– Ой! – прошептала женщина, закрывая ладонями рот. – Это же мой Егорка! А солидный-то какой! Вы только поглядите, как вырядился! В костюме, с портфелем! Куда это мой муженёк собрался?
– Это не ваш муженёк, а мой, – тихо сказала я. – Воронцов Глеб Ильич.
– Какие глупости! – побагровела цветочница. – Что я, мужа своего не знаю? Какой-то глупый розыгрыш.
И, переходя на «ты», злобно прищурилась:
– Думаешь, денег тебе дам, чтобы ты от нас отстала?
– Не говорите ерунды, мне не нужны ваши деньги. Подруга была в ваших краях и случайно сделала этот снимок. Вот я и решила разобраться, как мой муж, находящийся в командировке, может обедать в вашей компании.
Похоже, мои доводы немного успокоили женщину. Дарья допила кофе и уже спокойнее спросила:
– Тебя как зовут?
– Софья.
– Так вот, Соня. Давай на «ты». Позвони Егору и спроси, чей он муж.
– Было бы нелишним, – согласилась я.
Поджав губы и воинственно поглядывая на меня, женщина достала смартфон и набрала нужный номер. А я тем временем рылась в сумке, выискивая предусмотрительно прихваченный из дома старый пропуск Глеба, на котором помимо имени отчества и фамилии имелась его фотокарточка.
– Что-то не отвечает, – обеспокоенно выдохнула продавщица. – Наверное, отсыпается перед сменой. Ему сегодня на ночное дежурство идти.
– Даш, ты вчера Егора видела?
– Нет, не видела. Они с Володькой на Валдай на три дня ездили. На рыбалку. За лещом.
– И когда вернулись?
– Так сегодня должны были вернуться. Им же на смену заступать. Не пойму, почему Егор не отвечает. Может, случилось чего?
И, убирая аппарат в карман, Дарья решительно поднялась с места:
– Знаешь что, Сонь? Поехали ко мне. Поговорим с Егором с глазу на глаз, а заодно я покажу свидетельство о браке и свадебные фотки. Обожди меня здесь. Я быстро. Только договорюсь с напарницей и сумку заберу.
Франция, 18… год
– Господин Анри, мне необходимо узнать, где разбила свой балаган мадам Ленорман!
Видок мерил шагами кабинет начальника криминальной полиции, решительно ударяя кулаком в ладонь. Сыщик и сам не заметил, как под впечатлением от нахлынувших воспоминаний пешком проделал большую часть пути от Бисетра до управления полиции, и только потом спохватился и взял наёмный экипаж.
– Я видел обрывки афиши, мадам гастролирует где-то в столице!
– Поймите, Франсуа, узнать местонахождение балагана несложно, – недовольно нахмурил гладко выбритое лицо глава департамента. – Но у меня совсем нет людей, чтобы дать вам в помощь для облавы. Я не могу подвергать вас опасности, а смерть идёт за вами по пятам. Обождите немного, освободятся Коко-Лакур и Юнитэ, тогда и отправитесь задерживать ваших уродцев. И как вас угораздило с ними связаться?
– Молодость глупа и делает много ошибок, – с несвойственной ему кротостью откликнулся подчинённый, неожиданно меняя тон. – Пусть будет по-вашему, господин Анри. Коко-Лакур и Юнитэ и в самом деле толковые ребята. Вы только извольте распорядиться, чтобы в префектуре мне дали адрес балагана, и, обещаю, я не пойду туда один.
– Позвольте вам не поверить. – Жак Анри с укором посмотрел на сыщика. – Зная вас, дорогой друг, могу предположить, что при первой же возможности вы непременно устремитесь на поиски врага.
– Даже не подумаю, – смиренно потупился Видок. – Я сяду в тихом погребке, что на углу, и буду дожидаться ваших людей столько, сколько нужно.
– А не опасно так выставлять себя напоказ? – усомнился начальник.
– Ерунда.
– Ну что ж, идите в погребок и ждите человека из префектуры. Я распоряжусь, чтобы Огюст Жуаньи немедленно поднял документы, просмотрел прошения на имя префекта, узнал, в какой район Парижа направилась мадам Ленорман, и сообщил вам адрес балагана. И, кстати, – шеф понимающе усмехнулся, – имейте в виду: Огюст парень шустрый. Он не позволит вам сбежать до прихода Коко-Лакура и Юнитэ.
