Чертово любопытство грызло меня изнутри, поэтому я нажал несколько кнопок, включая плеер. Я знал, что она не слушала радио; по ее мнению, там крутили в основном сплошной отстой.
Заиграла песня "Dearest Helpless" группы Silverchair, и я не сдержался – в груди все затряслось от сдерживаемого смеха. Отступив назад, прилег на кровать, позволив музыке завладеть мной.
– Не понимаю, как ты слушаешь это альтернативное дерьмо, Тэйт.
Я сижу на кровати, сердито глядя на нее, только все равно не могу скрыть улыбку. Несмотря на то, что подначиваю ее, мне нравится видеть Тэйт счастливой.
К тому же, она сейчас выглядит чертовски мило.
– Это не дерьмо! – возражает Тэйт, широко распахивая глаза. – Это единственный альбом, каждую песню которого я в состоянии слушать с равносильным удовольствием.
Отклоняюсь назад, опираясь на руки, и вздыхаю.
– Они плаксивые, – подмечаю я. В ответ она делает вид, будто играет на гитаре, надув губы.
Наблюдая за ней – а я могу заниматься этим каждую минуту каждого дня – понимаю, что мои жалобы безосновательны. Ради нее я бы высидел миллион концертов Silverchair.
Наши отношения меняются. А может, только для меня меняются, не знаю. Надеюсь, и для нее тоже.
Раньше мы общались легко и дружелюбно. Теперь все по-другому. Всякий раз, когда вижу Тэйт в последнее время, мне хочется схватить ее и поцеловать. Такое ощущение, что со мной что-то не так. Моя кровь закипает, стоит ей надеть короткие джинсовые шорты – такие, в каких она сейчас. Даже ее мешковатая черная футболка с Nine Inch Nails меня заводит.
Потому что это моя футболка.
Тэйт когда-то одолжила ее, но так и не вернула. Или я сказал, чтобы она оставила футболку себе. Однажды ночью заметил, как она в ней спит, после чего уже не захотел забирать. От идеи, что во сне моя одежда касается ее тела, создается впечатление, будто Тэйт – тоже моя. Мне нравится быть рядом с ней, даже если на самом деле нахожусь в другом месте.
– Ооо, моя любимая часть! – визжит Тэйт, когда начинается припев, и с еще большим энтузиазмом отжигает на невидимом инструменте.
Едва она поморщит носом, от малейшего движения ее бедер у меня в штанах становится тесно. Какого черта?
Нам всего четырнадцать. Подобные идеи не должны приходить мне на ум, но, черт, я не могу их остановить.
То есть, проклятье, вчера я даже не смог наблюдать, как Тэйт делает домашнее задание по математике, потому что ее задумчивое выражение было таким милым, что мне жутко хотелось перетащить ее к себе на колени. Хреново, когда не выдается возможности к ней прикоснуться.
– Ладно, я так больше не могу, – бормочу, поднимаясь с кровати, чтобы выключить музыку. Лишь бы отвлечься от назревающего стояка.
– Нет! – выкрикивает Тэйт, но я слышу смех в ее голосе, пока она хватает меня за руки.
Сделав выброс, легко щипаю ее за бок, потому что знаю, насколько она боится щекотки. Тэйт уворачивается, только я до нее дотронулся, и теперь не хочу останавливаться. Мы поочередно щекочим друг друга, пытаясь добраться до CD-плеера.
– Хорошо, я его выключу! – кричит она сквозь смех, когда мои пальцы перемещаются ей на живот. – Прекрати! – Тэйт хихикает, прислоняясь ко мне спиной. Я закрываю глаза, оставив руки на ее талии, уткнувшись носом ей в волосы.
То, чего я хочу от нее, меня пугает. Боюсь, и ее это напугает. И уж точно напугает ее отца.
Но я подожду, потому что другого выбора нет. До конца жизни мне не нужна будет другая. Пора собраться с мужеством и признаться ей.
– Пошли вечером на пруд, – говорю тише, чем собирался. Голос надламывается; не уверен, от нервов или от страха. Наверно, и от того, и от другого.
Это должно случиться на нашем пруду. Именно там я хочу признаться ей в любви. Мы часто туда ходим. На пикники или просто погулять. Бывает, даже ночью сбегаем, чтобы прокатиться до пруда на великах.
Тэйт отклоняется немного назад, глядя на меня с легкой улыбкой.
– Не могу. Не сегодня.
Мои плечи поникают, но я быстро оправляюсь.
– Почему?
