Чтобы не разбрестись во мгле, я на всякий случай соединил всех нас за пояса парашютной стропой. И, шагая в конце связки, волочил на себе дополнительный груз — один из аэросанных парашютов. Который приходилось часто встряхивать, поскольку падающий на него снег заставлял тот периодически тяжелеть.
Товарищи были в курсе, зачем я усложнял себе и без того непростую задачу. И примерно через полкилометра убедились, что мои старания не пропали даром. Именно столько мы прошагали, прежде чем рыхлый покров молодого снега стал непроходим даже для снегоступов. Наткнувшись на верхушки очередных руин, доктор прокричал нам, что дальше ему идти невмоготу, и я, сжалившись над ним, объявил привал. А пока Тиберий доставал из ранца аптечку, мы с Жориком наскоро соорудили у него над головой тент: натянули парашют между торчащими из сугробов камнями и надежно зацепили его краями за арматуру. Получилось что-то наподобие низкой беседки или шатра, следить за устойчивостью которого я взялся самолично. То есть раз в три-четыре минуты хлопал по полотнищу, дабы на нем не скапливался снег. Задача нетрудная, но дремать на такой работе не приходилось.
Можно было бы поручить это незамысловатое дело Черному Джорджу, но на нем лежала более ответственная задача: помогать Свистунову. Мне, по вполне понятным причинам, категорически запрещалось касаться медицинского оборудования, вроде шины-трансформера и автоматического инъектора. А без помощника, одной рукой да еще на холоде Тиберию пришлось бы провозиться со своим переломом слишком долго.
Хорошо хоть обычные походные горелки в моих руках не ломались. И потому в перерывах между раундами борьбы со снегом я расчистил в центре нашей беседки небольшую площадку и разжег огонь, дабы мы могли погреть над ним озябшие руки.
Снег не унимался, но и не усиливался. Цепочка следов, которая протянулась от места нашего падения до нынешнего убежища, исчезла еще до того, как мы установили тент. Это обнадеживало. Такими темпами к концу снегопада от зарывшейся в сугроб «Кайры» останется торчать на поверхности лишь турбинное сопло. Да и то будет доверху засыпано снегом, как наполненный сахаром стакан. Оператору авиабота-разведчика потребуется быть чертовски остроглазым, чтобы обнаружить с воздуха этот ничем не примечательный объект. А нам — вдвойне остроглазыми, если мы намеревались заметить летающего шпиона до того, как он заметит нас.
О том, как мы будем передвигаться после снегопада, я пока не задумывался. Все равно иного выбора, куда идти, у нас нет. И если Грободелу повезет с ходу отыскать «Кайру», вполне вероятно, что до площади Маркса мы уже не доберемся. Ну а не повезет врагу, тогда нашей главной проблемой станет снежный покров. Не успев слежаться, он замедлит нашу и без того черепашью скорость и сделает нас уязвимыми для любого противника.
По идее, после лечения Свистунову следовало бы вздремнуть. Но пережитый им стресс и лекарства, которые мы давали доктору, дабы он не отключился раньше времени, начисто отбили у него сон. Разобравшись с травмированной рукой, Тиберий кивком поблагодарил Дюймового за помощь, после чего укутался в одеяло, придвинулся к горелке и замер в такой позе, похожий на мокрую нахохлившуюся ворону. В его подернутых поволокой глазах отражались отблески худосочного пламени, лицо по-прежнему оставалось бледным, а по телу то и дело волнами пробегал озноб. Трудно было понять, как он себя чувствует — лучше или хуже, — но спрашивать его об этом я не стал. И молча отозвал от него жестом Жорика, чтобы он тоже не беспокоил больного разговорами и дал ему побыть в тишине и покое.
Однако Свистунов не пожелал оставаться наедине с собственными мыслями. И как только мы с Черным Джорджем тоже уселись возле горелки и протянули озябшие пальцы к пламени, доктор сразу же огорошил меня неожиданным вопросом:
— Ну и как вам, Геннадий, очередное доказательство моей теории насчет вашего феномена? Согласитесь: очень впечатляющий аргумент, не так ли?
— Боюсь, не понимаю, о чем ты, — признался я, всмотревшись в его болезненное, осунувшееся лицо. — Извини, но в последние пару часов мне было совершенно недосуг думать ни о моем, ни каком-либо еще феномене.
— Да, конечно — недосуг, — вяло кивнул Тиберий, не отрывая замутненный взор от огня. — Как, впрочем, и всем нам… Ладно, не буду ходить вокруг да около, а просто спрошу: как вел себя ваш симбионт, когда мы падали на землю с огромной высоты? Он предпринял хоть какие-нибудь меры для вашего спасения?
