И все равно деньги не кончались. Конечно, решить эту проблему одним махом можно было, женившись. Жене денег не хватило бы ни на что. Но пойти на столь рискованный шаг ему как-то не хотелось. Ванзаров терпеливо сносил стоны матушки и отбивал все ее попытки подобрать ему чудесную партию.
Не то чтобы он дорожил холостой жизнью или свободой или желал найти невероятную любовь. В тайных глубинах души, и никому более, он признавался, что слишком ценит женскую красоту вообще, чтобы отдать себя целиком одной ее представительнице. Попросту говоря, Ванзаров был влюбчив до безобразия. Бурно влюбляясь, по прошествии времени он безнадежно остывал и, не в силах врать, огорчал очередную любовь свою окончательным расставанием. Зная за собой подобную слабость, он боролся с ней как мог, но слабость упорно побеждала. Положить ее на лопатки борцовским броском не было никакой возможности. Приходилось ходить холостым. Очередной бурный роман растаял как раз на пороге декабря. Так что сердце и мысли его были совершенно свободны.
Последнее дело, которое он раскрыл недели две тому, было не труднее прочих. Принесло оно такой гонорар, что Ванзаров стал подумывать: а не отправиться ли в путешествие в Рим, Афины и даже Египет, по местам, о которых все знал, но никогда не бывал. Только благодатная лень пока еще удерживала его от того, чтобы купить билет на поезд Петербург – Вена, а оттуда добраться до Вечного города. Ванзаров сам себя убеждал, что наверняка после Святок найдутся дела, которые требуют его присутствия в столице. Правда, ему был предложен еще один заказ. Однако был столь хлопотливым и примитивным, несмотря на шанс международной славы, что он счел за лучшее отдаться отдыху сполна. Так что до Рождества дел не предвиделось. В такие дни даже у самых отчаянных преступников смягчаются сердца. Ванзаров знал, что ему предстоят дни полного безделья, но вот чем их занять – не знал. В самом деле, не идти же на каток, открытый в Юсуповском [3] этой зимой.
Выбор развлечений для острого ума был невелик. Публичная библиотека по вечерам закрыта, закатывать пирушки с цыганами он не умел, да и не любил шумных компаний. А сидеть в гостях у друзей тоже надо было честь знать: у всех жены. Что же до того, чтобы провести вечер в опере или драматическом театре, Ванзаров не согласился бы под пыткой. Театр он презирал с высокомерностью римского патриция, считая его лживым, притворным, глупым и вовсе не искусством. То, что чтимые им Софокл, Еврипид и Эсхил остались в веках своими пьесами, предпочитал не замечать.
В хоть какие дела зимнего утра он зачислил завтрак в соседнем трактире, где для него держали отдельный стол и, быть может, прогулку по книжным лавкам Невского проспекта. Рождественский сочельник он собирался провести у матушки. Наверняка будет приглашена очередная «выгодная партия». Что ж, вдруг она окажется «великой любовью».
Мысленно обозрев план дня, которого, по правде, не было вовсе, Ванзаров повернулся на бок и блаженно потянулся. На самом деле это и было тихое мужское счастье: все есть, никому ничего не должен, никто не тиранит, делай что хочешь, и свободы вдоволь. Одно плохо – скучно.
Дверной звонок тренькнул дряблым языком. Ванзаров не ждал никого, клиентов особенно. Он счел разумным, что могли доставить приглашение на рождественский бал Министерства внутренних дел, на который его обещали позвать. Бал этот собирал все лучшие силы борцов со злодеями не только российских, но и со всей Европы. Получив приглашение, а с ним шанс посетить рождественские гулянья в России, любой полицейский от Португалии до Германии считал это выигрышным билетом и никогда не отказывался.
Бодро вскочив, в три прыжка он оказался у двери и открыл замок. На пороге стоял посыльный, облепленный снегом так густо, что плечи его побелели. Снег запорошил пальтишко, повис на сумке с ремнем через плечо и облепил ботинки. Нос его торчал над перекрестьем лямок башлыка, а на самом кончике виднелся жирный прыщ с волосиной. Лицо пряталось за рукавами башлыка, но румянец щек был заметен. Глаза его трудно было разобрать. Посыльный изверг облако пара и простуженным голосом осведомился, господин ли Ванзаров перед ним, что господин Ванзаров непременно подтвердил. Ему протянули конверт плотной бумаги и блокнот для росписи. Черкнув подпись заледеневшим карандашом, Ванзаров предложил служебному страдальцу погреться чаем, от чего тот вежливо отказался. Посыльный кое-как отдал поклон и вперевалку пошлепал по лестнице. Кургузое пальтишко бедолаге было мало.
