Заботы пятьдесят третьего года - Анатолий Степанов 17 стр.


Шофер Шульгина после заключения на свою автобазу не вернулся. И шоферить не шоферил: работал водителем троллейбуса. В парке на Ленинградском шоссе Казарян узнал, что Шульгин в смене. Работал Шульгин на двенадцатом маршруте. Слава богу, далеко не мотаться. И еще раз повезло, машина, в которую Казарян сел, шла на конечную остановку "Больница МПС".

Выкатились пассажиры, пошла малость отдохнуть кондукторша. Выйдя из кабины с путевкой в руке, Шульгин увидел в салоне Казаряна.

- Что вы тут делаете, гражданин? А ну выходите! - потребовал Шульгин.

- Мне с тобой, Арнольд, поговорить надо, - тихо сказал Казарян.

Не отвечая, Шульгин исчез в кабине и вышел из нее уже не с путевкой, а с монтировкой в руках.

- Мотай отсюда, паскуда! Быстро, быстро! - приказал он Казаряну.

- Ты меня, Нолик, видимо, спутал с кем-то, - не вставая с сиденья, лениво протянул Казарян. - Ты присаживайся, присаживайся. Сейчас мы с этим недоразумением разберемся.

И извлек из кармана красную книжечку. С монтировкой в руках Шульгин подошел поближе, разглядел знак конторы на корочках и опустился на сиденье через проход от Казаряна. Спросил устало:

- Что надо?

- В связи с твоими телодвижениями порядок вопросов несколько изменится. Сразу же, по горячему - кто к тебе приходил в последнее время и почему ты этого гостя столь невзлюбил, что посланца его готов по куполу монтировкой огреть?

- Приходили тут.

- Значит, не один, а несколько. Твои меховые собратья, естественно?

- Они.

- Так кто же?

- Куркуль и этот пацан с ним, Стручок, что ли.

- Что хотел от тебя Куркуль?

- Хотел, чтоб я у них баранку покрутил.

- Откуда у них машина?

- Я тоже спросил. Сказал, что не моя забота.

- Когда они приходили?

- Позавчера. Сюда же.

- А когда ты должен был баранку крутить?

Шульгин, вспомнив, улыбнулся и ответил:

- Не успел он сказать. Я им тоже монтировку показал.

- Гражданский твой гнев, Арнольд, я одобряю. Но Куркуль в ответ на угрозу, конечно, сказал тебе что-то?

- Сказал, что придут ко мне еще. Вот вы и пришли, а я вас встретил.

Казарян красной книжечкой, которую забыл положить в карман, почесал перебитый свой нос, - думал. Потом поразмышлял вслух:

- Многое, многое сходится... И время, и фигуранты... Вот что, Арнольд, я спешу очень, а мне с тобой еще о многом поговорить надо. Завтра ко мне в МУР можешь заглянуть?

- Могу. Я через день работаю.

- Тогда завтра к десяти. Пропуск тебе будет заказан. - Казарян пожал руку Шульгину и как ошпаренный бросился вон.

В таком деле и своих кровных на такси не жалко.

Через пятнадцать минут он был на Пресне и звонил в дверь квартиры Иванюков.

- Кто там? - басом спросил через дверь Геннадий.

- Я, Геночка. Казарян из МУРа. Открывай!

- Не могу, - мрачно ответствовал Геннадий. - Меня отец снаружи закрыл, а ключи с собой забрал.

- Тебя - на замок?! - изумился Казарян. - Ты же уркаган, Гена, для тебя любой замок - тьфу!

- Вот и любой. Сижу здесь, кукую.

Не положено, конечно, но отмычка у Казаряна была. Он извлек ее из кармана и осмотрел запоры. Два английских и один русско-советский простой, под длинный ключ с бородкой. Английские изнутри без ключа открываются. Следовательно, загвоздка - в русско-советском.

- Ах, Гена, Гена! А еще воровать хочешь! - посочувствовал заключенному Казарян. Затем он осторожно вставил отмычку в замочную скважину. Ласково и вкрадчиво повращал ее туда-сюда. Есть, соединилось. Щелкнуло раз, щелкнуло два, и - вуаля! - Здравствуй, Бим!