В кабачке Видок заказал вина и баранины и, не спуская глаз с входной двери, принялся закусывать и ждать. Решимость обвести вокруг пальца человека господина Анри, чтобы получить то, что нужно, и уйти одному, без охраны, ни на секунду не покидала сыщика. Отрывая крепкими зубами куски мяса от бараньей ноги, Эжен Франсуа перемалывал еду тяжёлыми жерновами челюстей, ловя на себе настороженные взгляды посетителей. Склоняясь друг к другу, завсегдатаи притона перешёптывались между собой и кивали в сторону Видока, узнавая его. И в самом деле, со стороны сыщика было изрядной дерзостью без грима и маскировки прийти туда, где собирались бродяги самого низкого пошиба, знающие его в лицо. Но на это у Видока имелись свои причины.
Когда он допивал кувшин вина, в зал, озираясь, вошёл юноша. Было видно, что он в первый раз в таком злачном месте, из чего сыщик сделал вывод, что это как раз тот, кого он ждёт. Огюст Жуаньи совсем не походил на шустрого малого, каким его пытался выставить патрон, Видок поднялся с места и двинулся навстречу вошедшему. Робкий Жуаньи, отчаянно труся и опасаясь смотреть по сторонам, почти бегом устремился к Видоку. Сыщик указал на пустующий стол у самого входа и первым уселся за него лицом к залу. Сотрудник префектуры опустился на скамейку напротив и протянул сложенный пополам лист бумаги.
– Это нужный вам адрес, господин Видок, – проговорил он трясущимися губами, помимо воли с опаской поглядывая на окружающих оборванцев.
Разговоры за соседними столами стихли, все недружелюбно смотрели на них. Даже музыканты прекратили играть, с высокой сцены наблюдая за происходящим. Сыщик протянул широкую руку, взял из тонких дрожащих пальцев собеседника листок и, прочитав написанное, сунул записку за пазуху. После чего откинулся на спинку стула и, вытянув ноги так, чтобы перегородить ими весь проход, произнёс тоном гида:
– Оглянитесь вокруг, приятель. В этом грязном кабаке собралось много примечательных личностей. За голову любого из здешних бродяг полиция даст неплохие деньги. Как у вас с деньжатами? Не желаете подзаработать? С минуты на минуту подоспеют Юнитэ и Коко-Лакур, парни бравые и закалённые в неравных схватках с самыми отчаянными головорезами. Не тратьте время, месье. Выбирайте любого прощелыгу. Юнитэ и Коко-Лакур помогут довести задержанного до участка.
С грохотом отодвинув стул, ближайший к Видоку оборванец поднялся и, ругаясь на чём свет стоит, направился на выход. Но сыщик не дал ему уйти. Бродяга перешагивал через вытянутые ноги главы сыскной полиции, когда Видок сделал едва заметное движение коленями и повалил парня на пол. Упавший тут же вскочил и кинулся с кулаками на Видока. Приятели завсегдатая кабачка не остались в стороне от намечающейся потехи и присоединились к побоищу. Вскоре весь трактир участвовал в битве, в эпицентре которой находились Видок и чуть живой от ужаса и боли Огюст Жуаньи. Именно этого и добивался сыщик. Под злобные выкрики и отчаянные вопли дерущихся он выбрался из кучи-малы и, никем не замеченный, выскользнул в приоткрытую дверь трактира. Теперь Видок знал, где искать своих обидчиков, и собирался строго спросить с цыганки за убитого двойника.
Выйдя на улицу, Видок широким шагом двинулся вдоль домов, устремившись к окраине города и на ходу высматривая наёмный экипаж. Заметив пустую карету, махнул рукой, подзывая извозчика. Усевшись, откинулся на высокую мягкую спинку сиденья и погрузился в раздумья. Правую ладонь он привычно прижал к груди, ощущая под тканью плаща плотную тяжесть бумажника. Там, в бумажнике, Видок хранил серьгу удачи, благодаря которой ощущение неуязвимости не покидало его вот уже долгие годы. Эжен Франсуа чувствовал себя в безопасности с тех самых пор, как оставил цирк уродов и, сбросив с себя мутную одурь цыганского гипноза, которым, без сомнения, владела самозваная мадам Ленорман, отправился в свободное плавание по бескрайнему океану под названием жизнь. Случилось это сразу после того, как к цирку прибилась шестипалая девчонка.
Стоял обычный летний день, и труппа только-только закончила утреннее выступление. Публика неистовствовала, аплодисментами вызывая артистов на поклон. Одетый в одну лишь набедренную повязку Геракл Блонди вынес из-за кулис на сильных руках малютку Жижи и начал раскланиваться, и тут ощутил пристальный взгляд ярких карих глаз, устремлённых прямо на него. Сидевшая в первом ряду крестьянская девушка пожирала Видока глазами, и он по заведённой артистической привычке широко улыбнулся и кивнул ей пышной белокурой шапкой волос. Ближе к вечеру Эжен Франсуа собрался было промочить горло и, выйдя из балагана, буквально налетел на давешнюю крестьянку. Девушка бросилась к нему и заговорила так, будто они были знакомы сто лет.
