и анчар лишают ведьму всех злых чар, ― проговорила я.
― Откуда это?
― Надпись на горшке с сушеными растениями в «кладовой» моей тети. Значит, она охраняла дом от злых сил даже изнутри.
― Неужели? Впрочем, неудивительно. Она ничего вам об этом не рассказывала, не так ли?
― Историю Торнихолда? Нет, никогда. Она говорила только, что этот дом как будто создан для нее, и она его полностью принимает. Теперь я понимаю, что она имела в виду. Вообще-то я с ней очень мало виделась. Она навестила меня три или четыре раза, когда я была еще ребенком. В детстве мне часто бывало одиноко и грустно, и тетя всякий раз появлялась, когда я больше всего в ней нуждалась. Поэтому я привыкла считать ее феей, доброй волшебницей. Мы ходили гулять ― она показывала мне разные цветы и травы, рассказывала о животных и птицах. Однажды я спросила, не колдунья ли она, но тетя только рассмеялась. Мне всегда казалось, что она окружена каким-то магическим, волшебным ореолом.
«И теперь я понимаю, отчего», ― подумала я, но вслух говорить не стала.
― А где вы тогда жили? ― спросил Кристофер Драйден.
― Мой отец был викарием в шахтерском поселке на северо-востоке. Ужасное место, голое и мрачное. Потом меня отправили в школу в Лэйк-дистрикт, там было просто замечательно. После я проучилась год в университете Дюрхэма, пока не умерла моя мать. Там я тоже совершенно не была на природе ― денег не хватало на поездки в деревню, да и занималась я много. Потом умерла мама, и мне пришлось вернуться домой и ухаживать за отцом, так что несколько лет я вообще ничего, кроме угольных карьеров и кладбища, не видела. Теперь вы понимаете, почему Торнихолд кажется мне раем. Может быть, когда-нибудь мне и надоест одиночество и я заскучаю по обществу, но пока для полного счастья мне хватает вставать с птицами и ложиться, когда все в лесу замолкает. ― Я поставила пустую кружку на стол. Боюсь, моя рука немного дрожала. ― Извините. Вы слишком хороший слушатель, а когда долго живешь один, забываешь о правилах приличия и становишься болтливым. Так, значит, вы просто прогуливались у той каменоломни? А я решила, что вы пастух.
― Да, я совершал ежедневный моцион.
― Простите, значит, я отвлекаю вас от работы? В любом случае, мне уже пора идти. Спасибо большое за чай.
― Так скоро? Посидите еще. Уверяю вас, сейчас я все равно не могу ничего писать ― дошел до какого-то ступора в сюжете. Теперь я могу оторваться от лицезрения свинарника, гулять, разговаривать. Вся работа совершается в подсознании. Посидите же еще.
Он говорил очень убедительно, но веселые искорки в его глазах приводили меня в страшное смущение.
Неуверенно я начала:
― Спасибо, вы очень добры, но мне действительно пора. Надо сварить ежевичное желе, я не могу оставлять ягоды до завтра. А Ходж ― это кот ― голоден и ждет ужина. Уходя, я закрыла дверь, и теперь он не может попасть внутрь.
― А зачем вы закрываете дверь в такой глуши? По-моему, здесь никто этого не делает.
― Я знаю, но… Наверное, это еще по старой привычке.
Он быстро взглянул на меня:
― У вас были неприятности?
― Нет-нет, ничего подобного. Только… вы знаете миссис Трапп? Из дома привратника?
Что-то слегка изменилось в его лице. Словно рябь пробежала по поверхности воды.
― Знаю.
― Моя тетя иногда нанимала ее для помощи по дому, поэтому поверенные попросили ее подготовить дом к моему приезду, и она… Одним словом, она знает мой дом гораздо лучше меня.
― И думает, что может уходить и приходить, когда ей заблагорассудится?
― Да. Но в деревне все так делают, правда? Входят без стука и все такое?
― Ну, до некоторой степени. Она и сюда приходила довольно часто, помогала, угощала нас своей стряпней, но я не могу работать, когда меня все время отвлекают, поэтому пришлось сказать ей об этом.