- Знаешь, Ирвинг, Карен… Карен умерла.
- Не может быть… Когда я уходил, она…
И смятение, и душевное потрясение удивительно просто симулировать.
- Карен убили.
- Это невозможно! - закричал я. - У нас больше не убивают людей, тем более таких, как Карен!
- Разносчик из химчистки только что нашел ее задушенной.
- Задушенной?!
Шеф сочувственно молчал. Я отвернулся от него, стараясь скрыть свои чувства, точнее - полное их отсутствие.
- Но кто… - я оставил вопрос повисшим в воздухе, чтобы шефу было легче перейти к делу.
- Ни малейшего представления, Ирвинг. Мы не знаем, кто бы это мог быть.
Что-то не так. Там должны были найти Эрика. Эрика - убийцу моей жены, умершего после того, как он принял крысиный яд. Хотя, возможно, он лежит на кухне, и рассыльный его не заметил. Скорее всего, так и есть. Его просто еще не обнаружили.
Повернувшись к шефу, я спросил:
- Кого туда послали? Когда они доберутся?
- Туда сразу же выехал Стенли.
- Но кто мог такое сделать?
- Этого никто не знает. Именно поэтому… - он вдохнул дым и закашлялся, - именно поэтому, Ирвинг… - он снова замолк, давя сигарету каблуком прямо на ковре, - нам придется послать в прошлое следователя, чтобы все выяснить.
Определенно, что-то пошло наперекосяк. Куда, к черту, задевался Эрик? Узнать это можно, только вернувшись в утро и взглянув, что там произошло. Но в сложившихся обстоятельствах мне вовсе не хотелось этого делать.
- Мы не можем связаться с Лоуэллом, - шеф говорил, словно извинялся, - и не можем вызвать следователя из другого города - бюрократические проволочки отнимут больше восемнадцати часов. Мы попали в крайне щекотливое положение.
- Но ты же не думаешь, что я… что туда должен отправиться я? Ты не можешь меня туда послать. Неужели я смогу быть там рядом, знать, что ее душат, может, даже видеть это - и не вмешаться?
- Вот это меня и смущает. Видит бог, одна мысль об этом так бесит меня, что я не могу доверять даже самому себе. Я сам готов нарушить Устав. Но я не вижу, как иначе мы сможем узнать, кто убийца.
- А всякие там свидетельства, вещественные доказательства - можно же узнать и этим способом!
- Ты сам прекрасно знаешь, что по делу об убийстве нельзя вынести приговор без доклада следователя или прямых свидетельств. А свидетелей там не было.
- Оставь меня одного, - безжизненным голосом попросил я. - Мне надо немного подумать. Господи.., Карен…
Он вышел, осторожно прикрыв за собою дверь.
Разговор прошел в точности, как было намечено, хотя подумать мне и в самом деле было о чем. Я бы не убил Карен, если бы не знал, что Эрик придет. Но Карен я убил. Надо выяснить, когда я это сделал, может быть, тогда у меня будет ключ. Во всяком случае, буду знать, не нарушилось ли мое расписание. Я позвонил шефу через коммутатор.
- Вам уже известно, когда это случилось?
- Только что звонил доктор. Примерно в одиннадцать тридцать. Я повесил трубку.
По времени все нормально. Конечно, на самом деле все произошло немного раньше. Но в любом случае я бы не стал убивать ее, если бы не был уверен, что придет Эрик и снимет с меня вину.
В это время дня Эрик всегда был дома, работал. Его время расписано по минутам, и в голове словно часы ходят. Если что-то сорвалось, и Эрик не убран, он подойдет к телефону. Но не исключено, что я пошел к нему на чердак, ведь он живет неподалеку от нас, и убил его там. Тогда он не ответит на мой звонок.
Я набрал номер Эрика.
Выдержав двадцать гудков, я повесил трубку. Что ж, теперь я знаю, как все произошло. Я пошел к нему на чердак. Возможно, ему нездоровилось утром, и он не смог прийти к нам на ленч. Возможно, случилось что-то еще. Решение этой задачи в прошлом. Мне надо вернуться в утро.
Для возвращения была еще одна причина. Я видел себя утром в нише под лестницей. Значит, то, что я вернулся, - свершившийся факт.
Я снова позвонил шефу.
- Ты можешь прислать мне врача? Если я отправлюсь туда, мне надо принять успокоительное.
- Ну конечно, Ирвинг. Ты же понимаешь, как мне самому этого не хочется. Просто я не вижу другого выхода.
- У нас его и нет, - согласился я. Так оно и было на самом деле.
