— Да, — отвечаю я, вспоминая милую улыбку Гарри, его локоны, в которые я любила вплетать пальцы, и меня опять удивляет, что эти воспоминания больше не причиняют мне боли. — Но наш брак был расторгнут.
— Я слышал об этом. Вы его любили?
Неожиданный вопрос. Но я понимаю, что это очень важно для Неда.
— Да, очень, — киваю я. — Но это дела давно минувших дней. — Даже теперь, произнося эти слова, я чувствую себя предательницей.
Нед смотрит на меня с состраданием.
— Вам многое пришлось пережить, — сочувственно говорит он.
— Да. Я потеряла сестру и отца, а кроме того, и любимого мужа. Мне было всего тринадцать, и я не знала, как справиться с этим. Откровенно говоря, я думала, что горе поглотит меня. — Внезапно слезы наполняют мои глаза, и я наклоняю голову, чтобы собеседник не видел этого.
Пальцы Неда — загорелые, длинные, с очаровательными темными волосками — смыкаются на моих.
— Я вас прекрасно понимаю, — отвечает он, и я слышу, что и его голос слегка дрожит. — Мой отец тоже умер на плахе. Вы скорбите не столько об утрате, сколько о том, как они умерли, меня до сих пор мучают по ночам кошмары.
— И меня тоже, — с чувством вторю ему я, поворачивая ладонь, чтобы ответить на его пожатие, и вижу боль в его глазах.
— А какой удар по честолюбию, — продолжает Нед. — Чувствуешь себя каким-то нечистым, потому что твой отец был заклеймен как изменник. Двор и общество тебя избегают, словно и ты замаран этим бесчестием. Ко времени моего рождения наша семья достигла вершин в обществе. Я воспитывался вместе с королем Эдуардом и считался достаточно благородным, чтобы жениться на вашей сестре, принцессе крови. Когда парламент лишил моего отца всех прав состояния, попутно был издан еще один документ, для которого не было иных оснований, кроме чистой злобы. Этим актом ограничивались мои права наследования. И они были восстановлены, только когда на трон взошла королева Мария, но даже и тогда мне не вернули титулы моего отца.
— А я состояла в браке, но фактически женой не была, — горько добавляю я. — Меня не допускали к любимому мужу. Я заплатила немалую цену за чужие преступления.
Нед встает.
— Давайте не будем предаваться скорби, Катерина. Идемте! Я вам покажу кое-что, что развеселит вас. — Он поднимает меня на ноги и ведет назад между деревьев к чудесному узелковому саду,[52] который окружен испускающей ароматы живой изгородью из лаванды, синего зверобоя, душицы и тимьяна.
— Ну разве это не маленький рай? — спрашивает Нед, когда мы рука об руку, так естественно, словно всю жизнь знаем друг друга, идем между клумбами бархатцев и фиалок. — По-моему, это самое лучшее место на земле. Я провожу здесь много времени. — Мы останавливаемся, чтобы полюбоваться буйством красок и вдохнуть ароматы лета. Наши собаки — они уже успели подружиться — резвятся на солнце.
— Простите меня, если наговорила лишнего. — Мне кажется, что я перешагнула все границы. — Просто у нас схожие истории жизни, и вы понимаете, что я чувствую, и были настолько добры, что выслушали меня.
— И если вы мне позволите, я буду еще добрее, — бормочет Нед. Его прекрасные глаза встречаются с моими. Он нагибается, срывает фиалку и с галантным поклоном дает ее мне. Взгляд его становится еще пристальнее. — Вы так прекрасны, — шепчет он. — Вы, словно божественное видение, явились мне на тисовой аллее в тот день. Мне говорили, что вы из девочки выросли в очаровательную молодую леди, и это правда. Но я и не подозревал, насколько вы прекрасны, моя дорогая Катерина… если вы разрешите так вас называть…
Мое сердце начинает учащенно биться. Я хочу Неда, но не с той отчаянной детской наивностью, с какой некогда жаждала Гарри, а как более зрелая и мудрая молодая женщина, которая знает, что перед ней мужчина ее судьбы. А потому мне представляется совершенно естественным, что Нед заключает меня в объятия среди целительного покоя этого волшебного сада.
Мне кажется, что наша идиллия будет продолжаться вечно. Я не могу насытиться своим милым Недом. Я чувствую, что наконец-то обрела счастье и безопасность в этом прекрасном месте, вдали от смрадного воздуха двора. Я снова чувствую в себе способность любить. Я исцеляюсь в объятиях Неда.
