Китти подхватывает:
– Эй, если бы ты устроилась на работу в Макдональдс, то уверена, они разрешили бы тебе есть сколько хочешь картофеля фри.
Я хмурюсь. Я уже представляю свое лето, и мне не нравится то, что я вижу.
– Я не хочу работать в Макдональдсе. И без обид, пап, но мне также не хочется работать в магазине сувениров. – Я быстро соображаю. – Я подумывала заняться чем-то более официальным в Бельвью. Может быть, я могла бы быть стажером руководителя по мероприятиям. Или помощником. Марго, что звучит более впечатляюще?
– Помощник руководителя по мероприятиям, – отвечает Марго.
– Это звучит более профессионально, – соглашаюсь я. – У меня множество идей. Может быть, я заеду на этой неделе и подкину их Джанетт.
– Какие, например? – интересуется у меня папа.
– Занятие по скрапбукингу, – импровизирую я. – У них столько фотографий, памятных подарков и накопленных вещичек, что, думаю, было бы неплохо соединить все это в книгу, чтобы ничего не потерялось. – И тут меня понесло. – А потом мы могли бы устроить небольшую выставку скрапбуков, чтобы любой мог полистать их и посмотреть на истории своей жизни. Я бы смогла приготовить сырные слойки, подать белое вино…
– Это изумительная идея, – говорит Марго, одобрительно кивая.
– Действительно, отличная, – восторгается папа. – Безусловно, никакого белого вина для тебя, а вот сырные слойки – определенно!
– Ох, папочка, – хором восклицаем мы, поскольку он обожает, когда становится эдаким «слащавым папочкой», а мы все стонем, словно раздражены, и говорим «Ох, папочка».
Когда мы моем посуду, Марго советует мне довести затею с Белвью до конца.
– Им нужен кто-то вроде тебя, чтобы взять на себя все это, – говорит она, намыливая большую кастрюлю. – Свежая энергия, новые идеи. Люди могут исчерпать себя, работая в доме престарелых. Джанетт будет счастлива заполучить еще одну пару рук.
В основном, я наплела всю ту ерунду о Бельвью, чтобы все от меня отстали, но теперь я подумываю, что мне действительно следует поговорить с Джанетт.
***
Когда я возвращаюсь наверх, на телефоне у меня пропущенный звонок от Питера. Я перезваниваю ему и слышу телевизор на заднем фоне.
– Ты поговорил с ней? – я надеюсь, очень надеюсь, что теперь он мне верит.
– Я поговорил с ней.
Мое сердце глухо бьется.
– И? Она призналась?
– Нет.
– Нет. – Я выдыхаю. Ладно. Полагаю, этого следовало ожидать. Джен не из тех, кто просто ляжет на улице и умрет. Она – боец. – Что ж, она может говорить что угодно, но я знаю – это была она.
– Ты не можешь понять это только по одному взгляду, Кави.
– Это не просто взгляд. Я знаю ее. Она была моей лучшей подругой. Я знаю то, как она думает.
– Я знаю ее лучше тебя, и говорю тебе, я не думаю, что это была она. Поверь мне.
Он знает ее лучше. Конечно же, знает. Но как девушка – девушку, бывшая лучшая подруга – бывшую лучшую подругу, я знаю, что это была она. Все равно, сколько прошло лет. Есть вещи, которые девушка чувствует своим нутром, всем телом.
– Я верю тебе. Но я не верю ей. Это все ее план, Питер.
Следует долгое молчание, и я слышу свои последние слова, раздающиеся в ушах и звучащие безумно, даже для меня.
Его голос полон терпения, когда он произносит:
– Прямо сейчас, она нервничает из-за семейных проблем. У нее даже нет времени, чтобы строить козни против тебя, Кави.