Вернувшись на диван, Ванзаров осмотрел конверт, мало похожий на министерский: не нашлось ни герба, ни служебного заголовка. Напротив, бумага дорогая, не казенная. Аккуратно разорвав конверт по краю, Ванзаров встряхнул его. На пол выскользнул почтовый конверт, на котором каллиграфическим почерком было выведено:
«Г-ну Ванзарову лично в руки»
Не будучи знатоком балов, можно было догадаться, что приглашения так не посылают. Не поленившись встать за канцелярским ножом, Ванзаров теперь уже аккуратно поддел и вскрыл заклейку. В конверте виднелась писчая бумага, сложенная вдвое. Развернутый лист содержал краткое письмо:
«Глубокоуважаемый господин Ванзаров! Исключительные обстоятельства вынуждают меня обратиться к Вам с просьбой. Злоумышленники хотят погубить мою жизнь, и я знаю, что они добьются своего, если им не помешать. Ваша помощь необходима крайне срочно. От этого зависит моя жизнь и, возможно, жизнь близких мне людей. Поверьте, все очень серьезно. Я рискую буквально каждую минуту. Прошу Вас не откладывая приехать ближайшим поездом в сестрорецкий «Курорт» и защитить мою жизнь, предприняв все возможное, чтобы опередить и обнаружить злодея. Прошу Вас, остановите убийцу! За Ваши хлопоты прилагаю чек, которым Вы можете воспользоваться в любом случае, даже если не откликнитесь на мой призыв о помощи…»
Ванзаров взглянул на цифру, которая была вписана в квиток Сибирского торгового банка, конторы с безупречной репутаций. Для неизвестного частного сыщика сумма была исключительной: в кассе можно было забрать десять тысяч рублей! Раз в пять, а то и в десять больше привычного вознаграждения. Ванзаров вернулся к письму:
«…Надеюсь, что сумма не покажется Вам оскорбительной. В противном случае или в случае излишних хлопот с Вашей стороны она будет удвоена. Обратиться к Вам рекомендовали мои друзья…»
Далее следовали фамилии тех небедных жертв, которым была оказана помощь частным образом. Заканчивалось письмо призывом:
«Умоляю Вас не отказать в помощи и спасти меня! Кроме Вас, у меня нет другой надежды! Полагаюсь на Вашу сердечность!»
Оба конверта и подпись на чеке были внимательно изучены. Это дало немного. Ванзаров пожалел, что не заставил курьера заглянуть: как раз появилось несколько вопросов. Как видно, придется задать их автору. Справочник железнодорожных вокзалов столицы нашелся под восьмым томом собрания сочинений Шекспира, издания Венгерова, с золоченой обложкой и чудесным подбором иллюстраций.
По зимнему расписанию ближайший поезд отправлялся на Сестрорецк с Приморского вокзала через час. Зимой бегает один вагончик, больше пассажиров не набрать, но места свободные всяко найдутся. А вот времени – только-только, чтобы собраться и доехать. Сколько извозчик запросит, чтобы в такую метель тащиться на другой конец города через зимнюю переправу по Неве? Наверняка сдерет полтинник, разбойник…
Ванзаров все еще не мог отвыкнуть от привычки экономить на извозчиках: денег, выдаваемых на служебные разъезды в сыске, всегда не хватало, он доплачивал своими.
Прикинув, что с вероятной бедой успеет разобраться до вечера, или его клиенту будет уже все равно, он не стал беспокоить чемодан, а выбрал в платяном шкафу свежую сорочку. Для зимы в магазине готового платья была куплена давняя мечта: дорожный костюм отличного английского твида. Конечно, братец Борис залился омерзительным смехом, увидев его в клетчатом наряде. Ванзарову твид нравился: тепло, мягко, уютно.
Он только застегнул пуговицу на манжете, когда колокольчик ожил. Кто бы это мог быть? Гости по утрам не ходят. Вдруг случилось маленькое чудо, и посыльный вздумал вернуться к самовару и чайнику. Чего не бывает перед Рождеством.
3
Записная книжка Г. П.
Помня ваше милое любопытство, дорогая Агата, как вы всегда старательно мучили меня расспросами и подробностями моей скучной службы, посчитал нужным сохранить для вас все подробности моего необычного путешествия. Представляю, как, заехав как-нибудь ко мне погостить, вы приметесь за эти записки и станете терзать меня своими вопросами, впрочем, всегда точными и умными, что делает вам честь.
