— Много ли времени отняло у девочки это поручение?
— Думаю, сэр, часа полтора, — сказала миссис Хеджес, — а то и побольше. На другой день сосед — кажется, его зовут мистер Ленков — пришел опять и спросил Луизу, не сходит ли она еще разок в ту лавку на Коммершиал-роуд за клеткой и зернышками для птички. Она послушалась. Потом, на неделе, он снова послал нашу девочку за птичьим кормом и за табаком для себя. Опять пообещал три пенса. Ей неловко было отказать, и она согласилась.
Миссис Хеджес замолчала, и Холмс посмотрел на нее так проницательно, словно хотел, чтобы она раскрыла ему свой план ограбления Банка Англии.
— Прошу вас, мадам, продолжайте. Не спешите и не опускайте никаких подробностей. Ваш рассказ очень, очень интересен.
Столь пристальное внимание известного сыщика немного смутило посетительницу. На лице ее мелькнула тревога.
— Случилось вот что, сэр. Вечером того дня, когда Луиза купила канарейку, наша соседка из другой квартиры увидела у себя в садике точно такую птичку. Подумала, что ее случайно выпустили из клетки, и стала о ней заботиться. Но мистер Ленков отправлял нашу маленькую за кормом и назавтра, и через день. Моя подруга оставила канарейку у себя, потому как решила, что с бедняжкой дурно обходились и нарочно выбросили ее на улицу.
— Вероятно, это другая птица?
Миссис Хеджес едва не рассмеялась нелепости предположения Шерлока Холмса.
— В наших местах водится не так-то уж много желтых канареек, сэр! К тому же Луиза готова поклясться, что у птички, которую она купила, на лапке было бело-голубое колечко — наверное, знак хорошей породы. У той канарейки, которую нашла моя товарка, точно такое. К чему русским соседям корм и клетка, если птицы у них нет?
— Но вы не можете утверждать, — вмешался я, — будто кенар не упорхнул по собственному желанию.
— Верно, сэр. Но зачем тогда нужны зерна? Послушайте. Мне все равно, есть у соседей птичка или нет. Могут хоть каждый день покупать канареек и выпускать на волю. Это не мое дело. Я из-за другого волнуюсь. Они как пить дать что-то замышляют. А вдруг они хотят украсть мою Луизу?
— Не думаю. Она и без этого может быть им полезна, — мягко сказал Холмс. — Мистер Ленков впервые зашел к вам три или четыре недели назад, и с тех пор с девочкой, насколько я понимаю, ничего плохого не случилось. Что же было дальше?
— Теперь, когда мне надо отлучиться, я отвожу Луизу к золовке на Альтмарк-сквер или к другой родственнице. Решила, что хватит моей дочке быть у соседей на побегушках. Но в прошлую пятницу я пришла с работы и увидела, что наша задняя водосточная труба исчезла.
На бледном лице Холмса появилась легкая краска, забилась жилка на виске.
— Пожалуйста, миссис Хеджес, будьте очень внимательны. Расскажите мне об этом происшествии как можно более подробно.
Осмелевшая было гостья снова встревожилась.
— Что ж, сэр, хорошо. Трубы соединяют дождевой желоб на крыше с канавами на заднем дворе. Два соседних водостока сходятся к металлическому баку для воды из двух квартир, а ниже идет общая труба вдоль стены, которая разделяет дворики. Утром, когда я уходила, наша труба была на месте, а к вечеру она исчезла, хотя из-за темноты мы это заметили только на следующий день. Ночью лил дождь, и оба дворика, наш и соседский, затопило. Вода подобралась прямо к заднему крыльцу.
— Вы спросили о случившемся у мистера Ленкова?