Семейных проблем? Может ли такое быть? Я чувствую укол вины, когда припоминаю, как Крис упомянула, что их бабушка сломала бедро и семья обсуждала, стоит ли ее отправлять в дом престарелых. Женевьева всегда была близка с бабушкой. Она хвалилась, что была самой любимой внучкой из-за того, что выглядела в точности, как она, – то есть великолепно.
Или, может быть, из-за родителей. Женевьева переживала, что они разведутся.
Или, может быть, все это ложь. Эта мысль вертится на кончике языка, и я собираюсь высказать ее, когда он устало произносит:
– Мама зовет меня вниз. Может, поговорим об этом завтра?
– Конечно, – отвечаю я.
Что ж, полагаю, это может быть что угодно. Питер прав. Может быть, я и знала ее хорошо когда-то, но теперь – нет. Сейчас Питер – единственный, кто знает ее лучше всех. И, кроме того, разве не так теряют парней, ведя себя как параноик – ревниво и неуверенно? Я вполне убеждена, что мне это не идет.
После того, как мы вешаем трубки, я решаю забыть о видео раз и навсегда. Что сделано, то сделано. У меня куча вещей, о которых нужно переживать, – парень, возможно, новая работа (наверняка, неоплачиваемая, но все же), да и учеба. Я не могу позволить этому сломить меня. К тому же, на видео даже не видно моего лица.
9
Следующим утром перед школой мы укладываем вещи Марго в машину, которую папа должен отвезти в аэропорт. Я все продолжаю поглядывать на окно спальни Джоша, задаваясь вопросом, выйдет ли он, чтобы попрощаться. Это – самое малое, что он может сделать. Но свет в его доме не горит, так что, скорее всего, он все еще спит.
В тот самый момент, когда Марго прощается с Джейми Фокс-Пиклом, на улицу со своей собакой выходит миссис Ротшильд. Увидев ее, он сразу же выпрыгивает из рук Марго и несется через дорогу. Папа гонится за ним. Джейми лает и прыгает вокруг бедного старого пса миссис Родшильд – Саймона, который не обращает на него никакого внимания. Джейми так возбужден, что писает на зеленые охотничьи сапоги миссис Ротшильд. Папа приносит свои извинения, но та смеется в ответ.
– Это быстро отмоется, – слышу я ее слова. Она выглядит мило, ее каштановые волосы собраны в высокий конский хвост, и на ней штаны для йоги и куртка «пилотка», похожая на ту, что есть у Женевьевы.
– Скорее, папочка! – зовет Марго. – Мне нужно быть в аэропорту за три часа.
– За три – это слишком, – говорю я. – Даже двух часов много.
Мы наблюдаем, как папа пытается схватить Джейми в охапку, а Джейми старательно выворачивается. Миссис Ротшильд подхватывает его одной рукой и целует в лоб.
– Когда дело касается международных рейсов, то нужно быть в аэропорту за три часа до вылета. У меня есть сумки для сдачи в багаж, Лара Джин.
Китти ничего не говорит, она просто глядит на другую сторону улицы, наблюдая за всей этой собачьей драмой.
Когда папа возвращается с извивающимся на руках Джейми, то произносит:
– Нам бы лучше убраться отсюда до того, как Джейми доставит еще больше неприятностей.
Мы трое страстно обнимаем друг друга; Марго шепчет мне «будь сильной», и я киваю, а затем они с папой уезжают в аэропорт.
Еще рано, раньше, чем мы обычно просыпаемся в школу, поэтому я делаю нам с Китти банановые оладьи. Она все еще погружена в свои мысли. Мне приходится дважды спросить у нее, сколько оладий она хочет. Я делаю еще несколько и заворачиваю их в алюминиевую фольгу, чтобы поделиться с Питером по дороге в школу. Я успеваю помыть посуду и даже отправляю по электронной почте письмо Джанетт в Белвью, на которое она сразу же отвечает: «Человек, заменявший Марго, уволился месяц назад, ты написала как раз вовремя. Приходи в субботу, и мы поговорим о твоих обязанностях».
