Невинные - Джеймс Роллинс 15 стр.

Чего не скажешь о женщине человеческого племени.

Доктор Эрин Грейнджер.

Элисабета без труда разглядела красноречивые розовые шрамы у ней на шее. Стригой недавно вкусил ее и позволил ей жить дальше. Явление весьма редкое, и уж определенно ни один заурядный стригой не оставил бы столь аккуратные отметины. Эти проколы говорят о заботе и сдержанности. И по тому, как эта женщина и Корца откровенно испытывали неловкость, не заговаривая друг с другом, она заподозрила, что Рун снова пал, снова причастился крови.

Но в данном случае не убил женщину и не обратил ее в чудище.

Она вспомнила, как сердце Эрин заколотилось, когда Рун только-только ступил в экипаж. Элисабета распознала в голосе женщины сострадание, когда та узрела его раны и произнесла его имя. Похоже, это человеческое существо связано с Руном более крепкими узами, нежели кровные, ежели бы он просто вкусил от нее.

В груди ее жарко вспыхнула ядовитая ревность.

Рун принадлежит мне, и только мне.

Элисабета заплатила за эту любовь дорого и делиться ею ни с кем не желает.

Она снова мысленно перенеслась в ту ночь, вспомнила Руна в своих объятьях, их невысказанную взаимную любовь, наконец выразившуюся в жаре уст, сплетении тел, в негромких словах любви. Она знала, что происходящее возбраняется священнику, но почти не ведала, сколь крепко эти законы сковывают зверя, воистину таящегося в Руне. И едва оковы были порваны, его лик наконец показал свои клыки, свои темные вожделения, исторгнув ее из прежней жизни в одну нескончаемую ночь.

А теперь Рун, судя по всему, натравил того же зверя на другую женщину — другую, к коей явно неравнодушен.

А еще в этой привязанности Элисабета узрела свой шанс. При случае она использует их взаимные чувства против них же самих, дабы погубить обоих.

Пока же она должна удовольствоваться ожиданием. Придется отправиться с группой Бернарда, хотя к самому кардиналу она особого доверия не испытывала. Ни теперь, ни уж наверняка во время своей смертной жизни. Еще тогда она стремилась упредить Руна против Бернарда, ощущая, какие бездонные секреты таятся в бессердечной ханжеской груди последнего.

Тут ее чуткий слух уловил, как в соседнем экипаже произнесли ее имя.

— Мы не можем позволить себе риск потерять ее, — заявил кардинал Бернард. — Мы должны быть постоянно осведомлены о ее местонахождении.

— Не волнуйтесь, — ответил молодой монах по имени Христиан. — Я уже принял меры, гарантирующие это. Я буду держать ее на коротком поводке.

Заговорил еще кто-то — с сильным немецким акцентом; значит, брат Леопольд.

— Я позабочусь, чтобы принесли еще кофе.

Послышались легкие шаги от столика к переднему экипажу, где готовится пища и где смутно различается еще одно сердцебиение другого прислужника сей орды.

Оставшиеся за столом сидели молча — должно быть, каждый раздумывал о путешествии, ждущем впереди.

Она решила сделать то же самое и обернулась к Надие.

— Поведайте-ка, не связан ли с династией Романовых сказанный русский… сей Распутин? Отчего Церковь не питает к оному любви?

Возможно, удастся привлечь его на свою сторону.

Надия сидела безмолвно и недвижно, как камень, но лицо ее выдало, как она любит замалчивать секреты.

— Ваш кардинал желает, чтобы я участвовала в вашей вылазке, — напомнила Элисабета, продолжая напирать. — Будучи участницей, я должна ведать все.

— Тогда пусть кардинал вам и скажет, — Надия скрестила руки.

Уразумев, что та не уступит ни пяди, Элисабета сосредоточилась на подслушивании, но быстро утратила к нему интерес, потому что дребезг повозки, взбирающейся на длинный подъем, стал громче, заглушая большинство звуков.

Несколько минут спустя стальная дверь темницы распахнулась, впуская выразительные ароматы пищи, свет солнца и громкое биение человеческих сердец.

Вошел кардинал Бернард, сопровождаемый молодым сангвинистом Христианом. За ними следовал другой клирик, человек — по-видимому, холоп кардинала. Она узнала расхлябанный пульс из первого экипажа, где готовится еда. Она уже и сама чувствовала голод, а у сего гуся круглое брюшко, жирные ланиты, весь так и полнится кровью — этакий боров, ждущий, когда его зарежут.

— Скоро прибываем, — уведомил Бернард Надию. — Как только покинем поезд, я вверяю графиню Батори под ваш с Христианом присмотр.

