Невинные - Джеймс Роллинс 29 стр.

Эрин устроилась в своем кресле поудобнее и углубилась в чтение, больше не замечая турбулентных потоков, постигая употребление растений в древние времена. Но на полпути иллюстрации внезапно переменились.

Вместо цветочных лепестков и корней она вдруг узрела подробнейшее изображение человеческого сердца — анатомически безупречное, как один из средневековых набросков да Винчи. Эрин поднесла книгу поближе к глазам. Аккуратным почерком под сердцем было записано имя женщины и ее возраст.

Семнадцать лет.

Продолжив чтение, она почувствовала, как теснит сердце в груди. Графиня обратила эту семнадцатилетнюю девушку в стригоя, а затем убила и вскрыла ее труп, пытаясь разобраться, почему ее собственное сердце больше не бьется. Графиня отметила, что сердце стригоя анатомически идентично с человеческим, но ему больше не требуется сокращаться. Батори записывала свои умозаключения на основе экспериментов тем же каллиграфическим почерком. И выдвинула гипотезу, что у стригоев другой способ кровообращения.

Она назвала его волей самой крови.

Потрясенная Эрин перечитала страницу снова. Незаурядный интеллект Батори не подлежит никакому сомнению. Эти страницы предвосхитили европейские теории кровообращения как минимум лет на двадцать. В своем уединенном замке, вдали от университетов и дворов, Элисабета с помощью макабрических экспериментов исхитрилась изучить свое новое тело так, как дано было постичь мало кому во всей Европе.

Эрин перешла к следующим страницам, где методы Батори становились все ужаснее и отвратительнее. Графиня пытала и убивала невинных, чтобы удовлетворить свое ненасытное любопытство, найдя своим талантам лекаря и ученого зловещее применение. Это напомнило Эрин то, что нацистские медики-исследователи вытворяли с заключенными в концлагерях, действуя так же бессердечно и не взирая на страдания подопытных.

Эрин коснулась древней страницы. Будучи археологом, она не должна судить. Ей часто доводилось взирать злу прямо в лицо, тщательно описывая его деяния. Ее работа — извлекать факты из-под спуда истории, помещать их в более обширный контекст и вытаскивать правду на свет, какой бы чудовищной она ни казалась.

Так что, несмотря на тошноту, женщина продолжала читать.

Мало-помалу искания графини от телесного перешли к духовному. Эрин наткнулась на запись, датированную Ноября 7-го дня, года 1605-го. В ней содержалась беседа Элисабеты с Руном о том, что у стригоев нет душ.

Батори хотела знать, правда ли это. Эрин прочла, что она записала.

Искренне полагаю, что он поведал мне правду, каковой верит, однако же не думаю, что он хоть когда-нибудь пытался обратиться к какому-либо иному источнику, кроме веры, дабы постичь незамысловатую механику сказанного состояния, к коему он нас принудил.

В поисках доказательства этого утверждения Батори экспериментировала и наблюдала. Первым делом она взвешивала девушек до и после смерти, чтобы посмотреть, обладает ли душа весом. Четырем девушкам пришлось расстаться с жизнью, прежде чем она решила, что нет.

На другой странице находилось технически точное описание герметичного стеклянного гроба. Батори добилась того, чтобы он был водоупорным. Даже наполнила его дымом, чтобы убедиться, что никакие газы не могут из него вырваться. Наконец удовлетворившись результатом, Батори заперла в нем девочку и дала той задохнуться до смерти в попытке удержать душу подопытной в этом ящике.

Эрин представила, как девочка колотила кулачками в стеклянные стенки, умоляла о милосердии, но графиня не сжалилась. Она позволила девочке умереть, проводя свои наблюдения.

После графиня не открывала контейнер двадцать четыре часа, внимательно разглядывая его и при свечах, и в свете солнца. Но не нашла в стеклянном ящике ни клочка души.

Затем графиня проделала то же самое с девушкой-стригоем, смертельно ранив ее, прежде чем оставить умирать в запертом гробу. Эрин хотелось пропустить эти тошнотворные эксперименты, но ее взгляд зацепился за абзац в нижней части следующей страницы. Несмотря на ужас, она была им заинтригована.

По смерти бестии над телом сказанной вознеслась небольшая черная эманация, каковая была едва заметна при свечах. Долго на протяжении ночи наблюдала я, как таковая тень мечется в ларце, ища выхода. Но на рассвете луч солнца пал на нее, и она съежилась, обратившись в ничто, и пропала с глаз, дабы никогда уж не вернуться.

