– Ты что? – заговорил он, прижимаясь к ее голове щекой. – Ты что подумала? Зачем? Я не такой, как кавалеры твоей мамы. Если я говорю, что не живу с женой, значит, это так и есть! Ну подумай! – поцеловал он Полину в висок и в макушку, прижимая к себе ее голову. – Подумай, вспомни, когда ты оказалась здесь первый раз, сама же утверждала, что видно, что в этом доме не живет женщина. Вспомни.
– Может, она живет в Москве и вас это устраивает, откуда мне знать! И зачем мне знать! – отчаянно прокричала она. – Это все так мерзко, так неправильно! – Поля попробовала вырваться из его объятий и потребовала: – Пусти меня!
– Нет! – жестко отказал Клим и прижал ее к себе еще крепче. – Сначала ты выслушаешь меня. Мы поженились четыре года назад. Три с лишним года назад моя жена уехала работать в Германию и в последний раз в Россию прилетала больше года назад. Все.
– Зачем тогда до сих пор ты на ней женат? – спросила чуть спокойнее Полинка.
– Я объясню тебе, если мы сядем и поговорим об этом, – пообещал Ставров и спросил, отклонившись назад и заглядывая ей в лицо: – Хорошо?
– Хорошо, – согласилась Полина.
Клим осторожно выпустил ее, вгляделся в лицо, взял под локоть, подвел к дивану в гостиной, усадил и сел сам рядом. Посидел так, задумавшись, не удержался, взял ладошку девушки в свои руки и, перебирая тонкие пальчики, разглядывая их, стал говорить.
К тому моменту, когда Клим встретил Надю, он уже поднял свое дело и занимался его расширением, закончил строительство дома, правда, только самого дома и бани, совершенно пустых внутри и даже без отделки. И самое что печальное для него – Петрович объявил, что собирается уезжать к себе, передавать дела племяннику и как-то по-новому обустраивать свою жизнь, теперь уж в кругу семьи, с будущей женой и детьми племянника.
С Надей Клим познакомился на сдаче клиентам очередного объекта Алины, куда пригласили и его, потому как хозяин оказался под неизгладимым впечатлением от работ кузнеца. И кстати, почти весь вечер проговорил именно с Климом, расспрашивая о сложностях профессии. Они даже, можно сказать, сдружились, потом мужик неоднократно приезжал в кузницу к Ставрову и с удовольствием что-то сам ковал, просится до сих пор постучать молоточком. И рекомендовал Клима нескольким своим друзьям. Но не о нем речь.
Надя была знакомой или даже подругой со стороны хозяйки дома. Там и познакомились, обменялись телефонами, понравившись друг другу. А на следующий день она позвонила сама и предложила встретиться в выходные.
Встретились и в тот же день оказались в кровати у нее дома, в Москве. И отчего-то Надя решила, что Клим ей нужен. А Клим присмотрелся к девушке и подумал, что она ему очень нравится и с ней хорошо в постели, она привлекательная, деловая, обладает хорошим вкусом – ну всем подходит, да и жениться пора бы уж, все-таки тридцать два. Не критично, понятное дело, но и дом обустраивать лучше под хозяйку, и детей пора бы.
Вот приблизительно такими соображениями он руководствовался, хотя именно Надя предложила ему пожениться. Но, будучи мужчиной рассудительным, обстоятельным и неспешным, Ставров изложил будущей жене свои ожидания: детей, семьи, жизни в его доме.
Надя подтвердила свое согласие по всем пунктам.
Петровичу она не понравилась категорически и сразу.
– Ты вот, Клим, мужик-то умный, а в чем-то дурак, – пожурил наставник. – Ты разве не видишь, стерва она. Да и совсем другого поля ягода, не твоя. И на черта тогда вся эта бодяга, чтобы потом расхлебывать?
А родителям, странное дело, невестка приглянулась поначалу, да и Надя старалась произвести на них хорошее впечатление, даже подружилась с бабушками. Но те относились к ней с осторожностью – Климу ничего против девушки не говорили, критику не наводили, но и хвалить не спешили.