Я, наконец, чувствую, что собралась с мыслями, вошла в колею. Я смогу это сделать.
Таким образом, когда я вхожу в школу этим холодным январским утром, держа Питера за руку, объевшаяся банановых оладий, имея новую работу и в свитере «фер-айл» Марго, который она оставила, я ощущаю себя хорошо. Даже превосходно.
Питер хочет сначала заглянуть в компьютерный класс, чтобы распечатать задание по английскому, так что это наша первая остановка. Он входит в систему, и я громко ахаю, когда вижу обои на экране.
Кто-то сделал фотоснимок из видео в гидромассажной ванне – меня в красной фланелевой сорочке на коленях Питера, с задранной вокруг бедер юбкой, – и добавил сверху надпись: «СТРАСНЫЙ СЕКС В ГИДРОМАССАЖНОЙ ВАННЕ». А снизу: «ВЫ ДЕЛАЕТЕ ЭТО НЕПРАВИЛЬНО».
– Какого черта? – бормочет Питер, оглядывая компьютерный класс. Никто не поднимает глаз. Он подходит к следующему компьютеру – та же картинка, другая надпись. «ОНА НЕ ЗНАЕТ ПРО УСАДКУ» – наверху. «ОН ДОВОЛЬСТВУЕТСЯ ТЕМ, ЧТО МОЖЕТ ПОЛУЧИТЬ» – внизу.
Мы – мем.
***
В ближайшие пару дней фото появляется по всей школе. В чужих Инстаграмах, на стенах их фейсбуков.
На одно, с помощью фотошопа, добавлена танцующая акула. На другом наши головы заменены на кошачьи.
И есть еще одно, которое просто гласит: «БИКИНИ АМИШЕЙ».
Друзья Питера по лакроссу считают снимки забавными, но клянутся, что не имеют к ним никакого отношения. За обеденным столом Гейб протестует:
– Я даже не знаю, как пользоваться фотошопом!
Питер заталкивает в рот половину сэндвича.
И есть еще одно, которое просто гласит: «БИКИНИ АМИШЕЙ».
Друзья Питера по лакроссу считают снимки забавными, но клянутся, что не имеют к ним никакого отношения. За обеденным столом Гейб протестует:
– Я даже не знаю, как пользоваться фотошопом!
Питер заталкивает в рот половину сэндвича.
– Хорошо, тогда кто это делает? Джефф Бардуго? Картер?
– Чувак, я не знаю, – говорит Даррелл. – Это мем. Тут множество желающих поучаствовать.
– Но вы должны признать, что та, с кошачьими головами, была довольно прикольной, – замечает Гейб. Затем он поворачивается ко мне и добавляет, – прости, Лардж.
Я остаюсь спокойной. Кошачьи головы отчасти были забавными. Но вся ситуация в целом – нет. Сначала Питер пытался отшучиваться, но теперь, по прошествии нескольких дней, я могу точно сказать, что его это беспокоит. Он не привык быть объектом насмешек. Полагаю, я тоже, но в основном потому, что вообще не привыкла к тому, что люди уделяют внимание тому, что я делаю. Но с тех пор, как я с Питером, люди обращают внимание, а мне бы этого не хотелось.
10
В обед у нас проходит собрание одиннадцатых классов в актовом зале. На сцене, президент нашего класса Рина Патель выступает с презентацией о состоянии дел студенческого совета по вопросу собранных денег на выпускной и предложению для поездки в старшем классе. Я глубоко сползла в своем кресле, испытывая облегчение от передышки, – никто не смотрит на меня, не шепчется и не осуждает.
Она кликает на последний слайд, и вот тут происходит это. Из динамиков вырывается «Me So Horny» и на экране проектора вспыхивает видео со мной, со мной и Питером. Кто-то взял видео с инстаграмма Anonybitch и наложил на него свой собственный саундтрек. Кроме того, его отредактировали таким образом, что я подтанцовываю вверх-вниз на коленях Питера на утроенной скорости в такт музыке.