— Не лучше ли будет поведать под надзор, аки арестантку? — поправила Элисабета. — Вы так мало мне доверяете, хоть я и включилась в ваше паломничество?

— Доверие надо заслужить, — ответил Христиан. — А вы в настоящее время демонстрируете грандиозный дефицит доверия.

Она подняла обе скованные руки.

— Но хотя бы по сей темнице вы могли бы позволить мне передвигаться свободно? Доколе снаружи свет дневной, я отсюда сбежать не могу. Не разумею, какой вред…

Взрыв оборвал ее слова. Весь вагон, будто поднятый Господней дланью, взмыл под ними, оседлав оглушительный грохот, сопровождаемый пламенем геенны.

Глава 16

Рун пришел в движение с первым же дуновением воздуха, с первым же звуком взрыва. Он оседлал взрывную волну, и время замедлилось, став тягучим, как расплавленное стекло.

Метнулся через стол, обхватив Эрин обеими руками, и врезался плечом в окно. Пока он пробивал стекло и вылетал, толстая занавеска обвилась вокруг его тела. Стекло исполосовало руки и спину. Пламя и рев вырвались наружу вслед за ними.

И едва он выпрыгнул, вагон буквально у его стоп вспучился, невероятно раздуваясь, пока его оболочка не лопнула, изрыгая в грандиозном взрыве наружу дым, сажу и древесные щепки.

Подброшенный высоко в воздух Рун извернулся всем телом и сразу после приземления покатился, одной рукой придерживая спину Эрин, а другой прижимая ее голову к груди. Они с Эрин прокатились по колючей стерне сжатого поля, тянущегося вдоль железной дороги.

Краткое дуновение аромата соломы быстро смел едкий известковый запах взрывчатки и жирной копоти и легко узнаваемый смрад горелой человеческой плоти.

Поезд взорвался.

Кто-то — быть может, все до единого — погиб.

Эрин в его руках хватала воздух ртом и кашляла.

И все же осталась жива — и это его обрадовало сильнее, чем следовало бы.

Рун ладонями провел вдоль ее тела, отыскивая сломанные кости, кровь. Нашел ссадины, несколько порезов и ушибы. И ничего более. Сплел с ней пальцы, стремясь утешить ее, чувствуя, как от шока ее тело холодеет.

Он прижал Эрин к себе покрепче, заслоняя от опасности.

И только тогда обернулся к катастрофе, разыгравшейся в чистом поле.

Лохмотья изодранного, покрытого копотью металла торчали из желтой травы, заваливали железнодорожные пути и были раскиданы по дымящимся полям. Обломки черного паровоза снесло с рельсов. Котел валялся в сотне ярдов впереди, обратив к небу дыру, зияющую в его металлическом брюхе.

По полям расползались очаги пламени, оставляя черные проплешины, а с неба сыпались осколки стекла, будто хрустальный град, смешанный с кровью. Руну припомнилась библейская цитата из Откровения: «…И сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю».

Не это ли он сейчас лицезрит?

Над рельсами клубились пыль и дым. Кусок стали упал всего в паре футов от них, от влажной травы на месте его приземления с шипением повалил пар.

В ушах раздавался непрестанный высокий трезвон. Одной рукой Рун смахнул стекло с одежды и вытащил осколки из другой. По-прежнему обнимая Эрин, он озирался по сторонам, но нигде не видел ни движения.

Что стало с остальными?

Прикоснувшись к четкам, Рун помолился об их избавлении и наконец выпустил Эрин из рук. Она села на траву, обхватив колени руками. Ее конечности были перепачканы в земле и крови. Откинула волосы со лба. Лицо ее осталось чистым, потому что Рун защитил его, прижав к груди.

— Вы не ранены? — спросил он, понимая, что говорит слишком громко, чтобы перекричать звон в ушах.

Эрин дрожала, и ему хотелось снова обнять ее, чтобы успокоить, но от ее тела исходил аромат свежей крови, и он не решился.

Вместо того Эрин встретилась с ним взглядом своих янтарных глаз. Он засмотрелся в них впервые с той поры, когда покинул ее умирать на полу тоннеля месяцы назад.

Ее губы произнесли одно-единственное слово.

Джордан.

Вскарабкавшись на ноги, Эрин заковыляла к рельсам. Рун побрел следом, внимательно осматривая обломки и желая быть рядом, когда она найдет Джордана.

Он не представлял, как мог выжить сержант… как мог выжить вообще хоть кто-то.

Элисабета пылала в поле, в муках катаясь по земле.

Элисабета пылала в поле, в муках катаясь по земле.