Она не смотрит на меня, заправляя волосы за уши, и отходит в сторону, присаживаясь на кровать.
Мозг сдавливает от страха, словно по нему прошелся огромный бегемот. Тэйт сейчас скажет то, что мне не понравится.
– Я иду в кино, – поясняет она, натянуто улыбаясь. – С Уиллом Гири.
Я сглатываю; сердце колотится, едва не выламывая ребра. Уилл Гири учится с нами, и я его ненавижу. Он уже около года ошивается вокруг Тэйт. Их отцы вместе играют в гольф. А в эту часть ее жизни я не вовлечен.
Уилл Гири ничем не лучше меня. Его семья не имеет больше денег или более шикарный дом. Однако они связаны с семьей Тэйт, в то время как мои родители… не связаны ни с чем. Папа Тэйт пытался пару раз взять меня с собой в гольф-клуб, только я не втянулся. Из общего у нас – пристрастие к починке машин.
Сощурившись, пытаюсь совладать со злостью.
– Когда он тебя пригласил?
Тэйт встречается со мной взглядом не дольше секунды. Я вижу, что ей некомфортно.
– Вчера, пока наши папы играли в гольф.
– А, – отвечаю едва слышно; мое лицо вспыхивает. – И ты согласилась?
Закусив губы, она кивает.
Конечно, она согласилась. Черт, пока я медлил, ее увел другой парень. Все равно больно.
Если бы Тэйт хотела быть со мной, думаю, тогда отказала бы ему. Но она не отказала.
Я киваю.
– Круто. Повеселитесь. – Надрыв в моем голосе наверняка выдает, насколько усердно я стараюсь притвориться, будто мне все равно.
Отступаю к двери.
– Слушай, я пойду. Забыл, что у Мэдмэна корм закончился. Мне надо в магазин.
Тэйт – моя. Я знаю, она меня любит. Почему же тогда не могу развернуться и признаться ей? Мне лишь нужно сказать: "Не ходи", и со сложной частью будет покончено.
– Джаред? – окликает Тэйт. Я останавливаюсь; воздух в комнате становится таким тяжелым, что трудно дышать.
– Ты мой лучший друг. – Она на мгновение замолкает. – Только, может, есть причина, почему ты не хочешь, чтобы я пошла на свидание с Уиллом?
Ее голос нерешительно дрожит, словно ей страшно говорить. Момент заполняет пространство подобно нарушенному обещанию. Момент, когда ты понимаешь, что можешь получить то, чего хочешь, если тебе хватит смелости об этом попросить. Доля секунды, в течение которой все может измениться, но ты трусишь, потому что боишься рискнуть и получить отказ.
– Нет, конечно. – Я оборачиваюсь, улыбаясь. – Иди. Хорошо проведи время. Завтра увидимся.
Той ночью я увидел, как Уилл ее поцеловал, а на следующий день позвонил отец и спросил, не хотелось бы мне приехать к нему в гости на лето.
Я принял приглашение.
5
– Ешь. – Джеймс сунул тарелку с мясным рулетом и картофелем мне под нос едва я успел сесть на стул.
Я уснул на кровати Тэйт, слушая Silverchair, и проспал до двух часов дня. Ее отцу пришлось стучать в дверь, чтобы меня разбудить.
Приняв душ и переодевшись в свежую одежду, спустился вниз, где меня встретил аромат даже более приятный, чем аромат шампуня Тэйт.
Сидя за центральным кухонным островком, я уминал еду так, словно несколько лет не ел домашней стряпни. Ну, можно сказать, что не ел. До лета, проведенного у отца, мою мать больше интересовала выпивка, чем готовка. А после я бы не позволил ей проявлять заботу, даже если бы она попыталась.
– Вы разве не работаете? – спросил, запивая обед содовой.
Сегодня пятница, я тоже пропустил школу. Мы с Мэдоком и вчера прогуляли, отправившись делать татуировки.
Такое ощущение, что с того момента прошла целая вечность.
– Я взял отгул, – ответил Джеймс, скрестив руки на груди.
Чтобы разобраться со мной.
– Извините. – Я действительно сожалел. Мистер Брандт – хороший мужик, он не заслужил того, чтобы на него свалились мои проблемы.
Чтобы разобраться со мной.
– Извините. – Я действительно сожалел. Мистер Брандт – хороший мужик, он не заслужил того, чтобы на него свалились мои проблемы.
Когда Джеймс, продолжая держать руки на груди, прислонился к стойке позади островка, мне стало ясно, что сейчас начнется. Опустив взгляд на свою тарелку, я приготовился, ведь имея дело с ним, лучше закрыть рот и слушать.