- Здравствуй, Бом! - уныло ответил начитанный Геннадий Иванюк. Казарян вошел в переднюю и поправил Гену:

- Здравствуйте, Бом. Со старшими надо на "вы".

- Тогда не получается как положено.

- А у тебя вообще ни хрена не получается, Гена. За что тебя под арест? - Казарян, не спросясь, отправился в столовую, сел на зачехленный стул. - Не стесняйся, мы люди свои.

Геннадий не садился, стоя в дверях, обмозговывал, что говорить, а что утаивать. И сказал:

- Отец застукал, когда мы с Виталькой разговаривали.

- Уже интересно, - констатировал Роман. - Виталька, насколько я понимаю, - это Стручок. Да ты садись, садись, Гена. Когда состоялось это злосчастное для тебя свидание?

Гена сел, как в гостях, на краешек стула. И ответил:

- Позавчера утром. Я думал, отец еще спит, и к Витальке на улицу вышел. А отец из окна увидел.

- Зачем приходил к тебе Стручок?

- Не знаю.

- Как это не знаешь? Раз приходил, значит, что-нибудь ему нужно было.

- Да ничего ему не было нужно. Просто так приходил.

- А что говорил?

- Говорил, что худо ему, что податься некуда. Что в переплет попал ни туда и ни сюда. Завидовал, что я в стороне. - Упреждая казаряновский вопрос, Геннадий добавил: - Имен никаких не называл. Я спрашивал, а он только рукой махал. Жалко его.

- Ты к нему хорошо относишься, Гена?

Совсем не боялся сейчас Казаряна Иванюк-младший. И не скрывал от него ничего:

- Он мой друг, Роман Суренович. Лучший друг. И человек он очень хороший. Простой, добрый, последнее готов для других отдать.

- Слушай меня внимательно, Гена. Если он придет к тебе еще раз, уговори его прийти к нам. Что угодно сделай, но уговори. Не нам, милиции, - ему поможешь. В смертельную заваруху он влез. Он друг тебе, так спасай друга!

- Я постараюсь, Роман Суренович, я постараюсь. Если придет - конечно.

Роман поднялся, хлопнул Геннадия по плечу. Встал и тот.

- Тебя опять закрыть на замок?

- Закройте, если можете. А то отец узнает, что вы были, еще больше шуму поднимет.

- Ну, пошли.

В дверях, перед тем, как они должны были закрыться, Геннадий сказал:

- Я так понял, Роман Суренович, что он по Рижской линии, за городом кого-то ищет. Сказал, что сильно железнодорожной милиции глаза намозолил, боится теперь с Рижского вокзала ездить. Это вам пригодится?

- Пригодится. Спасибо, Гена, - поблагодарил Казарян, закрыл дверь и запер ее на замок.

Навестил Васина, благо это по пути. Но Васина дома не оказалось, а жена его Нина с гордостью сказала, что муж ее уже работает и ни с какой шпаной не общается. Закончив с ней беседу, Казарян заторопился: наступала вторая половина дня.

У Смирнова - сбор всех частей. Неизвестно как, но расселись в его кабинете. Казарян, Ларионов, Андрей Дмитриевич, Лидия Сергеевна, трое молодых оперативников, Семеныч без Верного. Смирнов оглядел народ и решил начать с Семеныча:

- Что-нибудь дополнительно нашел, Семеныч?

Семеныч встал как положено, откашлялся, прикрываясь ладошкой, доложил:

- С пяти тридцати, как до конца рассвело, мы с Верным обследовали все закоулки фундамента и вокруг него. Нами были обнаружены две пули, которые не были замечены оперативными работниками. Пули я передал в НТО.

- Молодец, - похвалил Смирнов. - Останешься послушать или к себе пойдешь?

- К Верному пойду, кормить его пора, - сказал нелюбопытный Семеныч. Он свое главное дело сделал: умыл оперативников и отстоял честь собаки.

- Тогда иди, - разрешил Смирнов. Семеныч быстренько исчез. - Теперь Андрей Дмитриевич.

