В то время излюбленным местом отдыха был модный термальный курорт в долине Огронь. Сестра императора охотно там бывала, предаваясь тамошней бурной светской жизни.
Однажды после обеда в сопровождении мадам де Барраль она гуляла в парке. Неожиданно к обеим дамам приблизился мужчина высокого роста, примерно тридцати лет, очень элегантный и прекрасной наружности. С изысканной вежливостью он попросил разрешения засвидетельствовать свое почтение ее императорской чести, скромно напомнив при этом, что он уже был представлен ее высочеству прошлой зимой.
Это был граф Огюст де Форбэн, древнего дворянского рода, мальтийский рыцарь, но в то же время – поэт, художник и архитектор – человек необычайно привлекательной внешности. Полина, сраженная его обаянием, не могла понять, как она просмотрела такого мужчину в ту тоскливую зиму в Риме.
Когда прекрасный Форбэн удалился, получив сияющую улыбку и благосклонное приглашение к ее двору, мадам де Барраль раскрыла ей глаза.
– Ее величество так скучала этой зимой, что заботилась только о своем свекре – князе Франческо Альдобрандини и видела только его.
– Я, видимо, сошла тогда с ума! – произнесла Полина. – Он великолепен, этот молодой Форбэн! Как вы думаете, он согласится стать моим камергером?
– Но, мадам… Вы же его совсем не знаете! – в ужасе воскликнула госпожа де Барраль. – Этот пост для доверенного лица и…
– Он поэт, и у него самые красивые в мире ноги! – ответила княгиня, у которой была страсть к мужским ногам. – Вы, видимо, забыли, что император заставил меня уступить моего маленького Боленкура этой ядовитой змее – моей невестке Жюли – и теперь у меня нет камердинера.
Мадам де Барраль скрыла улыбку. В Париже все знали, что у камердинеров Полины были двойные обязанности и что Наполеон следил за тем, чтобы симпатичные молодые люди не очень надолго у нее задерживались. Любопытно, сколько времени у нее продержится этот, если он получит эту должность…
Когда на следующее утро Огюст де Форбэн появился у Полины, он с удивлением увидел, что в салоне принцессы находилось не более трех, четырех персон. Кроме нее самой, там были мадам де Барраль и другая, только что прибывшая почтенная дама, – мадам Шамбудуэн.
И без того застенчивый, он совсем смутился, когда пленительная княгиня приняла его в неглиже.
Грациозно лежа на диване в накидке из белого муслина, который был настолько прозрачен, что просвечивало розовое тело… и еще кое-что.
Полина приняла молодого человека с сияющей улыбкой, предложила ему сесть рядом со своим канапе и продолжила беседу с дамами.
Огюст де Форбэн спокойно созерцал все прелести принимавшей его хозяйки дома: грацию ее шеи, округлости плеч. Он нашел ее еще более прекрасной, чем на балу у Альдобрандини, где увидел ее впервые. Тогда бальное платье скрывало то, что он увидел через муслин.
Его спокойствие, которое он сдерживал с огромным напряжением воли, подверглось еще большему испытанию, когда, замаскированная обоями дверь открылась и из нее вышел огромного роста черный слуга, одетый в ярко-красную ливрею.
– Ах, – воскликнула принцесса, – это же Пауль! Сейчас я приму ванну!
Гибкая, как змея, она соскользнула со своего шезлонга, поднялась и сбросила свой наряд из муслина, представ перед глазами своих гостей обнаженной, как Ева перед грехопадением. Бедный Форбэн был настолько смущен, что закрыл глаза, чтобы не лишиться чувств. Когда он открыл их вновь, то увидел, что огромный негр взял Полину на руки и отнес ее в серебряную ванну, стоявшую в соседней комнате. Мадам де Барраль находилась в той же комнате, тогда, как остальные присутствовавшие, привыкшие к этим сценам, спокойно продолжали беседовать так, будто ничего не случилось. Однако Форбэн, ослепленный, полностью сбитый с толку, с бешено стучавшим сердцем, не мог успокоиться. Никогда июль не был для него таким жарким месяцем!
Спустя полчаса Пауль вновь внес Полину в комнату, облаченную в муслин. Улыбающаяся и свежая, как роза, она опять погрузилась в подушки.
Но сюрпризы для бедного Форбэна на этом не кончились, поскольку именно в тот момент, когда он был готов сказать этой современной Цирцее несколько поэтических комплиментов, она вдруг повернулась к мадам Шамбудуэн, воскликнув:
– У меня замерзли ноги!
Тотчас, не обращая никакого внимания на окружающих, знатная дама распахнула свое платье, обнажив груди, и опустилась перед Полиной на ковер, та со вздохом наслаждения положила свои голые ноги между роскошными грудями подруги.