А после свадьбы выяснилось, что переезжать за город Надежда не может, у нее серьезная работа и настоящая карьера. Нет, она готова туда переехать и даже жить – ничего, поездит по утрам на машине в Москву и обратно, потерпит, но только когда дом будет полностью обустроен, а ей этим заниматься некогда. Вон, к Алине своей обратись, а она, так и быть, проследит за работой дизайнера.
И получилось, как ни крути, чисто по великому Жванецкому: «Наш национальный характер: сначала жениться, потом выбирать…» – вот точно!
Открытие, конечно, не из приятных, и, главное, «вовремя»: после свадьбы. Но Клим как-то пропустил это мимо, очень сложный рабочий период у него шел с модернизацией всего производства, с наймом новых людей – не до быта. Но Алина послала подальше его жену с ее «распальцовкой» крутой цацы и к дизайну и обустройству дома ее вообще не допустила. Во что тоже не стал вмешиваться Ставров.
Про детей Надя говорить не хотела, объясняла, что сейчас займет один важный пост, за который надо еще побороться, а там уже можно подумать и о потомстве.
Через восемь месяцев после их свадьбы Надежде предложили работу в Германии, в дочерней компании той известной фирмы, в которой она трудилась. Место карьерное, очень значимое, с повышением через несколько ступеней, с большой перспективой роста.
Ставров обалдел – куда это? Он вот точно ни в какую Германию не поедет. Надя же объявила ему, что она согласится однозначно и это даже не обсуждается, ибо только в работе вся ее жизнь. Ну, о’кей, сказал Клим, тогда надо развестись, в том смысле, что на кой ему фиктивная жена.
А Надя принялась молитвенно его уговаривать не делать этого. Оказалось, что у ее компании имелось одно обязательное требование: чтобы сотрудники были семейными людьми, в этом состояла их политика – что-то типа «мы одна дружная семья». Такая вот фишка у руководства, нечто «вожжи под мантией». На самом деле руководству этому глубоко по фиг, живете ли вы семьей или это только формальность, главное, чтобы сотрудники состояли официально в браке. И потом, убеждала его Надежда, они могут ездить друг к другу, никто же не говорит о том, что они перестали быть семьей.
– Перестали, – твердо пояснил ей Ставров. – Мне-то это на кой? – недоумевал Клим, слушая ее просьбы. – Я собираюсь жить с нормальной женой, которая рядом, зачем мне фиктивный брак?
И тогда Надя клятвенно ему пообещала:
– Как только ты встретишь женщину, на которой решишь жениться, позвонишь мне и скажешь: «Приезжай срочно, ты мне нужна. Мне надо развестись». Я сразу приеду и дам тебе развод. Клянусь. Только хотя бы первое время я должна оставаться официально замужем.
И он согласился.
За прошедшие три с лишним года Клим не встретил ни одной женщины, на которой хотел бы жениться. Он развивал и расширял свое дело, весь отдаваясь ему. Постепенно Алина помогла обустроить дом и участок и все строения без помощи и вмешательства других женщин, исключительно по характеру и пожеланиям Ставрова.
Надя занималась своей карьерой. Первый год она еще ездила в Москву раз в два-три месяца, они встречались и даже занимались сексом, потом поездки сократились. Последний раз она приезжала в апреле прошлого года, а сейчас уж июль нынешнего.
А потом Клим встретил Полину, и все в его жизни переменилось.
Утром на Ивана Купалу, когда они первый раз были вместе, он позвонил жене и потребовал, чтобы она приехала как можно скорей, а днем поехал в загс и написал заявление о разводе. Надежда перезвонила вечером и объяснила, что прямо сейчас приехать не может, у нее там какой-то серьезный большой проект, как только его сдаст, сразу вылетит.
– Вот и все, – завершил Клим свой рассказ.
– Мне стало так плохо! – пожаловалась Полина, как ребенок.
– Я знаю! – тут же подхватил ее на руки и пересадил к себе на колени Ставров. – Я видел.
