«Но она отказывается и упорствует в своем нежелании! — сетовал он. — Понимаете, как я при этом выгляжу в глазах людей? Теперь всякий решит, что ей грозит опасность с моей стороны!»
— Королева прекрасно знает, что Дикон был верным подданным короля Эдуарда, — сказала Анна. — Так неужели она думает, что он желает зла его вдове и детям? Милорд не воюет с женщинами и детьми!
— Разумеется, не воюет. И королю под его опекой ничто не угрожает, — возмущенно заявила Кейт.
Вот ведь какие странные люди! Отец специально созвал горожан, чтобы принести присягу верности Эдуарду. И при этом он потребовал, чтобы юному королю воздали все причитающиеся ему почести, а затем от имени своего сюзерена приказал отчеканить монеты. Потом Совет по предложению герцога Бекингема выделил королю резиденцию в королевском дворце лондонского Тауэра. А это, между прочим, была одна из самых любимых резиденций покойного короля, и наверняка у его сына тоже связано с ней немало приятных воспоминаний. Кейт никогда не видела королевских апартаментов Тауэра, но отец говорил ей, что они роскошны и выходят на Темзу. Там есть огромный обеденный зал и богато украшенные палаты с изящными витражами. На стенах золотом и киноварью нарисованы ангелы и птицы, а плитки пола расписаны геральдическими знаками. Кейт считала, что ее кузену очень повезло жить в таком прекрасном месте, и не сомневалась: ее отец предусмотрел все для удобства юного короля.
Они приближались к великолепному каменному особняку, такому высокому, что рядом с ним другие дома на Бишопсгейт казались карликами.
— Кросби-Холл — наконец-то! — с облегчением проговорила герцогиня. — Я уже больше не могу выносить этой тряски.
Миновав широкую арку, повозка въехала в просторный двор и остановилась перед внушительной каменной лестницей. Кейт с душевным трепетом смотрела на ряды высоких ажурных окон в верхнем этаже возвышавшегося над ней здания, разглядывала великолепную резьбу на стенах, башнях и ограждениях. Кросби-Холл был одним из самых величественных строений, какие ей доводилось видеть.
Двор представлял собой настоящий гудящий улей: туда-сюда сновали слуги, разгружая телеги и вьючных мулов. Герцогиня и дети вскоре узнали, что герцог переехал сюда только сегодня утром и его вещи все еще заносят в дом. Кейт вылезла из повозки и встала рядом с Анной. Они двинулись по лестнице, процессию замыкал Джон. Наверху в окружении старших слуг появился сам Ричард.
Радость Кейт от встречи с отцом была несколько омрачена его видом — девочку поразило его напряженное, осунувшееся, неулыбчивое лицо. Она смотрела, как он помог герцогине подняться из реверанса, обнял ее и поцеловал в губы.
— Миледи, я так рад вам, — сказал Ричард Глостер. — И вам тоже, дети мои! Как же давно я вас не видел. — Тут отец жестом пригласил Кейт и Джона приблизиться и обнял обоих, когда они выпрямились после поклона.
Но Кейт это объятие показалось несколько формальным, словно их отец, осознавая свое новое положение, участвовал в некой церемонии. Он выглядел сегодня необычно сдержанным — он, который всегда был так сердечен с детьми.
«Вот бедняга, — пожалела его девочка, — на него, наверное, давит такой тяжелый груз ответственности».
— Заходите! — пригласил их герцог. — Вы увидите, что я нашел для нас превосходный дом. Уверен, и сам король не погнушался бы таким жилищем!
Кейт не могла с этим не согласиться, когда вошла в зал с высоким потолком, отделанным резными украшениями в красных и золотых тонах. Зал был великолепен; свет сюда проникал через высокий изящный эркер и ряд расположенных наверху окон; на белых стенах висели изысканнейшие, тканные золотом гобелены. Девочка заметила, что на Анну и Джона величие их нового дома тоже произвело впечатление.
— Это один из домов короля? — спросил Джон.
— Нет, сынок, этот дом был изначально построен итальянским купцом, а затем расширен сэром Джоном Кросби, у которого я его и арендовал, — объяснил герцог. — В Сити нет более шикарного особняка. — По всем меркам Байнардс-Касл тоже был настоящий дворец, и Кейт не могла понять, почему отец решил переехать оттуда сюда.
Ричард показал, что Анна должна сесть на одно из резных кресел, стоявших по сторонам громадного камина. Для Кейт и Джона принесли табуретки. Отец немедленно отправил слугу на кухню — за вином и засахаренными фруктами.
— Я знаю, вы их любите, — улыбнулся детям герцог. Теперь он стал немного больше похож на себя прежнего. — Я приказал устроить сегодня вечером пир в честь вашего приезда. Как наш сын, миледи?