О нет, нет, нет, нет. Пожалуйста, нет.
Все происходит одновременно. Народ визжит, истерически хохочет, показывает и издает: «О-о!». Мистер Васкес подскакивает, чтобы отсоединить проектор, а затем Питер выбегает на сцену и выхватывает микрофон из руки потрясенной Рины.
– Кто бы ни сделал это, он – кусок отбросов. И не то, чтобы это чье-то собачье дело, но мы с Ларой Джин не занимались сексом в гидромассажной ванне.
В моих ушах звенит, народ поворачивается на своих креслах, чтобы посмотреть на меня, а затем разворачивается обратно к сцене.
– Мы всего лишь целовались, так что отвалите! – Мистер Васкес, куратор одиннадцатых классов, пытается выхватить микрофон у Питера, но Питеру удается сохранить над ним контроль. Он держит микрофон высоко и кричит: – Я найду того, кто это сделал и надеру ему задницу! – В потасовке он роняет микрофон. Народ смеется и подбадривает. Питер спрыгивает со сцены и судорожно осматривает зрительный зал. Он ищет меня.
Потом собрание прекращается и все направляются к выходу, но я остаюсь сидеть на своем месте. Подходит Крис и находит меня, лицо ее сияет. Она хватает меня за плечи.
– Ммм, с ума сойти! Он, блин, дважды выругался!
Я все еще в состоянии шока, наверное. Видео со мной и Питером, такое сексуальное и откровенное, только что было на экране проектора, и все его видели. Мистер Васкес, семидесятилетний мистер Глиб, который даже не знает, что такое инстаграм. Единственный страстный поцелуй в моей жизни, и все его видели.
Крис трясет меня за плечи.
– Лара Джин! Ты в порядке? – я молча киваю, и она отпускает меня. – Он действительно надерет задницу тому, кто это сделал? Хотелось бы на это посмотреть! – Она фыркает и откидывает назад голову, словно дикий пони. – Я имею в виду, парень идиот, если он хоть на одну секунду поверил, что это не Джен разместила видео. То есть, вау, он действительно ослеплен, понимаешь? – Крис останавливается и рассматривает мое лицо. – Ты точно в порядке?
– Все видели нас.
– Да уж… это отстой. Уверена, это дело рук Джен. Она, должно быть, поручила одному из своих миньонов подсунуть его Рине в PowerPoint. – Крис с отвращением покачивает головой. – Она такая сучка. Хотя я рада, что Питер внес ясность. Как бы мне того не хотелось, но надо отдать ему должное, это был рыцарский поступок. Ни один парень никогда не заступался за меня.
Я знаю, она думает о том парне из девятого класса, – том, который рассказал всем, что у него с Крис был секс в раздевалке. А я думаю о миссис Дюваль и о том, что она сказала раньше. Она, наверное, отнесла бы Крис к распутным девушкам, которые спят с кем попало, к девушкам, которые не «лучше этого». Она была бы неправа. Все мы одинаковы.
***
После уроков я выхожу из класса, когда телефон вибрирует в сумочке. Это Питер.
«Я освободился условно-досрочно. Встретимся у моей машины!»
Я мчусь на парковку, где Питер ждет меня в машине с включенным обогревом. Улыбаясь мне, он говорит:
– Разве ты не собираешься поцеловать своего мужчину? Я только что вышел из тюрьмы.
– Питер! Это не шутка. Ты отстранен от уроков?
Он ухмыляется.
– Не-а. С помощь лестных слов я избежал этого. Директор Лохлен любит меня. Но все равно, это могло произойти. Если бы это был кто-нибудь другой…
Ох, Питер.
– Пожалуйста, не хвастайся передо мной прямо сейчас.
