– Ты меня с кем-то спутал. Мои сыскари бьются над глухарями до последнего.
– Как труп нашли?
– Рабочие совхоза «Пролетарий» отыскали. Он был скрыт тонким слоем земли и ветками. Бродячие собаки, почуяв запах, разгребли, а рабочие их разогнали.
– Собаки?
– Их столько в последнее время развелось. Селяне боятся в лес ходить. Псы в стаи сбиваются, на людей начинают нападать.
– Интересное что-нибудь обнаружили при осмотре?
– Вон там, за кустами, – начальник РОВД показал рукой, – следы протектора. По ширине колеи – «Жигули». Может, на них жмурика этого и привезли?
– А может, и не на них… Надо окрестных жителей насчет «Жигулей» поспрашивать.
– Поспрашиваем, не беспокойся.
– Давай-ка поглядим на труп.
– Погляди, может, и узнаешь, – усмехнулся начальник отдела.
Труп лежал там, где его и обнаружили, дожидаясь судебного медика.
Косарев нагнулся над телом. Внимательно посмотрел на него. Трупные изменения уже коснулись лица, но не настолько сильно, чтобы его невозможно было опознать. Шрам над губой, черное родимое пятно на виске…
– Ну, что скажешь? – спросил начальник отдела. – Говорит тебе что-то оперативная смекалка?
– Говорит, – Косарев вытащил потертую записную книжку, с которой никогда не расставался, перелистнул ее. – Говорит, что это Бакир Бехбудович Керимов из Мингечаура…
Глава 20
Бесплодные поиски
С Карданом вышла какая-то несуразица. Как ни крути, а получается, что курьера автомеханик убрал по заказу Матроса. Ведь все началось с той «девятки». А потом смерть Соболева. Не хотел его Матрос убивать, лишний труп совсем ни к чему. Лучше, если бы механик сам принес записную книжку. А потом можно было бы выбить из него деньги за доставленное беспокойство. Или отдать азербайджанцам, если те захотят посчитаться. Теперь ничего не поделаешь. Нужно, конечно, было держать себя в руках, но не получалось, хоть убей.
С головой у Матроса было не все в порядке – об этом ему часто говорили. Когда накатывала ярость, сдерживать он себя порой не мог, да и не старался, блаженно отдаваясь накатывающей жажде разрушения. Урки его за это уважали и побаивались, что помогало поставить себя на достойное место.
Когда в первый раз садился по «хулиганской» статье, следователь повел его на судебно-психиатрическую экспертизу.
Там люди в белых халатах полчаса терзали его глупыми вопросами типа: «что тяжелее, килограмм железа или килограмм воздуха?», «не было ли среди родственников больных шизофренией?» Матрос, естественно, взорвался и обругал женщину-главврача с недобрым колючим взглядом. Та холодно посмотрела на него и процедила:
«Смотри, докричишься. В психушку запру – к пенсии оттуда выберешься».
Тогда Матрос закрыл рот и больше не возражал, поскольку немало был наслышан о психиатрических больницах. В акте амбулаторной экспертизы врач каллиграфическим почерком вывела:
«…психопатия возбудимого круга. Вменяем, мог отдавать отчет своим действиям и руководить ими».
В тот роковой вечер ему, понятное дело, дешевле было бы не распускаться. Когда Гвоздь понял, что Соболев мертв, он поднял глаза на Матроса и голосом, от которого мурашки поползли по коже, произнес:
– Матрос, ты найдешь записную книжку и «дурь». Не то…
Что скрывается за этим «не то», Матрос меньше всего хотел бы ощутить на собственной шкуре. Он слишком хорошо знал Гвоздя и имел понятие, насколько экономно тот бросается угрозами.
Труп Матрос и Киборг утопили в отстойнике около совхоза – это место они давно присмотрели на крайний случай. И случай этот появился. Потом двинули в Апрельск. Задача выглядела несложной – вызвать из квартиры этого пацана, отобрать у него книжку с телефоном Серафимы, оттаскать его за уши, чтоб неповадно было, и исчезнуть.
Позвонив в квартиру Севы, Матрос сунул его матери под нос красную книжечку, которую смастерил один его кореш. Смастерил не шибко качественно, но главное, что в глаза бросалась тисненная золотом надпись «Прокуратура России». На лохов действует безотказно.
Парня дома не оказалось. Из-под носа ускользнул. Перевернули всю комнату, осмотрели квартиру, но записной книжки не нашли. Хозяйка квартиры не понимала ничего, кроме того, что происходит наглый произвол.
– Вякнешь кому – всей семьей в тюряге сгниете, от имени прокурора обещаю, – Матрос положил в карман взятую с полки цветную фотографию Севы.
Гвоздь выслушал рассказ своих помощников и покачал головой.