Нас свели жизненные обстоятельства, и мы пользуемся малейшей возможностью насладиться нашей свободой. Мы проводим долгие часы — нередко в сопровождении Джейн, — объезжая имение и парк, где король Генрих охотился на оленей и кроликов вместе с Анной Болейн. Мы бродим, смеясь, по фруктовому саду между живых изгородей, наполняем корзинки созревшими плодами или набиваем ими рты и весело хохочем, когда сок стекает по нашим подбородкам. Мы заглядываем в птичник и пытаемся научить птиц говорить. Мы бросаем камни в ров — соревнуемся, у кого выше поднимаются брызги. Мы молоды и глупы, но это не имеет значения. Нам хорошо вместе, и ничье постороннее мнение нас совершенно не волнует.
Я и Нед готовы потерять голову от любви, однако для этого мы слишком хорошо воспитаны. Правда, временами искушение бывает велико. Мы резвимся и визжим в нашем саду — он теперь стал нашим — или в высокой траве. Нед щекочет меня, я отбиваюсь — все это вроде бы в шутку, но дело нередко заканчивается объятиями и поцелуями. Ах, какими сладкими ласками мы обмениваемся, лежа вместе под громадным голубым небом, созданным Господом! Стоит нам остаться одним — а мы стараемся, чтобы это случалось почаще, — как мы неторопливо вкушаем плотские радости: прикосновения кончиков пальцев к коже, языка к языку, щеки к щеке, и вот уже нетерпеливые руки Неда весьма рискованно шарят по моему корсажу и юбкам. Мы прижимаемся друг к другу, и я даже через жесткие материи его гульфика и моих юбок ощущаю твердость его мужского естества. Но дальше этого у нас не заходит. Всегда кто-то один из нас или мы оба отступаем от опасной черты; нам кажется, что счастливые дни в Хэнуорте будут длиться вечно и мы можем наслаждаться друг другом, пребывая в праздности до скончания века.
Конечно, есть и другие причины, почему мы проявляем осторожность. Я не хочу злоупотреблять гостеприимством герцогини, зная, что, если обнаружится, что я, находясь под ее кровом, вышла за рамки приличий, у моей доброй опекунши могут быть неприятности. И вдобавок Нед, хотя и сходит с ума от желания, слишком уважает меня, чтобы подстеречь, как какую-нибудь бесстыдную молочницу, и удовлетворить свою похоть.
Джейн подбадривает нас. Я не раз замечала, что она одобрительно смотрит на меня, когда я резвлюсь с ее братом. А как-то раз, когда мы отправляемся на прогулку и он уходит вперед со своим луком, подруга шепчет мне на ухо:
— Нед попросил меня обсудить возможность вашего брака.
Я изумленно смотрю на нее. Пожалуй, это вполне соответствует честолюбивым замыслам Джейн: женить брата на женщине, которая по крови так близка трону, — Сеймуры однажды уже вкусили этой близости и хотят еще. Но в то же время я не могу подозревать Джейн в холодной расчетливости, потому что ее сердечное отношение ко мне, безусловно, искренне, как и ее любовь к брату. Если Нед женится на ее лучшей подруге, по любви и по расчету одновременно, то Джейн (которая живет его жизнью, так как при столь слабом здоровье сама она вряд ли когда-нибудь вступит в брак) будет счастливейшей женщиной на земле. После меня, конечно.
— Вообще-то, я бы предпочла обсудить это с ним самим.
— Я, между прочим, так ему и сказала — что в обязанности сестры не входит разносить стрелы Купидона! — Она хихикает. — Но ты не будешь возражать?
— Я подумаю об этом, — говорю я и ускоряю шаг, чтобы догнать Неда.
Потом наступает тот памятный день. Погода стоит великолепная, и Джейн отправляется собирать ежевику, а мы с Недом сидим на берегу озера; наши собаки нежатся рядом. Я снова удивляюсь тому, насколько разительно отличаюсь сейчас от той грустной девочки, какой была четыре года назад. Та девочка была несчастной, как побитая собака, она думала, что жизнь ее закончилась. Теперь я смотрю на мир иначе. Совершенно иначе! Я влюблена.
Вокруг моих голых ног плещется вода, юбки подняты до колен, обнажая загоревшие голени. Нед сидит с удочкой, но так пока ничего и не поймал.
— Катерина, — говорит он, — мне скоро нужно возвращаться ко двору.
Я потрясена. Нет, эта идиллия не может закончиться, ничто на свете не способно ей помешать.
— И надолго ты уедешь? — жалобно спрашиваю я.
— Я должен занять там свое законное место, — отвечает он, не глядя на меня. — Это лето было лучшим в моей жизни, но я не могу вечно пребывать здесь в безделье, не думая о карьере.
— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — шепчу я.
— Я должен завоевать положение в обществе, Катерина, — объясняет он. — И может быть, у меня теперь больше причин для того, чтобы копить сокровища на будущее. — Нед многозначительно смотрит на меня, и я понимаю, что он имеет в виду. — Отправляясь ко двору, душа моя, я хочу заручиться твоим обещанием стать моей женой.