– Когда я вышел из кабинета Лохлена, меня ждала толпа десятиклассниц и приветствовала овациями. Они были такие: «Кавински, ты такой романтичный», – он улюлюкает, и я стреляю в него взглядом. Он привлекает меня к себе. – Эй, они знают, что я занят. Есть только одна девушка, которую я хочу видеть в бикини Амишей.
Я смеюсь, ничего не могу с собой поделать. Питер обожает внимание, и я не хочу быть очередной девушкой, оказывающей ему его, но иногда он делает это очень тяжелой задачей. Кроме того, в некотором роде это было романтично.
Он целует меня в щеку, водя носом по моему лицу.
– Разве я не говорил тебе, что позабочусь об этом, Кави?
– Говорил, – признаю я, поглаживая его волосы.
– Так что, неплохо я поработал?
– Да. – Вот все, что нужно, чтобы сделать его счастливым, – сказать ему, что он славно потрудился. Он улыбается всю дорогу домой. Но я все еще об этом думаю.
Я отказалась идти на вечеринку по лакроссу сегодня вечером, на которую должна была пойти с Питером. Я объясняю это тем, что мне нужно подготовиться к завтрашней встрече с Джанетт, но мы оба знаем, что дело не только в этом. Он мог бы подловить меня на этом, напомнить, что мы обещали всегда говорить друг другу правду, но не делает этого. Он знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что мне просто нужно на некоторое время зарыться в свою маленькую хоббитскую нору, и когда буду готова, я снова вылезу, и со мной все будет в порядке.
В тот вечер я пеку сахарные печенья с глазурью из эггнога и корицы, они – словно признание в любви во рту. Когда я пеку, это успокаивает меня, стабилизирует. Вот что я делаю, когда мне не хочется ни о чем сильно думать. Это занятие, которое требует от вас очень мало, – вы просто следуете инструкции, а потом, в конце, что-то создаете. От ингредиентов до самого десерта. Это подобно волшебству. Щелк – и бесподобность.
После полуночи, положив печенье на охлаждающую подставку и надев кошачью пижаму, я забираюсь в кровать, чтобы почитать, когда раздается стук в окошко. Я думаю, что это Крис, и иду к окну, проверить и посмотреть, заперла ли я его, но это не она – это Питер! Я приоткрываю окно.
– Боже мой, Питер! Что ты здесь делаешь? – шепчу я с бешено колотящимся сердцем. – Папа дома!
Питер забирается внутрь. На нем дутый жилет и синяя шапочка на голове. Сняв шапку, он улыбается и говорит:
– Ш-ш-ш. Ты его разбудишь.
Я подбегаю к двери и запираю ее.
– Питер! Ты не можешь быть здесь! – Я одновременно ощущаю панику и возбуждение. Не знаю, был ли когда-нибудь раньше в моей комнате парень, кроме Джоша, а это было сто лет назад.
Питер уже снимает обувь.
– Просто позволь мне остаться на несколько минут.
Я скрещиваю руки на груди, поскольку на мне нет лифчика, и спрашиваю:
– Если всего на несколько минут, то зачем ты снимаешь ботинки?
Он увиливает от вопроса. Плюхнувшись на кровать, он говорит:
– Эй, а почему ты не носишь свое амишское бикини? Оно такое сексуальное. – Я собираюсь шлепнуть его по голове, но он хватает меня за талию и прижимает к себе. Он зарывается лицом в мой живот, как маленький мальчик. Его голос глухой, когда он произносит, – Мне жаль, что все это происходит из-за меня.
Я прикасаюсь к его макушке; на ощупь его волосы мягкие и шелковистые.
– Все хорошо, Питер. Я знаю, что это не твоя вина. – Я бросаю взгляд на освещенный луной будильник. – Ты можешь остаться на пятнадцать минут, но потом ты должен уйти. – Питер кивает и отпускает меня. Я сажусь на кровать рядом с ним и кладу голову на его плечо. Надеюсь, что минуты будут тянуться медленно.