– Мне показалось, что твои слова как пуля прострелили меня насквозь, – прижалась к нему доверительно девушка. – Даже говорить больно было.
– Поленька, – постарался мягко говорить Клим, – тебе ведь к хорошему психологу надо, ты это понимаешь?
– Понимаю, честно, – вздохнула она. – Вся-то моя жизнь, с двенадцати лет, через призму маминых поступков проходит. Я еще и от этого в экспедиции постоянно сбегала, да чтобы подольше и почаще, особенно в последние годы, когда папа с Олей уехали. Я понимаю, что мне нужна помощь, но мне казалось, что я справляюсь, пока…
– Что? – не дал ей замолчать он.
– В этом тяжело признаваться, – вздохнула горестно Полина.
– Иногда полезно признаваться в самом трудном.
– У нас была зимняя экспедиция, и в поселке отключился свет на несколько дней. Темно, свечи, лучины и разговоры тихие, не беспокоящие темноту, за окном мороз страшный, под пятьдесят, а в доме уютно, печь топится, потрескивает тихонько, собаки в сенях возятся, сено шуршит в сеннике на чердаке, где кот мышей гоняет. Было так замечательно. Какая-то особая теплота и в доме, и в душе. И как-то сидели мы в такой темноте с Агафьей Кузьминичной, и она мне про свою жизнь рассказывала, пряла шерсть собачью на прялке и говорила, а я взяла и рассказала ей про маму. А она выслушала, помолчала и спрашивает: «Ты того-то в експиции свои шастаешь, чтоб чаще от нее подальше-то быть? Думаешь, может, сгинет, пока тебя нет?» Я обалдела. Смотрела на нее во все глаза, а она усмехнулась, погладила меня по голове жалеючи так и говорит: «Чего пугаешься? В этом греха нет. И винить себя не спеши. Когда ноша-то слишком тяжкая, всегда скинуть хочется. Да только сколь Господь отмерил, столь и нести придется». И я поняла, что, наверное, где-то в глубине души именно об этом и думала: чтобы быть далеко, когда с мамой случится что-то страшное, и не спасти ее. И тогда я испугалась сама себя. Ужасно испугалась. Когда вернулась, пошла к известному психологу, заплатила большие деньги и полтора месяца сеанса ждала. Такая очередь. А он, выслушав, стал меня убеждать, что желать ей смерти – это нормально, а потом начал задавать такие вопросы и такое говорить, что создавалось ощущение, будто с меня кожу сдирают. Я встала и ушла с середины сеанса и больше ни к кому не обращалась. Так и не изжила в себе все те детские и подростковые страхи. Хотя, разумеется, понимание и знание, что у меня нет плохой наследственности, в огромной степени меня от них излечило.
– У моего отца есть друг, он очень хороший психолог и психиатр одновременно. Мы обратимся к нему, если ты захочешь, он поможет, – предложил Клим, прижимая ее голову к своему плечу.
Они сидели так молча, Клим тихонько ее раскачивал у себя на коленках, гладил по спине, Полина перебирала пальчиками волосы у него на затылке, они молчали, молчали. И вдруг Поля тихо сказала:
– Такое ощущение, как после страшной грозы с ливнем, словно очистилось что-то внутри и воздух стал прозрачным и вкусным. – Вздохнула и добавила: – Ты прости меня, что я на минуту подумала о тебе плохо. Это неправильно. Только я совсем не знаю, как общаться с мужчинами так близко, не знаю, что для вас значимо, а что ерунда. Может, как раз наличие жены для вас и ерунда, а для меня это сердце и жизнь. У меня пример только папа, а он слишком хороший, чтобы быть настоящим, и ведь он все-таки мой папа.
– Все наживем, Поленька, – тихо ответил ей Клим, продолжая покачивать. – Доверие и понимание. Все наживем.
– Клим, – подняла Полина голову с его плеча, – тебе на работу надо, и мне тоже делом заняться. У меня два заказа, а это труда вообще выше головы.
– Откажись от второго заказа, – тут же начальственно распорядился он, снял ее с колен, пересадил на диван, а сам пошел в кухню.