Андрей Дмитриевич, не вставая, развел руками:

- Говорить, собственно, нечего. Первая же пуля, попавшая в шею Цыгана, была смертельной. Выстрел произведен с расстояния пяти-шести метров, так как на коже не обнаружено порохового ожога. Второй выстрел, в сердце, был произведен в упор, уже в лежащего. Добивали для верности. Вот и все. О времени инцидента и смерти вы осведомлены достаточно точно и без помощи медицины.

- Спасибо, Андрей Дмитриевич. - Смирнов ласково посмотрел на Лидию Сергеевну: - Лидия Сергеевна, ваше слово.

- Егоров, который был с вами на месте преступления, всю ночь и до часу дня работал с вещественными доказательствами и следами. Вот его материалы. - Болошева протянула Смирнову бумаги.

- А сам он где? - недовольно спросил тот.

- А сам он спит, - ответила Болошева. - Наше начальство, в отличие от вашего, считает, что человек не должен работать по двадцать четыре часа в сутки, и поэтому погнало его домой, полагая, что его записка в достаточной для оперативной работы степени освещает суть дела. Той же точки зрения придерживаюсь и я. Еще вопросы будут, Александр Иванович?

- Сегодня нас все умывают, Саня, - поделился своими наблюдениями с руководителем Казарян, - Семеныч умыл, Лидия Сергеевна опять же...

- Мне продолжать? - игнорируя казаряновскую реплику, спросила Болошева. Смирнов кивнул. Она кивком же поблагодарила его и продолжила: Я занимаюсь баллистической экспертизой. Нам были представлены сначала четыре пули, а потом еще две...

- Значит, две не нашли, - перебил ее Смирнов и тут же извинился: Пардон!

Смешливый Казарян, сдерживаясь, не рассмеялся - хрюкнул. Лидия Сергеевна опять на него не отреагировала:

- Начну с пуль, которые были выпущены в Петровского. Выстрелы произведены из револьвера английского производства "виблей", часто именуемого "бульдогом". Револьвер в нашей картотеке не фигурирует. Оставшиеся четыре пули сильно деформированы, так как попадали в металл и камень. За исключением одной. Сравнительный анализ позволяет с достаточной точностью сказать, что все четыре пули выпущены пистолетом австрийского производства "штейер". Этот пистолет также в нашей картотеке не значится.

- Ничего себе! Еще два неизвестных ствола! - констатировал Ларионов, а Смирнов спросил:

- Лидия Сергеевна, "штейер" - это машинка, которую, помимо магазина-обоймы, через ствол заряжать можно?

- Вы не ошибаетесь, Александр Иванович.

- И последнее, Лидия Сергеевна. Две пули от "бульдога" обнаружены в теле убитого?

- Нет. Первая пуля, которой Цыган был смертельно ранен в шею, не найдена. Ожидая Цыгана, убийца залег, и выстрел произведен снизу. Пуля, легко пробив мягкие ткани, ушла в неизвестность.

- А не могло быть такое - первый выстрел, выстрел из "штейера", был произведен в шею, а добивал убийца Цыгана из револьвера?

- Один шанс из ста: это в том случае, если убийца не совсем нормален. Мыслимое ли дело - наклоняться, не будучи полностью уверенным, что не получишь в ответ пулю от легкораненого?

- Логично. Дети, скажите тете Лиде "спасибо", - скомандовал Смирнов. Опергруппа, как один, поднялась и по слогам, будто школьники в классе, отчеканила:

- Спа-си-бо!

Не смутил ироничный рык Лидию Сергеевну. Она насмешливо глянула на Смирнова и сказала:

- Не за что. Тем более за "тетю Лиду".

И вышла, чтобы не дать возможности Смирнову подобрать достойный ответ.

- Сегодня один-ноль в ее пользу, - зафиксировал счет Казарян.

- Я ушел, Саня, - сообщил Андрей Дмитриевич и удалился. Трое молодых преданно смотрели на Смирнова. Тот осведомился у них:

- Ребята, вам задания дали?

- Мы их с Романом задействовали, - сообщил Ларионов, и ребята согласно покивали.

- Тогда вперед, орлы! Вас ждут великие дела! - Ребята быстренько выкатились. Смирнов полистал записку эксперта и предложил:

- В Перекидку?