Шокированная, Эрин перечла это место несколько раз. Не заблуждалась ли Батори, не померещилось ли ей, будто там что-то есть? Если нет, что же это означает? Неужели жизнь в стригоев вдыхают некие темные силы? Знает ли об этом Рун?

Эрин прочла вывод Батори.

Я заключаю, что душа человеческая невидима, возможно, слишком светла для моих глаз, но души тварей, подобных мне, черны, аки старое серебро. Куда же сказанная устремится в попытке ускользнуть? Это я должна выведать.

Эрин изучила последнюю страницу, где Батори аккуратно зарисовала свой эксперимент. Рисунок изображал девушку с клыками, распростертую мертвой в ящике. Свет из окна падал на изножье стеклянного гроба, а черная тень маячила в дальнем конце, будто пытаясь держаться подальше от света.

Рун, явственно потрясенный, тоже уставился на эту страницу. Но что расстроило его больше — тень или убитая девушка? Он протянул руку к книге.

— Прошу прощения, можно посмотреть?

— Вы об этом знали? Что она делала? Что она открыла?

Рун избегал встречаться с ней взглядом.

— Она стремилась открыть, какого рода она существо… в какую бестию я ее обратил.

Эрин пролистала оставшиеся страницы, обнаружив, что все они чисты. Очевидно, вскоре после этого последнего эксперимента Батори схватили и бросили в темницу. Она уже хотела было передать книжку Руну, когда заметила последний рисунок на последней странице, набросанный будто бы в большой спешке.

Это напоминает некий кубок, но что он означает?

— Можно посмотреть? — снова спросил Рун.

Закрыв книжку, Эрин отдала ее священнику.

Теперь он принялся сам медленно просматривать дневник страницу за страницей. Эрин видела, как он сжимает зубы все крепче и крепче.

Винит ли он себя в действиях графини?

А разве может он не винить себя?

Наконец, Рун с потерянным видом закрыл книгу, будто потерпел поражение.

— Некогда она не была злом. Она была полна солнечного света и благодати.

Эрин усомнилась, что это вполне соответствует истине, гадая, не застит ли любовь глаза Руну на истинную природу графини. Ибо чтобы Батори пошла на эти омерзительные эксперименты, за этим светом должна была таиться тень, пусть схороненная очень глубоко, но вполне реальная.

— Мне плевать, какой графиня была в прошлом, — сдвинул брови Джордан. — Сейчас она — зло. И никому из нас лучше об этом не забывать.

Бросив на Руна испепеляющий взгляд, он повернулся к ним спиной, готовый продолжить сон.

Эрин знала, что он прав. Будь у нее хоть малейший шанс, Батори перебила бы их всех — и может быть, очень неспешно, записывая наблюдения.

Часть IV

Глава 33

Полная луна во всей красе сияла над полуночным морем, когда Элисабета направилась в сторону носа этого диковинного стального корабля, озирая древнее и в то же время не ведающее времени Средиземное море. В этой его неизменности было что-то утешительное. Огни Неаполя быстро исчезали позади, увлекая темный берег за собой.

Их самолет опустился с неба посреди ночи, менее часа назад, приземлившись в угрюмом метрополисе, ни капельки не походящем на город ее прошлого.

Хватит уже оглядываться на это прошлое.

Это новый мир.

Элисабета стояла на носу, и холодный ветер перебирал ее волосы. Она облизнула с губ соленые брызги, изумляясь стремительности судна. Врезавшись в высокую волну, корабль содрогнулся от столкновения. И продолжил путь, будто лошадь, преодолевающая глубокий снег.

Элисабета улыбнулась бурлящим черным волнам.

Этот век сулит ей множество чудес. Теперь она чувствовала себя дурой из-за того, что так долго ограничивалась улицами старого Рима. Нужно было броситься в этот новый мир, а не пытаться спрятаться в скорлупу старого.

Ощутив прилив вдохновения, графиня сбросила плащ сангвиниста с плеч. Он защищал ее от солнца, но старинный покрой и тяжелая шерсть в этом веке не на своем месте. Она подставила плащ ветру. Черная ткань забилась в воздухе, словно чудовищная птица.

Элисабета отпустила его, избавляясь с ним от прошлого. Плащ покружил в воздушных струях, а затем порхнул в сторону и упал на воду. Полежал там мгновение-другое угольно-черным кругом на озаренных луной волнах, а затем море увлекло его вглубь.