Я вижу желание, горящее у него в глазах. Разве я могу ему отказать? Он мой Адонис, такой элегантный и красивый, он лучше всех в мире. Стать его женой — это до срока побывать в раю. Хотя если у тебя на земле есть такая любовь, то и никакой рай не нужен.
Я лишаюсь дара речи. Нед берет мою руку и подносит ее к губам.
— Обещай мне, Катерина! — требует он.
Дует легкий ветерок, унося прочь все разумные соображения: желание королевы, желание моей матери, мой возможный королевский статус, престолонаследие…
— Разве я могу тебе отказать? — шепчу я и тут же оказываюсь в его объятиях. Я лежу на спине в сочной зеленой траве, его рот накрывает мой, впивается в него поцелуями. Он само совершенство, думаю я, тая от счастья, и сильнее прижимаю к себе возлюбленного, сдаюсь наслаждению близости. И тут нас обнаруживает герцогиня, которая прогуливается по саду со своими собаками.
Она не бранит нас, не колотит своей тростью, хотя какое-то мгновение мне кажется, что она собирается это сделать; мы поднимаемся на ноги и стоим, зардевшись, — представляю, какой у нас обоих сейчас вид. Нет, герцогиня лишь приказывает нам надеть обувь и немедленно следовать за ней в дом, а сама шагает впереди.
— Не бойся, душа моя, — говорит Нед. — Мы не сделали ничего плохого. Мы будем мужем и женой, клянусь тебе. Моя мать согласится, я не сомневаюсь, а я, когда буду при дворе, получу разрешение королевы. Будь сильной. Все будет хорошо, вот увидишь.
Мы стоим перед герцогиней в большом зале, она величаво сидит на своем стуле с высокой спинкой, словно королева, председательствующая в суде. За ее спиной стоит Джейн, которая смотрит на нас одобрительным взглядом. Герцогиня сразу же берет быка за рога:
— Скажи мне, Нед, каковы твои намерения касательно Катерины?
— Я люблю ее, миледи, — отвечает он, беря меня за руку, и я с трепетом слышу гордость в его голосе. — Мы достигли взаимопонимания. И хотим пожениться, когда это будет угодно вам и королеве.
— Значит, у моего сына будет еще одна невеста из семейства Грей. Я не против, но вот у королевы на сей счет может быть иное мнение, — говорит герцогиня. — Благоразумнее вам было бы забыть об этом.
Дрожь пробирает меня, когда я слышу эти слова, но я чувствую: если этот брак все-таки будет заключен, честолюбивая герцогиня с удовольствием примет его.
— Вы понимаете, что можете прогневить королеву?
А вдруг она рассердится, узнав, насколько далеко у вас зашло дело без ее санкции? У нее нет ребенка, плоти от плоти ее, и многие рассматривают Катерину как ее наследницу. Но Катерина католичка, и Мария вряд ли согласится на ее брак с протестантом. Ведь жена должна быть послушна мужу, а главная забота королевы — сохранение в Англии католической веры. Так что время вы выбрали явно неподходящее. Как бы ее величество ни была расположена к вам обоим, сейчас она не даст своего согласия на брак.
— Я буду ждать сколько потребуется, чтобы Катерина могла стать моей женой, — клянется Нед, поворачиваясь ко мне. — Ведь оно того стоит, миледи.
— Я буду ждать вас вечно, милорд, — говорю я.
Скоро выясняется, что ждать нам и в самом деле, возможно, придется вечно. Нед отправляется ко двору, оставляя меня скучать без него в Хэнуорте. Испытывая потребность бесконечно говорить о своем возлюбленном, я временами свожу с ума бедную Джейн, хотя по большей части она рада этим разговорам. Дни растягиваются в недели, а я по-прежнему изнемогаю от ощущения обездоленности, живу от одного письма до другого. Эти письма я храню у себя под подушкой и постоянно перечитываю, они помялись от поцелуев, которыми я их осыпаю. Нед пишет с такой любовью, так нежно; мне представляется, что я слышу его голос, слышу, как он шепчет мне нежные слова.
Оставаться здесь дальше не имеет смысла. Мне невыносима жизнь в Хэнуорте без Неда. Джейн стало лучше, а мы и так слишком долго выдумывали предлоги, чтобы подольше задержаться. Но вот теперь мы возвращаемся ко двору. Мы с Недом встречаемся здесь лишь изредка, поскольку не хотим, чтобы королева Мария сочла нас изменниками. Нам приходится довольствоваться мимолетными объятиями в укромных уголках. Но даже там обязательно раздаются чьи-нибудь приближающиеся шаги.