* * *
13.00. Зашел Гриерсон, мой психоаналитик, дал мне таблетку транквилизатора и задержался, чтобы осмотреть меня. Он хотел заставить меня выговориться по поводу Карен, но я сказал, что сейчас об этом лучше не говорить - мы побеседуем позже, когда все будет закончено. Он выразил мне сочувствие и не стал настаивать.
Кажется, его совсем не беспокоило, что я могу нарушить Устав.
- После той тренировки, которую вы, ребята, получаете, вы просто неспособны нарушить Устав. Во всяком случае, путем вмешательства. Так что об этом можете не беспокоиться.
Вмешательство в прошлое - самое страшное преступление, какое только может совершить следователь. То, что уже произошло и стало известно, не может быть изменено. На самом деле без этого правила можно было бы и обойтись. Ни один следователь не сумеет изменить прошлое, как бы ему того не хотелось. Невмешательство - закон природы.
Но зато путешественник может создать это прошлое. Например, он может, не нарушая Устава, купить и съесть чего-нибудь. Уже одно то, что он находится в прошлом и вдыхает воздух прошлого, сдвигает состояние Вселенной на какую-то бесконечно малую величину. Но ровно на такую же величину он сдвигает состояние Вселенной в своей собственной временной схеме.
Если бы Эрик действительно убил Карен, я не мог бы сделать ровно ничего, чтобы ему помешать. Но так как это наверняка сделал не Эрик - ведь это я убил ее - то теперь точно так же ничто не могло остановить меня.
- Я в вашем распоряжении, Веннер, в любое время дня и ночи, - сказал мне на прощание Гриерсон. - Вы знаете, как меня найти. Если я смогу быть чем-то полезен, не как аналитик, а просто как друг, вы только скажите.
Гриерсон мне еще пригодится. Потом, когда я вернусь. У него нет ни малейших подозрений, а уж я позабочусь, чтобы они и не появились. В разыгрывании спектаклей перед Гриерсоном у меня тоже весьма большой опыт.
Вся моя жизнь безутешного вдовца спланирована заранее. Сначала я возьму месячный отпуск, который будет включать в себя недельный тяжелый запой, неделю мизантропической отрешенности, а потом, после одной из убедительных проповедей Гриерсона на тему о благотворном влиянии путешествий и об их целительности - поездка на две недели к сестре в Калифорнию. Вернувшись на работу, я несколько недель буду суров и молчалив, понемногу смиряясь с участью холостяка. Вот и все. В целом - вполне осмысленная схема.
13.20. В машинной комнате.
Оставшись один, я позволил себе немного расслабиться. В эту комнату могут входить только я, Лоуэлл, да ремонтники федерального правительства.
С путешествием во времени все обстоит просто. Можно сдвинуться назад на любое время, не превышающее восемнадцати часов. Возможно, этот срок определен законами природы. Вперед прыгнуть невозможно, так что Машины ничуть не подорвали промысел гадалок и прорицателей. Разумеется, вполне возможно передать информацию назад на какой угодно срок с помощью нескольких Машин. Ходят упорные слухи, что в некоторых особых случаях правительство так и поступает. Но простому следователю Устав строжайше запрещает рассказывать кому бы то ни было о будущем, даже о будущем, отстоящем всего на восемнадцать часов. Это не так сложно - сиди себе и помалкивай в тряпочку. Этому тоже специально обучают.
Окончив работу, ты возвращаешься к себе в участок. Тут у нас есть специальная комната, куда возвращаются следователи. Там ты сидишь и ждешь, пока не вернешься в свое время. Зачем это понадобилось - непонятно: всем и особенно самому следователю будет очень неловко, если подать отчет о преступлении, о котором никто еще и не слыхивал. Как и все остальные пункты Устава, последнее требование имеет целью свести возможность парадоксов к минимуму. Иначе у следователя может поехать крыша только от того, что он как следует вдумается в смысл своей работы.
Провести временной сдвиг, если тебя этому обучили, немногим сложнее, чем переставить стрелки на будильнике. Стена машинной комнаты густо усеяна множеством приспособлений - приборами, переключателями, клавиатурами. Но все это, за исключением одной панели, игрушки и бутафория. Если в комнату попадет посторонний, он не сможет ничего там сделать. Ежели он нажмет хоть одну из бутафорских кнопок, по всему зданию зазвучит сирена. Страховка тут полная.
Я установил Машину на 8.50 и переставил на это же время свои часы. Чтобы добраться до своей квартиры, у меня оставалось всего полчаса, но я ничуть не беспокоился. Я поспею вовремя, потому что видел это собственными глазами.
И вот я сдвинулся обратно в утро. Когда я через специальную секретную дверь, выходящую прямо на улицу, покинул участок, было восемь часов пятьдесят минут 17 октября 2042 года. Солнце низко стояло в прозрачном, синем осеннем небе.
«Прекрасное утро, - подумал я. - Для октября даже чересчур теплое. Но для меня - как раз».
9.15. Я добрался до своего дома и устроился в нише под лестницей. Того, что непременно должно произойти, ждешь так же напряженно, как если бы был неуверен в исходе.
Наконец Ирвинг Веннер спустился по лестнице. Я кивнул ему. Он прошел мимо. Я поднялся по лестнице и на мгновение задержался на площадке второго этажа. Я услышал, как хлопнула дверь парадного. Никаких неприятных ощущений я не испытывал, никакой паранойи, вызванной предопределением. Человек, только что вышедший из дома, с таким же успехом мог быть совершенно мне незнаком или, если угодно, быть товарищем по заговору.
Дверь в квартиру слегка приоткрыта. Слышно, как Карен убирает посуду после завтрака. Я тихо вошел.
- Кто там? - спросила она, не выходя из гостиной.
- Это я, милая. Я одел синий костюм, но забыл вынуть бумажник и ключи из серых брюк. Заметил только у метро.
Я прошел в спальню, чтобы взять ключи и бумажник.
- Быстро же ты обернулся. Только успел уйти - и сразу назад.
- Уж тебе-то, жене следователя, надо бы знать о субъективности восприятия времени. Ты просто замечталась.
Карен весело рассмеялась.
- Обманщик! Ничего ты не забывал. Ты просто притворяешься. Неприятно, что тут у меня получилась накладка, но ничего страшного. Карен нормально приняла мое возвращение.
Я зашел в туалет и сидел там до тех пор, пока Карен не крикнула:
- Тебе что, нехорошо?
- Живот схватило, - я изобразил подходящие к случаю звуки.
- Сильно?
- Жуть.
- Может, останешься дома? Полежишь, все пройдет.
- Да, пожалуй. Это должно скоро пройти.
- Ложись в постель.
- Только ты крикни мне в десять. Мне надо будет позвонить на работу.
Я разделся, кинул одежду на стул. Потом забрался в так и не прибранную кровать и, к своему удивлению, уснул. Наверное, это подействовал гриерсоновский транквилизатор.
9.55. Я проснулся от испуга, решив, что проспал время звонка. Мысль совершенно бессмысленная, я ведь слыхал, как Карен окликнула меня.
Карен заглянула в спальню.
- Ты так уютно задремал, что не хотелось будить. Если бы ты не проснулся, я позвонила бы сама. Как живот?
- Получше, - ответил я, - но в контору идти что-то расхотелось. Все равно до обеденного перерыва я туда не успею. Что, если нам устроить дома семейный ленч? Слушай, а может попробуем уговорить Эрика, чтобы он прекратил на время мазать свои холсты и поел с нами?
- Сейчас позвоню и узнаю. Мы сегодня вместе идем в театр, так что он просто не сможет отказаться.
Карен села на кровать рядом со мной и набрала номер Эрика. Она сидела так близко, что я мог слышать их обоих. У меня мелькнула мысль, что она рискует. Откуда ей знать, что может сказать Эрик? Ведь ему неизвестно, что я тоже слушаю.
- Алло! - ответил Эрик.
- Алло! Эрик, это Карен. Мы приглашаем тебя к нам на ленч. Ирвинг не пошел сегодня на работу, и он хочет тебя видеть. Я тоже думаю, что это было бы чудесно.
- В таком случае у нас троих по этому вопросу полное единодушие. Когда мне приходить?
Молодец Карен, по этой части она настоящий талант. До чего легко и непринужденно она предупредила его!
- Какое время назначить, милый? - спросила она, повернувшись ко мне.
- Давай в одиннадцать тридцать. Я все-таки должен еще сходить сегодня на работу.
Значит, договорились. Эрик сказал, что в полдвенадцатого уже будет здесь. Что-то тут решительно не так - не должен он был этого делать. Эрик был отравлен - или будет отравлен, если вам это больше нравится, - не здесь, а на своем чердаке.
Уже десять утра, времени на размышления не осталось. Пора звонить в участок. Я избавился от Карен (она могла заметить, что я набираю не номер шефа, а свой собственный), попросив приготовить еще кофе. Да уж, кофе я сегодня попил достаточно!
Трубка была поднята после первого же звонка.
- Алло, шеф? - произнес я.
- Он самый, - ответил мой собственный голос.
На мгновение меня охватило странное чувство. Я готовился к нему, но все же не был готов. Я остро почувствовал, что в этот самый момент я сижу в своем кабинете и прикрываю ладонью наушник трубки. Парадокс начал затягивать меня. Изо всех сил я старался думать про непрерывность. Все, что можно сместить во времени, обладает персональной непрерывностью. Каждый человек имеет свою собственную, отличную от прочих, структуру времени. Нам ежедневно вдалбливали это на тренировках во время обучения. К сожалению, это не всегда помогает, и следователи частенько сходят с ума.