— Если ты имеешь в виду те меры, на какие он пошел, спасая меня от Трояна, то — нет, не предпринял, — ответил я после короткого раздумья. — Но если бы я тоже получил травму, симбионт оказал бы мне медицинскую помощь безо всяких шин и инъекторов. Такой перелом, как достался тебе, при моей регенерации тканей срастался бы меньше недели. А травмированной рукой я начал бы пользоваться уже через пару суток.
— Но ведь симбионт не мог знать, что мы переживем это падение, разве не так? — продолжил допрос Свистунов. — И разбейся мы в лепешку, вряд ли он сумел бы вас потом воскресить.
— Кто этого аномального парня разберет, — пожал я плечами. — Может, и сумел бы. А вот если бы Троян распылил меня на атомы, тогда мне точно никакое, даже самое чудодейственное воскрешение уже не светило бы.
— И за какой срок ваше тело превратилось бы из кровавого месива обратно в полноценный организм? Сколько суток или даже недель вы пролежали бы под снегом, будучи не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой?
— Хм… — Я замешкался. Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз. Мой паразит был отменным целителем, но согревать своего носителя в холода он не умел. Что прекрасно доказали мои керченские пробежки, в которых меня спасало от переохлаждения лишь энергичное, безостановочное движение. Так что в предложенной Тиберием гипотетической — а точнее, едва не воплотившейся наяву, — ситуации я превратился бы в ледяную глыбу задолго до того, как в моем организме срослись бы первые кости.
Не верилось, что мой алмазный защитник допустил оплошность. Но факты говорили сами за себя. Он не перехватил у меня управление моим телом, как тогда, в битве с Трояном. Хотя мог бы это сделать, чтобы, к примеру, за секунду до столкновения с землей приказать мне оттолкнуться от кузова и подпрыгнуть вверх изо всех сил. Такой прыжок гасил по отношению ко мне скорость падения и, теоретически, обезопасил бы меня при ударе от гибели и травм. Сам я, естественно, рассчитать такой высокоточный маневр не сумел бы — куда там! Но для моего симбионта, способного тягаться на равных даже с Трояном, подобная арифметика была из разряда элементарной.
И тем не менее благодарить за мое сегодняшнее спасение приходилось Жорика, а не аномальное существо, которое неизменно выручало меня из передряг на протяжении последних пяти лет.
— Пытаетесь найти ответ, отчего вдруг сплоховал ваш верный телохранитель? — поинтересовался Тиберий, без труда угадав, о чем я сейчас думаю. — Не ломайте голову и не ищите ему оправданий. Все равно не найдете, потому что их не существует в принципе. Глупо обвинять собственную аллергию в том, что она не уберегла вас при падении с высоты. Ваша болезнь усиливается прямо пропорционально усилению аномального раздражителя. Но в прыжке из поднебесья без парашюта нет абсолютно ничего аномального… если, конечно, не брать в расчет способ, каким нас занесло под облака. А раз нет аллергена, нет и аллергической реакции. Вот и вся разгадка. Или у вас имеется на сей счет более логичная теория?
— Более логичная — нет. И вряд ли она осенит меня в ближайшее время, — ответил я, отходя от горелки и стряхивая с тента очередной слой насыпавшегося на него снега. — Пока что твоя альтернативная версия мне вполне импонирует. Хотя бы потому, что она не подразумевает разрезание моего тела на куски ради извлечения оттуда этой заразы. Однако, пока у нас есть свободное время, хотелось бы прояснить один вопрос, о котором мы недоговорили в НГУ. Об Умнике и его искусственном Городище. В смысле, о проекте «Исгор». Ты, кажется, обмолвился, что когда-то был знаком с этим человеком и успел поработать под его руководством.
— Совершенно верно — успел. Как и многие в Центре, — не стал отпираться Зеленый Шприц. — Настоящее имя Умника — Талерман Давид Эдуардович. Его «Исгор» был довольно любопытной теорией, но размах, стоимость и риск при ее реализации вынудили «Светоч» отказаться от этой затеи. Крах «Исгора» был бы фактически равносилен краху самого Центра. Наше командование сочло, что мы еще не готовы потянуть проект такого масштаба, и приняло решение заморозить его на неопределенный срок. А поскольку мы — контора военная, никто не разрешил Талерману забрать его перспективные разработки и отправиться искать для себя частного инвестора. А уж Давид такого быстро нашел бы, будьте уверены. Даже не выходя из-под купола Барьера. С тем же Орденом негласно сотрудничает несколько авторитетных и гораздо более финансово обеспеченных, чем «Светоч», научных организаций. Половина из них могла бы при поддержке Командора Хантера превратить для Давида Керченский остров в нужный ему исследовательский полигон.