Итак, наше полицейское управление получило вожделенный конверт. Мой начальник был так добр, что отказался от соблазна и вручил его мне с напутственным словом и долгожданным отпуском. Не могу сказать, что эта награда досталась мне незаслуженно. Вы знаете, милая Агата, что ваш покорный слуга имеет некоторые способности в полицейском сыске, и еще ни одному преступнику не удавалось провести меня, а тем более победить. Скромность – это важная добродетель, но порой она бывает излишней. В этом случае я посчитал, что могу избавить себя от мучений, предлагая счастливый билет своим сослуживцам, добившимся куда меньших успехов, чем я. Мой добрый начальник вдобавок наградил меня отпуском на месяц, что не так уж и много, если считать дорогу туда и обратно.
Итак, наше полицейское управление получило вожделенный конверт. Мой начальник был так добр, что отказался от соблазна и вручил его мне с напутственным словом и долгожданным отпуском. Не могу сказать, что эта награда досталась мне незаслуженно. Вы знаете, милая Агата, что ваш покорный слуга имеет некоторые способности в полицейском сыске, и еще ни одному преступнику не удавалось провести меня, а тем более победить. Скромность – это важная добродетель, но порой она бывает излишней. В этом случае я посчитал, что могу избавить себя от мучений, предлагая счастливый билет своим сослуживцам, добившимся куда меньших успехов, чем я. Мой добрый начальник вдобавок наградил меня отпуском на месяц, что не так уж и много, если считать дорогу туда и обратно.
Собрав нехитрые пожитки путешественника, из которых особого присмотра требовал парадный мундир, в котором обязан быть на балу, я без особых приключений добрался до Берлина и там уже пересел на поезд до Петербурга. Не буду утомлять вас, дорогая Агата, подробностями путешествия по железной дороге. К сожалению, мне нечего сказать. Весь путь от русско-германской границы – это монотонная перемена белых полей на черную ночь и обратно. Ничего, кроме занесенных по самую крышу полустанков, я не заметил. Уныние снега столь гнетуще, что я вынужден был опустошить походную фляжку коньяка. Начинаешь понимать русских, почему они так беспробудно пьют. Однако очерк нравов этой гигантской империи не входит в мои планы.
Наконец, после трех дней черно-белой дороги, поезд прибыл в столицу России. Вокзал показался мне отвечающим духу страны: огромный и неудобный. На перроне меня встретил милый молодой человек, плохо говоривший по-французски, но с хорошими манерами. Он отвез меня в гостиницу «Эрмитаж» и поселил в одном из лучших номеров. Должен быть справедливым: русская роскошь несколько оглушает. Но к ней быстро привыкаешь. Молодой человек обещал лично заехать в день бала и сопроводить меня во дворец, где должно произойти это волнующее событие. Такая забота о гостях делает честь русскому министерству полиции. Как видно, они хотят составить о себе лучшее мнение, чем бытующее о них в Европе.
Кроме вежливости, мой юный друг передал конверт с русскими рублями, которые назвал «суточным довольствием», пояснив, что иностранным гостям министерства полагается денежное вознаграждение за каждый день пребывания в столице. Это было чрезвычайно мило. Как вы знаете, дорогая Агата, я несколько стеснен в средствах, что заставляет вести экономный образ жизни. Теперь я смогу привезти домой небольшие русские сувениры.
Молодой чиновник, он назвал свой чин «коллежский исполнитель», напомнил, что бал через три дня, пожелал хорошо провести время и обещал навестить меня с утра в день торжества. От него я получил ценный совет держать в строгости местных извозчиков, которые, как он выразился, «дерут три шкуры» с иностранных гостей. Наконец я был предоставлен сам себе. Я намеревался прогуляться пешком, но снег и тьма были столь неукротимы, что мне пришлось изучать город из окна. К сожалению, кроме черноты, в нем не было ничего. Что тут поделать? Я отправился обедать в ресторан отеля. Обед вышел в целом недурен, если не считать некоторого кислого вкуса во всех русских блюдах.
Когда я возвращался в номер, ко мне обратился портье и сообщил, что меня ожидает дама. Я спросил, не ошибся ли он: знакомых в России у меня нет. Портье уверил, что дама ожидает именно меня. Скорее заинтригованный, я заглянул в холл, уставленный пальмами не хуже ботанического сада. Дама была средних лет, довольно милая, одетая со вкусом, в пышной меховой накидке. Она казалась взволнованной. Я спросил, что ей угодно. Обратившись ко мне по имени, она стала умолять оказать ей помощь. У нее случилось несчастье, с которым она не может идти в полицию. Нельзя было не поверить, что дама находится в затруднении. Как истинный джентльмен, я считаю своим долгом помогать всем дамам, когда им требуется моя помощь.
Я спросил, почему она решила обратиться именно ко мне. Дама пояснила, что ее муж, служащий в министерстве полиции в высоком чине, отзывался обо мне с восторгом, как о лучшем сыщике Европы. Когда же она узнала от мужа, что я прибываю на бал, то решилась на отчаянный шаг. Не скрою, дорогая Агата, мне было лестно, что слава о моих скромных успехах достигла даже России. Дама принялась объяснять, что дело столь деликатное, что она не только не может попросить своего мужа, но и вообще обратиться в полицию. А частных сыщиков в России нет.