Кейт
Ноябрь 1483 года; замок Миддлхем, Йоркшир
Зима выдалась очень суровой, и по Миддлхему, словно мстительный призрак, постоянно гулял ветер, но это еще была меньшая из бед. Каждый день Кейт и королева ждали вестей с юга. До чего же тягостным было это их долгое заточение в Йоркшире, когда обе они даже толком не знали, что происходит в стране.
Время от времени в замок на покрытых пеной лошадях приезжали курьеры, которые буквально валились с ног от усталости. Один из них привез новость о том, что флот Генриха Тюдора вышел в поход, но был рассеян сильнейшим штормом и отброшен назад в Бретань. В этот день Кейт вместе с королевой Анной и братьями отправилась в часовню, и они все, стоя на коленях, благодарили Господа за Его милость.
На следующий день они узнали, что король объявил Бекингема изменником и бунтовщиком, но это не помешало предателю-герцогу поднять знамена и двинуться на юг к реке Северн, где он явно собирался соединиться с другими изменниками с запада и юга. Тогда король объявил награду за его голову в тысячу фунтов и во главе мощной армии выступил из Лестера в поход.
Кейт живо интересовалась положением дел, а вот Анна целиком ушла в себя. Холодная погода, постоянная сырость и сквозняки привели к ухудшению ее здоровья: кашель усилился, и она постоянно выглядела бледной и усталой. Счастливее всего чувствовала она себя, помогая Эдуарду делать уроки или рассказывая ему истории у камина. В такие минуты она оживала. А вот обсуждать с Кейт ситуацию в королевстве категорически не желала. Истинная дочь Делателя королей, она заявила, что мужественно встретит свою судьбу, какой бы та ни была. Но ее тревога проявлялась в новых, заметных всем морщинках на бледном лице.
Целых десять дней подряд шквалистые ветры мстительно гуляли по королевству, погруженному в смуту, а потом погода успокоилась и выглянуло зимнее солнце. Вместе с ним появился и очередной курьер со значком в виде белого вепря. Сражения не было, сообщил он, — необходимости в нем не возникло. Всю работу за короля проделала природа. Спасаясь от ветра, люди Бекингема бежали, и герцог искал убежища в Лесу Дина,[53] где его и выдал один из арендаторов. После этого бунт сам собой сошел на нет.
— Герцога отвезли к королю в Солсбери, мадам, — сообщил курьер королеве. — Генрих Тюдор предпринял попытку высадиться в Плимуте, но, узнав о пленении Бекингема, на всех парусах понесся назад в Бретань.
— А что стало с Бекингемом?
— Король пришел в Солсбери вместе с армией, герцога судили и приговорили к смерти. Он просил об аудиенции у короля, но ему было отказано, потому что возникли опасения, что он попытается убить его величество. Герцога казнили на базарной площади.
Анна и Кейт перекрестились.
— Хвала Господу, что король жив, — сказала Анна. — А есть еще изменники, которые тоже будут казнены?
— Кажется, таких шестеро, мадам, — ответил курьер. — Но говорят, что, когда после Рождества соберется парламент, многие еще будут лишены всех прав состояния. Мадам, король просит вас теперь вернуться в Лондон вместе с лордом Джоном и леди Катериной.
В пути Анна была молчалива; она снова ехала на юг, расставшись с принцем Эдуардом, который должен был оставаться на севере в качестве номинального представителя своего отца. Но когда они проезжали через городки и деревни Йоркшира, Анна отважно улыбалась, кивала и любезно махала подданным, которые собирались посмотреть на королеву и радостно приветствовали ее. Постепенно маленькая процессия добралась до более южных районов и приблизилась к Лондону. Здесь все было иначе: люди чаще приходили, чтобы молча поглазеть на нее, или выкрикнуть что-нибудь непотребное в адрес короля Ричарда, или спросить, что на самом деле случилось с сыновьями покойного короля Эдуарда.
Катерина
Ноябрь 1558 — январь 1559 года; монастырь Шин, Вестминстер и Уайтхолл-Палас
Королева, да хранит ее Господь, под бременем собственных трагедий клонится к упадку и теперь почти не испытывает потребности в моих услугах. Она хочет, чтобы при ней находились только ее старейшие и наиболее преданные слуги. Ее величество, благословив меня и Мэри, отпустила нас с сестрой домой к матери, и теперь мы живем в Шине вместе с миледи и нашим отчимом, мистером Стоуксом.
Мама всегда была несгибаемой женщиной, но здоровье ее стало сдавать, и я со скорбью замечаю, как слабеет ее когда-то крепкая оболочка. Тяжело видеть, как смерть подкрадывается к твоему родителю, видеть, как происходит смена ролей: теперь уже она ищет опору во мне, а не я в ней. Ничего не поделаешь, это закон природы, и я рада, что могу поддержать миледи: ее жизнь не была легкой, а за последние годы она смягчилась.