— Но Талерман, уйдя от вас, предпочел почему-то не связываться с рыцарями Священного Узла, — заметил я, — а выбрал менее очевидный путь для претворения в жизнь своих наполеоновских планов.
— Менее очевидный для нас с вами, но не для него, — поправил меня Свистунов. — Могу предположить, что Давид просто-напросто не захотел угодить в рабство к Командору. Вряд ли тот сделал бы его своим равноправным деловым партнером. Скорее всего, закабалил бы, как обычного бродягу, вшив ему навечно какие-нибудь хитрые орденские импланты. Поэтому Талерман избрал другую стратегию — такую, которая не лишала бы его свободы и статуса полноценного хозяина «Исгора».
— И как это его вполне нормальное желание вяжется с его же странным намерением пригласить себе в союзники Трояна?
— Говорят, король скоргов восстал против Узла. Искусственное Городище, которое вознамерился отстроить в Крыму Давид, тоже являлось бы вызовом настоящим хозяевам Пятизонья. Революционной, по их меркам, конструкцией. Возможно, Троян и Талерман заключили договор, согласно которому первый активно помогал второму засаживать Керченский остров окультуренными автонами, а второй в обмен на это устраивал в неподконтрольном Узлу «Исгоре» свою повстанческую базу. Обитающие на ней, укрощенные Трояном биомехи заодно охраняли бы полигон Давида от вражеских посягательств. Не знаю, как вам, а мне подобное сотрудничество двух отщепенцев из враждующих лагерей людей и техноса кажется вполне реальным.
— Ну, хорошо, допустим с этой загадкой мы разобрались. — Я тоже не нашел, к чему придраться в выдвинутом доктором предположении. — Но как вообще отставной сотрудник военного института мог спеться с самым жестоким и коварным монстром Зоны? Кто свел их вместе? Ведь столкнись они друг с другом случайно, Троян наверняка прикончил бы Талермана без разговоров.
— Вы правы, Геннадий, — согласился доктор. — Все именно так и произошло бы, в каком бы районе пустоши они ни встретились. Но кто, по-вашему, мог организовать встречу обычного ученого, не имеющего связей со сталкерским миром, и ни много ни мало самого Трояна?
— Допустим, что контакты с сильными мира сего у Умника все-таки имелись, — предположил я. — Просто ни тебе, ни «Светочу» о его секретных друзьях ничего не известно.
— Крайне маловероятно, — мотнул головой Тиберий. — Я, кажется, уже рассказывал вам, каким жестким проверкам регулярно подвергается весь персонал Центра? И Давид не являлся в этом плане исключением. Наоборот, как директора отдела, а значит, сотрудника с высоким уровнем допуска, его всегда проверяли с особой щепетильностью. Так что, окажись Талерман замечен в порочащих его связях, командование не оставило бы его безнаказанным… Впрочем, поскольку я тоже приложил руку к проекту «Исгор», у меня есть кое-какие соображения и на этот счет. Давида и короля скоргов свел не некто, а нечто. И называется это нечто «Лототроном».
— Та самая ловушка, к которой мы идем?! — воскликнул Жорик.
— Не та же самая, разумеется, а одна из ее предшественниц, — поправил его Свистунов. — Она возникла на Керченском острове два года назад, спустя примерно месяц, как Талерман ушел в отставку. В тот день наши полевые сканеры тоже зафиксировали в атмосфере признаки появления в локации «Лототрона». Но когда наша экспедиция прибыла на место, выяснилось, что никакой ловушки там уже нет. Причин ее внезапного исчезновения могло быть много. Но, судя по обнаруженным поблизости характерным свежим следам, она была снята или деактивирована при помощи специального научного оборудования.
— И вы сразу же заподозрили Умника! — вырвалось у меня. — Но почему?
— Нет, конечно, не сразу… — Тиберий с кряхтением привстал со своего ранца и переложил его поудобнее, будто сбившуюся подушку. — И далеко не все наши сотрудники верили, что это именно Давид подложил им такую свинью, ведь он, как тогда считалось, уже находился за Барьером. К тому же тот «Лототрон» наверняка обнаружили сканеры других институтов, чьи группы могли попросту нас опередить. Была лишь одна деталь, которая указывала, что за несколько часов до нас там побывал Талерман, и никто другой. По крайней мере я и еще примерно дюжина моих коллег по Центру в этом не сомневаемся.
— Не сомневаетесь, хотя улика, что навела вас на эту мысль, вовсе не очевидна?