— К нему ходил мой Гарри, и тот сказал, что все в порядке. Дескать, труба протекала, и работники из городского совета ее забрали. Ну а там говорят: знать ничего не знаем. А моя подруга, соседка с другой стороны, почти весь день слышала шум, будто бы кто-то пилил ножовкой по металлу. Труба слишком длинная, и воры не смогли бы утащить ее целиком. Следующим вечером Гарри заглянул к русским и увидел, как один из них волочил от нужника к дому что-то круглое и тяжелое. Наверняка это был двухфутовый кусок трубы. Для чего железяка им понадобилась, не знаю, мистер Холмс. Может, хотят сдать на лом. Но чует мое сердце, что неспроста они выманивают из дому мою Луизу. Однажды приду я вечером домой, а ее нет, увезли — продали в Россию или еще куда…
Ни с того ни с сего наша клиентка, до сих пор державшаяся довольно бодро, вдруг разрыдалась. Теперь я понял, почему молодой священник был так предусмотрительно немногословен, когда рекомендовал ее нам. Шерлок Холмс засунул карандаш обратно в нагрудный карман, еще раз бросил взгляд на свои записи и, встав, положил руку на плечо посетительницы. Он не был опытным утешителем плачущих женщин, но старался как мог.
— Умоляю вас, миссис Хеджес, не нужно так огорчаться. Уверен, никто не собирается похищать вашу дочку. Вы, кажется, сказали, что только из вашей квартиры можно увидеть дворик русских жильцов?
— Да, сэр, так оно и есть.
— А вы с мужем, как и большинство ваших соседей, проводите день на работе?
— Да, мистер Холмс. В округе работают почти все.
— В таком случае поручения вашей девочке давались для того, чтобы услать ее подальше на долгий срок. Вряд ли ей хотели причинить вред. Просто она не должна была видеть того, что происходило в соседнем дворике. Но вы правильно поступили, решив оградить ее от тех людей. Осторожность не помешает.
— А труба, мистер Холмс?
Немного помолчав, мой друг ответил:
— Думаю, трубой займется полиция. Если не возражаете, я лично обращусь в Скотленд-Ярд. Полагаю, дело о пропаже водостока чрезвычайно заинтересует инспектора Лестрейда. Вы же не беспокойтесь ни о чем, кроме безопасности дочки. Волноваться не следует. Не думаю, чтобы ей угрожала беда. Но на всякий случай постарайтесь не оставлять ее дома одну.
2
— «Чрезвычайно заинтересует»! — передразнил я сыщика. Миссис Хеджес ушла, и теперь я мог не скрывать своего скептицизма. — Инспектор Лестрейд сам не свой до водосточных труб! Боюсь, вы ошибаетесь. По-моему, распутывать такие тайны под стать местному констеблю или домовому совету.
Проводив посетительницу до двери, Холмс вольготно расположился на диване. Подле него на подставке лежала курительная трубка, а сам он развлекался тем, что удерживал на ребре ладони свою толстую трость с набалдашником в форме луковицы, как будто бы это упражнение помогало ходу мысли. Декабрьское небо снова потемнело, причем так резко, что пришлось зажечь газовый свет. Не отрывая глаз от трости, Холмс сказал:
— Если я не заблуждаюсь, Ватсон, мы имеем дело с крупным преступным заговором. Вероятно, это одно из тех дел, о которых родители рассказывают детям много лет спустя.
— Желтая канарейка и украденная водосточная труба?
— Водосточная труба распилена на двухфутовые отрезки. О чем это может свидетельствовать?
— О том, что отнести ее к сборщику лома целиком было невозможно. Воры арендуют квартиру и выносят из нее все, что только можно продать, а затем удирают — разве подобное случается так уж редко? Наверняка этих негодяев не сегодня завтра и след простынет.
— Не исключено. Но трубу могли украсть и с совершенно иной целью. Особенно если сделали это анархисты. Вспомните политическую историю прошедшего века: убийство царя Александра Второго, покушение на Наполеона Третьего… Вероятно, теперь вы согласитесь с тем, что двухфутовый чугунный цилиндр, умело начиненный и закупоренный с обоих концов, может превратиться в мощнейшую бомбу из всех, какие до сих пор знавал преступный мир.
