Король немедленно назвал все претензии Генриха Тюдора на трон несусветной глупостью, но тем не менее, узнав эту новость, сильно помрачнел. И для Кейт это стало настоящей катастрофой.
Она бегом отправилась на поиски Джона.
— Что тебя тревожит, душа моя? — спросил он, когда девушка нашла его в королевской библиотеке. Он поднес ее руки к своим губам. — Скажи мне.
— Ты слышал о клятве Генриха Тюдора жениться на моей кузине, принцессе Елизавете?
— Весь двор только и говорит об этом, — сказал Джон, — но я думаю, что, поскольку Елизавету и ее братьев и сестер объявили незаконнорожденными, она теперь больше не принцесса.
— Однако Генрих Тюдор считает иначе! Джон, неужели ты не понимаешь? Желая жениться на Елизавете и таким образом подкрепить свои претензии на трон, он просто вынужден рассматривать ее как законную наследницу дома Йорков. А это может означать только одно: Генрих Тюдор знает, что ее братья мертвы!
Джон уставился на Кейт.
— Вовсе не обязательно, — сказал он. — Этому авантюристу очень на руку заявить о том, что он верит в подобного рода злобные слухи и клевету, которые распространяются Бекингемом и другими врагами короля.
— Тогда что же он, по-твоему, будет делать, если станет королем и женится на Елизавете, а ее братья окажутся живы? — воскликнула Кейт. — Даже Генрих Тюдор не настолько глуп, чтобы идти на подобный риск. Он знает наверняка, что они мертвы. Может быть, от Бекингема. Возможно, леди Стенли общается с герцогом.
— Кейт! — Джон всячески старался ее успокоить. — Ты не должна верить в эти россказни об убийстве принцев. Попомни мои слова, ты еще увидишь, как Генрих Тюдор выставит себя глупцом.
— Значит, ты по-прежнему не сомневаешься, что принцы до сих пор живы? — с надеждой спросила она.
— Ну разумеется. Придет время, и их обязательно выпустят. Но сейчас еще рано это делать. Представляешь себе, что будет, если они окажутся в руках Вудвилей или того же Тюдора?
Кейт немного успокоилась.
Вестминстерский дворец представлял собой несколько занимавших немалую территорию зданий, которые были битком набиты придворными, церковниками, чиновниками, юристами, слугами и всевозможными приживальщиками. Кейт уже научилась ориентироваться во дворце и знала в лицо многих из тех, кто служил ее отцу.
Наибольшим ее расположением пользовался некий Пьетро Кармелиано, темпераментный итальянец, который обрел известность и покровительство Ричарда III как придворный стихоплет. Это был умный, острый на язык мужчина средних лет. В его кудрях и бороде уже пробивалась седина, а потому он казался Кейт довольно старым, хотя на самом деле и был моложе ее отца. Кармелиано сочинял замечательные стихи, а после того как он не менее талантливо воспел короля в прозе, Ричард поручил итальянцу редактировать его записки по искусству управления государством.
Кейт казалось, что этот человек, сердечный и умный, всегда был рад видеть ее. И вот как-то раз, в начале февраля, девушка в обществе Кармелиано коротала время в королевской библиотеке, просматривая его бумаги, и неожиданно натолкнулась на стихотворение, озаглавленное «О весне». Оно имело посвящение — Эдуарду, принцу Уэльскому.
— Ой, вы написали что-то в честь моего брата! — воскликнула она.
— Нет, мадонна, это посвящено не ему, — сказал итальянец и вернулся к письму, которое переводил.
— Тогда, вероятно, моему кузену, сыну короля Эдуарда, — заключила девушка. — Прекрасные стихи.
— Благодарю вас, мадонна. Они были написаны два года назад как подарок к Пасхе.
— Столько всего произошло с тех пор, — грустно сказала Кейт. — Тогда мой бедный кузен был наследником престола, а теперь томится в Тауэре, изнывая от безделья.
Пьетро посмотрел на нее пронзительным взглядом.
— Говорить о таких вещах неблагоразумно, — пробормотал он.
— И тем не менее он находится там, какие бы слухи ни ходили, — с вызовом заявила Кейт.
— Вы — дочь короля, мадонна. А я всего лишь бедный поэт. Я не могу обсуждать с вами подобные вещи.
— Но вы что-то знаете, я же вижу, — не отставала она. — Прошу вас, маэстро Пьетро, расскажите мне все. Я никогда не обману вашего доверия. Пожалуйста! Для меня такая мука — слышать все эти ужасные разговоры. Ведь злоумышленники возводят клевету на моего любимого отца!
Итальянец ненадолго призадумался.
— Вы просите меня рассказать вам все, мадонна. Но я не могу этого сделать, а значит, не могу дать вам успокоения. Но я расскажу вам то, что мне известно.
Катерина
Март 1559 года, Хэнуорт и Шин
Я добираюсь до Шина только поздно вечером, когда матушка уже готовится ко сну. Я становлюсь на колени у кресла миледи, чтобы получить родительское благословение, и, видя неподвижную фигуру матери, постаревшей и словно сдавшейся жизненным неурядицам, с трудом сдерживаю слезы. В последнее время глаза у меня вечно на мокром месте — сказывается постоянное напряжение. Позабыв о неважном самочувствии матери, я начинаю жаловаться на недоброжелательность королевы. Потому что не далее как сегодня, перед тем как я покинула дворец, сама Елизавета, повторяя слова лорда Сесила, весьма недвусмысленно заявила, чтобы я и думать не могла о замужестве, пока она сама не поднимет эту тему. А этого, судя по ее холодному взгляду, не случится никогда.
— Королева побоится дать тебе разрешение на брак, — хриплым голосом говорит неподвижная фигура в кресле. — Сейчас объясню почему. Ведь если ты выйдешь замуж и родишь сына, то тем самым создашь опасность новых потенциальных разногласий и бунтов. Именно поэтому покойная Мария так опасалась в свое время Джейн. Красивая, молодая наследница королевы со здоровым мальчиком на руках — какие у Елизаветы против тебя будут шансы? Все это прекрасно… Но имей в виду, дочь моя, когда мальчик немного подрастет, ты обнаружишь, что глаза и надежды подданных устремлены на него, а не на тебя, — и тогда прощай, королева Катерина!
Матушка нетерпеливо фыркает.
— Елизавета уже давно должна была назвать тебя своей преемницей. Это твое законное право, и Стоукс говорил мне, что при дворе у тебя немало сторонников. Но Елизавета видит в тебе только соперницу-католичку, и никого другого. Она считает, что ты одним уже своим существованием создаешь для нее угрозу. И есть еще одна весомая причина, почему она видит в тебе соперницу; причина эта может показаться мелочной и несущественной, но только не для нее, которая с детства кичилась своей внешностью. Все дело в том, что ты красива, Катерина, а она — нет! — Голос миледи звучит саркастически. — Это увеличивает твою привлекательность. И не только в глазах мужчин — а я тебя предупреждаю: здесь Елизавета ни за что не потерпит соперничества, — но и среди тех, кто оспаривает ее права на трон. А таких немало.
— Католики настроены против нее, — догадываюсь я.
— Да. И не только. Многие сомневаются, что Генрих Восьмой законно женился на ее матери, этой шлюшке Анне Болейн.
Хорошо, что слуги оставили нас одних и закрыли дверь, потому что теперь, когда Елизавета стала королевой, такие речи об Анне Болейн считаются крамольными, даже изменническими.
Миледи задумчиво смотрит на меня.
— Ты все еще истинная католичка?
— В данной ситуации это наиболее разумно. Я намекнула, что готова защищать интересы католиков, чтобы заручиться поддержкой Испании. Король Филипп — один из самых влиятельных в мире. И сильнейший в Европе. Он на моей стороне.
Миледи улыбается:
— Значит, он будет оказывать давление на Елизавету, чтобы та назвала тебя наследницей престола. Она не сможет ему отказать. Ей нужна его поддержка. Не забывай: ее положение на троне ненадежно, ведь в глазах большей части христианского мира Елизавета — незаконнорожденная еретичка, не имеющая прав на английскую корону. Тогда как ты — совершенно другое дело. — Мама понижает голос, потому что такие речи — не что иное, как государственная измена, и за это можно легко лишиться головы. Я поднимаюсь и иду к двери — посмотреть, не подслушивает ли кто, но служанки уже ушли. Я с облегчением вижу в окно, как они, несмотря на плохую погоду и поздний час, прогуливаются в саду.
— Я сделала все, что могла, чтобы заручиться поддержкой короля Филиппа, — говорю я. — Я открыто хожу на мессу по воскресеньям, я ношу крест и четки, в особенности в тех случаях, когда это может увидеть испанский посол.
— Да я смотрю, ты поумнела и повзрослела, девочка!
— Я просто стараюсь быть осмотрительной. И хотя я демонстрирую внешние знаки католической веры, однако делаю это не слишком откровенно, чтобы не вызвать подозрений со стороны королевы.
— Ты правильно ведешь себя, Кейт, и я рада, что ты учишься игре в политику. — На лице миледи — довольная улыбка. Не часто мне приходилось удостаиваться ее похвалы.
— Да я смотрю, ты поумнела и повзрослела, девочка!
— Я просто стараюсь быть осмотрительной. И хотя я демонстрирую внешние знаки католической веры, однако делаю это не слишком откровенно, чтобы не вызвать подозрений со стороны королевы.
— Ты правильно ведешь себя, Кейт, и я рада, что ты учишься игре в политику. — На лице миледи — довольная улыбка. Не часто мне приходилось удостаиваться ее похвалы.
Затем матушка меняет тему и интересуется:
— Есть какие-нибудь новости о моем сыне Сеймуре?
— Да, есть! Королева Елизавета вернула ему титул графа Хартфорда, принадлежавший его отцу. Это наверняка сделает Эдварда в глазах ее величества подходящей парой для меня.
Миледи смотрит на меня с явным сомнением:
— И не жди, что она в ком-то увидит подходящую для тебя пару. Откровенно говоря, я не представляю, каким образом можно получить разрешение на этот брак, которого ты так жаждешь.
Глядя на мою бедную матушку, чье тело безвольно распростерлось в кресле, я с испугом понимаю, что должна поспешить, если хочу, чтобы она использовала свое влияние на королеву. И заявляю без обиняков:
— Нам нужна ваша помощь, миледи. Именно поэтому я и приехала. Нед ждет за дверью. Он тоже приехал из Хэмптон-Корта. Он… мы хотим попросить вас кое о чем. Это очень важно. Пожалуйста, выслушайте меня. Мы считаем, что в ваших силах помочь нам.
Мама только вздыхает, слушая эти мои путаные объяснения.
— Вот что, позови-ка ты лучше Стоукса. — Она с трудом поднимается и усаживается снова, царственным жестом опираясь на трость.
— А Нед? — спрашиваю я.
— Он может немного подождать.
Появляется мой отчим Стоукс и начинает суетиться вокруг моей матери, усаживая ее поудобнее в кресле. Она стоически терпит это, а затем говорит мужу:
— Молодой граф, который ждет сейчас за дверью, и моя дочь Катерина хотят вступить в законный брак. На мой взгляд, это для нее вполне подходящая партия. Остается только получить разрешение королевы.
— Это и в самом деле весьма подходящая партия, моя дорогая, — кивает отчим, который явно привык во всем подчиняться жене. — Но вот согласится ли ее величество?
— Она будет ставить препоны, в этом нет никаких сомнений. Но я с давних пор имею некоторое влияние на Елизавету и готова попытаться убедить ее.
— Тогда позовем графа, моя дорогая?
Унизанной кольцами рукой матушка величественно указывает на дверь, и Стоукс приглашает Неда. После того как тот отвешивает ей элегантный поклон, миледи приглашает его встать на колени, чтобы она могла благословить его.
— Добро пожаловать, сын Сеймур, — говорит она шутливым тоном. — Можешь поцеловать меня. — Мама улыбается, глядя на гостя. Он встает и наклоняется к ней. — Кажется, ты хочешь о чем-то попросить меня?
— Да, мадам. — Голос Неда выдает его волнение. — Я приехал к вашей милости, чтобы официально просить руки леди Катерины.
— На что я с радостью даю свое согласие. — Матушка улыбается. — Я давно хотела, чтобы ты стал моим зятем, и надеюсь, что, прежде чем я уйду из этой жизни, Катерина обретет счастье.
Нед, стоящий рядом со мной, незаметно берет меня за руку в складках юбки и облегченно вздыхает. Он так красив — его щеки чуть зарделись, а глаза горят радостью.
— Ну, дочь, — отрывисто говорит мама, — я даю тебе мужа, если таковы твои желание и добрая воля.
— Я всем сердцем хочу любить милорда Хартфорда, — горячо заявляю я.
— Значит, вопрос решен. И теперь, Стоукс, мы должны придумать, как наилучшим образом обратиться к ее величеству. Если я приеду к Елизавете лично, она, возможно, с ходу откажет. Но если мы напишем письмо, объясняющее преимущества этого брака и заверяющее ее в нашей преданности, то она может перечитать его несколько раз и обдумать на досуге. Этот вариант представляется мне наиболее предпочтительным.
Отчим свойски хлопает Неда по спине:
— Ее милость напишет королеве Елизавете ходатайство за ваше лордство.
— Нет, мы, пожалуй, сочиним его вместе с тобой, — решает миледи. — Вот что, Стоукс, составь пока черновик, а я его перепишу и, возможно, добавлю к твоим аргументам свои. И мы, даст Бог, получим разрешение королевы. А сейчас я хотела бы поговорить с Катериной наедине.
Мужчины кланяются и выходят из комнаты.
— Скажи мне еще раз, девочка, ты действительно желаешь этого брака? — Мать смотрит на меня в упор таким знакомым пронзительным взглядом.
— Да, миледи! — восклицаю я. — Я страстно мечтаю выйти замуж за лорда Хартфорда!
— Тогда я сделаю все, что в моих силах, чтобы это случилось. Я обманула надежды одной дочери, но с другой этого не произойдет. Я лишь хотела убедиться, что тебе хватит сил бороться. Ну, раз так, мы напишем письмо Елизавете, а потом отпразднуем вашу помолвку!
Меня просто распирает от радости, а когда я выхожу из комнаты, Нед подхватывает меня и весело кружит, а потом целует — так страстно, что я буквально таю от наслаждения. Скоро, совсем скоро этому мучительному ожиданию придет конец и мы станем мужем и женой. Мои мысли устремляются в счастливое будущее: вот мы с Недом сидим возле камина, а у наших ног на ковре играют дети; а вот нас чествуют при дворе, и даже королева Елизавета, уверившись наконец, что мы не представляем для нее угрозы, милостиво нам улыбается. Я даже осмеливаюсь заглянуть в более далекое будущее и вижу супружескую пару, восседающую на тронах, — короля и королеву…
Эти счастливые мечты прерывает Стоукс, который зовет нас в спальню миледи. Они с матерью закончили писать письмо. Оно короткое и отражает самую суть.
— Лучше сразу взять быка за рога, — объясняет миледи, неловко ерзая в своем кресле.
Я беру письмо и читаю строки, которые следуют за утонченными приветствиями, требуемыми этикетом:
«Поскольку граф Хартфорд питает расположение к моей дочери, леди Катерине, я нижайше прошу Ваше королевское величество проявить к ней доброту и милость и, если такова будет Ваша высочайшая воля, разрешить ей вступить в брак с названным графом».
И это все? Неужели моя мать считает, что такого письма достаточно? Я передаю его Неду, он читает и хмурится.
— При всем уважении, ваша милость, мы надеялись, что послание будет более убедительным.
— Поверьте мне, — говорит миледи, морща нос, — письмо не должно показывать, что мы предвидим отказ ее величества. Это только начало. Я сперва отправлю это письмо, а потом, когда будет заложен фундамент, лично поеду ко двору, чтобы добиться согласия ее величества. Не думаю, что Елизавета откажет своей старой подруге. А теперь мне пора ложиться. На сегодня уже хватит переживаний. Да и устала я так, что кости ломит.
Мама собирается подняться, и Стоукс с Недом одновременно бросаются к ней, чтобы помочь. Но когда она уходит, тяжело ступая и опираясь на руку моего отчима, я, к своему ужасу, замечаю яркую кровь, запятнавшую ее кресло и зад платья. Я знаю, это не месячные — у нее они закончились три года назад.
Я смотрю на Неда, который тоже уставился на кресло, потом наши глаза встречаются. Но я даже не смущаюсь, поскольку впадаю в ужас, видя это страшное свидетельство того, что моя царственная матушка, оплот и опора моей жизни, залог моего будущего, всего лишь обычная смертная.
У миледи телесные жидкости в матке, поясняет мне доктор Аллен. Ей помогут отдых, а также настойка герани и розы. Он категорически запрещает миледи покидать дом, а потому поездка ко двору откладывается на неопределенное время.
И стало быть, — ах, мой милый Нед, как же это вынести? — ее письмо пока тоже не может быть отправлено королеве.
Кейт
Февраль 1484 года, Вестминстерский дворец
— Мадонна, прошлым летом ко двору приезжал один мой друг, итальянец по имени Доминик Манчини, — вполголоса произнес Пьетро Кармелиано, хотя, кроме нас двоих, в библиотеке никого не было. — Он состоял в свите французского посла, и ему было поручено отправлять домой отчеты о положении дел в Англии. А потому он всегда волей-неволей одним из первых узнавал о происходящем.
— И каков он из себя, этот Доминик Манчини? — поинтересовалась Кейт.
— Монах, глубоко религиозный и сострадательный человек. К тому же очень мудрый. Он составлял отчет о пути к трону вашего батюшки короля, но мне не довелось прочесть его полностью, потому что брат Доминик покинул Англию прошлым летом, когда его работа еще не была закончена. — Пьетро замолчал, явно пребывая в сомнении.
— Прошу вас, говорите откровенно, — настаивала девушка. — Какова бы ни была правда, я хочу ее знать.
— Хорошо, мадонна, я расскажу вам все. Доминик получил эти сведения от нескольких людей при дворе, включая доктора Арджентайна, который был врачом вашего кузена, юного короля Эдуарда. Простите меня, мадонна, но брат Доминик с самого начала подозревал вашего отца в дурных намерениях, считая его человеком честолюбивым и коварным. Он знал, что граф Риверс и сэр Ричард Грей — верные слуги Эдуарда, и был потрясен, когда милорд Глостер казнил обоих.