— Когда я получила известие из Миддлхема в последний раз, он, слава богу, был здоров, — сказала Анна. — Но, милорд, меня больше беспокоит ваше состояние. У вас усталый вид.
— Последняя неделя выдалась особенно трудной, — ответил герцог. — Ты знаешь почти все, что здесь происходило, но есть и еще кое-что. Скажи мне: вот ты проехала по Лондону — какое настроение у людей?
— Я почувствовала враждебность, но были и приветственные выкрики, — припомнила Анна.
— Хорошо, — живо отозвался герцог. — Вообще-то, в Сити ко мне относятся дружелюбно. Купцы и коммерсанты прекрасно понимают, насколько нестабильной станет жизнь, если государство окажется в руках ребенка и алчных Вудвилей.
— Мы видели людей в доспехах, — высоким голосом проговорил Джон.
Герцог нахмурился и мрачно произнес:
— Мы живем в смутные времена. Некоторые опасаются, что эта напряженность может привести к войне. Часть членов Совета слушают то, что им нашептывают сторонники королевы. Мои истинные цели, увы, ставятся под сомнение.
— Не понимаю, о чем речь, — недоуменно проговорила Анна.
Их взгляды встретились.
— Ну, кое-кто утверждает, что якобы все это время моим единственным желанием было самому захватить трон.
Кейт громко охнула. Джон изумленно уставился на отца. Герцогиня побледнела еще сильнее.
— Но ведь вы не давали им никаких оснований для этого, — возразила она. — Вы столько сделали для того, чтобы наследование власти юным королем прошло мирно. Вы заботились о нем, почитали его. Готовили к посвящению в рыцари.
— В сравнении со слухами, которые обо мне ходят, это мало чего стоит, — горько ответил герцог. — И я тебя предупреждаю, ты наверняка все это услышишь. Поэтому и счел нужным заблаговременно тебя подготовить.
— Но вы сказали что-нибудь в свою защиту? — Резкий тон Анны выдавал ее волнение.
— Конечно, сказал. — Ричард Глостер поднялся и принялся вышагивать по мраморному полу. — Почему, ты думаешь, я обосновался здесь, в Сити? Я каждый день убеждал именитых граждан Лондона вескими словами и подарками, всячески заверял, что слухи, доходящие до них, ложны. И я думаю, эти действия начинают приносить плоды, — постепенно улеглись страхи среди тех, кто с самого начала подозревал, будто мои цели не совпадают с моими словами!
Кейт видела, что отец с трудом сдерживает ярость. Он кусал губы, а это всегда было плохим знаком.
— Но мне еще нужно убедить Совет, — продолжал Ричард. — Есть такие, кто хочет, чтобы мои полномочия прекратились после коронации. Что ж, я знаю, что должен сделать. «Если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот…»[18] Я разделю Совет. Я пригласил сюда тех членов Совета, которые меня поддерживают, чтобы поговорить с ними частным образом. Пусть остальные развлекаются, обдумывая коронацию во всех деталях, — они будут заняты этим, и времени на козни у них не останется. А тем временем судьбы королевства будут вершиться здесь.
— Милорд, умоляю, будьте осторожны, — взволнованно проговорила Анна.
Герцог прекратил расхаживать по залу и заверил супругу:
— Не сомневайся, милая, я буду осторожен.
Но тревожное выражение не сходило с лица Анны.
— Я слышала… по пути сюда… такие слова, которые меня обеспокоили. Одна женщина поинтересовалась, где находится королева. Это было похоже на обвинение.
— Я пригласил ее вернуться ко двору. Отправил несколько посланий, в которых заверял королеву, что питаю лишь самые добрые намерения по отношению к ней и детям. Я не чиню никаких препон тем, кто желает посетить вдову моего брата. И пытаюсь всячески продемонстрировать, что не желаю ей зла.
— Королева не поверит вам, пока вы держите в тюрьме ее брата и сына, — сказала Анна.
— Я заключил их в тюрьму на законных основаниях, обвинив в измене и захватив их собственность. Вы же понимаете, что если я отпущу злоумышленников, то они, безусловно, будут искать способ отомстить мне.
— Было и еще кое-что, — добавила Анна. — Какой-то человек прокричал мне, чтобы я спросила у вас про оружие. Что, интересно, он имел в виду?
— Видимо, он говорил о телегах с оружием, которые я приказал выслать вперед, когда въехал в Сити с королем, — пояснил Ричард. — Некоторые считают, что никакого заговора против меня на самом деле не было, а все свидетельства я якобы сфабриковал. Обстановка в стране такова, что люди готовы поверить во что угодно. Ты не должна обращать внимание на подобную клевету.
— Было и еще кое-что, — добавила Анна. — Какой-то человек прокричал мне, чтобы я спросила у вас про оружие. Что, интересно, он имел в виду?