Теперь у нее не осталось ничего от сангвинистов, ничего от старого мира.

Элисабета снова обернулась вперед, проведя ладонью по стальным перилам судна. Посмотрела вдоль боков корпуса на плавники, на которых корабль летел над водой.

— Это подводные крылья, — сообщил Томми, подходя к ней сзади.

Она была так захвачена ветром и изумлением перед миром, что даже не расслышала приближения его сердцебиения.

— Это как цапля, скользящая над водой.

Элисабета оглянулась на него, рассмеявшись от восторга перед всем этим.

— Для пленницы ты выглядишь слишком счастливой, — заметил Томми.

Она ладонью взъерошила ему волосы.

— По сравнению с моим прежним узилищем это просто чудесно!

Объяснение не очень-то на него подействовало.

— Мы должны наслаждаться каждым дарованным мгновением, — подчеркнула Элисабета. — Нам неведомо, где завершится это странствие, и посему мы должны выжимать каждую каплю радости, пока оно продолжается.

Томми подступил ближе, и ее рука будто по собственной воле обняла его за плечи. Вместе они смотрели, как темные волны вздымаются и опадают перед кораблем, а холодный ветер трепал их волосы.

Спустя короткое время она ощутила, что он дрожит у нее в руках, услышала, как клацают его зубы, и вспомнила, что он не столь невосприимчив.

— Надобно тебя согреть, — сказала она. — А то можешь простудиться до смерти.

— Нет, не могу, — возразил он с лукавыми искорками во взгляде. — Уж поверь.

И наконец-то улыбнулся.

Графиня ответила тем же.

— И все равно надлежит отвести тебя внутрь, прочь от этого ветра, где тебе будет уютнее.

Она повела его по палубе, через люк и вниз, в кают-компанию, пропахшую людьми, кофе и тавотом. Искариот сидел на скамье у стола, прихлебывая из белой чашки. Его массивный холоп маячил возле миниатюрной кухоньки.

— Принеси отроку горячего чаю, — крикнула Элисабета Хенрику.

— Я не люблю чай, — заявил Томми.

— Тогда просто подержи чашку, — ответила она. — Это тоже тебя согреет.

Хенрик подчинился приказу, вернувшись с дымящейся кружкой. Томми взял ее двумя руками и подошел к одному из окон, поглядывая на Искариота с нескрываемой подозрительностью.

Тот вроде бы этого и не заметил, широким жестом пригласив Элисабету составить ему компанию за столом. Приняв предложение, она скользнула на сиденье и поинтересовалась:

— Куда мы направляемся?

— В один из моих многочисленных домов, — ответил Иуда. — Подальше от любопытных глаз.

Она посмотрела за окно на озаренное луной море. Впереди лежала лишь пустая тьма. Должно быть, этот дом далек отовсюду.

— Почто нам туда?

— Мальчику надо оправиться от своих мук во льду, — Иуда посмотрел в сторону Томми. — Он потерял много крови.

— Так эта кровь ценна для вас? — Ее охватила тревога за мальчика.

— Она определенно ценна для него.

Элисабета заметила, что Искариот не ответил на ее вопрос, но не стала на этом задерживаться ради более настоятельной заботы.

— Не сыщут ли нас там сангвинисты?

Иуда провел по своим серебряным волосам пятерней.

— Сомневаюсь.

— Так поведайте же, умоляю, чего же вам надобно от меня? Ваши домогательства Первого Ангела я разумею, но какой прок вам от меня?

— Никакого, моя госпожа, — ответил он. — Но одна из женщин династии Батори всегда была обок меня на протяжении четырехсот лет, в общей сложности восемнадцать женщин, и я знаю, какими могучими союзниками они могут быть. Если вы изберете остаться при мне, я буду защищать вас от сангвинистов, а вы, наверно, защитите меня от себя самого.

Новые загадки.

Но прежде чем она успела углубиться в расспросы, Томми указал куда-то вперед за окно.

— Смотрите!

Элисабета встала, чтобы лучше видеть. Из тьмы над волнами возносилась чудовищная стальная постройка, освещенная сотнями ламп. Четыре серые колонны высились из моря, будто ноги могучего животного. Эти колоссальные колонны поддерживали плоскую столешницу размером побольше базилики Святого Петра. А на этой платформе сверху угнездилось хитросплетение крашеных балок и параллелепипедов.

— Это нефтяная платформа, — сказал Томми.

— Это было нефтяной платформой, — поправил его Искариот. — Я переделал ее в частную резиденцию. Ее нет на картах. Она расположена вдали от мирских забот.

Элисабета вгляделась в огни, сияющие с высоты посередке платформы и очерчивающие крепостной вал угловатого стального замка. Поглядела на темные воды вокруг, а затем снова на нефтяную платформу.

Значит, вот каково мое новое узилище?

— У нас проблема! — крикнул Христиан из кабины самолета.

Ну, еще бы, подумал Джордан. До приземления сорок минут. За последние два часа они медленно сокращали отрыв. Минут пятнадцать назад Христиан доложил, что группа Искариота приземлилась в Неаполе.

— Что там не так? — крикнула Эрин в ответ.

В виде исключения Джордан понадеялся, что проблемы возникли с двигателем.

— Я потерял сигнал Батори! — сообщил Христиан. — Пытался перекалибровать, но по-прежнему ничего.

Отстегнув ремень, Джордан поспешил к кокпиту. И, опершись ладонями о раму миниатюрной двери, склонился внутрь.

— Где ты видел ее в последний раз?

— Ее группа перешла на другое транспортное средство. Медленнее самолета, но все же быстрое. Скоростной катер, вертолет, легкомоторный самолет — не скажу. Они направились прочь от берега через Средиземное море строго на восток. А потом сигнал вдруг оборвался.

К ним присоединились Эрин с Руном.

— Может, они рухнули, — предположила она. — Разбились.

— Возможно, — отозвался Христиан. — Но есть и более простые объяснения. Она могла найти маячок или повредить плащ в том месте, где я его спрятал, а может, даже попросту села батарейка. Не могу сказать.

Джордан испустил тяжкий вздох, потирая саднящее плечо. Пламя, пробегавшее жгучими сполохами вдоль татуировки, сменилось ровным жаром, помешавшим ему по-настоящему уснуть во время полета.

— В чем бы ни состояла причина, графиня скрылась, — резюмировал Христиан, оглядываясь через плечо. — И что теперь?

— Приземлимся в Неаполе, как запланировано, — заявил Рун. — Свяжемся с кардиналом в Риме и решим, как действовать дальше.

Смирившись с тем, что охота сильно осложнилась, Джордан направился вместе с остальными к своему креслу, но сперва наведался в заднюю часть салона, где прихватил в туалете аптечку первой помощи.

Когда он вернулся на свое место, Эрин поинтересовалась:

— Что ты делаешь?

Он открыл аптечку на столике орехового дерева, стоящем перед их креслами.

— Хочу рассмотреть этих металлических бабочек. Если мы собираемся схлестнуться с этим ублюдком снова, нам нужно найти способ нейтрализовать угрозу с воздуха. Или мы окажемся в заднице.

Он извлек из аптечки пару латексных перчаток и поднял коробку, в которую Эрин сложила горсть мотыльков, собранных в ледяном лабиринте. Взяв пинцетом выглядевшего наименее поврежденным, бережно положил его на столик.

Рун чуть отпрянул в своем кресле.

Хорошие рефлексы.

Вероятно, остатки яда внутри все еще могут убить его.

Эрин придвинулась поближе к Джордану, против чего он ни капельки не возражал.

Стоун разглядывал зеленые крылышки. Они определенно выглядят органическими, будто взятые у живых особей. После этого он переключил внимание на туловище — изумительный образчик ручной работы из бронзы, серебра и стали. Джордан разглядывал крохотные шарнирные ножки, тоненькие ниточки антенн. Держа пальцы подальше от игольно-острого хоботка, перевернул тельце и обследовал брюшко, обнаружив там микроскопические петли.

Интересно…

Он выпрямился в кресле.

— Нам известно, что мотыльки обладают способностью впрыскивать яд в стригоев и сангвинистов, — произнес он. — Но он не воздействует на людей, так что, может статься, ключ именно в этом. Пора чуток поэкспериментировать. — Он поглядел на Руна. — Мне понадобится пара капель вашей крови.

Кивнув, тот извлек из рукава карамбит, порезал палец и накапал несколько багряных капель на столик в том месте, где указал Джордан. Стоун в свою очередь воспользовался бритвенным лезвием из аптечки, чтобы, чиркнув себя по большому пальцу, сделать то же самое.

— И что теперь? — спросила Эрин.