– Это старый обычай, который я переняла у негритянок в Санто-Доминго! – с очаровательной улыбкой объяснила Полина графу. – Великолепное ощущение!
Форбэн не усомнился в этом ни на секунду, но уже почти не владел собой. Открывшиеся ноги принцессы так поразили его своей красотой, что привели его и без того возбужденные чувства в полное смятение. В состоянии, близком к трансу, он принял приглашение на ужин, состоявшийся в тот же вечер на вилле принцессы.
Форбэн никому не выдал тайну этого вечера, для этого он был слишком галантен, но, когда мадам де Барраль на следующее утро вошла в спальню Полины, чтобы пожелать ей доброго утра, она нисколько не удивилась, застав в постели своей госпожи молодого человека. Теперь у нее не было сомнений в том, что монсеньор де Форбэн стал новым камергером ее высочества.
Вспыхнула всепоглощающая страстная любовь. Форбэн до безумия влюбился в Полину, и она с гордостью называла его «прекрасным Огюстом». И поскольку молодая женщина ни перед кем не скрывала своих любовников, вскоре о ее новом увлечении стало известно всем. Тайные свидания за скрытыми обоями дверьми ее уже не устраивали. Она могла бы любить на глазах у всех на рыночной площади, только бы это не вредило авторитету императора…
Тактичный Огюст де Форбэн отнюдь не разделял этих пристрастий своей любовницы и так страдал из-за этого, что Полина, которой в конце концов тоже надоело любопытство окружавших ее курортных гостей и которая решила, наконец, понравиться своему возлюбленному, предложила:
– Давай уедем отсюда! Ты из Прованса, а я провела там свое детство и люблю эти места. Там будут солнце, цветы, голубое небо, полет стрекоз и великолепные теплые ночи!
Было решено, что Форбэн уже на следующее утро отправится на свою родину в Экс-ен-Прованс, чтобы приготовить там любовное гнездышко, достойное их обоих. Он выбрал роскошный дворец «Ля Миньярд», принадлежавший генеральному комиссару кайзеровской армии Жану Батисту Пе, для которого было делом чести предоставить свое имение сестре императора и, разумеется, бесплатно. Полина, не жалевшая денег только на свои личные нужды, встретила это предложение с восторгом. Она сразу же отправилась в Экс, рядом с которым находился лечебный источник Грец.
Если Форбэн вообразил, что здесь он смог бы обрести полный покой и уединение, отдавшись своей любви, то его постигло разочарование: прибыв сюда, Полина начала устраивать балы, приемы и праздники по любому поводу.
Приглашались все, кто в этой провинции имел титул и имя. С уютной должностью камердинера, видимо, нужно было спешно распрощаться.
Ситуация достигла апогея, когда на сцене собственной персоной появился супруг Полины Камилло Боргезе. Достойный сожаления любовник начал уже было подумывать о том, что нужно сменить роскошные покои своей любовницы на маленькую комнатку, но его беспокойство было напрасным. Как только ужин в семейном кругу закончился, Полина взяла своего Форбэна за руку и повела его с собой, остановившись и с обезоруживающей улыбкой обратившись к мужу:
– Я едва не забыла пожелать вам спокойной ночи, мой друг!
– Вы уже уходите? – разочарованно спросил Боргезе, ожидавший, что они еще выпьют кофе в салоне вместе с гостями.
– О, мой Бог! Я так устала. Вы же знаете, мое здоровье подорвано. Врачи настаивают на том, чтобы я ложилась в постель, как можно раньше. Надеюсь, вы меня извините… и другие гости тоже! – сказала она, улыбнувшись префекту Тибодо и генералу Сервони.
Оба молча поклонились, а Камилло с сомнением посмотрел на удивительно красивое, свежее и цветущее лицо жены. Затем перевел взгляд на камергера, который, по всей видимости, чувствовал себя в этой ситуации крайне неловко.
– Отдыхайте, моя дорогая, отдыхайте, – сказал он полушутя, полусерьезно, – но оставьте нам, в этом случае, монсеньора де Форбэна, который вам больше не нужен!
– Больше не нужен? – воскликнула княгиня. Она была искренне шокирована. – Но, мой друг, вы же должны знать, что я не могу без него обходиться ни днем… ни ночью!
С этими словами она ушла. Наступившую тишину взорвал, однако, звон разбившейся дорогой статуэтки, которую князь Боргезе швырнул на пол, прежде чем проводить гостей в салон.