– Вас-то мне и надо! – обрадованно выпалила она.
– Вы что же, весь день поджидаете меня у балагана? – приятно удивился Видок. Хоть он и был избалован женским вниманием, кареглазая незнакомка произвела на Эжена Франсуа приятное впечатление. В ней чувствовались неукротимый напор и сила характера, ничуть не меньшая, чем в нём самом.
– Только вы один можете мне помочь! – Девушка решительно тряхнула головой. – Мне нужно устроиться в цирк. Я отлично пою и танцую, и, кроме того, у меня на руке шесть пальцев! Так что я в некотором роде тоже урод.
Она вытянула вперёд тонкую правую руку и в подтверждение своих слов пошевелила всеми шестью пальцами. Как её звали, Видок уже и не вспомнит, помнит лишь, что была она чудо как хороша и всё время улыбалась, отчего на щеках её играли милые ямочки. Когда белокурый Геракл привёл свою новую знакомую к мадам, та внимательно осмотрела девушку, попросила показать, на что та способна, и, выслушав прелестную песенку, которую та исполнила, махнула рукой, разрешив остаться. В конце концов, номера для карлика Эль Чаппо всё ещё не было, и смазливая девчонка вполне могла составить мексиканцу компанию, подчеркнув своей юной прелестью его уродство. Когда Шестипалая отправилась обживать отведённую ей комнатку, гадалка, пересчитывая дневную выручку и заботливо убирая деньги в специальный кожаный мешок, задумчиво протянула:
– Вот что я скажу тебе, Франсуа. Не хотела я оставлять её в балагане, думала прогнать. Не понимаю, что на меня нашло. Я ведь помню эту девчонку с шестью пальцами, она тоже из цыган. Жила в соседнем таборе у старой Чарген.
Ратори скривилась, как от зубной боли, и злобно выдохнула:
– Вот кто настоящая ведьма! Я только роль играю, изображаю колдунью, а шувани Чарген на самом деле владеет древним цыганским колдовством. Она и лечит, и убивает – всё делает. И если ромалы отправили ко мне девчонку Чарген, значит, это неспроста. Что-то им от меня нужно.
– А хочешь, Ратори, я узнаю, зачем она пришла? – вызвался юноша. – Сведу с Шестипалой близкое знакомство и выведаю, для чего её послали ромы.
– Смотри, Франсуа, будь с ней осторожен. Это не обычная девушка, с которыми ты привык развлекаться. С такой шутки плохи. Она тоже шувани. Цыганская ведьма.
– Не волнуйся, Ратори, – Видок погладил цыганку по острому плечу. – Мне доводилось и не таких обводить вокруг пальца.
Предлагая свою помощь, Видок не мог и вообразить, чем закончится этот день. Поздно ночью, сидя в портовом кабаке с матросом-голландцем, Эжен Франсуа безостановочно пил и, горестно качая головой, изливал случайному собутыльнику душу, указывая на полыхающее зарево пожара за окном.
– Сожгла балаган! А ведь она была очень славная, эта девчушка с шестью пальцами! И всячески давала понять, что не прочь позабавиться. Когда стемнело, я прокрался в её комнатку, чтобы полюбезничать с ней наедине. Но чертовки на месте не оказалось, и, подозревая недоброе, я отправился в спальню к хозяйке. Приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Пламя стоящей на полу свечи освещало дальний угол комнаты, и я увидел, как моя зазноба, склонившись над выдвинутым ящиком трюмо, перекладывает хозяйские денежки из кожаного мешка в свой саквояж.
– Чёрт меня подери, если она не воровка! – возмущённо воскликнул голландец, с грохотом опуская пустую кружку на залитый ромом стол.
– Выходит, что так, – в голосе Эжена Франсуа звучало неподдельное страдание. – Почувствовав мой взгляд, девчонка обернулась и, понимая, что её застали на месте преступления, подхватила саквояж, горящую свечу и в мгновение ока скрылась за занавеской. Я кинулся за ней, но в этот момент проснулась мадам. Приподнялась на кровати и, разглядывая меня при лунном свете, пробивающемся сквозь незанавешенное окно, с отвращением произнесла: «Ты крадешь у меня? И это после всего, что я для тебя сделала?» У меня дыхание перехватило от ярости и злости, и, желая оправдаться, я закричал: «Я не воровал! Это всё новая девчонка!» – «Лжец и трус! – сквозь зубы процедила мадам. – Тебя поймали с поличным! Имей мужество признаться!» – «Но я не взял у вас ни су…» – «Убирайся прочь!»
