- В карман положила, - кивнула на куртку Екатерина Петровна.
- Когда же успела? - удивился Зайченко, улыбнулся и сказал: - Пошел я...
- В Чека, Иван Емельянович? - подхватил винтовку Степан.
- Куда же еще? - направился к дверям Зайченко.
- А я как же? - встал у порога Степан. - Неужто не возьмете?
- Ты в патруле. - Зайченко посмотрел на Екатерину Петровну и добавил: - Нельзя Федору одному.
- Эх, мать честная! - хлопнул фуражкой по колену Степан.
- Дядя Ваня... - негромко сказала вдруг Глаша. - Я за Степана останусь. Можно?
- Оружие есть? - спросил Зайченко.
- Наган у меня, - кивнула Глаша.
- Ладно... - согласился Зайченко. - Двинули, Степан!
Степан, боясь, как бы Зайченко не раздумал, первым выскочил в коридор, оттуда на крыльцо и стоял там, нетерпеливо поглядывая на дверь. Когда Зайченко вышел и они уже шли через двор, Степан вдруг остановился:
- Вы идите, Иван Емельянович... Я догоню!
И повернул обратно.
Зайченко сердито пожал плечами и зашагал к воротам.
Степан взбежал на крыльцо, протопал по коридору, приоткрыл дверь в комнату.
- Глафира!
- А?.. - испуганно обернулась Глаша.
- Спасибо! - Степан захлопнул дверь и забухал ботинками по дощатому полу коридора, потом хлопнула дверь на крыльце, и слышно было, как Степан бежит через двор.
- Вот дурной! - покачала головой Екатерина Петровна.
Глаша промолчала, только губы у нее смешливо дрогнули и опять заблестели глаза. Она уже надела свое пальтишко, подпоясалась широким ремнем, достала аккуратно завернутый в промасленную тряпочку наган и обтерла его, любуясь блеском вороненой стали.
Екатерина Петровна неодобрительно качнула головой и накинула на плечи теплый платок.
- Пошли, что ли, вместе походим? Мне нынче все равно не уснуть.
- А чего? Пошли! - отозвалась Глаша и озорно подмигнула: - Боитесь, как бы Федька еще кого-нибудь не прихлопнул? - И вскинула наган, целясь в невидимого противника.
- Типун тебе на язык! - замахала руками Екатерина Петровна и прикрикнула: - Да спрячь ты игрушку эту свою дурацкую.
Глаша распахнула перед Екатериной Петровной дверь и скомандовала:
- Шагом марш!
- Тьфу на тебя!.. - засмеялась Екатерина Петровна и вышла.
Глаша сунула наган за пояс и пошла следом...
В высоких сводчатых комнатах Чека сутками горели под потолком тусклые электрические лампочки. По коридорам проходили невыспавшиеся озабоченные люди. Конвоиры вели на допрос арестованных. Все арестованные были в штатском, но военную выправку скрыть не могли: выдавала походка и разворот плеч.
В городе шли облавы и обыски, грузовики увозили припрятанное оружие.
Но на допросах арестованные изворачивались, и всех деталей заговора узнать еще не удалось. Известно было только, что начало мятежа должно совпасть с решительным наступлением Юденича на Петроград.
Сотрудники сутками мотались по городу, забыли про еду и сон, людей не хватало, фронт и граница были рядом, и в комнатах Чека даже днем забывали гасить свет.
Степан шел за Иваном Емельяновичем по коридору и заглядывал в открытые двери.
В одной из комнат, просторной, в четыре окна, стояло несколько столов. За одним сидел человек в шинели внакидку и выстукивал одним пальцем по машинке. За другим сидело двое, один напротив другого. Наверное, шел допрос, потому что сидящий у стены все время писал, часто макая ручкой в чернильницу, а благообразный седеющий человек в бекеше и с шапкой на коленях наклонялся к нему через стол и что-то негромко говорил.
На кожаном холодном диване, не сняв сапог и укрывшись бушлатом, спал усатый матрос и во сне не снимал руки с деревянной коробки маузера.
В Чека Степан никогда раньше не был и думал, что все там одеты в кожу и перетянуты ремнями. Но в комнатах сидели усталые люди в стареньких гимнастерках и видевших виды шинелях, и оружия на виду ни у кого из них не было.
А человек, в комнату которого вошел Зайченко, тот и вовсе был в каких-то очках со шнурочком, в темной рубахе с галстуком и в полосатом помятом пиджачке. Очки свои он то и дело снимал, вынимал платок, вытирал сначала воспаленные глаза, а потом очки.
- Здравствуй, Алексей Алексеевич, - поздоровался с ним Зайченко.
- Здравствуй, Иван.
Алексей Алексеевич вышел из-за стола, пожал руку Зайченко и глянул в сторону Степана.
- Что за парень?
- Наш парень, - ответил Зайченко.
- Наш так наш... - устало улыбнулся Алексей Алексеевич, снова снял очки и протер их платком.
Зайченко выложил на стол наган, портсигар и документы убитого. Потом осторожно вынул листок с шифровкой.
- Вот, разберись... - сказал Зайченко. - Обнаружено при обыске. Ребята в патруле были, ну и...
- Жив? Убит? - быстро спросил Алексей Алексеевич.
- Убитый, - коротко ответил Степан.
- Жаль...
Алексей Алексеевич снял очки, поднес листок к самым глазам, потом прошел за стол, выдвинул ящик, достал какой-то список и сверил его с листком.
- Пятая Рождественская... Кирочная, тридцать... Литейный, двадцать один... Знакомые адреса! И не шифруют, нахалы... Ты посмотри, Ваня! Буква, цифра - улица, дом. За дураков нас считают? - И обернулся к Степану: - К фронту пробирался?
- Вроде... - кивнул Степан. - К шоссейке на Пулково.
- Так... - задумался Алексей Алексеевич и досадливо поморщился. Живьем бы надо...
Он нажал кнопку звонка на столе. В комнату вошел молодой сотрудник.
- Лацис вернулся?
- Только что приехал, Алексей Алексеевич, - ответил сотрудник.
- Пусть зайдет.
Сотрудник вышел, а Зайченко спросил:
- Думаешь, на ту сторону шел?
- Выходит, так... - ответил Алексей Алексеевич. - Явки эти у нас под наблюдением, но тут несколько новых адресов. Чрезвычайно важно. Спасибо!
- Мне-то за что? - улыбнулся Зайченко и поглядел на Степана. - Вон, орлы!
- Ты тоже не мокрая курица! - засмеялся Алексей Алексеевич и опять снял очки.
Степан заметил, что, когда он их снимает, лицо у него становится как у человека, который боится перейти дорогу и стесняется попросить помощи. А когда надевает, то сам кого угодно через любую дорогу переведет!
В комнату без стука вошел сотрудник и доложил:
- Лацис сейчас будет. К вам посетитель просится, Алексей Алексеевич.
- Кто? - Алексей Алексеевич надел очки.
- Парень какой-то... Говорит, важное дело.
- Узнал бы какое, - нахмурился Алексей Алексеевич. - Просил ведь...
- Спрашивал, не говорит, - пожал плечами сотрудник. - Начальника требует!
- Ну, раз требует, ничего не попишешь! - развел руками Алексей Алексеевич. - Давай его сюда. И сразу Лациса!
Зайченко поднялся со стула, но Алексей Алексеевич остановил его:
- Сиди, сиди... Какие от тебя секреты!
И посмотрел на Степана.
Степан неохотно направился к дверям и чуть не столкнулся с вошедшим в комнату Кузьмой.
- Гляди-ка! - открыл рот Степан. - Кузьма!.. Виниться пришел?
- Не в чем мне виниться, - угрюмо сказал Кузьма.
- Не в чем?! - Степан даже задохнулся. - А кого купили за рупь за двадцать? Кто у студента этого в шестерках бегал? Я, что ли?
- Потише, потише... - Алексей Алексеевич поморщился и заткнул ухо мизинцем.
Но Степан то ли не расслышал Алексея Алексеевича, то ли так поразила его наглость Кузьмы, что он закричал еще громче:
- Почуял, что жареным запахло, - и в кусты? Я не я и лошадь не моя? Ах ты, гад!..
- Остынь. - Алексей Алексеевич взял Степана за плечо и легонько подтолкнул к дверям.
Хватка у него оказалась такой, что Степан сунулся головой вперед и наверняка набил бы шишку на лбу, если бы на его пути не оказался светловолосый голубоглазый человек в аккуратной гимнастерке.
- Держись за воздух, - посоветовал он с заметным акцентом, подхватил Степана, переправил на скамейку у стены коридора и вошел в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Степану стало до того стыдно, что он даже зажмурился. Так и сидел с закрытыми глазами. Опять базар затеял! Да где? В Чека! И ведь сколько раз зарекался! Книжку, что ли, какую достать про воспитание характера? Видел он одну на толкучке. С обложки два черных глаза глядят, а под ними надпись: "Самовнушение и воля". Пачку махорки просили. Дурак, не сменял! Сейчас бы зыркнул на Кузьму и внушил: "Признавайся!" Тот бух на колени: "Виноват!" А теперь темнит небось... Ничего, прижмут голубчика! Все выложит!
Степан прислушался, но не услышал ни грозного голоса Алексея Алексеевича, ни покаянных криков Кузьмы. Все было тихо и мирно. Степан огляделся и увидел, что сидит на скамье не один. Рядом подремывал дворник в фартуке с бляхой, а на самом краешке скамьи, выпрямив спину, сидела женщина в богатой шубке и шляпке с вуалью.
Дворник приоткрыл один глаз и спросил у Степана:
- Вызывать скоро будут?
- Куда? - не понял Степан.
- Свидетельствовать.
- Почем я знаю... - буркнул Степан.
- Или ты не свидетель? - Дворник открыл второй глаз и придвинулся поближе к Степану. - За что же тебя, голубок?
Степан вскочил со скамейки, раскрыл дверь комнаты и с порога сказал:
- Долго мне с этой шушерой сидеть? Пропуск давайте!
- Не мешай, - ткнул пальцем на узкий диванчик Алексей Алексеевич. - И закрой дверь!
Степан прикрыл дверь, присел на край неудобного диванчика и выпрямил спину, как та дамочка в коридоре.
Голубоглазый чекист поглядел на него и подмигнул. Алексей Алексеевич повернулся к Кузьме и спросил:
- Вы уверены, что это был Павлов? Не могли ошибиться?
Степан насторожился и пересел на стул рядом с голубоглазым: речь шла о механике из их мастерской, и он считал себя вправе участвовать в этом разговоре на равных.
Голубоглазый не то одобрительно, не то удивленно покрутил головой, а Алексей Алексеевич неопределенно хмыкнул, но ничего не сказал.
- Он это!.. - уверял Кузьма. - Переодетый только... Раза два я его там видел!
- Адрес точный помните?
- Екатерингофский, это помню... А дом...
- Не семь? - сверился с шифровкой Алексей Алексеевич.
- Вроде... - наморщил лоб Кузьма. - Я показать могу.
- Стрельцов, Стрельцов... - забарабанил по столу пальцами Алексей Алексеевич. - У нас как будто такой не проходил. Студент, говорите?
- Внепартийный социалист, - усмехнулся Зайченко.
- Да? - удивился Алексей Алексеевич. - Это что-то новое!
- Кажется, он уже нашел свою партию, - четко выговаривая слова, сказал голубоглазый.
- Вот что, товарищ Лацис! - поднялся из-за стола Алексей Алексеевич. - Оформляйте ордер на обыск и задержание, берите людей и езжайте по этому адресу. Захватите товарища, на всякий случай... Вас, кажется, Кузьмой зовут?
- Да... - кивнул Кузьма и встал.
- Дом он вам укажет, но думаю, что адрес совпадет с указанным в шифровке. Все ясно?
- Ясно, - кивнул Лацис. - Кроме одного: где взять людей? Вы же знаете...
- Да... - задумался Алексей Алексеевич и обернулся к Зайченко. Хотим подчистить сегодня все концы. С людьми - зарез! Выручай, Ваня...