– Эх, Матрос, если бы у тебя было столько мозгов, сколько гонора… Нужно было к этому, к Гулиеву, ехать, выколотить из него все, что знает.
– Сейчас сделаем, – с готовностью кивнул Матрос.
– Я же говорю – голова у тебя пустая. Ночь же, весь поселок на ноги поднимешь. Завтра утром…
Утром, руля по омытым ночным дождем улицам, Матрос еще не знал, что неприятности для него только начинаются. Он надеялся на лучшее. А зря. В этот день фортуна не была намерена улыбаться ему.
Глава 21
Побег
Вся Севина жизнь полетела кувырком. Он чувствовал себя так, как чувствует пилот в самолете, потерявшем управление.
Небо и земля кувыркаются, а внизу пустынные скалы, о которые наверняка разобьешься.
В ту ночь Гулиев, выслушав рассказ Севы, всполошился и принял единственно возможное для перепуганного человека решение:
– Сматываемся.
Севе было неважно, кто приходил по их душу – милиция или кто-то еще. Вполне могло оказаться, что тот заказчик на «Жигули» – замаскированный милиционер, а в его кармане лежит бумага с печатью, по которой Севу и Гулиева надлежит арестовать за убийство, а затем расстрелять. Предположений можно было строить сколько угодно, но одно Сева знал точно: куда ни кинь – везде клин. А потому решение Мухтара исчезнуть и схорониться где-нибудь до лучших времен он расценил как чрезвычайно мудрое и своевременное.
Но вот только куда бежать? Первую ночь худо-бедно прокантовались у Борисова, приятеля Гулиева.
А что дальше? Оставаться в Апрельске страшно, да и Борисов – человек ненадежный и болтливый, с ним связаться – все равно что объявление в газету дать.
Встав пораньше, Гулиев направился к ближайшей телефонной будке – благо по решению областных властей телефонные автоматы теперь работали бесплатно. Опасливо озираясь, он нервно накручивал телефонный диск и выслушивал от знакомых нецензурную брань и нелестные отзывы о «придурках, которые звонят в шесть утра». Впору уже было отчаяться, но на четвертом звонке повезло. Сонная Люська, терпеливо выслушав чушь о мифических кредиторах и «хреновой ситуации», зевнув, осведомилась:
– Дядьке моему «запор» на колеса поставишь?
– О чем разговор, ласточка моя! – опасаясь, как бы не спугнуть удачу, затараторил Гулиев. – «Мерседес» из него сделаю, как только проблемы свои улажу.
– Мои снова на север укатили, дача свободная. Живи уж. Только чтоб не мусорить, а то быстро в три шеи выгоню.
– Языком все буду вылизывать, голубушка моя!
– Мухтар, ты придуриваешься или всерьез?
– Куда серьезнее, кисонька…
Глава 22
«Жмурик» в отстойнике
Мартынов на дежурстве сменил Косарева. Ему «повезло» на приключения побольше. Если быть точнее, то дежурство выдалось невероятно суетным. Да еще с такими выездами на такие преступления и происшествия, от которых оторопь брала.
Девятнадцать ноль-ноль – двойное самоубийство в Завадском районе.
Мужчина и женщина – оба бомжи – повесились на одной веревке. Что их толкнуло на такой шаг – об этом можно только гадать.
Двадцать три часа – выезд в дом престарелых в Чудинском районе. Там восьмидесятилетний дедок, в прошлом особо опасный рецидивист, приревновал семидесятипятилетнюю даму сердца за то, что она нашла себе более молодого, которому едва только стукнуло семьдесят. На вечерней прогулке, вынырнув из кустов, отвергнутый поклонник порезал милующихся изменницу и соперника и отправил их в реанимацию с тяжкими телесными повреждениями.
– Все равно убью, – шипел старый рецидивист. – И его… И ее… – он поднял затуманенный взор на Мартынова и приглушенно сказал: – И тебя, ментовская сволочь…
Что на это ответить, Мартынов не нашелся. Он лишь подумал, что вроде немало видел, ко всему, кажется, привык и все равно постоянно натыкаешься на что-то, не входящее ни в какие рамки.
Визит в дом престарелых настроил его на грустные мысли о старости, тлене, о проходящих годах. Но долго предаваться этим размышлениям ему не дали.
– Труп у «Чаплыгинского», – сообщил дежурный в шесть тридцать утра.
– В Первомайском районе?
– Да.
– Иду…
Труп убийцы кинули в отстойник около главной усадьбы агропромышленного предприятия «Чаплыгинский» – бывшего колхоза «Знамя труда». Труп, по задумке преступников, должен был потонуть в вонючей жиже, да не получилось – он лишь погрузился туда и лег на решетку.
– Я сперва подумал, просто ботинок кто кинул, ан нет, – хитро прищурился пожилой местный пастух, – вижу, ботиночек-то на ноге. А потом глядь – а там спина, дерьмом облепленная. Ну, думаю, непорядок. Потонул кто-то.