К счастью, от неприятных размышлений меня отвлекла необходимость продемонстрировать воображаемый разговор с шефом, причем говорить следовало достаточно громко, чтобы Карен у себя на кухне все слышала. Собственно, этот разговор я придумал для ее удовольствия. Я произнес краткий монолог, но трубку повесил не сразу. Мне хотелось сказать Ирвингу Веннеру еще что-нибудь. Не знаю, правда, что именно; возможно - предупредить, что дело идет не совсем так, как хотелось бы. Но как бы там ни было, я этого не слыхал раньше и не сказал теперь. Я повесил трубку.
Осталась всего одна мелочь. Я попросил Карен позвонить в химчистку, чтобы они не забыли вовремя прислать мой черный костюм - я хочу надеть его в театр. Они сказали, что доставят костюм к двенадцати тридцати.
Вскоре Карен ушла в магазин за продуктами. Пока ее не было, я надел домашний халат и положил в карман галстук, который я прихватил с вешалки Эрика во время последнего своего посещения чердака.
* * *
11.00. Вместе с продуктами Карен принесла мне утреннюю газету. Она знает, что я люблю решать кроссворды. Сейчас уже не имело смысла особенно притворяться, и все-таки я второй раз за день заполнил клеточки кроссворда. Теперь для этого потребовалось всего десять минут. Отложив газету, я беспокойно послонялся по комнате и наконец устроился на диване возле окна. За окном собирались тучи.
Карен возилась в спальне, что-то там прибирала. Она вышла оттуда с моим синим пиджаком.
- Где ты умудрился так промокнуть? - спросила она.
- Попал под дождь, - рассеянно ответил я. Она взглянула на меня с изумлением.
- Милый, но ведь дождя не было.
Я посмотрел на часы. Была четверть двенадцатого. Опять я проговорился, но теперь это не имело значения.
- Пока не было, но пойдет с минуты на минуту, - шутливо заметил я.
Она с озадаченным видом склонила голову набок, словно не могла понять соль шутки. Стараясь отвлечь ее от ненужных размышлений, я обнял ее, опрокинул на диван рядом с собой и крепко поцеловал в губы. Странно, но в этот момент я желал ее сильнее, чем когда-либо за все последние годы. Сперва она отвечала на мой поцелуй, но вдруг резко вырвалась.
Теперь настала моя очередь выглядеть озадаченно.
- Ты ведь брился утром? - спросила Карен.
Я понял, о чем она думает. Я действительно брился утром. По времени Карен это было всего три часа назад. Но в действительности прошло уже девять часов. Щетина у меня густая, растет быстро, так что разница легко ощущается. Я даже не попытался ничего ответить.
Она сама ответила на свой вопрос:
- Я знаю, что ты брился. Я слышала.
Она поднялась с дивана и подошла к окну. По стеклу забарабанили дождевые капли. Гроза двигалась через город с запада на восток и дождь начался здесь на десять минут раньше, чем в районе нашего участка.
Дождь спустил с привязи в моем сознании все ужасы ложной памяти. Его бурный приход торопил меня покончить с делом, хотя теперь так многое пошло неправильно. Накладка произошла не только с Эриком. Слишком много набралось непредусмотренных планом моментов: то, что я уснул, моя вечерняя щетина, появившаяся раньше полудня, насквозь мокрый пиджак.
- Ты был прав, - сказала Карен. - Дождь пошел.
Последовала долгая пауза, во время которой стук отдельных капель превратился в равномерный шум. Я почувствовал, что решимость куда-то уходит из меня и то пустое место, что образовалось с ее уходом где-то под ложечкой, заполняют струи предопределенного дождя.
В моем мозгу метались самые противоречивые мысли и желания. Убить ее сию же секунду - и дело с концом. Боже, как я ее люблю, несмотря ни на что… а может, все это мои фантазии? Ведь нет никаких серьезных причин думать о ней так, как думал я. Я не могу убить ее… Я понял, что ее невиновность совершенно неоспорима.
Все это время она тоже думала.
- Ирвинг, ты прошел временной сдвиг. Почему ты не сказал мне этого?
Я не ответил. Моя рука скользнула в карман халата. Там лежал галстук.
- Что ты делаешь здесь, Ирвинг? Ты не имеешь права приходить сюда, это нарушение Устава.
- Если ты успокоишься и сядешь, я все тебе объясню.
Она вернулась на диван, но не захотела садиться рядом со мной. Пришлось мне самому пододвинуться поближе к ней. Теперь было ясно, что она должна умереть. Скоро она сумеет собрать все части головоломки и сделает свои выводы. И будет права.