Начал умевший читать абзацами Казарян, за ним листы принимал Смирнов, и уже последним изучал материалы Ларионов. Казарян отстрелялся за несколько минут. Смирнов с Ларионовым еще водили носами по строчкам, а он топтался у окна, разглядывал "Эрмитаж" свой ненаглядный, надо полагать, думал. Смирнов дочитал, дождался Ларионова, спросил:

- Ты уже помозговал, Рома. Что скажешь?

- Существенны для нас только записка и письмо. Начну с записки, поскольку она коротка и в принципе ясна. "Он будет в час ночи у "Всех святых". Простенько и со вкусом. Кто-то сообщил Цыгану, что еще кто-то будет ждать его в час ночи у "Всехсвятской", насколько я понимаю, церкви. То есть совсем рядом от того места, где через полчаса, если допустить, что свидание и убийство произошли в один и тот же день, Цыган получит две пули. Теперь два вопроса. Первый: кто автор записки? Второй: кто должен был явиться к часу ночи?

По первому у меня твердое убеждение, что автором записки является Виталий Горохов, Стручок. Фото записки и письма нашим НТО сделаны выше всех похвал. Я ж видел их залитыми кровью - ни черта не разберешь. А по фоткам - ну, просто чистовик! Так вот: не надо быть графологом, чтобы с ходу понять - записка написана полудетским почерком человека, еще недавно водившего пером номер восемьдесят шесть по линованной бумаге.

Думаю, что в своих путешествиях по Рижской линии Стручок отыскал неизвестного третьего и передал ему по просьбе Цыгана или письмо, или устное предложение о встрече. Я уже говорил, как запуган, по словам Геннадия Иванюка, Стручок. Еще бы! Меж двух огней попал.

- Пропадет, блатарь сопливый, - пожалел Стручка Смирнов.

- Пропадет! - согласился Казарян и продолжил: - Теперь о том, кто согласился на свидание. Фигурантов по меховому делу, по сути, осталось двое: Куркуль и Столб.

- Столб, - поправил Смирнов, - Куркуль отпадает. Их со Стручком визит к Шульгину - подтверждение, что они - в одной команде с Цыганом.

- Именно об этом я и хотел сказать. Команда всеми правдами и неправдами стремится узнать, где Столб. Зачем? Единственный ответ: по твердому убеждению Куркуля и Цыгана Столб совершил в свое время отначку похищенного. Столб понимает это, соглашается на свидание, заманивает самого активного и опасного из команды, Цыгана, в укромное место и ликвидирует его. По записке у меня все.

- Подожди. Почему неглупый и осторожный Цыган пошел в это укромное место?

- Точно, Саня! - с лету поймал смирновскую догадку хитрый Казарян. Тайником заманил, ямой, которая в этих катакомбах!

- Нету там ни хрена, - сказал Смирнов, - хотя еще разок посмотреть не мешает. Пусть ребятки для практики займутся. И не убивать он его вел. Столб о чем-то хотел поговорить с Цыганом, договориться. Если только убить, чего проще. О чем он хотел говорить с Цыганом, о ком?

- Работенка, - мрачно резюмировал Смирнов.

- О письме давайте, - вставил наконец Ларионов.

- Роман, прочти его еще раз вслух, - попросил Смирнов.

Роман взял из справки скрюченную, как кусок засохшего сыра, фотокопию и прочел:

- "Ромка, родной! Нет ни дня, минуты, нет ни секунды, чтобы я о тебе не думала. И ты должен так, потому что мы все равно обязательно будем вместе. Он уговорил меня, что пока нам с тобой лучше не видеться, но я последнее время сомневаюсь в этом. Рома, я стала его бояться. Вроде бы он желает нам добра, но мне все равно страшно. А может, я просто дура? Не умею писать письма, да я и не писала их никому. Живу себе помаленьку, с местными ни с кем не дружу, гуляю одна, хожу поезда встречать. Знаю, что ты не можешь приехать, а все равно встречаю и надеюсь. Он мне про Леньку сказал, с ухмылочкой так сказал, а я заплакала. Какой бы ни был этот Ленька, а все же я на него зла не держу. Ты, пожалуйста, не ревнуй к покойнику. Писать больше не о чем. Люблю тебя и хочу, хочу, хочу увидеть тебя как можно скорее. Твоя, вся твоя Ри".