Солнечный свет палил ей взор, заставляя глаза вскипать. От ее рук и лица валил дым. Она свернулась калачиком, прижав подбородок к груди, накрыла голову руками в надежде, что они смогут защитить ее. Волосы потрескивали вокруг головы, будто аура.

Мгновение назад колесный экипаж взорвался, раскололся от раската грома, как стручок. Она взмыла в палящее сияние, будто темный ангел, обеими руками вцепившись в серебряную цепь, приковавшую ее к бесполезному обрывку металла. Мельком заметила другие руки, тоже ухватившиеся за цепь, — а затем солнечный свет ослепил ее, выжигая зрение.

А могучий грохот отнял слух, оставив по себе лишь накатывающийся шорох в ушах, будто в голову ей хлынуло море, прибоем перекатываясь в черепе туда-сюда.

Она вилась ужом, пытаясь ввинтиться в прохладную землю, скрыться от солнечного света.

А затем чьи-то руки перекатили ее и накрыли тьмой, защищая от солнца.

Она учуяла тяжелую шерсть плаща, скорчившись под его тонкой защитной оболочкой. Испепеляющее жжение быстро пошло на убыль, сменившись просто болью, дающей надежду все-таки выжить.

Чей-то голос кричал над самым ее ухом, прорываясь сквозь грохот моря у нее в черепе.

— Жива?

Не доверяя собственному голосу, Элисабета лишь кивнула.

Кто спас ее?

Это мог быть только Рун.

Она ощутила тоску по нему, желание, чтобы он обнял ее и утешил. Она нуждалась в нем, чтобы он провел ее сквозь надсадную боль в будущее, где не будет этой муки.

— Мне надо идти! — крикнул голос.

В голове немного прояснилось, и теперь она узнала этот строгий голос.

Не Рун.

Надия.

Элисабета мысленно увидела другие руки, крепкой хваткой сжимавшие ее цепь, направлявшие ее падение, а затем укрывшие от солнца. Надия рисковала собственной жизнью, чтобы удержаться за цепь и спасти ее. Но Элисабета знала, что той двигала не забота или любовь.

Церковь по-прежнему нуждается в ней.

Теперь, когда она очутилась в относительной безопасности, на нее нахлынули новые страхи.

Где Рун? Жив ли он еще?

— Оставайтесь здесь, — скомандовала Надия.

Она подчинилась — впрочем, ничего другого ей и не оставалось. Побег по-прежнему невозможен. За краями плаща подстерегает лишь испепеляющая погибель.

Элисабета мгновение раздумывала, не отбросить ли плащ прочь, чтобы покончить с этим бесконечным существованием. Но вместо того скорчилась еще плотнее, намереваясь выжить, уютно кутаясь в мысли о возмездии, будто в плотную шерсть плаща.

Эрин ковыляла по полю, израненному металлической шрапнелью обломков поезда. Кашляя от жирного дыма, она пыталась расставить все по полочкам, мысленно прокручивая взрыв задом наперед.

Должно быть, эпицентр пришелся на паровоз, потому что от локомотива практически ничего не осталось. Черные стальные обломки торчали по всему полю, будто исковерканные деревья. Но поле усеивали не только куски обгорелого металла.

У путей лежал безногий труп в фуражке машиниста. Поспешив к нему, Эрин присела рядом на корточки, поставив колени на колкую стерню.

Невидящий взгляд карих глаз был устремлен в затянутое дымом небо. Рука в черном рукаве, протянувшись мимо ее головы, опустила погибшему веки. Машинист не упоминался ни в каком пророчестве. Он просто честно отрабатывал свой заработок.

Очередная невинная жертва.

Кончится ли это хоть когда-нибудь?

Эрин подняла лицо к Руну. Прижав свой крест к губам, обжигая их нежную кожу священным серебром, он шептал молитвы над покойником.

Когда священник закончил, Эрин встала и зашагала прочь, увлекая его за собой.

Через несколько ярдов она наткнулась на второго машиниста, тоже мертвого. У него были светло-каштановые курчавые волосы и веснушки, щеку пересекала полоска сажи. Он казался слишком юным, чтобы работать на поезде. Эрин подумала о его жизни. Была ли у него девушка, живы ли еще его родители? Кто знает, как далеко разбегутся волны горя?

Она покинула молящегося Руна, понукаемая необходимостью отыскать Джордана. Двигаясь вдоль путей, дошла до остатков того, что было, по-видимому, вагоном-кухней. Плита, пролетев по воздуху, рухнула на землю, вырыв глубокую воронку. В этом вагоне был Леопольд. Она поискала и его, но не нашла ни следа.