- Комсу возьмите. - Зайченко глазами указал на Степана. - Целую роту могу дать!
- И все такие же? - Алексей Алексеевич смешно согнул голову и посмотрел на Степана поверх очков.
- Что ты! - засмеялся Зайченко. - Где ты второго такого возьмешь? Днем с огнем не отыщешь!
- А мы в основном по ночам ищем, - весело сказал Лацис и опять подмигнул Степану. - Подойдет!
- На ваше усмотрение, - сухо сказал Алексей Алексеевич, но Степан заметил, что глаза у него смеются. - Действуйте!
Когда все вышли из комнаты, Алексей Алексеевич сложил бумаги в сейф, оставив на столе только листок с шифровкой, подвинул поближе лампу и долго протирал очки, откинувшись на спинку стула.
Нити заговора вели в штабы, где засели военспецы из белых офицеров. Поступили тревожные сообщения с фортов Кронштадта. А Юденич рвался к городу!..
VII
С наступлением осени холод гнал зажиточных владельцев квартир из одной комнаты в другую, пока они не обосновывались в самой маленькой, куда сносили все необходимые вещи и ставили "буржуйку". Круглая железная печка с изогнутой коленчатой трубой, выходящей в форточку, была спасением. За нее отдавали полмешка муки или лисью шубу, ублажали ее с трудом добытыми сосновыми чурками и коротали долгие осенние вечера у раскаленных от жара боков.
Стрельцов перебрался в кабинет, перетащив туда из других комнат все, что можно было сбыть на толкучке, а "буржуйку" топил преимущественно книгами из дядюшкиной библиотеки, кучей свалив их на диване. Спал он на дачной раскладушке среди стоящих на полу фарфоровых китайских ваз и составленного на рояле хрусталя.
Под раскладушкой стоял ящик с бутылками вина, а на круглом столике красного дерева лежала разодранная вобла и обломанная краюха хлеба. Стрельцов пил всю последнюю неделю, и пил один, чего раньше никогда не делал. Из дома ему было приказано не выходить и ждать прихода неизвестных ему людей, которых он должен впустить по паролю. Людей этих он заранее боялся, но протестовать не смел и целыми днями валялся на раскладушке или сидел у "буржуйки", потягивая вино. Он не брился, оброс неопрятной белесой щетиной и потерял счет времени. За окном уже стемнело, но лампу Стрельцов не зажигал, сидел, кутаясь в клетчатый плед, не глядя брал из кучи книг первую попавшуюся и кидал ее в открытую дверцу печки. Долго смотрел, как язычки пламени лижут страницы и они желтеют, сворачиваются и вспыхивают разом, чтобы тут же почернеть и рассыпаться. Потом тянулся за бутылкой, наливал коньяк в хрустальный фужер и плескал в рот так же безучастно, как кидал в печку книги. И так же ждал, когда разольется внутри блаженное тепло и бездумной и легкой станет голова. Ему казалось, что не пьянеет, хотя он давно уже разговаривал вслух сам с собой.
- Коньяк под воблу. Прелестно.
Стрельцов тяжело встал с раскладушки и поднял фужер.
- За поруганную мою мечту! Растоптали хрустальную коваными сапожищами. Мечтал российский интеллигент Петр Стрельцов быть апостолом юношества, а стал холуем. Так сему и быть!
Он крупными глотками выпил коньяк, опустился на раскладушку, поставил фужер на пол, отщипнул от краюхи и нехотя пожевал. Потом взял с дивана книгу, выдрал из коленкорового переплета, кинул в печку и сел, обхватив голову руками.
У входной двери зазвонил колокольчик. Стрельцов поднял голову и прислушался. В колокольчик зазвонили еще раз, сильнее.
- Кого это несет с парадного хода? - сам себя спросил Стрельцов, но с места не двинулся.
В дверь позвонили настойчивей.
- Черт бы вас побрал! - выругался Стрельцов и встал. Пошатываясь, вышел в коридор, постоял у двери и спросил:
- Кто?
- Это я, Петр Никодимович.
- Лена? - удивился Стрельцов.