Услуга, о которой меня просили, заключалась в том, что у ее ближайшей подруги пропала ценная вещь. Круг подозреваемых узок, все они соберутся в одном месте. Мне надо поехать туда и найти пропавшую вещицу, которая наверняка будет у похитителя. За выполнение частного поручения дама немедленно предложила мне столь крупное вознаграждение, что я обязан был спросить: не лучше ли на эти деньги купить похожую вещь? Дама категорически возразила: пропавшая драгоценность – с историей, которую не купить ни за какие деньги. Она была столь настойчива, что вручила мне не только конверт с гонораром, выплаченным вперед, но и билет на поезд до какого-то городка с чудовищным названием «Ses-to-rie-tschki Ku-ro-rt». Дама уверяла, что мне с моим талантом потребуется от силы день или два, так что я вполне успею на бал. Я дал слово помочь несчастной. За что бы награжден жарким поцелуем. К счастью, в щеку. О, эти русские нравы!
Поезд отправлялся с утра. Верный своему долгу, я прибыл на вокзал, название которого не в состоянии не только выговорить, но даже написать. Что-то варварское: «стыр-дыр-рыр». Снег валил такой, что казался плотным туманом.
Вокзалом называлось шаткое деревянное строение, как на глухой станции где-нибудь в Эльзасе. Перрона не было. Вместо него пассажирам предлагался ледяной настил с топтаным снегом, на котором я еле удержался, чтобы не изобразить кульбит. Одинокий вагон в составе произвел особое впечатление. Это убогая, узкая, неудобная коробка, по какому-то недоразумению перевозящая людей. Вагон первого класса оказался общим вагоном, в котором из всех удобств были сидячие диваны. Натоплено было столь жарко, что окна густо покрывала морозная наледь. Помня о слове джентльмена, я решил стерпеть все. Тем более гонорар во многом искупал мои мучения.
К отправлению я прибыл первым. Все-таки дисциплина – это то, что позволяет обыгрывать противника еще до того, как он об этом догадался. Для этого также нужны постоянная тренировка мозговых извилин и практика исследования характеров. Время предстоящего пути лучше всего потратить на изучение местных персонажей. Надеюсь, что русские все же мало отличаются от цивилизованных европейцев.
Я выбрал место, которое дало обзор на весь вагон. Надев пенсне, я занял руки газетой, чтобы наблюдения мои были незаметны. Первыми в вагон зашла семья во главе с господином в пальто с богатым меховым воротником. На вид ему было менее пятидесяти, выглядит благообразно. Здоровье его оставляет желать лучшего: он сильно подкашливал. На чахотку это не похоже, но все равно не люблю находиться с больными в закрытом помещении. С господином была женщина примерно его лет, скорее родственница, наверняка не жена. А также пожилая дама в чудовищной меховой накидке, словно целиком снятой шкуре медведя. Но вот дочь этого господина исключительно хороша. Строгость, даже некоторая суровость, не портила ее очаровательного лица. Я услышал, что отец обращается к ней: Марго. Она бросила на меня короткий взгляд, я вежливо поклонился, но она не сочла нужным ответить. Быть может, в России так принято.
После них в купе вошла семейная пара довольно моложавого вида. Дама была одета вульгарно и вызывающе, что же до ее мужа, это совершенно серый, невыразительный тип. За ними в вагон ворвался господин невысокого роста и чрезвычайно веселого нрава, вероятно, друг семейного господина. Присев рядом с дамами, он принялся балагурить по-русски, что, впрочем, оставило Марго равнодушной.
Далее в вагон прошел щуплый пожилой господин, прижимавший к груди обширную папку для бумаг. У нас такой тип выражает принадлежность к миру законников: адвокатам и нотариусам. Следом за ним пробрался довольно плотный мужчина в скромном костюме и зимнем пальто. Примечателен он тщательно выбритой головой и при этом обильной растительностью на лице. На жилетке у него болталась цепочка, одним видом кричавшая о фальшивом золоте.
До отправления оставалось не более пяти минут, когда в вагон вошел, а скорее вплыл господин в распахнутой собольей шубе, под которой виднелся костюм французского портного, с перстнями на пальцах и брильянтовой заколкой в галстуке. За ним еле переставлял ноги под тяжестью чемоданов довольно юный камердинер. Надменный господин, ни на кого не глядя, занял два дивана, предоставил своему слуге снять с себя шубу и позаботиться об остальном. Скажу вам, дорогая Агата, нет ничего омерзительнее русского барства, дикого и надменного.