– Джаред, твоя мама останется в клинике, по меньшей мере, на четыре недели. Ты будешь жить у меня, пока она не вернется.
– Я буду в порядке у себя дома.
Попытка – не пытка.
– Тебе шестнадцать. Это незаконно.
– Семнадцать, – поправил я.
– Что?
– Мне сегодня семнадцать исполнилось. – Уже второе октября. До меня дошло только утром в тюрьме, когда вносили данные в мое дело.
Хотя Джеймса данная информация не остановила.
– Я говорил с судьей. Он мой хороший знакомый. Мне удалось заключить своего рода сделку, чтобы вчерашний инцидент не попал в твое личное дело.
Вчерашний инцидент? Странное определение.
– Я мужика чуть до смерти не забил, – огрызнулся язвительно. Как, черт возьми, подобный факт не внесут в мое дело?
Мистер Брандт нахмурил свои русые брови.
– Если это правда, тогда почему ты не спросил, в каком он состоянии?
Я едва не избил человека до смерти.
Да, даже произнеся слова вслух, остался безразличен. А если бы Донован умер, мне бы тоже было все равно?
Джеймс продолжил:
– На случай, если тебе интересно, он в порядке. Не в полном, но жить будет. Несколько сломанных ребер, незначительное внутреннее кровотечение, из-за которого его вчера прооперировали, но он поправится.
Донован какое-то время проведет в больнице, однако я порадовался, что не нанес ему более серьезных травм. Если честно, основная часть воспоминаний о событиях прошлой ночи кружила в голове, будто вода по водостоку. Чем больше двигался, тем больше забывал. Я едва мог воспроизвести в памяти нападение. Помню, как ударил его лампой, потом пнул ногой в живот несколько раз. Донован тоже чем-то в меня швырнул, только в итоге оказался на полу.
Пока не появился тот сраный коп. Он упер колено мне в спину, потянул за волосы и обозвал всеми известными человечеству матерными выражениями, пока надевал на меня наручники.
И зачем я позвонил копам? Сам до сих пор не понял.
– Так вот, судье бы хотелось, чтобы ты прошел психологическое консультирование. – Мне не нужно было поднимать глаза – и так знал, что Джеймс сейчас предостерегающе смотрел на меня. – В обмен на это вчерашний эпизод не попадет в твое личное дело.
– Исключено. – Я покачал головой, посмеявшись над его шуткой.
Консультирование? Большинство людей меня раздражали. А люди, сующие нос в мои дела, особенно.
– Я предупредил его, что ты отреагируешь именно так. – Опустив голову, он вздохнул. – Джаред, пора учиться отвечать за свои поступки. Ты поступил неправильно, но мир ничего тебе не должен. Я не собираюсь подтереть тебе нос только потому, что ты из неблагополучной семьи и считаешь, будто это оправдывает твое неподобающее поведение. Я придерживаюсь следующей политики: "Облажался, сознался, поднялся". Соверши ошибку, признай ее, двигайся дальше. Мы все ошибаемся, но мужчина решает свои проблемы. А не усугубляет их.
Мне следовало вернуться к еде и держать рот на замке.
– Ты облажался? – спросил мистер Брандт. Он говорил медленно; в каждом слоге чувствовался вызов.
Я кивнул.
Поступил бы я так снова? Да.Но Джеймс об этом не спросил.
– Хорошо. – Он хлопнул рукой по столешнице. – Теперь пора подниматься. Твои оценки и посещаемость скатились ниже плинтуса. У тебя нет реальных целей после окончания школы… по крайней мере, о которых я бы знал. Ты не умеешь принимать ответственные решения. Есть очень хорошее место для людей, которые жаждут дисциплины и не особо нуждаются в свободе.
– Тюрьма? – выпалил я с сарказмом.
К моему удивлению, Джеймс улыбнулся так, словно только что одержал верх надо мной.
Черт.
– Уэст-Пойнт, – ответил он.
Я сдвинул брови.
– Ну да, – сказал, покачав головой, – сенаторские детки и скауты? Это не для меня.
О чем он вообще думал? Уэст-Пойнт – это военная академия. Туда поступают лучшие из лучших. Они затрачивают годы, чтобы обеспечить себе впечатляющее школьное резюме в надежде, что их примут. Я бы не попал в Уэст-Пойнт, даже если бы был заинтересован.
– Не для тебя? Серьезно? Не думал, что тебя волнует, впишешься ли ты куда-либо. Ведь все должны подстраиваться под тебя, верно?