Он долго шарил руками по двери, отыскивая засовы и цепочку, наконец это ему удалось и дверь открылась.
- Как у вас темно... - встала на пороге Лена.
- Это после солнца, - сказал Стрельцов.
- Какое солнце? - засмеялась Лена. - Уже вечер.
- Разве? - пробормотал Стрельцов. - Впрочем, это не имеет значения. Давайте руку!
- Я сама, - отстранилась Лена и медленно пошла по темному коридору.
- Осторожней! - предупредил Стрельцов. - Там у меня черт ногу сломит.
Он прошел вперед, загремел спичками, несколько раз выругался, но лампу зажечь все-таки сумел и теперь стоял посреди комнаты и держал ее в высоко поднятой руке.
- Да будет свет! - провозгласил он. - Прошу!
Лена вошла в комнату и с удивлением огляделась.
- Вы открываете антикварный магазин, Петр Никодимович?
- До этого еще не дошло! - с нервным смешком ответил Стрельцов. - В остальных комнатах мерзость и запустение. Не ровен час, нагрянет из Парижа мой драгоценный дядюшка и потребует отчета за свои финтифлюшки!
- Из Парижа? - удивилась Лена. - Его же арестуют!
- Кто?
- Чека.
Стрельцов засмеялся и сказал:
- Могу вас уверить, что, пока существует Чека, встреча двух любящих родственников невозможна!
- Значит?
- Значит, Чека не будет.
- Не понимаю, - наморщила лоб Лена.
- Я шучу, - спохватился Стрельцов. - А вам вообще не стоит думать о такой чепухе. Ведь у вас нет дяди в Париже?
- Нет.
- Ну и прелестно! Давайте лучше выпьем!..
- Не стоит, - покачала головой Лена. - Могу я говорить с вами серьезно?
- Не сегодня... - поморщился Стрельцов.
- Тогда я уйду, - пошла к дверям Лена.
- Нет! - бросился к ней Стрельцов. - Нет, нет!.. Не оставляйте меня одного!
- Что с вами? - всмотрелась в его лицо Лена. - Вы больны, Петр Никодимович?
- Так... Ерунда... - взял себя в руки Стрельцов. - Голова немного... О чем вы хотели говорить? Садитесь!
Стрельцов скинул с дивана часть книг, усадил Лену и встал напротив, обхватив плечи руками.
- Я вас слушаю.
- Боюсь, что вы мне не скажете правды... - покачала головой Лена.
- Почему же? - размашисто откинул со лба волосы Стрельцов.
- Так... - Лена помолчала и спросила: - Против кого и за что мы боремся, Петр Никодимович? С кем мы?
- Вы со мной! - ушел от ответа Стрельцов.
- Перестаньте! - поднялась с дивана Лена. - Неужели вы не понимаете, как это важно для всех нас?
- Ах, Леночка! - загрустил вдруг Стрельцов. - У вас так было развито чувство прекрасного и вдруг... К чему это все? Будьте выше.
- Мы хотим найти свое место в борьбе за новую жизнь, что может быть выше? - прижала руки к груди Лена. - А вы принимаете нас за слепых щенков, которым все равно, куда их ткнут носом! Или вы заблуждаетесь, или...
- Договаривайте, - деланно улыбнулся Стрельцов.
- Или делаете это умышленно. Тогда это подлость! - Лена в упор смотрела на Стрельцова. - Почему вы молчите?
- Любуюсь вами, - галантно поклонился Стрельцов. - Вам всегда нужно быть такой злой, Леночка!
Лена повернулась и пошла к дверям, но Стрельцов опередил ее и встал на пороге, широко раскинув руки.
- Не покидайте меня! - сказал он и покачнулся.
- Вы пьяны, Петр Никодимович?!.
Лена только сейчас увидела его воспаленные глаза, помятое лицо, дрожащие руки. Ей стало стыдно, что она не заметила этого раньше и говорила о том, что казалось ей самым важным, самым необходимым в жизни. Она смотрела на Стрельцова с отвращением, и он видел это, но не хотел понимать, или понимал, но ему уже все было безразлично.