И я ушёл. Потрясённый несправедливостью обвинения, я молча вышел из спальни, почти бегом покинув балаган. И вот теперь я здесь с тобой, приятель, смотрю на пожар, который устроила, заметая следы, Шестипалая, и мечтаю только об одном – сесть на первый попавшийся корабль и уплыть как можно дальше от лицемерных шлюх, погрязших в мерзости вранья. Она была такая милашка! Кто бы мог подумать, что девчонка окажется исчадием ада! Бежать, бежать от них, от красивых лживых тварей, бежать как можно дальше!
– Так в чём же дело? – обрадовался новый приятель. – Капитан как раз набирает матросов на наш корабль.
Они допили и, обнявшись и на два голоса распевая лихие моряцкие песни, отправились на грузовое судно «Борей», с минуты на минуту отплывающее в Амстердам.
Мытищи. Наши дни
Даша жила в небольшом посёлке недалеко от Мытищ, в деревянном доме на узкой грязной улочке. В похожей на кисель жиже, не высыхающей даже в летнюю жару, важно прогуливался петух и суетились пёстрые куры. За давно не крашенными деревянными заборами гремели цепями сторожевые псы, провожая машину сиплым лаем.
– Я ведь Егорку с детства знаю, они с матерью через дом от меня жили, – сидя на переднем пассажирском сиденье, по дороге рассказывала продавщица цветов. – Егор старше на восемь лет, поэтому даже не смотрел в мою сторону, когда я была девчонкой. Я тоже не обращала на него внимания. Ну, парень и парень. Вечно поддатый, шумный, горластый, с друзьями-приятелями всё время хороводился. Его мать, тётка Оксана, постоянно ругала. Дурак, говорит, непутёвый! Так дураком всю жизнь и проживёт. Больная она была, печёнкой мучилась. А потом в посёлке стали говорить, что Егора посадили на десять лет. Вроде бы они с Севкой Ежовым кого-то избили и ограбили. Пока Егор сидел, я вышла замуж, дочь появилась, Алёнка, но мужу быстро надоела семейная жизнь, и он сбежал в Москву. Я к тётке Оксане по-соседски заходила – прибраться, сготовить чего. А год назад соседка померла. Я написала Егору, позвала на похороны, он ответил, что вряд ли отпустят, и стали мы переписываться. Егор мне про свою жизнь рассказывал, а я ему – про свою. Что Алёнку одна ращу и что работаю на цветах без сменщицы, чтобы прокормиться.
А пару месяцев назад Егор вернулся из тюрьмы. Изменился, конечно. Тюрьма – она никого не красит. Нос ему вроде перебили. Другой стал. И пузо он отъел, а плечи вроде у́же стали. Да разве в этом дело? Главное, чтобы с уважением к людям относился. Егор-то мой не очень уважительный. Чуть что, заводится с полоборота, орёт, в драку лезет. Но я на это закрываю глаза. Главное, чтобы мужик в доме был. Стал он ко мне заглядывать. То соли попросит, то спичек. То предложит Алёнку из садика забрать. А то вдруг конфет принесёт для дочки, а мне – духи. Я сначала удивлялась – откуда, говорю, деньги, ведь не работаешь же. Сам ведь жаловался, что с судимостью никуда не берут. А он смеётся. Я больше и не лезу. Раз покупает гостинцы, значит, есть на что.
А месяц назад замуж меня позвал. Ну, я и согласилась. Кому я с ребёнком в этой дыре нужна? А Егор – парень видный, хоть и сиделый. Сыграли мы свадьбу, ну, думаю, пусть теперь только попробуют моего мужа на работу в торговый центр охранником не взять. Раньше, когда я разговаривала с начальником охраны, он ни в какую не хотел брать Егора, хотя и Володя Лукьянов за Егорку просил. Находились разные отговорки. А на прошлой неделе Егора наконец-то взяли. На место того пьяницы, который упился в мужском сортире. У нас охранники все пьют, особенно в ночную смену. Пьют, но меру знают. Чтобы на ногах не стоять – такого себе никто не позволяет. Сверни, Сонь, налево и останови у второго дома.
Я остановилась там, куда указывала Дарья, – у покосившегося штакетника, прямо напротив закрытой на ржавый замок калитки.
– Что-то не пойму, Егор-то где? – пробормотала женщина, выбираясь из салона машины. – Баб Зой! А баб Зой! – прокричала Дарья копающейся в соседнем огороде старушке. Старушка вскинула голову и выжидательно посмотрела на соседку. А Дарья продолжала: – Добрый день, баб Зой! Не знаете, рыбаки наши вернулись?
– Здравствуй, Дашенька, – прикрыв лоб от бьющего в глаза солнца измазанной в земле рукой, заулыбалась старушка. – Вернулись. Леща приволокли аж три ведра.
– А где они сейчас?
– Куда-то сломанный мотоцикл потащили.
Продавщица удивлённо присвистнула: