Но лейтенант идет дальше — вверх по крутой винтовой лестнице.
— Здесь тридцать лет назад был заточен сэр Томас Мор, — сообщает он мне, — и холод был для него сущим мученичеством.
Я читала, что многие люди и казнь его считали мученичеством. Этот человек тоже не покорился королю, за что заплатил высокую цену. От этой мысли меня пробирает дрожь.
— Вам, миледи, будет гораздо удобнее, — успокаивает меня сэр Эдвард.
Он открывает дверь, показывая, что я должна войти, и я с облегчением вижу перед собой круглое помещение, обустроенное гораздо лучше, чем нижнее: деревянные ставни на окнах, чистый тростниковый половик на полу. На выбеленной стене ветхий гобелен, выцветший настолько, что я лишь с трудом различаю, что на нем изображена какая-то батальная сцена. Я вижу застеленную чистым бельем кровать под балдахином, старенький столик, две табуретки и пустую металлическую жаровню. Но я обещаю себе, что не задержусь здесь до зимы, и немного успокаиваюсь. К тому времени я обязательно докажу свою невиновность перед Господом и Тайным советом и буду реабилитирована. Нельзя же объявить виновным человека, который никому не намеревался причинить вред. Увы, внутренний голос говорит мне, что это слишком наивные ожидания. Передо мной пример моей сестры. Я могу только возносить отчаянные молитвы Господу, чтобы королева Елизавета оказалась милосерднее королевы Марии.
Я не одна: ввиду моего высокого положения мне предоставлена горничная, ее зовут Онор. Миледи графиня Хартфорд — а у меня именно такой титул, что бы там ни говорили, — не может оставаться без прислуги, даже в тюрьме. И потому маленькая Онор, которой всего четырнадцать лет, будет делить со мной безрадостные, тревожные дни, а по ночам спать в специальном помещении, отведенном горничным в покоях лейтенанта.
Младенец в моем чреве сильно толкается. Дай бог, чтобы это был сын. Это обрадует Неда, потому что все мужчины хотят иметь наследников своим титулам и землям, если, конечно, по завершении этого страшного дела у нас хоть что-нибудь останется. И вдруг меня одолевает страх не только за себя, но и за маленького. Потому что если у меня родится сын, он будет для королевы большей угрозой, чем я или мои сестры.
Кейт
Август 1485 года, замок Раглан
На следующее утро Кейт, проснувшись, увидела Мэтти, которая суетилась вокруг нее, наливала воду в таз, раскладывала чистое белье. Черное платье, которое было на Кейт вчера, вычищенное, висело на крючке. Она с трудом восстановила в памяти события вчерашнего дня. Голова у нее болела ужасно, в глазах щипало.
— Который час? — пробормотала она.
— Доброе утро, миледи, — ответила Мэтти. — Уже почти восемь. Как вы себя чувствуете?
— Ужасно, — вздохнула она, — голова раскалывается и тошнит. Я вчера вечером все глаза выплакала, и на то были основания. Милорд вел себя со мной просто ужасно. По правде говоря, я не представляю, как буду жить с ним дальше. Да и не нужна я ему теперь, когда отец мертв. Я для него лишь обуза, препятствие на пути к завоеванию милостей со стороны Тюдора. Вот что я тебе скажу, Мэтти: я уйду в монастырь, и тогда мы с ним сможем избавиться друг от друга.
— Я бы на вашем месте не торопилась, — возразила Мэтти, складывая чистое белье. — Когда у вас в последний раз были крови, миледи?
Кейт задумалась. Среди тревог и суматохи последних недель она совсем забыла об этом. Но теперь встревоженно посмотрела на горничную.
— Насколько я помню, в последний раз мне приходилось стирать ваши тряпицы семь недель назад, — сказала та. — Я думаю, вы носите ребенка.
— Мэтти! — не сразу сообразила Кейт. — Да… похоже. Меня сегодня подташнивает, как в прошлый раз. Боже мой, что же мне делать? Милорд и без того меня ненавидит. Представляю, как он разозлится, узнав, что я ношу внука короля Ричарда.
— Разозлится? Да ничего подобного! Наверняка он, как и все мужчины, хочет иметь наследника. Скажите ему, что вы беременны, и он сразу подобреет. Вот помяните мое слово. Гай очень обрадовался!
— Ну и дела, — сказала Кейт. — Выходит, ты тоже беременна, Мэтти! Ты довольна?
— Очень. А уж Гай просто на седьмом небе. И я рада за вас, миледи. Если Господь закрывает одну дверь, то Он непременно открывает другую. Надеюсь, это поможет вам справиться с вашей скорбью.
Кейт подумала, что справиться со скорбью ей вряд ли хоть что-то поможет, однако ребенок, по крайней мере, займет ее мысли и отвлечет. И что бы по этому поводу ни говорили другие, Кейт в душе порадовалась тому, что носит внука своего отца, частичка которого будет продолжать жить, — это подняло ей настроение.
Этим утром она не выходила из своей комнаты, а Мэтти сказала всем, что ее госпожа неважно себя чувствует. Когда тошнота прошла, Кейт поднялась и попросила горничную помочь ей надеть траурное платье, после чего села за стол.
В ее дорожном несессере — забавном приспособлении с раскрашенными стенками, бархатной подкладкой и тайными отделениями — лежали бумаги с ее записями о принцах. Кейт села и погрузилась в размышления, пытаясь разобраться в том, что же случилось с ними. Она хотела когда-нибудь иметь возможность сказать своему ребенку правду о его деде. Но как она может это сделать, если не знает правду сама?
Но может быть — всего лишь может быть, — ее сомнения вскоре разрешатся. Генрих Тюдор подтвердил свое намерение жениться на Елизавете Йорк, и нет сомнений: он вскоре воплотит свое желание в жизнь. Потому что он взошел на трон только по праву завоевателя, а не по праву крови. Были и другие потомки Йорков, которые имели больше прав на корону: Уорик со своей сестрой и, конечно, Джон Линкольн. Генрих Тюдор явно считал, что история о двоеженстве покойного короля Эдуарда была выдумкой, иначе он не принес бы обета жениться на Елизавете. И наверняка в ближайшее время он обвенчается с ней, а также, возможно, сделает какие-то заявления о судьбе принцев. Хотя, печально подумала Кейт, это заявление будет наверняка клеветническим по отношению к памяти ее отца, что только послужит к выгоде Тюдора. Даже если у Генриха и нет никаких доказательств того, что Ричард убил племянников, он сочтет выгодным для себя сказать это.
Она снова задалась вопросом: почему Генрих Тюдор так уверен в смерти принцев? Вероятно, ему что-то стало известно от Бекингема, возможно, через его мать, леди Стенли. Объективности ради Кейт заставила себя рассмотреть такую вероятность: Бекингем узнал, что ее отец, обеспокоенный заговорами, которые плетутся вокруг мальчиков, решил устранить принцев. Ведь эти заговоры доказывали, что многие все еще считали, будто настоящими наследниками короны являются сыновья Эдуарда IV и что они остаются угрозой для Ричарда.
Ее отец считал герцога лучшим другом и вполне мог довериться ему. Это, кстати, вполне объясняло неожиданную неприязнь Бекингема. Но откуда Бекингем или Генрих Тюдор могли знать, что принцы и в самом деле мертвы? Не будем забывать, что насчет осведомленности Бекингема — это всего лишь гипотеза; в конечном счете Ричард мог ему ничего и не говорить.
Кейт отложила перо, так ничего и не написав. Решила, что лучше подождать — посмотреть, как будут развиваться события, хотя и понимала, что ждать новостей здесь, в Раглане, возможно, придется долго, да и муж наверняка будет делиться с ней неохотно.
Кейт снова связала бумаги и хотела уже убрать их, когда дверь открылась и вошел Уильям. Их взгляды встретились: ее глаза при воспоминании о жестокости, которую муж проявил прошлым вечером, горели болью и гневом, а его — вспыхнули при виде ее черного платья.
— Твоя горничная сказала, что ты нездорова, — проговорил он.
— Была. Теперь мне лучше, — холодным тоном ответила Кейт. Она не собиралась облегчать Уильяму жизнь. Да что там: если бы ей сказали, что она больше никогда его не увидит, она бы и глазом не моргнула.
— Я вчера говорил с тобой излишне резко, — пробормотал он. — Но ты должна понимать, что я нахожусь в очень трудной ситуации. Моя жена — дочь короля Ричарда, а это значит, что при жизни я был тесно связан с ним. Поэтому за мной могут установить наблюдение, подозревая меня в нелояльности. Я сделал все, что в моих силах, чтобы предотвратить это, но… Господи, женщина, да ты в своем уме? Демонстрировать любовь к отцу, появляясь на людях в трауре по нему? Начнутся разговоры. Те джентльмены, что были здесь вчера, все в испуге разбежались, опасаясь мести Тюдора. Они не колеблясь отдадут меня на съедение волкам, чтобы спасти собственные шкуры. Я должен был сделать тебе реприманд.
— Но можно было и не называть меня внебрачным отродьем! — с вызовом ответила Кейт. Она хотела, чтобы муж извинился перед ней.
— У меня были для этого разумные причины. Если я обращаю внимание на твое внебрачное происхождение, то это предполагает, что я ненавижу тебя за то, что ты дочь своего отца. Мне нужно, чтобы люди думали, будто меня вынудили заключить этот брак.
— Но можно было и не называть меня внебрачным отродьем! — с вызовом ответила Кейт. Она хотела, чтобы муж извинился перед ней.
— У меня были для этого разумные причины. Если я обращаю внимание на твое внебрачное происхождение, то это предполагает, что я ненавижу тебя за то, что ты дочь своего отца. Мне нужно, чтобы люди думали, будто меня вынудили заключить этот брак.
Кейт в ужасе уставилась на него, открыв рот.
— Это правда? — прошептала она. — Вас действительно вынудили?
Уильям избегал ее взгляда.
— Я не презираю тебя, потому что ты — это ты. Но, признаться, у меня были свои сомнения, и важнейшее из них — твое рождение вне брака, хотя твой отец своей щедростью и вознаградил меня за это. — Его слова больно хлестали ее. Кейт почувствовала, как зарделись ее щеки. Ах, каким он был жестоким! Каким жестоким! — Тот, кто слышал, как я осадил тебя вчера, не сможет сомневаться в моей преданности королю Генриху, — спокойно продолжал граф. — Мы должны дистанцироваться от твоего отца: пусть люди думают, будто мы оставили его из-за его коварства.
— Слушая вас, я чувствую себя как Иуда, — горько сказала Кейт. — Надеюсь, вы на самом деле не считаете, что король Ричард убил своих малолетних племянников?
— А как в это можно не верить? Никто не видел их живыми вот уже два года.
— Этому может быть множество объяснений!
— Вот и верь себе на здоровье, во что тебе нравится. Но только держи рот на замке, когда люди говорят об этом. Ты меня поняла? Потому что, помяни мое слово, нам наверняка вскоре объявят, что Ричард действительно их убил.
Они смотрели друг на друга. Все слова кончились. Уильям не извинился, а если бы и извинился, то еще неизвестно, простила бы его Кейт или нет.
— Весьма прискорбно, милорд, что вы жалеете о браке со мной, — проговорила она.
— Теперь я бы не женился на тебе, — откровенно ответил Уильям. — Но уж поскольку мы муж и жена, то придется мириться с неизбежным.
— Вчера ночью я обдумывала возможность уйти в монастырь, — сказала она.
Граф совершенно не удивился, видимо, и ему тоже эта идея приходила в голову. Муж, чья жена ушла в монахини, освобождается от брачного обета.
— Может быть, это было бы лучшим решением, — кивнул Уильям, и лицо его слегка просветлело.
— Пожалуй, — резко сказала она. — Но сегодня утром у меня возникли причины посмотреть на дело иначе. Я этого не понимала раньше, но мне помогла Мэтти. Есть верные знаки того, что я беременна.
На лице Уильяма отразились самые противоречивые эмоции. Кейт знала, как отчаянно хочет он иметь сына, но в то же время сын этот неизбежно будет внуком поверженного короля.
— Беременна? — проговорил он. — Тогда, может быть, Господу угоден наш брак. Это, верно, знак того, что я не должен отказываться от тебя.
— Вы думали об этом?
— Да. Но твоя беременность меняет положение. — Уильям вздохнул. — Мы должны постараться жить вместе ради нашего сына.
— Я молю Бога, чтобы это был сын.
— Мне нужен наследник. Я не хочу, чтобы мой род пресекся на Элизабет. Или чтобы мои земли и титулы перешли к ее будущему мужу. Но мать моего сына не должна носить траур по свергнутому тирану, а люди именно так теперь называют Ричарда. Я сочувствую твоей утрате. Я знаю, что такое потерять отца, тем более если он умер насильственной смертью. Но держи свою скорбь внутри, а внешне ты должна демонстрировать, что устремлена в будущее. Я не позволю тебе привлекать внимание к тому, кто твой отец.
Интерлюдия
Август 1561 года; Ипсуич, Саффолк
Королева Елизавета выхаживает туда-сюда по залу Совета — вулкан, который вот-вот начнет извергаться. Советники замерли в тревожном ожидании: всем известно, какой бывает ее величество, когда она не в духе. Присутствующие поглядывают друг на друга, думая, что значительно безопаснее сражаться с французами, нежели попасться на глаза королеве, когда та в ярости.
Елизавете двадцать восемь лет — высокая, стройная женщина с худым лицом и несколько смуглой кожей, которую она тщательно отбеливает. Длинные вьющиеся волосы убраны под изящный бархатный чепец малинового цвета, украшенный черными перьями. Все в ней элегантно — от такого же цвета платья с коническим корсетом, который выгодно подчеркивает ее осиную талию, до сережек, браслетов и брошки с жемчужинами и драгоценными камнями. Королеву никак нельзя назвать красивой, но она очень привлекательна. Кроме того, в Елизавете есть изюминка и огромное личное обаяние. Мужчины буквально теряют от нее голову, и это тешит ее самолюбие: королева необыкновенно тщеславна.
Но сегодня ее величество не в настроении флиртовать или охорашиваться. Она здесь для того, чтобы решить, как поступить с женщиной, которая осмелилась угрожать ее безопасности на троне.
— А я вам говорю: это заговор! — возмущенно восклицает ее величество. — Почему вы мне не верите?
— Потому что этому нет никаких доказательств, мадам, — спокойно отвечает сэр Уильям Сесил.
— О, Мудрец,[69] я не могу поверить, что вы настолько наивны! — бросает она ему на ходу — ему, самому близкому к ней человеку, мудрейшему и наиболее преданному советчику.
Сесил стоически воспринимает этот выговор; ему случалось попадать и под куда более горячую королевскую руку.
Елизавета хмурится.
— Но если верить тому, что я слышала, то наверняка было немало людей, осведомленных об этом браке, — не отступает она. — Милорды, я не могу назвать это иным словом как заговор!
— Пока наше расследование не позволило выявить абсолютно никого, кому было бы известно об этом, — говорит ей Сесил. Все остальные просто счастливы, что он взял на себя роль ответчика.
— А как же священник? — рявкает королева.
— Исчез без следа, мадам.
— А госпожа Сентлоу?
— В Тауэре. Позвольте вам напомнить, что леди Катерина также просила помощи и у лорда Роберта. — Он кивает в сторону своего злейшего конкурента.
Елизавета недовольно смотрит на Сесила:
— Да, но лорд Роберт тут же пришел ко мне. — Тот самодовольно ухмыляется, глядя на Сесила. — Тогда как госпожа Сентлоу и не подумала рассказать мне о своем разговоре с леди Катериной, — продолжает королева. — Я хочу, чтобы ее подробнейшим образом допросили. А что граф Хартфорд?
— Его срочно вызвали в Англию.
— Я хочу, чтобы Тайный совет строго допросил его и леди Катерину, — требует Елизавета. — Пока у нас есть только ее глупое заявление, якобы она вышла замуж по любви. Заметьте — по любви! А ведь эта женщина претендует на мой трон! Раны Христовы, она ответила черной неблагодарностью на доброту. И при этом вела себя дерзко. Господин секретарь, сэр Эдвард Уорнер уже провел дознание — выяснил, сколько человек было осведомлено об этом браке?
— Пока еще нет, но он это обязательно сделает, — отвечает Сесил.
— Пусть он сделает это немедленно, до официального допроса, — приказывает королева. Она все еще кипит от гнева. — Своей непокорностью и безрассудностью леди Катерине удалось подорвать мою тщательно выстраиваемую политику, — шипит она. — Господь знает, милорды, что я всех своих ухажеров королевских кровей специально натравливаю друг на друга, чтобы они оставались дружественными по отношению к нашей стране. И делаю я это, нимало не думая о собственных симпатиях и предпочтениях. Когда-нибудь я, возможно, и выйду замуж, но я сделаю это исключительно во благо моего королевства, а не для удовлетворения похоти. Леди Катерина же заключила брак, не задумываясь о последствиях, а это, джентльмены, является доказательством того, что она никак не может быть названа моей наследницей. Я хочу, чтобы эта дама была исключена из числа возможных наследников, а сделать это можно, только предав ее суду, потому что поступок леди Катерины — самая настоящая измена!
Господин секретарь откашливается.
— Увы, мадам, в этом вы ошибаетесь. При вашем отце и брате любой человек, заключивший брак с принцессой крови, действительно был бы осужден как изменник. Но король Эдуард аннулировал этот закон. А потому с юридической точки зрения ни лорд Хартфорд, ни леди Катерина не совершили преступления, а потому не могут быть преданы суду и приговорены к смерти.
— Она нарушила мой личный запрет не выходить замуж без моего согласия, — вспыхивает королева. — Разве это не измена?
— Это вопрос спорный, мадам; ее деяние недостаточно для слишком строгого наказания.
— Тогда что должно быть сделано? Отвечайте!
— Может быть, вашему величеству имеет смысл потребовать, чтобы леди Катерина отказалась от претензий на трон? — предлагает граф Суссекс.
— Но можно ли доверять ее слову? — сомневается Роберт Дадли.
— Даже если сама леди Катерина и откажется от претензий, наверняка найдутся люди, которые будут действовать в ее интересах, — говорит Сесил. — У нее есть немало сторонников как в Англии, так и за рубежом. Нет, мы не должны идти этим путем. Нужно придумать что-нибудь другое.