3
Через два дня инспектор Лестрейд нанес нам вечерний визит, желая обсудить дело миссис Хеджес, в обстоятельства которого Холмс его посвятил. Доблестный полицейский с «бульдожьим лицом», как говорил о нем мой друг, уселся у камина со стаканом в руке. Настроен он был философски.
— Должен признать, мистер Холмс, вы не ошиблись, сказав, что птички, за исключением канарейки, улетят прежде, чем мы к ним наведаемся. Так и вышло. Думаю, возвращаться они не собираются, к радости миссис Хеджес и ее малышки. Негодяи немного опередили нас.
— Точнее, вас, — холодно заметил мой друг.
Лестрейд метнул в него сердитый взгляд, тряхнул головой и зажег предложенную сигару.
— Нам немногое удалось выяснить. Похоже, они не немцы, а действительно русские — как и добрая половина населения квартала. Именуют себя анархистами, но, по правде говоря, воюют они не с нами, а с теми, кто заставил их бежать из России и грозил расправой по возвращении. Лишь немногие из этих людей — закоренелые преступники. У остальных же нет причин от нас скрываться.
— Совершенно верно, — сказал Холмс. — Именно закоренелые преступники и ускользнули у вас из-под носа.
Перепалка продолжалась пару минут, до тех пор пока виски не возымело своего действия на спорщиков. Под конец вечера приятели перешли к обсуждению дела доктора Криппена, повешенного тремя неделями ранее за убийство жены. Лестрейд был причастен к его аресту. Оседлав своего любимого конька, Холмс принялся доказывать, что Криппена осудили и казнили несправедливо: он не хотел насмерть отравить Беллу Элмор скополамином, пытался лишь усыпить ее на время, пока в доме находилась его юная любовница Этель Ли Нив. Не пожелав губить репутацию вышеозначенной молодой особы, которую должны были допрашивать в суде, он признал вину и понес страшную кару.
В десятом часу вечера мы все еще увлеченно спорили перед ярко горящим камином. Холмс потянулся за кочергой, чтобы помешать угли, и вдруг в дверь дома 221-6 постучали. За ударами молоточка последовали два звонка. Холмс встал с кресла и спустился по лестнице в прихожую, опередив нашу хозяйку миссис Хадсон. Как он и предполагал, пришли не к ней. Мы услышали голоса и шаги людей, поднимающихся по лестнице. Холмс вернулся в гостиную вместе с констеблем в форменном мундире.
— К вам посетитель, Лестрейд.
— Мистер Лестрейд, сэр? Констебль Лусмор, Паддингтон-Грин, 245-д. Срочное сообщение из Скотленд-Ярда от комиссара Спенсера. По имеющимся сведениям, в лондонском Сити в данный момент происходит ограбление.
— Где? — отрывисто спросил Холмс.
— Близ Хаундсдитч-стрит, сэр, — ответил констебль, передав телеграмму Лестрейду. — Подозревают, что там готовится взлом несгораемого шкафа. Дежурный констебль Пайпер доложил об этом в бишопгейтское отделение полиции после того, как поступили жалобы от местных жителей. Из Бишопсгейта сообщение передали в Скотленд-Ярд. Полицейские уже направляются к месту происшествия, но господину комиссару известно, что инспектор Лестрейд сейчас расследует дело в тех краях. Мне приказано найти вас и спросить, не согласитесь ли вы возглавить высланный наряд.
Очевидно, наш гость не слишком обрадовался перспективе сменить тепло натопленной гостиной и стакан пунша на холод декабрьского вечера, однако Холмс уже надевал свой инвернесский плащ.
— У дверей стоит полицейский автомобиль, — пояснил Лусмор. — Шофер обещал довезти вас до Хаундсдитч-стрит за двадцать пять минут.