– Молодец, папаша, – кивнул Мартынов. – Будет тебе грамота от МВД.
– Так я завсегда. Ежели еще кого найду, так сразу сообщу.
– Да, папаша, заходи почаще, ежели найдешь, – хмыкнул Мартынов.
– Не сумлевайся.
Понятые – две тетки-доярки – испуганно охали и кудахтали, когда проходил осмотр трупа. Что жертва не сама прыгнула в отстойник и не утопилась там – было видно сразу.
– Множественные телесные повреждения, – сообщил эксперт. – Причина смерти? Насильственная. Точнее скажу после вскрытия.
– Отлично. Значит, не по собственной воле в дерьме утопился, – Мартынов был раздражен и зол.
В карманах убитого было пусто. Ничего, что могло бы помочь установить личность. Неопознанный труп – это страшный сон опера.
Но труп из отстойника был неопознанным недолго. Его дактилоскопировали, и информцентр областного УВД оперативно сообщил, что убитый по дактилоучетам значится как Роман Константинович Соболев, 1970 года рождения, в девяносто первом году осужденный Завадским райсудом к году условно за спекуляцию.
Мартынов понимал, что дело отпишут ему, поскольку убийство произошло в зоне его ответственности. Он грустно размышлял, насколько велики шансы у этого дела зависнуть. Примерно такие же мысли одолевали и Косарева, которому предстояло заниматься убийством Бакира Керимова.
Зрительная память у Косарева была отличная, а за эти годы азербайджанец практически не изменился. Да и воспоминания, которые получаешь в момент наивысшего нервного напряжения, в память забиваются накрепко. Поэтому он был уверен, что это именно Керимов.
По нему особых сдвигов не предвиделось. Косарев направил запрос по записанному у него в блокноте месту жительства Керимова, совершенно не надеясь на ответ.
Все-таки странная штука – судьба. Разве думал Косарев, записывая данные на чеченского наемника на заводе «Красный молот» в Грозном, что через пять лет он увидит его труп не на поле боя, а в своей родной области, где пока мир. Мир? Есть ли сейчас они в России, мирные места?
Косарев и Мартынов утром сидели в кабинете, заполняя бумагами заведенные дела оперативного учета по новым убийствам. Косарев печатал документ на расшатанной машинке, которую позаимствовал в соседнем кабинете у ребят из оперативно-розыскного отдела. Магистральная дорога компьютеризации пролегла в стороне от областного уголовного розыска. Вчера в кабинете сломалась единственная пишущая машинка, и теперь приходилось ходить с протянутой рукой по всему этажу.
Между тем продолжались странные узнавания.
– Але, – сказал Мартынов, подняв телефонную трубку.
– Это Граерман говорит. Есть такой эксперт.
– Только о тебе и думал. Что скажешь нового о причинах смерти Соболева?
– Я тебе могу сказать новое о самом Соболеве. Помнишь, у меня год назад машину увели.
– Это когда тебя кастетом погладили?
– Ага… Так вот, кастетом меня приголубил Соболев.
– Да ты чего?! Не обознался?
– Запомнил я его лицо. Хорошо запомнил. Он.
– Интересно. Очень интересно…
– Что случилось? – спросил Косарев, глядя на озабоченное лицо своего приятеля.
– Этот жмурик – ну Соболев который. Так он, родимый, в прошлом году Граермана обул. Машину взял. Помнишь, какой шум тогда Иосик поднял?
– Такое не забудешь. Вот тебе версия – разборки вокруг теневого автобизнеса… Вообще, что у тебя с этим делом?
– Пока ничего. Родственники Соболева – тетки и дядьки – ничего ни о чем не знают. В квартире жил один, жена бросила три года назад – ушла к жокею с городского ипподрома.
– Чего только не бывает.
– Квартиру осмотрели. Гараж – в нем две машины, запчасти, куча барахла. И… И кастет.
– Которым и шарахнули Граермана?
– Может быть.
– Что у него за машины в гараже? – спросил Косарев.
Оперативники Черняховского РОВД при опросе местных жителей узнали, что в день убийства в окрестностях крутилась синяя «девятка». Поэтому любые известия об автомобилях вызывали у Косарева живой интерес.
– Белая «четверка» – она принадлежала самому Соболеву. И синяя «девятка». Я сперва подумал – кто-то чинить отдал. Но теперь допускаю, что краденая. Надо ее технарям показать на предмет перебива номеров.
– «Девятка» синяя, – кивнул Косарев. – Чего ты раньше не сказал?
– А чего ты раньше не спросил? В чем дело-то?
Косарев объяснил.
– Ты что, думаешь, оба убийства связаны? – спросил Мартынов.
– А почему им не быть связанными?