Твою ма… Я шумно вздохнул и отвернулся. Этот парень знал, как меня заткнуть.
– Тебе нужны цель и план, Джаред. – Джеймс наклонился вперед, глядя прямо мне в лицо, поэтому пришлось слушать, не имея другого выбора. – Если у тебя нет надежды на будущее или желания чего-то добиться, я не смогу тебе их внушить. Лучшее, что я могу сделать – подтолкнуть в нужном направлении и не позволять тебе бездельничать. Ты подтянешь свои оценки, будешь безукоризненно посещать уроки, найдешь работу и… – он заколебался на мгновение, – раз в неделю станешь навещать отца.
– Что?
Черт, а это еще к чему?
– Я сказал судье Кейсеру, что ты не согласишься на консультирование, поэтому осталась только такая альтернатива. Ты должен навещать его раз в неделю в течение года…
– Вы шутите? – перебил его. Мышцы напряглись настолько, что меня бросило в пот. Твою мать, я не выдержу!
Я открыл рот:
– Абсолютно…
– Это та самая часть, где ты сталкиваешься с последствиями, Джаред! – заорал Джеймс, пресекая мои возражения. – Если не устраивает ни одна из предложенных опций, тогда тебя отправят в колонию для несовершеннолетних… или тюрьму. Ты уже не в первый раз ввязываешься в переделки. Судья хочет произвести на тебя впечатление. Каждую субботу ты будешь ездить в Крест-Хилл к отцу, и посмотришь… не на то, почему он туда попал… а на то, что, без сомнения, время, проведенное в заточении, сделало с ним. – Он покачал головой. – Тюрьма делает с тобой две вещи, Джаред. Либо превращает в слабака, либо убивает. Оба варианта ни к чему хорошему не приводят.
В глазах защипало.
– Но…
– Твоему брату не будет пользы, если тебя отправят в исправительное учреждение. – Высказав свою точку зрения, Джеймс вышел из кухни, а потом и из дома.
Что, черт возьми, сейчас произошло?
Я сжал край серой мраморной столешницы, желая сорвать ее, и заодно разнести весь мир на мелкие кусочки.
Проклятье.
Было трудно дышать; ребра ныли от каждого движения.
Я не мог видеться с этим ублюдком каждую неделю! Ни за что! Может, мне стоило рассказать мистеру Брандту обо всем. Обо всем. Должно же быть другое решение.
Поднявшись из-за стола, я побежал в комнату Тэйт, перелез через балкон на дерево, затем перебрался в свою собственную спальню.
К черту его. Всех к черту.
Включив на айподе "I Don’t Care" Апокалиптики, увалился на кровать, размеренно дыша до тех пор, пока дыра внутри не перестала гореть.
Боже, я скучал по ней.
Реальность была мне противна, но это правда. Когда я ненавидел Тэйт, мой мир уменьшался. Я не видел других проблем: маму, отца, брата, скитавшегося по приемным семьям. Если бы она оказалась здесь, меня бы не мучали приступы удушья и всплески эмоций.
Глупо, знаю. Как будто Тэйт должна быть поблизости, только чтобы я мог оттолкнуть ее, как мне вздумается. Но я в ней нуждался. Мне нужно было ее увидеть.
Протянув руку, ухватился за ручку прикроватной тумбочки, где хранил наши детские фотографии, но затем отпустил. Нет. Не стану на них смотреть. Достаточно фигово то, что я сохранил фото. Выбросить или уничтожить их представлялось невозможным. Она обладала неограниченной властью надо мной.
Но с меня хватит.
Хорошо.
Пусть думают, что я согласился играть по их правилам. Мистер Брандт прав – нет ничего важнее моего брата. Ему не будет пользы, если я попаду в тюрьму.
Только ни к каким чертовым психологам обращаться я не собирался. Вздохнув, сел на кровати. Остаются встречи с подонком-папашей, значит.
Я натянул темные потертые джинсы, белую футболку и уложил волосы гелем, наверно, в первый раз за неделю.
Спустившись вниз и выйдя через парадную дверь, нашел отца Тэйт в их гараже. Он доставал всякую мелочь из своей старой Шеви Нова. Раньше мы с Тэйт помогали ему с мелким ремонтом, но тачка всегда была на ходу.
Похоже, Джеймс расчищал багажник и салон от личного барахла.
– Мне нужно заменить свечи на моей машине, – сказал ему. – А потом загляну в мастерскую Файрфакс по поводу работы и заеду домой за одеждой. Буду у вас к ужину.