– Я не могу! – прокричала ему в ответ Полина. – Во-первых, я уже согласилась и начала работать, а во-вторых, мне нужны деньги!
– Мы купим твоей маме все, что требуется, – строго сказал Ставров, возвратившись с кружкой травяного чая в руке.
– Нет, – решительно отказалась Поля. – Ты не должен оплачивать мои долги.
– Как раз наоборот, – настаивал он.
– Почему это? – поинтересовалась девушка с особым видом, даже руки сложила на груди.
– Потому что я твой муж, – спокойно объяснил Клим и сделал хороший глоток из кружки.
– Пока ты муж совсем чужой женщины, – строго отрезала Полинка. – Вот станешь моим мужем, тогда и поговорим!
И, не выдержав серьезности разговора, звонко рассмеялась.
Неделю они прожили вместе, как в романтической сказке. Родители Клима, узнав о новых отношениях, чтобы не дай бог не спугнуть счастье сына, не появились у него в гостях и мам своих не пустили, что-то там напридумав про аллергическую пыльцу каких-то неизвестных растений.
Видимо, не только науке неизвестных.
Полине-то тоже пришлось объявить бабушке о своем сожительстве, на что та сказала: «Слава богу» и благословила. Папа же на это сообщение отреагировал не так радостно, а напрягся и долго расспрашивал, что за мужчина да чем занимается, и требовал дать точный адрес. Маму Полина не поставила в известность.
Оставленные наконец всеми родственниками в покое, Клим с Полиной прожили эти семь дней как в раю… Если, конечно, не считать того, что оба напряженно и очень много работали.
Полинка с таким счастьем и благостью в душе готовила разные блюда для Клима, встречала его с работы, накрывала стол, убирала яркий свет, ставила свечи, и они сидели час за часом и разговаривали обо всем. Вернее, говорила и рассказывала в основном она, а Клим слушал, испытывая нечто настолько нежное и сильное, что порой ощущения переполняли его до пощипывания в глазах.
И простым экспериментальным путем выяснилось, что им уютно молчать вдвоем, потому что на самом деле Полинка, хоть и обладала чудесным голосом и даром рассказчицы, но большую часть времени, так же как и Клим, проводила в молчании. Если она вязала сложный рисунок, то его надо было держать весь в голове, внимательно следить за узором, а порой и считать петли, если вышивала, то нити были настолько тонкими, что приходилось очень внимательно относиться к каждому стежку и требовало особой концентрации. Иногда она включала избранную классическую музыку.
Лишь позволяла себе включить иногда фоном телевизор, когда делала что-то объемное и не такое сложное, как обычно.
Вот так и получилось, что они устраивались в гостиной – Клим в любимом кресле, подставив под ноги пуфик, рисовал эскизы к новой задумке, обдумывал что-то, считал, а Полина на диване с рукоделием в руках.
Не единожды за эту неделю Клим звонил Надежде в Германию, и каждый раз она отговаривалась какой-то новой помехой. В конце концов Ставров решил – хватит! И собрался лететь сам – ну, всем известно про Магомета с его горой и про то, что это нужно Климу и совсем не нужно Наде.
Самолет у него вылетал рано утром. Почти ночью, еще даже не светало, Полина проводила Ставрова. Постояли, пообнимались молча на крыльце, она его перекрестила, поцеловала и благословила в дорогу. И пошла досыпать.
А где-то около двух часов дня кто-то позвонил в калитку. Полина посомневалась, открывать ли, она пока никого здесь не знала, даже с коллективом Клима не познакомилась еще, но звонок настойчиво и громко пиликал, и девушка пошла к воротам.
– Кто там? – спросила осторожно Полина.
– Меня зовут Надежда Ставрова, я жена Клима, – ответил ей спокойный, приятный женский голос.
Полина отперла и распахнула калитку. Женщина была эффектной и выглядела потрясающе! Блестяще! Как-то сразу становилось ясно, что перед вами обеспеченная, благополучная, холеная европейка – прическа, одежда высокого класса, макияж, аксессуары, манера держаться.