– С самого начала об этом думали. Но разница в дате наступления смерти – более суток. Да и найдены трупы в разных концах области.
– Но машина-то одна, – хлопнул в ладони Косарев.
– С чего ты взял? Мало «девяток», что ли?
– Синий цвет не такой частый. Кстати, проверить версию легко. Мы изъяли с места происшествия гипсовый слепок со следа протектора. Сравним с покрышками машины из гаража Соболева. И сразу все встанет на свои места.
Глава 23
Крутой облом
Поселок Госконюшня нашли без труда. У пенсионеров, гревшихся на солнышке, Матрос узнал, что Мухтар Гулиев живет с Нинкой-стервозиной и с тещей-ведьмой, от которой один толк: самогон варит и доброму люду продает.
Когда Киборг и Матрос подходили к покосившейся избушке на курьих ножках, оттуда вышла и неторопливо направилась вдоль улицы толстенная женщина в цветастом платье.
– По-моему, та самая, – сказал Матрос.
Они бросились за ней. Матрос взял ее ласково за локоть и елейным голосом произнес:
– Ниночка, постой.
– Э, ты кто такой? – покосилась на него Нинка. – Грабли-то убери.
– Тихо, голубушка. Мне твой муж нужен. Дома он?
– Нет его, голубок.
– Пошли, поглядим.
– Чего? Плыви отседова, пьянь подзаборная, курсом на северо-юг.
– Ты, слониха жирная, – Матрос сильнее сжал ее локоть одной рукой, а другой вытащил из кармана кнопочный нож, и лезвие прижалось к обтянутому материей телу. – Брюхо тебе в момент препарирую!
Глаза ее забегали. Сначала она хотела завизжать, облаять этого нахалюгу в кожанке, но, увидев нож, прикусила язык. Хоть и маловероятно, что средь бела дня этот прощелыга надумает пустить его в ход, но кто знает, что у него на уме.
– Взвизгнешь – пришью, – будто читая ее мысли, прошипел Матрос. – Будешь тихой, как мышка, отпустим. Не трясись.
– Ладно пошли, – подойдя к своему забору, она распахнула калитку и прикрикнула: – Байкал, свои!
Вскоре Матрос, к разочарованию своему, убедился, что Гулиева нет дома. Плюхнувшись на незастеленную кровать, грубо спросил:
– Где он?
– С Севкой куда-то отчалил, – шмыгнула неожиданно носом Нинка.
– Не реви, слониха. Лучше подумай, где он может быть.
– Да кабы я знала…
Глава 24
Явление конкурентов
Косарев повернул ключ, двигатель натужно заурчал, но не завелся.
– Что, не пашет твой «БМП»? – с участием произнес Мартынов.
«БМП» – так в отделе все называли зеленые, потрепанные, будто побывавшие в боевых действиях, «Жигули» одиннадцатой модели – собственность Косарева.
– Может, подтолкнуть? Прямо до Апрельска.
– Побереги силы, – нахмурился Косарев, повернул еще раз ключ, включил скорость и надавил на акселератор так, что машина, подобно вспуганному джейрану, сорвалась с места. Мартынов стукнулся головой о подголовник и чертыхнулся…
Сыщики хотели повидаться с людьми, входящими в круг знакомых Соболева. Райотдельские оперативники установили, что в гараже крутились постоянно двое – Всеволод Гарбузов и Мухтар Гулиев. Косарев уже прикидывал, на сколько преступлений их удастся раскрутить после первого допроса.
Допрашивать Косарев умел. Мало кто мог выдержать его напор, больше похожий на артиллерийскую подготовку. Ясно, что в гараже обрабатывались похищенные машины. И трудно допустить, что Гарбузову и Гулиеву это было неизвестно. Наверняка одна шайка-лейка.
– Возьмем Гулиева – и на опознание к Граерману, – велел Косарев. – Наверняка он и был тем вторым, с кем разбойничал Соболев.
– Да, похоже.
– Лишь бы местные опера не спугнули их.
– Будем надеяться…
Мартынов пригородный городишко Апрельск знал неплохо и показал, куда ехать. За фабрикой игрушек – местным промышленным «гигантом», ныне простаивающим, – поворот.
Дальше – мимо недостроенного культурного центра «Прогресс», возводившегося уже восемь лет, перед которым возвышалась фигура Музы болотно-зеленого цвета. Может, она и должна была напоминать замордованным невыплатой зарплаты, безденежьем, безработицей, сумасшествием перестроечных и постперестроечных голодно-свободных лет, утонувшим в беспробудном пьянстве и безысходности, в никчемных заботах и мексиканских телесериалах жителям о чем-то возвышенном и прекрасном. Однако больше статуя напоминала не Музу, а утопившуюся от тоски гипсовую девушку с веслом, выуженную рыбаками и сразу возведенную на пьедестал.