— Вперед, Лестрейд! — бодро воскликнул мой друг. — Нам с Ватсоном это расследование небезразлично, и мы должны ехать, даже если вы откажетесь. Но лучше давайте вместе, старина.
Мы гуськом начали спускаться по лестнице вслед за констеблем Лусмором, и тут Холмс, шедший позади меня, вполголоса сказал:
— Было бы нелишним, Ватсон, если бы вы положили в карман пальто свой армейский револьвер.
— Он при мне, — ответил я, не понижая тона. — На мой взгляд, опрометчиво бродить ночью в том квартале без оружия.
Полицейский автомобиль оказался «черной Марией» — обычно в фургонах таких машин преступников доставляли из тюрьмы в здание суда. Мы уселись на скамьи напротив друг друга. Заревел мотор. Почти ничего не различая в маленькое оконце, мы проехали по Юстон-роуд, затем свернули на Сити-роуд и наконец резко остановились. Когда мы выбрались наружу через задние дверцы, перед нами открылась широкая улица, зияющая черными дырами подворотен. Вдоль дороги тянулись высокие дома: нижние этажи занимали ювелирные и галантерейные лавки, а в верхних располагались склады. Даже здесь мне стало как-то не по себе, а ответвляющиеся в обе стороны тупики казались и вовсе неприветливыми. Единственный огонек горел в питейном заведении на Катлер-стрит, где шла оживленная торговля. Саму же улицу Хаундсдитч освещали три фонаря, принадлежащие только что прибывшим полицейским.
Человек, подошедший к нам, представился констеблем Пайпером. Он отдал Лестрейду честь.
— Мистер Лестрейд, сэр? В начале десятого к нам обратился мистер Вейл, владелец галантерейной лавки в доме номер сто двадцать, неподалеку отсюда. Он со своей сестрой занимает второй этаж над магазином. Они услыхали шум — будто рядом сверлили, пилили, пытались ломом раздробить кирпич. Я прибыл на место и сперва не обнаружил ничего подозрительного, но вскоре в самом деле послышались такие звуки.
— Сколько с вами людей? — спросил Лестрейд.
— Констеблей Вудхэмса и Чоута я оставил здесь, чтобы стерегли дом с улицы, а сам отправился на Бишопсгейт с сержантом Бентли. Скоро должны прибыть Мартин и Стронг, патрульные в штатском. Всего нас семеро.
— Для простого ограбления, пожалуй, более чем достаточно, — раздраженно буркнул Лестрейд, ежась от холодного ночного ветра.
Царила зловещая тишина. Нарушители порядка ничем не выдавали своего присутствия, и все же они были где-то близко.
По соседству с лавкой Вейла находился ювелирный магазин Гарриса. Шерлок Холмс перешел дорогу и приблизился к его витрине. Сквозь стекло мы разглядели большой и, казалось, надежный сейф, над которым днем и ночью горела электрическая лампочка. Тот, кто посягнул бы на него, был бы вынужден действовать на виду у всей улицы. Холмс повернулся к нам, не вынимая рук из карманов.
Как бы громко здесь ни сверлили и ни стучали несколько минут назад, сейчас я ничего не слышал, о чем и сказал констеблю Пайперу.
— Сэр, шум прекращается, как только кто-нибудь подходит к конторе мистера Вейла, — пояснил он. — Я почти уверен: грабить хотят не этот сейф, а тот, что в соседнем доме.
Лестрейд огляделся по сторонам.
— Нужно хорошенько прочесать задний переулок. Бентли и вы, парни, давайте со мной, — приказал он.
Наш бульдог отправился на охоту в сопровождении сержанта и пятерых констеблей. Пайпер остался на Хаундсдитч-стрит. Холмс и я двинулись следом за инспектором, так что при всем желании он не смог бы отдать нам команду держаться сзади. Из боковой улицы нам навстречу светили газовые лампы паба. Их слепящее сияние делало все вокруг совершенно неразличимым.