- Черт-те что, - подумав, сказал Сергей. - Имечко тоже - Ри.

- Что же ты понял? - спросил Смирнов.

- Во-первых, не из дамочек - постоянного контингента Цыгана. Девица, и молодая девица. Импульсивна, я бы сказал, экзальтированна, из допустимо интеллигентной семьи, но воспитания крайне небрежного. Влюблена в Цыгана, как кошка.

- А кто это "он"? - поинтересовался Ларионов.

- Чего не скажу, того не скажу, - признался Казарян. Смирнов взял из его рук фотокопию, еще раз просмотрел текст и подытожил раздраженно:

- Сережа, за тобой - все бабские связи Цыгана. Ты, Роман, возглавляешь группу, которая будет прочесывать Рижскую дорогу. Больше пока ничего в башку не приходит. Да, что можете сказать по карманной клади Цыгана и следам?

- Карманная кладь - джентльменский набор маршрутника: тысяча сто двадцать три рубля 65 копеек денег, шикарный бумажник, расческа в серебре, пачка папирос "Тройка", австрийская зажигалка и - смерть бабам - темные очки, - по бумажке перечислил Ларионов. - Из этого ничего не выжмешь: есть только то, что есть. А следы, какие могут быть особые следы на песке? Так, тени следов.

- Не скажи, Сережа, - не согласился Казарян. - Тени, как ты говоришь, в какой-то степени определяют объект, который их отбрасывает. В данном случае - размер ноги. Очкарики же пишут - ориентировочный размер обуви сорок четыре - сорок пять. Не меньше. Косвенно подтверждается Столб с его ростом метр восемьдесят семь.

- Согласен, - подтвердил его правоту Ларионов.

- И я согласен, - кивнул Смирнов. - Согласен-то согласен, а что это нам дает? Опять в маету. Да, а где тот парень, Витя, которого за Коммерцией я посылал?

...Паренек Витя - младший лейтенант Виктор Гусляев - явился через полчаса и доложил:

- Еле я его разыскал, товарищ майор.

- Так тащи его сюда!!!

- Я его не смог доставить, товарищ майор, - виновато пояснил Гусляев. - Он в сорок восьмом в предвариловке сидит.

- Как это сидит?! Он что, спятил, чтобы в тюрьму садиться?!

- Был пойман с поличным во время кражи в гастрономе возле метро "Сокол".

- Что украл-то?

- Пытался стащить у гражданки одной из хозяйственной сумки кошелек.

- Совсем интересно. А когда это преступление века свершилось?

- Сегодня в двенадцать часов двадцать три минуты.

- Ой, как мне захотелось поговорить с Валерием Евсеевичем! Утром думал, что придется ловить наудачу, а теперь жареным пахнет. Так почему же ты его не приволок?

- Они без бумажки не отдают, бюрократы чертовы! - обиженно пожаловался Гусляев.

- Ну, бумажку-то мы им мигом спроворим!

Был Валерий Евсеевич Межаков по кличке Коммерция одет несколько не по сезону. В добротной стеганке, в диагоналевых галифе, в крепких и тяжелых яловых сапогах. Смирнов оглядел его со всех сторон, обойдя для этого кругом, потом спросил:

- Не жарко ли?

- Жар костей не ломит, - скромно отвечал Межаков.

- Тебя что, оперативники домой после ареста переодеться водили?

- Зачем? Таким взяли.

Смирнов легким толчком в плечо направил Коммерцию к табурету, а сам сел за свой стол. Лейтенант Гусляев продолжал стоять.

- Друг мой Коммерция, я тебя очень прошу ответить на один вопрос: от кого ты узнал, что сегодня ночью убили Цыгана? - витиевато спросил Смирнов.

Коммерция покосился на Гусляева, потом на Смирнова.

- Нам с тобой, Александр, без свидетелей, без протокола следовало бы говорить. И тебе полезнее, и мне.

Назад Дальше