Эту ночь Тибодо и Сервони заполнили надолго. До самого рассвета они просидели в компании Камилло Боргезе, а около шести часов утра, совершенно пьяный, Боргезе замолотил кулаками в закрытые ставнями окна своей жены, несвязно выкрикивая проклятия.
Эту ночь Тибодо и Сервони заполнили надолго. До самого рассвета они просидели в компании Камилло Боргезе, а около шести часов утра, совершенно пьяный, Боргезе замолотил кулаками в закрытые ставнями окна своей жены, несвязно выкрикивая проклятия.
– Дио, мио! – ревел он так, что было слышно на несколько миль вокруг. – Эту проклятую бабу спасает только то, что она сестра императора. Иначе, я бы ее пришиб!
Он велел подать лошадь и незамедлительно отбыл в более гостеприимные края.
Слухи об образе жизни сестры отнюдь не приводили Наполеона в восторг. Обсуждался не только ее скандал с Форбэном. Оказывается, она не придумала ничего лучшего, как продать подаренное ей братом княжество Гвастала и пустить деньги на наряды, украшения и кружева.
Он вызвал ее к себе, чтобы изложить свою точку зрения. Но когда она появилась на пороге его кабинета, восхитительная, в белом атласном платье и с редкой красоты ожерельем из рубинов на шее, он оказался безоружным. Она была создана для всего, но только не для того, чтобы управлять государством, даже если его площадь составляла всего десять квадратных километров. Она по-прежнему оставалась для него «маленькой дикаркой», для которой не существовало других богов, кроме любви и красоты! Не оставалось ничего другого, как заключить ее в объятия. Что он и сделал!
– Иди, поцелуй меня… Нотр-Дам-де-Колифише, – воскликнул он радостно.
2. Фантастическая скачка КанувиляВ течение 1808 года граф Огюст де Форбэн – камергер кайзеровского двора княгини Полины Боргезе, сестры Наполеона, – чувствовал себя не в своей тарелке. Причина была не в том, что его занятия стали для него невыносимыми или чем-то нежелательными. Совсем напротив, поскольку, к должности камергера добавлялась приятная роль любовника! Однако именно эта вторая часть его обязанностей приблизилась к критическому состоянию, обнажив свои теневые стороны.
В один прекрасный день княгиня вдруг объявила, что хочет брать уроки пения у знаменитого дирижера Феликса Бианджини.
Полина и ее свита находились в это время в резиденции в Ницце. Как камергер, Форбэн должен был сопровождать приглашенных гостей в ее покои. Можно представить себе его чувства, когда однажды вечером он по настойчивому требованию своей госпожи был вынужден сопроводить к ней молодого человека приятной внешности с блестящими глазами, который оказался не кем иным, как знаменитым музыкантом.
Но сильнее всего его потрясло то, что, прождав почти всю ночь в надежде, что Полина позовет его к себе, на следующее утро он обнаружил, что Бианджини провел эту ночь у нее, очевидно, чтобы преподать первый урок пения!
Это настолько шокировало бедного Форбэна, что он, не сходя с места, написал письмо императору и попросил отозвать его.
Ответ пришел быстро, В своем приказе его императорское величество распорядился о переводе графа Огюста де Форбэна в штаб генерала Жюно, губернатора Парижа, адъютантом в чине лейтенанта. Молодой человек сразу же выехал в Париж. Он был рад избавиться от мук, связанных с обслуживанием Полины. Однако его самолюбие было сильно уязвлено тем, что его любимая, целиком увлеченная занятиями пения, почти не обратила внимания на его отъезд.
– До скорой встречи, – сказала она равнодушно. – Поскорее возвращайтесь! – После чего она отвернулась от Форбэна и тотчас обратилась к Бианджини, который, не скрывая самодовольства, напевал и позировал перед ней! Маэстро в этот момент был полным хозяином положения!
Но это продолжалось недолго. Возвратившись в Париж в свой роскошный дворец на Фобур Сент-Оноре, Полина встретила на одном из балов прекрасного гусара, которого никогда ранее не видела. Это был неотразимый Арман де Канувиль, командир эскадрона и офицер генерального штаба маршала Бертье. Бравая уверенность прекрасного майора заставила ее мгновенно забыть Бианджини вместе с его музыкой. И поскольку княгиня не принадлежала к числу женщин, долго скрывающих свои чувства, она быстро нашла возможность избавиться от Бианджини довольно оригинальным способом.
Во время одного из концертов во дворце Полины беднягу попросили спеть модную в то время песенку: «Армида, вы меня покинете», из чего певец смог заключить, что он задержался здесь слишком долго.
Он показал себя не более упрямым, чем Форбэн, который, впрочем, остался верным другом Полины. Маэстро освободил поле битвы, чтобы поискать нового любовного счастья в других роскошных постелях, в то время, как Полина была убеждена, что обрела, наконец, самую большую любовь в своей жизни и полностью посвятила себя Канувилю.