— Неочевидна для тех, кто плохо знал Давида и не был знаком с его научными трудами. А ведь помимо прочих своих достижений именно он разработал технологию извлечения и транспортировки некоторых некрупных ловушек. Включая, как вы понимаете, и «Лототрон».
— Все ясно: вы раскрыли подлянку Умника по авторскому почерку! — понимающе кивнул я.
— Не столько по почерку, сколько по скорости, с которой был извлечен и убран «Лототрон». Лишь Талерман мог проделать эту тонкую, кропотливую работу не за сутки, а за считаные часы. К тому же оставленные его оборудованием следы свидетельствовали: оно было распределено вокруг аномалии в таком порядке, в каком обычно любил расставлять свои приборы Давид. То есть в наиболее оптимальном из всех возможных. Бесспорно, с тех пор наш профессионализм в этом деле тоже заметно вырос. Но на тот момент специалистов уровня Талермана по извлечению и транспортировке ловушек во всей Зоне насчитывались от силы двое-трое. Вот некоторые из нас и решили, что Давид пустил нам пыль в глаза: сначала ушел за Барьер, а потом втайне вернулся с одному ему известными целями.
— Любопытная история. Но при чем здесь Троян?
— «Лототрон» — очень редкая и неустойчивая аномалия. Обнаружить ее — большая удача, а извлечь и сохранить — редкостный успех. Однако за шесть лет существования Пятизонья мы выявили кое-какие связанные с этой ловушкой закономерности. И одна из них — непременное появление Трояна там, где она образовалась. Не всегда его фиксируют в непосредственной близости от аномалии. Не всегда король скоргов нападает на тех, кто приближается к «Лототрону». Но география всех подобных случаев как правило укладывается в радиус пять-шесть километров от ловушки.
— И у вас, естественно, имеется версия, которая все это объясняет?
— Версий много, но ни одна из них пока не проверена, — покачал головой Тиберий. — С какой целью аномальное существо может тянуться к источнику аномальной энергии? Уверен, даже вы — человек, не принадлежащий к научным кругам, — можете придумать этому массу вполне правдоподобных объяснений. И вообразить не меньше ситуаций, как Талерману удалось не погибнуть при первой их встрече с королем скоргов. Предположим, тому просто стало любопытно, что будет делать с «Лототроном» этот странный человек. И когда вдруг оказалось, что Давид способен на то, что самому Трояну явно не по зубам — извлекать и перемещать уникальную ловушку, — тогда-то, вероятно, король скоргов и решил заключить с полезным ему человеком взаимовыгодный альянс. Что в итоге и привело к созданию Жнеца и началу строительства полигона для «Исгора»… Хотя вынужден повториться: все, что я вам тут нафантазировал, — всего-навсего теория, основанная на сплошных подозрениях и домыслах.
— Ничего себе! — Жорик с опаской обернулся. — Это что ж, получается, Троян бродит сейчас где-то совсем рядом?
Воцарилось гнетущее молчание. Все невольно затаили дыхание и прислушались — не доносятся ли из-за пелены снегопада какие-нибудь звуки? Глупое занятие: тот, кого мы надеялись таким образом обнаружить, звуков не издавал. Впрочем, помимо него вокруг нас могли ошиваться и другие монстры, для которых даже такая погода являлась, образно говоря, лётной.
Сквозь легкий, воздушный шелест ложащихся на землю снежных хлопьев и впрямь пробивался приглушенный шум. Определить, откуда он доносится и как далеко от нас находится его источник, не удавалось. Характер шума тоже был странным. Сколько я ни вслушивался, так и не подобрал ему адекватное сравнение. Больше всего он напоминал шуршание песка, падающего на жестяной лист неравномерной, прерывистой струйкой. Шорох и одновременно едва уловимое дребезжание то усиливались, то ослабевали, то вовсе умолкали, но тут же начинались опять.
Шум настораживал, но зловещим не казался, поэтому никто из нас не вскочил и не вскинул оружие. Возможно, это всего лишь снег ссыпался с какой-нибудь наклонной поверхности, но я все равно от греха подальше потушил горелку. Холодная стена снегопада была способна скрыть нас от инфракрасного зрения биомехов, но вот огонь мог легко выдать им наш бивуак.
— Может статься, Троян сейчас гораздо ближе к нам, чем мы думаем, — нарушил наконец молчание Свистунов, не изменившись в лице. — А может быть, и нет. Так или иначе, мы не выясним это до тех пор, пока король скоргов не соизволит лично с нами познакомиться. Хотя о нем я волнуюсь в меньшей степени, чем о прочих уготованных нам впереди опасностях. Все-таки господин Хомяков уже однажды доказал, что знает способ, которым можно отпугнуть этого хищника.