Поравнявшись с крыльцом заведения, Лестрейд повернул направо. Мы оказались в переулке, застроенном убогими домишками, чьи окна выходили на задворки лавок и складов Хаундсдитч-стрит. Вероятно, грабители намеревались подобраться к сейфу с заднего дворика одного из этих прижатых друг к другу строений. Некоторые лачуги были до крайности ветхи и, судя по темным окнам, пустовали. Как сейчас помню сырой холодный воздух и ветер, свистящий между полуразрушенными стенами. Переулок замыкала высокая складская стена. Мы почти дошли до нее, так ничего и не услышав. Холод и леденящая кровь тишина были нашими единственными провожатыми до самых дверей склада, но, как только мы уперлись в тупик, где-то справа и позади раздался крик.
Кричал один из четверых полицейских, пробравшихся через первый этаж заброшенного дома к задней стене ювелирной лавки. Вскоре зов повторился:
— Они почти прорвались! Осталось пробить только деревянную внутреннюю обшивку!
Холмс и я обернулись. В кромешной тьме было трудно что-либо рассмотреть. Вдалеке, в резком свете фонарей паба, быстро пронеслись чьи-то черные силуэты. Затем мелькнуло несколько вспышек, раздался щелчок, потом хлопок. Вдруг я ощутил удар, заставивший меня распластаться по мостовой. Через секунду я понял, что был повержен наземь вовсе не пулей, а сильной рукой Шерлока Холмса.
— Лежать! — крикнул он, не в первый раз спасая мне жизнь.
Один за другим прогремели еще несколько гулких выстрелов, эхом прокатившихся по темной улице. Я сжимал револьвер в руке, но не решался пустить его в ход, видя перед собой лишь тени, мелькающие в свете газовых фонарей, и не зная, где люди Лестрейда, а где грабители. К тому же, услыхав шум, из паба высыпали зеваки. Я наверняка попал бы в кого-нибудь из них.
На протяжении двадцати или тридцати секунд в переулке, охваченном сумятицей, ничего нельзя было разобрать. Я не мог сообразить, кто стрелял, в кого стреляли. Однако взял себя в руки и осторожно пошел вперед — если не пригодилось мое оружие, то навыки врача должны сослужить добрую службу.
Если бы в тот момент мне сказали, что в перестрелке, не продлившейся и половины минуты, были ранены пятеро полицейских, я бы не поверил. Но вот в свете фонаря я увидел Чоута, неподвижно лежащего у двери заброшенного дома. Констебль Такер, шатаясь, вышел из темного проема и упал, едва не накрыв товарища своим телом. Сержант Бентли навзничь распростерся на мостовой. Брайант сидел, привалившись к стене. Слава богу, он дышал. Вудхэмс поначалу держался на ногах, но они словно подломились, и он рухнул.
Поскольку наши полицейские не носят при себе револьверов, грабители, как правило, тоже их не имеют. Никогда раньше я не слышал о бандах, все члены которой были бы вооружены. Но очевидно, именно такая группировка повстречалась нам теперь. Быстро осмотрев раненых, я определил, что Чоут получил шесть пуль, в тело и в ноги. Такера поразили чуть выше сердца. Сержанта Бентли — в горло. Он был без сознания. Этим троим могли помочь только в больнице. Вудхэмсу прострелили бедро, и он не мог стоять. Брайант получил более легкие ранения в грудь и левую руку. Я принялся оглядываться, ища Лестрейда. Оказалось, пуля зацепила его плечо, но благодаря плотной ткани пальто инспектор отделался царапиной.
Тем, кто остался невредим, я велел вызвать с ближайшей станции машину «скорой помощи» для сержанта Бентли и констебля Чоута. Прежде чем она прибыла, мы остановили кеб, проезжавший по Хаундсдитч-стрит. Пассажиры сошли, и возница по возможности быстро доставил Такера в госпиталь Святого Варфоломея. Ранами Брайанта и Вудхэмса я занялся сам.