Полинка тут же пожалела, что она в домашнем платьице, пусть и от очень известной фирмы, к тому же без макияжа, коса, все по-простому, почти по-деревенски. Хотя, чего там «почти»!
– Но Клим улетел к вам, – отступая в сторону и пропуская гостью, сообщила она.
– Да, я знаю, что он так вам сказал, – холодно улыбнулась женщина и прошла вперед.
Поднялась на веранду, провела рукой по спинке плетеного кресла с задумчивым видом, вошла в дом, осмотрелась в просторной прихожей, прошла без приглашения в гостиную, походила по ней, рассматривая, трогая вещи. Полина следовала по пятам, как прислужница какая за барыней.
– Ну что, вы и есть его очередная любовь? – спросила дама, иронично улыбнувшись, отодвинула и села на стул возле большого стола.
– Давайте позвоним Климу, – предложила Полина и пошла за телефоном в кухню.
– И что вы ему скажете? – усмехнулась гостья (или правильнее: хозяйка дома). – Что я здесь, или спросите, где он? Я именно для этого и пришла, чтобы все вам объяснить.
– Что объяснить? – вернулась из кухни с трубкой в руке Полина. Но так и не набрала номер Клима.
– Сядьте, – отдала приказание Надежда.
Полина приподняла одну бровку, показав мимикой удивление с усмешкой по поводу тона указаний гостьи. Или все-таки хозяйки?
– Пожалуйста, – исправила первоначальную жесткость дама.
Но Полина не села, прислонилась бедром к высокому подлокотнику дивана, скрестила руки на груди и ждала объяснений.
– Ну хорошо, – улыбнулась действительная жена Клима. – Собственно, я пришла сюда только из-за вас. Как бы вам ни казалось все изумительно прекрасно в отношениях со Ставровым, увы, вы не первая и, думаю, не последняя женщина, которой он рассказывает сказочку о злой жене, бросившей его на целых три года и уехавшей в Германию. – Надежда присмотрелась к лицу Полины и удовлетворенно кивнула: – Вижу, что именно это он вам и говорил.
– Ближе к сути, – попросила Поля.
– А мы уже в ней, дорогая, – усмехнулась Надежда. – Ставров рассказывает это женщинам, так же как и то, что я никак не могу и не хочу приехать и дать ему развод. Потом объясняет, что развестись со мной сложно, потому что я гражданка Германии, оформлять расторжение брака надо по обоюдному согласию и сразу в обеих странах. И тянутся эти отговорки и объяснения ровно столько, сколько он увлечен своей новой пассией. Периодически Ставров сбегает от них ко мне, мы прекрасно проводим время вдвоем, затем он возвращается обратно. Он ведь уже сказал вам, что я год не была в России? Ну да, а как же, – кивнула она и снова усмехнулась. – Только Клим забыл сказать, сколько раз за этот год он сам приезжал ко мне и как часто летал все эти годы. Такая тактика: правда, наполовину. Но наш Климушка замечательный мужчина, он уговаривает женщин переехать к нему жить, показывает свой не обустроенный женской рукой дом, предлагает навести в нем уют и стать хозяйкой и даже называет женой. То есть дает женщине полную и уверенную надежду на свои серьезные намерения. Но увы! Через пару-тройку месяцев, бывало, правда, и полгода, – со всей честностью заявила она, сделав подтверждающий жест ладонью, – не буду врать, было и полгода как-то раз, но потом женщина становилась ему неинтересна и он с ней расставался, признаваясь, что оказалось, все это время любил только свою жену и теперь это выяснилось, и мы решили попробовать жить вместе, начать все сначала… И тогда Ставров едет ко мне. Вы, как я понимаю, находитесь в начальной стадии этих отношений, от вас Клим только первый раз сбежал, сказав, что полетел в Германию требовать от меня развода.
Полина молчала. Позы не меняла, стояла, слушала и изо всех сил старалась держать лицо. Чтобы ни одной черточкой, ни одним дрогнувшим мускулом не выдать, как страшная, черная, холодная жуть пробирается в сердце.