— Видимо, он говорил о телегах с оружием, которые я приказал выслать вперед, когда въехал в Сити с королем, — пояснил Ричард. — Некоторые считают, что никакого заговора против меня на самом деле не было, а все свидетельства я якобы сфабриковал. Обстановка в стране такова, что люди готовы поверить во что угодно. Ты не должна обращать внимание на подобную клевету.
Немалым усилием воли он все-таки взял себя в руки, после чего продолжил:
— Но хватит говорить о государственных делах. Я и так в последние недели только об этом и думал. А сейчас я хочу, чтобы все вы успокоились и насладились пребыванием в Лондоне. Нет ничего такого, с чем я бы не смог совладать. И не забывайте: у нас впереди коронация. Вы, дамы, наверняка уже обсуждали, как вам одеться на это торжество. Я послал за лучшими торговцами тканями и ювелирами в Чипсайд, чтобы они о вас позаботились. А теперь нас ждет обед.
Катерина
Май 1553 года; Байнардс-Касл, Лондон
Граф отсылает всех слуг и, когда дверь за ними закрывается, а их шаги замирают вдалеке, внимательно смотрит на нас.
— Дети мои, пока вы должны обуздать свои чувства друг к другу, — заявляет он. — Ибо существует договоренность, что еще некоторое время вы не сможете возлечь на брачное ложе.
Гарри мгновенно реагирует на слова отца.
— Нет! — восклицает он яростно. — Нет! Мы — муж и жена, и нам уже достаточно лет, чтобы стать одной плотью, как то предписано в Библии.
Что же касается меня, то я просто не в силах описать свое потрясение и разочарование.
— Мне горько накладывать этот запрет, но уверяю тебя, что все делается для вашего же блага, — весьма доброжелательно говорит граф.
— Но почему? — недоумевает Гарри. — Если меня не допускают к моей законной жене, то я хотя бы имею право знать почему!
Графиня, чуть зардевшись, делает шаг вперед и успокаивающе кладет кисть на руку приемного сына.
— Мальчик мой, есть такие дела — высокие материи — о которых тебе ничего не известно. Если наши планы воплотятся…
— Молчи, женщина, — резко обрывает ее Пембрук.
— Я просто хотела заверить этих молодых людей, что если дела пойдут так, как планируем мы, то все будет хорошо, — возражает моя новоиспеченная свекровь. Затем она подходит ко мне и нежно обнимает. — Не смотри таким несчастным взглядом, дитя. Это ненадолго, я уверена.
— Но Катерина — моя жена! И я имею полное право возлечь с ней на брачное ложе, — не отступает Гарри, распаляясь все больше и больше. — Вы меня не остановите!
— Ты не понял, что тебе сказано, щенок? — грозно рявкает его отец, выразительно указуя на сына пальцем. — Мы делаем все, что в наших силах, чтобы защитить интересы твои, твоей жены и обеих наших семей. Большего я сейчас открыть не могу, но ты должен принять мои слова и исполнить сыновний долг!
Мачеха Гарри мягким голосом произносит:
— Вы можете сколько угодно находиться вместе и наслаждаться жизнью, дети мои. Мы всего лишь просим вас отложить консумацию вашего брака до того времени, когда ее можно будет осуществить в полной гармонии и мире.
На лице Гарри написано поражение. Вероятно, непререкаемый тон отца сломил его.
Графиня берет меня за руку:
— Дорогая дочь, я лично проведу тебя в твою спальню. Пожелай спокойной ночи своему мужу и ступай за мной.
Гарри обнимает меня, страстно целует в губы и шепчет на ухо: «Не запирай дверь». От его слов дрожь проходит по моему телу.
«Ничего, — думаю я. — Мы проведем их всех, любовь моя, и будем вместе, что бы кто ни говорил!»
Сердце мое готово выпрыгнуть из груди, однако я с самым смиренным видом, даже не оглянувшись, покорно следую за графиней. Эти люди напрасно думают, что победили, — на самом деле победителями будем мы!
Моя спальня прекрасна и отделана с невероятной роскошью. Кровать с балдахином на возвышении, позолоченная резьба. Занавеси из дамаста перевязаны тесьмой с золотыми кисточками, одеяло сшито из дорогой материи с золотом, на ней видны ромбы, внутри которых на фоне красного и синего бархата красуются львы — фамильный герб Пембруков. На спинке кресла я обнаруживаю великолепный халат из алой парчи, отороченный жемчужинами. Чаша, наполненная сухими лепестками, источает дивный аромат.
Меня ждет личная горничная. Она снимает с меня нарукавники, расшнуровывает тяжелое свадебное платье, и оно падает на пол так, что я поначалу не могу выйти из него. Потом горничная надевает на меня батистовую рубашку и расчесывает мне волосы — двадцать, сорок, шестьдесят раз. Теперь я готова лечь, и она раскрывает балдахин, помогает мне забраться на кровать, задувает все свечи, кроме одной на столе, делает книксен и молча закрывает за собой дверь.
Я чувствую себя такой одинокой, лежа в чужой кровати. Никогда не думала, что моя первая брачная ночь пройдет вот так, и неожиданно на меня накатывает тоска по дому, хотя я уверена: будь Гарри со мной, ничего такого не произошло бы. Стараясь не заплакать, я разглядываю картины на стенах: любопытное полотно на библейский сюжет, запечатлевшее страшную историю дочери Иеффая; портрет с подписью «АННА ПАРР» — это покойная жена графа, мать Гарри и сестра королевы Екатерины.[19] У меня на ночном столике стоят блюдо с инжиром — дорогим лакомством — и кубок со сладким вином. Я купаюсь в роскоши. У меня есть все, кроме моего мужа.
Придет ли он? Я лежу в ожидании. Кажется, проходят часы. Конечно, он должен дождаться, пока все в доме угомонятся. Хватит ли ему смелости прийти? Или Гарри передумал и отказался от безрассудного неповиновения отцу? Господи, сделай так, чтобы он пришел.
Что это было? Сова ли бросилась за добычей, взмахнув крыльями? Нет, это звуки шагов. И вот снова — осторожные шаги, слышимые только тому, кто их ждет. И вдруг дверь открывается — и я вижу моего Гарри в черном халате. Глаза его горят любовью, на бледном лице ясно написано желание. Мое сердце готово разорваться от радости!
Медленно, беззвучно закрывает он дверь, а потом, босой, идет ко мне. Я простираю руки, и он падает в мои объятия, целует меня в губы. Потом Гарри стаскивает с меня ночную рубашку и наклоняется, чтобы прильнуть к моим едва наметившимся грудям.
— Гарри! — шепчу я, покрываясь румянцем.
— Дорогая! — бормочет он и собирается снять халат.
— Это что такое? — раздается от двери резкий громкий голос. — Мне казалось, я ясно выразился! — На пороге, словно ангел мести, появляется граф; руки его в недовольном жесте уперты в бока, черные брови нахмурены.
Гарри испуганно подпрыгивает и запахивает халат, а я натягиваю на себя простыни, мои щеки горят от стыда.
— Убирайся отсюда, сын мой! — решительно заявляет граф. — И посмей только ослушаться меня еще раз. Я, к счастью, не спал — прислушивался, не сомневаясь, что ты выкинешь какой-нибудь номер. Я знаю тебя, мой мальчик. Ты такой же отважный, как и я. Что ж, не могу тебя винить, но непослушания больше не потерплю. Пожелай доброй ночи своей молодой даме и возвращайся к себе. И больше мы к этому возвращаться не будем.
— А если я откажусь? — с вызовом спрашивает Гарри.
— Тогда я позову людей — и тебя выкинут отсюда. — Плечи Пембрука неожиданно обвисают. — Послушай, уже поздно. Я не собираюсь стоять тут и спорить с тобой. Мне очень жаль, но тебе придется потерпеть некоторое время. А ты, юная леди, давай-ка ложись спать. Доброй ночи. — Он придерживает дверь.
Гарри побежден. Он наклоняется и наскоро целует меня, а потом молча выходит из комнаты. Его отец идет следом за ним. На этот раз ключ поворачивается в замке, и я становлюсь пленницей. Я законная жена, но все же и не жена — по-прежнему девственница, и еще неизвестно, как долго это продлится. Любой на моем месте может расплакаться. И я плачу.
Кейт
Июнь 1483 года; Кросби-Палас и лондонский Сити
В Лондоне царили суета и оживление. Люди готовились к коронации юного монарха. Когда Кейт в сопровождении горничной, которую приставил к ней отец, отваживалась выходить в город, чтобы побродить по магазинам Чипсайда, где в витринах выставлено столько всяких соблазнительных вещей, она неизменно видела у дверей ювелиров и торговцев тканями длинные очереди ливрейных слуг: они приходили забрать драгоценности и материи, заказанные их благородными хозяевами.
Кейт по-прежнему побаивалась Лондона, хотя город и манил ее. Та предгрозовая атмосфера, которую она почувствовала, впервые оказавшись на улицах столицы, до сих пор еще не разрядилась, и многие жители продолжали разгуливать в доспехах, явно опасаясь, что вот-вот начнется смута. Напряжение чувствовалось и в стенах Кросби-Паласа, где собирались для тайных встреч члены Совета. Кейт наблюдала из своего окна, как они спешивались и слуги провожали их в дом. Отец часто засиживался допоздна, что-то обсуждая с этими людьми; она видела мерцание свечей сквозь ромбовидные окна зала, где заседал Совет.