Поскольку она решила, что ее любовь может лучше всего расцветать в тиши и обособленности сельской жизни, она вместе со своим прекрасным гусаром перебралась в просторный сельский дом в Нёйи, который она купила совсем недавно и теперь тщательно обставляла. Одно время при дворе даже решили, что Полина, наконец, действительно нашла своего настоящего господина, поскольку уже прошли многие месяцы, а ее пылкая любовь к Канувилю все еще продолжалась.
В домашних туфлях и шелковом халате он постоянно присутствовал на традиционном обряде купаний своей очаровательной любовницы. Других присутствующих уже не было, а это также кое-что да значило. Самые близкие друзья удивлялись. Полину и Канувиля видели всегда только вместе.
То, что пара была такой неразлучной, в конце концов начало действовать Наполеону на нервы. Император считал, и в этом он был прав, что офицеры его гвардии должны находить себе лучшее применение, чем валяться на подушках его сестры. Но, поскольку он трогательно относился к своей «маленькой дикарке» ему было трудно найти убедительный предлог, чтобы вмешаться. Однако несчастному случаю было угодно, чтобы Канувиль сам предоставил ему этот долгожданный повод.
В то утро, император, сидя верхом на своей любимой лошади Али, принимал парад конной гвардии во дворе «Карузель ревю».
В порядке исключения присутствовал и Канувиль. На нем была форма, которая так блестела от золота, что привлекала всеобщее внимание. Наполеон не одобрял подобную роскошь, однако не нашел во внешности командира эскадрона ничего, что нарушало бы устав. Внезапно конь прекрасного Армана испугался, встал на дыбы, рванулся вперед и довольно сильно ударил копытами Али. Наполеон не был хорошим наездником, а его чуткий арабский скакун почувствовал это и, испугавшись, тоже поднялся на дыбы. И его величество император оказался на волоске от того, чтобы не слететь на землю перед парадом своих войск.
Наполеон покраснел от злости и сразу же увидел, что виновным был не кто другой, как Канувиль, который, в свою очередь, залился краской от стыда и пытался отыскать возможность, чтобы поскорее скрыться со своей лошадью, но деваться было некуда. Беспощадные голубые глаза императора осмотрели его с головы до блестящих шпор на его венгерских сапогах. Окаменевший Канувиль ждал, опустив глаза. Орлиные глаза императора заметили элегантную накидку офицера на меховой подкладке, которая не только была вышита тончайшими золотыми узорами, но и подбита мехом соболя. Соболиный мех император узнал сразу. Это был подарок, который ему преподнес царь Александр I, но поскольку он знал, как Полина неравнодушна к мехам, он передарил его ей. Это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения, и Наполеон взорвался.
– Майор, ваша лошадь слишком молода. У нее горячая кровь! Я позабочусь о том, чтобы охладить ее!
Канувиль, чрезвычайно встревоженный, спросил, что хотел этим сказать император. Он недолго оставался в неведении. Как только парад завершился, маршал Бертье сообщил ему, что император назначил его курьером, чтобы доставить важную депешу маршалу Массену, который находится в настоящее время в… Португалии!
В полном отчаянии Канувиль рассказал о своем несчастье княгине, которая в негодовании разразилась слезами.
– Наполеон – чудовище! – кричала она. – Он хочет меня убить! Но будь спокоен, любимый. Ему не удастся разрушить нашу любовь. Я тебя никогда не забуду! Ты, к сожалению, должен подчиниться приказу, но поспеши передать эту депешу, как можно быстрее! Ты же знаешь, как сильно я тоскую, когда тебя нет! Ты не должен оставлять меня одну слишком долго!
При этих словах страх несчастного сменился паникой. Он очень хорошо знал, что Полина имела в виду, говоря «как сильно я тоскую!» Если он задержится надолго, то может рассчитывать на то, что к моменту возвращения его место будет занято другим…
В нагрудный карман над сердцем Канувиль положил медальон, который Полина вручила ему как талисман, – обрамленный рубинами шедевр Изабей, – вскочил на коня и сделал все, чтобы установить рекорд на маршруте Париж – Лиссабон – Париж! Гусар гнал, как одержимый. Дюжину загнанных лошадей, жертв своей торопливости, он оставил на пути, пересек Луару, Шаран, Жиронду и Пиренеи, доехал до Бургоса и, наконец, достиг Вальядолида. Десять дней и ночей провел он в седле, давая себе лишь короткие передышки, чтобы перекусить сменить лошадь. Это был действительно рекорд!