Продолжая поиски, добралась до останков вагона-трапезной. Хотя переднюю часть разворотило, задняя осталась нетронутой. Слетев с рельс, он пропахал в плодородной бурой почве глубокую борозду. В разбитом окне сзади трепетали золотые занавески.

Эрин мысленно прокрутила момент перед взрывом. Должно быть, Рун ощутил взрыв. Он выхватил ее из объятий Джордана и вылетел в окно.

Тень Руна легла на землю рядом с ней, но Эрин не обернулась, чтобы взглянуть на него. И вместо того принялась за поиски внутри вагона-трапезной, опасаясь найти труп, но чувствуя, что должна знать правду.

Там было пусто.

Покинув вагон-трапезную, взглядом поискала спальный. Последний вагон лежал на боку, один борт его был вмят и разорван. Справа сквозь дым виднелось какое-то движение, и Эрин побежала туда.

И почти сразу узнала кардинала Бернарда, покрытого копотью. Он преклонил колени над телом, распростертым на земле. Его согбенная фигура воплощала собой горе. Христиан, отбывающий бдения позади кардинала, придерживал Бернарда за плечо.

Лавируя среди обломков, Эрин пробралась к ним, опасаясь худшего.

Должно быть, Христиан ощутил ее приближение. Повернув голову, показал лицо, покрытое черной кровью. Эрин, шокированная его видом, споткнулась и едва не рухнула ничком.

Подхватив ее, Рун помог ей продолжить путь.

Впереди плакал Бернард, сотрясая плечами в рыданиях.

Должно быть, это не Джордан.

Не может этого быть.

Она наконец добралась до Христиана, горестно покачавшего головой. Торопливо ступила в сторону, обходя кардинала.

Узнать человека, простертого на земле, было просто невозможно — лицо перемазано сажей, одежда сгорела. Взгляд ее пропутешествовал от чумазого лица к голым плечам и серебряному кресту на груди.

Отец Амбросе.

Не Джордан.

Бернард держал обе обугленных руки клирика в своих ладонях, взгляд его был прикован к недвижным чертам. Эрин знала, что Амбросе служил кардиналу много лет. Несмотря на кислое отношение этого попика ко всем остальным, с кардиналом они были очень близки. Месяцы назад она видела, как этот человечек стоял на коленях в луже крови Папы, пытаясь спасти старика после нападения, не думая о собственной безопасности. Может, Амбросе и был несносен, но притом он был неколебимым предстоятелем Церкви — и теперь положил живот на алтарь этого служения.

Кардинал поднял лицо.

— Я вызвал вертолет. Вы должны сыскать остальных, прежде чем прибудут полиция и спасательные службы.

— Заодно нам следует держаться настороже. Здесь могут быть те, кто подорвал поезд, — добавил Христиан.

— Это может быть простой трагической случайностью, — поправил Бернард, снова обратившись лицом к Амбросе.

Оставив кардинала наедине с его горем, Эрин побрела через дымящиеся обломки, обходя очаги огня и неустанно обшаривая взглядом обугленное поле. Христиан и Рун шли за ней эскортом, поворачивая головы из стороны в сторону. Эрин надеялась, что их более острые чувства помогут отыскать хоть какой-то намек на участь Джордана.

— Сюда! — окликнул Христиан, опускаясь на колени.

На земле перед ней виднелась знакомая белокурая голова.

Джордан.

Умоляю, нет…

Страх сковал ее по рукам и ногам. Дыхание у нее перехватило, глаза увлажнились. Она попыталась совладать с собой. Когда Рун взял ее за руку, Эрин вырвалась и последние несколько футов, отделяющие от Джордана, прошла сама.

Он лежал навзничь. Парадный синий китель изодран в клочья, белая рубашка превратилась в лохмотья.

Упав рядом с ним на колени, Эрин схватила его за руку. Дрожащими пальцами нащупала пульс. Тот бился под кончиками пальцев сильно и ровно. И едва она его коснулась, как Джордан открыл свои ясные голубые глаза.

Расплакавшись от облегчения, Эрин сжала его теплую руку в ладонях. И держала ее, глядя, как его грудь вздымается и опадает, испытывая безмерную радость оттого, что нашла его живым.

Взгляд Джордана приобрел осознанность и устремился на нее, будто в зеркале отразив ее облегчение. Она гладила его щеку, его лоб, убеждаясь, что он цел.

— Эй, детка, — промямлил он. — Ты выглядишь шикарно.

Обняв Джордана, Эрин спрятала лицо у него на груди.

Рун смотрел, как Эрин прильнула к солдату. Первым делом она вспомнила о Джордане, как тому и следует быть. У Руна тоже есть свои обязательства.